«Последнее желание» kitabından alıntılar, sayfa 7

1) — Зло — это зло, Стрегобор, — серьезно сказал ведьмак, вставая. — Меньшее, большее, среднее — все едино,

пропорции условны, а границы размыты. Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни.

Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще. 2) Воевода с трудно произносимым именем, который что-то слышал о делах и проблемах Четыругла,

спросил из приличия, хорошо ли жеребятся кобылы. Геральт ответил, что, мол, да, лучше, чем жеребцы.

Он не был уверен, что шутку правильно поняли. Воевода больше вопросов не задавал.3) — Геральт, — сказал он вдруг, — но ведь чудовища существуют. Ну, может, их теперь не так много, как бывало,

может, они не таятся за каждым деревом в лесу, но они — есть. Существуют.

Так зачем же люди дополнительно придумывают таких, каких нет? Мало того, верят в свои придумки? А?

Геральт из Ривии, прославленный ведьмак? А? Ты не задумывался над причиной?

— Задумывался, прославленный поэт. И знаю причину.

— Интересно бы услышать.

— Люди, — Геральт повернул голову, — любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь

уродливыми и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлестывая жен вожжами,

моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике лису или осыпая стрелами последнего

оставшегося на свете единорога, они любят думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение,

которое ходит на заре по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.4) — Диавол, он же черт, — декламировала бабка. — Он же рокита, либо сильван, а такоже леший.

Супротив скотины и домашней птицы шкодник великий и паскудный. Кабы захотишь его с поля изгнать, таково сделай…

— Ну, ну, — проворчал Лютик.

— Возьми орехов лесных пригоршню, — тянула бабка, водя пальцем по пергаменту, — шаров железных пригоршню другую.

Меду кувшин, дегтю другой. Мыла серого кадку малую, творога другую. Кады диавол сидит, пойди ночной порой.

И зачни есть орехи. Диавол тутоже, лакомый зело, прибегит и спросит, смачно ли? Тут и дай ему шары-шарики железные…

— А, чтоб вас… — буркнул Лютик. — Чтоб вас наизнанку вывернуло.

— Тише, — сказал Геральт. — Ну, бабуля, дальше.

— …зубы выломавши, диавол, увидевши, как ты мед кушаешь, такоже меду пожелает. Дай оному дегтю, а сам кушай творог.

Скоро услышишь, как у диавола внутри бурчание и сквозение почнется, но сделай вид, будто ничего такого.

А захотит диавол творогу, то дай ему мыла. Апосля мыла уж диавол не удержит…

- Эх, жаль, - сказал Лютик, - не мог я с вами поплавать. Что делать, я на море блюю так, что хуже не придумаешь. А знаешь, я ни разу в жизни не болтал с сиреной. Обидно, черт побери.

- Насколько я тебя знаю, - проговорил Геральт, приторачивая вьюки, - балладу ты напишешь и без того.

- Верно. Уже готовы первые строчки. В моей балладе сирена пожертвует собою ради князя, сменит рыбий хвост на шикарные ножки, но заплатит за это потерей голоса. Князь изменит ей, бросит, и тогда она умрет от тоски, обратится в пену морскую, когда первые лучи солнца...

-Она уже была здесь. Два месяца тому. Мы повздорили. Нет, не из-за тебя, о тебе она даже не спрашивала.

-Не спрашивала?

-Вот где у тебя болит! Ты эгоцентрист, как и всякий мужчина. Самое худшее для вас, когда вами не интересуются, верно? Хуже равнодушия.

Не может быть правилом то, из чего есть исключения. И, пожалуйста, не надо говорить, что, мол, исключения подтверждают правила. Лучше раскажи об исключениях как таковых.

Зло - это зло, Стрегобор. Меньшее, большее, среднее - все едино, пропорции условны, а границы размыты. Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще.

Оттуда, что другой дороги тут нету, а ваши кони в ту сторону мордами, а не хвостами повёрнуты.

Ах, прости, профессиональное любопытство. Похоже, тебя раздражают разговоры о свойствах твоего организма. И ты привык эти свойства называть словами, которых я очень не люблю, и при этом впадаешь в патетический сарказм, которого я не люблю еще больше.

— Что? — фыркнул Лютик. — Что такое?

— Я ж глаголю — диавол.

— Какой дьявол?

— Какой-какой? Диавол, и вся недолга.

— Дьяволов не бывает!

— Не лезь, Лютик, — спокойно сказал Геральт. — А вы продолжайте, уважаемый Дхун.

— Я ж глаголю — диавол.

— Это я уже слышал. — Геральт, если хотел, мог быть чертовски терпеливым. — Перестаньте «глаголить» и скажите, как он выглядит, откуда взялся, чем вам мешает. По порядку, если можно.

 Геральт, — сказал он вдруг, — но ведь чудовища существуют. Ну, может, их теперь не так много, как бывало, может, они не таятся за каждым деревом в лесу, но они — есть. Существуют. Так зачем же люди дополнительно придумывают таких, каких нет? Мало того, верят в свои придумки? А? Геральт из Ривии, прославленный ведьмак? А? Ты не задумывался над причиной?    — Задумывался, прославленный поэт. И знаю причину.    — Интересно бы услышать.    — Люди, — Геральт повернул голову, — любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлестывая жен вожжами, моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике лису или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога, они любят думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение, которое ходит на заре по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.

Тайлес дрожащей рукой вытащил из-за пояса железную перчатку и со звоном кинул на пол к ногам ведьмака.

— Я смою оскорбление ордена твоей кровью, выродок! — взвизгнул он. — Вызываю тебя на поединок! Выходи во двор!

— У тебя что-то упало, сынок, — спокойно произнесла Нэннеке. — Подними, пожалуйста, здесь сорить не положено, здесь — храм.