– Да я напишу про это, не переживай. – Ника махнула рукой, стукнув себя по коленке. – Сегодня и начну.
– Сегодня – это уже какое сегодня? – хихикнув, сказала Лина.
– Издеваешься? – Ника скрестила руки.
– Вовсе нет, – твердо ответила она и добавила: – Ты же заканчиваешь уже? Поедем вместе?
Аника кивнула и ушла за шкаф, чтобы собрать свои вещи. Несколько раз все проверив на присутствие и отсутствие, она надела куртку и выключила свет.
Вдвоем они вышли на улицу, в такой ставший непривычным за рабочий воскресный день – в мир желтых и оранжевых оттенков с хрустящей листвой под ногами, едва различимой в свете только набирающих свою силу фонарей. Остановка была не так далеко, вернее, Анике всегда казалось, что она гораздо ближе, когда рядом с ней кто-то родной и близкий. Поэтому и путь домой оказался короче, по крайней мере, пока Лина не вышла на своей остановке, и дальше время потеряло свою способность сжиматься. Ника взглянула в окно, проводив жестом подругу, и уставилась вперед – на лобовое стекло, выглядывая через голову пассажира в наушниках.
Вдруг стало очень тихо. Ни звука мотора, ни сигналов машин. Город как будто умер. Только музыка просачивалась сквозь наушники и долетала до нее в своем грустно-мелодичном напеве. Тут Ника почувствовала, как что-то лезет вверх по ее правой лодыжке. Что-то маленькое и юркое перебирает ножками по ее коже. Затаив дыхание, Ника ждала, пока это прекратиться. Не первый раз ей такое казалось. И она не собиралась в панике одергивать штанину, чтобы убедиться в том, что она себе это просто придумала.
– Подумай о чем-нибудь другом. Просто думай о другом… о музыке, например, – прошептала она, щипнув себя за локоть.
Аника прислушалась. Английские слова утихли на последней ноте, и началась другая песня. Только звучала она, как будто…
«Меня кто-то позвал? – встрепенулась она. – И имя, и фамилия мои…»
Она огляделась. Потом еще раз вслушалась.
Ника не ошиблась.
– Откуда?! – она подскочила на месте и схватила за плечо человека перед собой. – Что здесь происходит…
Он обернулся.
– ВЫ?! – во весь голос закричала она.
Человек снял наушники и улыбнулся. На этот раз полностью беззубым ртом. И он распахнулся настолько широко, что кожа не выдержала и начала рваться во всех направлениях. Капля за каплей из разрывов потекла черная как смоль кровь, медленно затапливая все вокруг себя.
Взвизгнув, Ника бросилась к выходу. Но правая нога отказалась слушаться, и она рухнула на пол. Не думая, она сразу же схватилась за поручень и попыталась подтянуться к двери. Только вот вряд ли бы кто-то открыл. Ни внутри, ни снаружи не было ни одной живой души. Она была один на один с этим монстром. Страх накрыл ее только в этот момент. Тело оцепенело от ужаса. Ника медленно повернула голову назад, чтобы увидеть то, что не хотелось бы видеть и знать никогда. Он стоял неподвижно, замерев в странной, неестественной позе. Только губы беззвучно шевелились, если теперь это можно было назвать губами.
Аника взглянула на правую ногу. И поняла, что есть вещи похуже каждодневной рутины. Сотни сотен мелких одноглазых пауков разъяренно впивались в ткань, с жаждой предвкушая, как доберутся до самого аппетитного – свежей молодой плоти.
Ника попыталась закричать, но автобус словно лишил ее голоса. Словно он сожрал ее связки, как только она поняла, с кем оказалась. Мир поплыл в вязком киселе. Лишь существо напротив нее оставалось отчетливым. Оно продолжало смыкать и размыкать губы, и Ника наконец поняла, что говорит этот человек. Что он говорил все это время. Что она услышала в наушниках после своего имени: «Пиши правду. Только правду. Правду…»
– Правду?! – вскрикнула Ника и перевернулась на кровати.
Помотав головой, она догадалась, что, видимо, уснула сразу после того, как приехала домой, и даже не переоделась.
− Приснится же такое… − пробормотала Ника, неспешно сползая на пол. – Какую еще правду?
Она поднялась и включила свет. Стянув с себя блузку, Ника швырнула ее в кучу к остальным вещам и надела халат. Потом она налила себе газировки в литровую кружку и села за стол, с неохотой включая компьютер. Сделав глоток, Ника прочитала гневные сообщения от Лины и, собравшись с мыслями, посмотрела на стену. Там уже какое-то время висела бабушкина картина в раме, которую Аника случайно обнаружила в сарае на даче. Были и другие, но их бабуля после смерти завещала родственникам по другой линии. Про этот холст бабушка нигде не упоминала, будто и вовсе забыла о его существовании, видимо, как и о своем загородном доме, потому что там она почти не появлялась и гостей не звала. Но, раз дача теперь была в собственности у Ники и ее мамы, они решили оставить его себе, к тому же смотрелся он просто прекрасно на обоях в ее комнате.
«Просто написать, что бабушка могла бы стать вторым Айвазовским? − подумала Ника, раскачиваясь на кресле. – Слишком скучно, да и рисунок такой… своеобразный. Стиль другой совершенно».
Картина действительно была своеобразной и немного пугающей. Бабушка никогда не рисовала себя, а тут – самая настоящая погоня с ней в главных ролях. Девушка с корзинкой и толпа людей, чуть ли не с факелами бегущих за ней по лесу.
− Черт, и мама в командировке, − проворчала Ника, расчесывая затылок, − да и она говорила, что никто не знает – зачем или почему. − И все же ей казалось, что она что-то упускает; что-то вертелось в голове на подкорке. – Так, хорошо, пока придется пофантазировать.