Kitabı oku: «Гений и злодейство. 26 рассказов авторов мастер-курса Антона Чижа в честь 225-летия А. С. Пушкина», sayfa 20

– Говори, – прикрикнул Донин, покачиваясь в кресле.

– На кладбище было темно, я не смогла рассмотреть тебя. Бородка смутила. Да и потом, у гаражей я всё не могла понять, не ошиблась ли я. Твоей особой приметой была гетерохромия. Но тогда у тебя были карие глаза.

– Линзы, – кивнул я, – и когда убедилась, что я тот, кто тебе нужен?

– Помнишь, ты как-то простыл и пришёл ко мне в солнцезащитных очках. У тебя слезились глаза, и когда ты приподнял очки, чтобы вытереть глаза, ты забыл, что не надел линзы. А я успела увидеть, что на самом деле у тебя разные глаза. Вот всё и сложилось.

– И ты сдала меня Донину?

– Мне нужно было выдать хоть какую-нибудь информацию. Адрес точный я сама не знала, просто сказала, что вышла на твой след. – Маша снова опустила глаза вниз.

– Про прилёт Демьяна ты им сообщила? Ты знала, что он прилетает.

– Она, – подтвердил Донин и засмеялся, – и как тебе, щенок, терять друзей?

– Он погиб? – поражённо спросила Маша, – я же позвонила ему и предупредила об опасности.

Донин что-то зло прошипел, глядя на Машу.

– Да, она нас спасла, – подтвердил Демьян в наушнике.

Ну, погоди, друг. Об этом ты мне не сказал. Только обвинял Машу и ни слова в её защиту не сказал.

– Всё, вы мне надоели. Ты, – Донин ткнул пальцем в мою сторону, – должен был сгореть вместо моих детей. Ничего тебе всё равно не достанется. А я ещё сумею выплыть. Не все ты мне пути перекрыл. А ты, дрянь, – указал он на Машу, – не отработала свой гонорар. Но у тебя есть шанс всё исправить. Тогда ты умрёшь быстро.

Донин достал из верхнего ящика стола пистолет в прозрачном пакете и передал его Воеводину.

– Действуй.

Воеводин, аккуратно придерживая пистолет пакетом, вложил его в связанные руки Маши. Потом снова отошёл к Донину и направил свой пистолет на Машу.

– Ты должна убить Петра. Потом попрощаемся с тобой. Отличная версия: любовники поссорились и перестреляли друг друга.

– Нет, – Маша попыталась отбросить пистолет, – я не буду. Я не убийца.

– Будешь, ещё как будешь. Если хочешь, чтобы твой брат с бабкой остались живыми.

Воеводин достал из кармана телефон, улыбаясь, созвонился с кем-то и передал телефон Донину. Донин перевернул телефон экраном к нам. Мы увидели, как мальчишка с завязанными глазами и связанными руками сидел в углу комнаты. Услышав, что к нему подходят, ещё больше сжался.

Маша беззвучно плакала и старалась вытереть слёзы плечом. Пистолет в руках ходил ходуном. Она то направляла его на меня, то опускала вниз. Маша беспомощно смотрела на меня.

– Ну, – прикрикнул Донин, помахивая телефоном, – одно моё слово и брат тю-тю, а потом и очередь бабки придёт.

– Я не м-могу, – начала заикаться Маша, – я т-тебя люблю, – прошептала она еле слышно, глядя мне в глаза.

Пистолет выпал у неё из рук на стол.

Про похищение брата и бабушки Маши я тоже уже знал. Поэтому и тянул время, чтобы наши друзья успели освободить заложников. Но отмашки от Демьяна ещё не было.

– Дмитрий Саныч, не торопись, – я отвлёк внимание на себя, – а ты не думал, что все неприятности по твоей же вине происходят? Это ты не сдержал взятые на себя обязательства перед моим отцом. Ты не передал наследство по моему первому требованию. Это ты сам разорил свой бизнес и прикрывался деньгами от уже моего бизнеса. Это по твоему приказу убили Коротаева, из-за гибели твоих сыновей. И я не виноват в их смерти. Ведь ни ты, ни следствие так и не выяснили, почему произошла трагедия.

– Молчать, щенок, – Донин вскочил, – не смей даже думать про моих детей. Ты всегда мне мешал. Всегда напоминал своего отца. Это он во всём виноват. Это я узнал про разорившийся металлургический холдинг. Это именно я рассказал о нём твоему отцу, поделился своими планами по его покупке. А он взял и просто молча сделал это. Вместо меня.

– Отца уже давно нет в живых. Но он тебя считал другом, если выбрал тебя моим опекуном.

– А знаешь, как мне приходилось сдерживаться, чтобы не придушить тебя сразу же, как ты стал жить с нами? Ненавижу вас всех. Всё, хватит. Прощайся, дрянь, с братом. Эй, – Донин повернул к себе экран телефона, – можешь…

Воеводин напрягся, вглядываясь в потемневший экран телефона.

– Мы успели. Заложники у нас, – услышал я голос Демьяна и свободно вздохнул.

– Действуй, – крикнул я и схватил пистолет со стола, прикрывая собой Машу.

Одновременно раздалось несколько выстрелов. Моей целью был Донин. Я должен убрать его, чтобы он не смел нам угрожать дальше. Больше я ничего не помнил. Только сильную боль в груди, холодные руки Маши, её тёплое дыхание и голос, умоляющий меня не умирать. И как отголоски – её слова о любви.

 
* * *
 

Демьян сел в кресло у окна.

– Дело Донина закрыто: Воеводин убил Донина, а потом при задержании был ликвидирован. У Воеводина при обыске были найдены записи на диктофоне с приказами Донина. Записан и его отчёт об убийстве Коротаева. Как ты и просил, всё прошло без шумихи и оповещения прессы.

– Отлично.

– Теперь с тебя сняты все обвинения и даже положена компенсация.

– Она мне не нужна.

– Маша с братом и бабушкой уже устроились в новом доме у реки. Им понравился маленький городок, который я им нашёл. Информация о Маше, как аналитике и сыщике, больше нигде не всплывёт. Она теперь просто инструктор по йоге.

– Хорошо.

– Звездочёт, может, всё-таки воскреснешь перед Машей. Все же слышали, как она призналась тебе в любви. А как она рыдала, узнав, что ты погиб. Тебе ведь тоже плохо без неё.

– Нет, Дем, пока не время. Нужно ещё здесь всё закончить, – я поправил повязку на груди. Дышать всё ещё было больно. И без Маши было больно. – А там жизнь покажет.

Гульнара Василевская.
Я ВИЖУ СВЕТ В ОЧАХ ТВОИХ
(«Арап Петра Великого»)

«Наташа похищена!» Двери Исаакиевской церкви, убранной цветами по случаю венчания Ибрагима Ганнибала на Наталье Ржевской, распахнулись. С криком в храм буквально ввалился сам отец невесты. Жених, который стоял с царём Петром у алтаря и давно нетерпеливо оглядывался на входные двери, подбежал к запыхавшемуся Гавриле Афанасьевичу.

– Ну, крестник… Разбирайся сам! – бросил нахмурившийся Пётр Ибрагиму и вышел вон.

Попросив гостей разойтись, несчастный жених подсадил отца невесты в карету, запрыгнул сам, и они помчались к дому Ржевских. Осмотр комнаты Натальи Гавриловны показал совершенный порядок за исключением пропажи некоторых вещей – одного платья, гребня для волос и дорожного сундучка, исчезновение которого заметила дура Екимовна. Она пнула в пустоту под кроватью и, невзирая на чины и присутствие в доме посторонних лиц, по своему обыкновению громко отчебучила: «Сердцу девичьему не прикажешь. Ласточкой упорхнула из гнезда».

Ржевский аж зубами заскрежетал на неё и, круто развернувшись, велел собрать всех слуг. Не досчитались дворовой девки Маньки, прислуживающей Наталье Гавриловне. Никто ничего не видел и не слышал. Карлица же, которая знала всё в доме и регулярно про всех докладывала хозяевам, в этот раз только отворачивала от господина набелённое кукольное личико.

Потерявшийся от горя Гаврила Афанасьевич обратился взором на Ибрагима. Опасаясь государева гнева, который выступил сватом, Ржевский сразу обещал арапу дочь, но позже за короткое время прикипел к будущему зятю, проявлявшему полное почтение и сердечный интерес к его предкам и всему семейству. К тому же Ибрагим Петрович на тот момент был уже инженер-поручиком бомбардирской роты Преображенского полка.

Ибрагим поймал за руку пробегавшего по двору мальчишку, приставленного к самовару, и выспросил у того, как тот видел карлицу Ласточку, о чём-то шептавшуюся в ночи с незнакомым высоким «дяденькой» в чёрном плаще, из-под которого торчала «палка». «Вероятно, шпага», – решил Ибрагим.

 
* * *
 

«Зачем я поддался на слова государя о женитьбе на Наталье Гавриловне! Видел ведь, что она боится чёрного облика моего. Думал, что уважением своим смогу добиться её расположения. Как же я ей неприятен, что она не стала даже говорить со мной, а решилась на побег. Какая беда! Надо возвращать её домой», – невесело думал Ибрагим, скача по дороге с верным слугой своим Васькой. Он направлялся в Гатчино, откуда была родом карлица Ласточка.

Бывая в доме Ржевских, Ибрагим уже знал, что Ласточка была поверенной тайн Натальи Гавриловны – невестой своей он уже не смел её называть даже в мыслях. Он догадывался, что карлица могла укрыть беглянку у своей родни, но давить на Ласточку не следовало, всё равно ничего не скажет. И другой ниточки у него не было.

Путники заехали в кузницу в деревеньке, лежавшей прямо у дороги, расспросить, не проезжала ли молодая особа в сопровождении служанки. Кузнец не видел никого чужого. Он был озабочен кражей коня и всё время сетовал: «Увели прямо с кузницы! Задние копыта не успел подковать. Загубят коня, захромает, пропадёт!»

 
* * *
 

Дорога привела к развилке, на которой всадники закружили, не зная, куда им теперь ехать. Ничего приметного не было, путников, у кого спросить, тоже. Подумав, Ибрагим решил ехать дорогой, что шла через лес, рассудив, что так будет короче.

Но вскоре солнечный березняк сменился сумрачной пущей, и путники заплутали. И пока искали просвет в поросших мхом и лишаем зарослях, совсем потеряли дорогу. Ехать верхом стало невозможно, спешились.

Ибрагим с Васькой совсем было отчаялись выбраться из лесу, если бы на них неожиданно не вынырнул из чащи мужичок, сам испугавшийся не меньше, увидев людей.

Крестьянин шёл с котомкой – «барин отправил на рынок струмент какой купить». Никто ему по дороге не попался. «На Липки надо? Отчего ж не показать – покажу».

И действительно, немного покружив по лесу, он вывел заблудившихся на дорогу, махнул направление, а сам пошёл в другую сторону и вскорости пропал из виду.

 
* * *
 

Запахло свежестью, тихо поплыли лоскутки тумана, легко зардевшимся небом обозначились сумерки. Из-за деревьев путники увидели огонь. Ибрагим спешился, оставил Ваське коня и двинулся на свет. На поляне горел костёр. Девушки, украшенные венками, парни в нарядных рубахах с песнями водили у реки хоровод. Была ночь Ивана Купалы. Песня напевная сменилась на быструю, и молодые люди, раззадоривая друг друга, принялись прыгать через пламя.

Ибрагима как пламенем опалило – в стороне, за стайкой весело перекликающихся девушек, он увидел Наталью Гавриловну, одетую в расшитый сарафан, с косой, убранной красной лентой. Она стояла, опустив голову, и, казалось, была где-то совсем далеко. Одна из девушек стала тянуть её за руки, подбивая прыгнуть через огонь. Ибрагим побежал к ней.

Кто-то подбросил охапку трав в костёр, пламя вспыхнуло, взлетело до небес и рассыпалось искрами. Повалил густой белый дым, и у Ибрагима защипало в глазах. Поднялся переполох. Сквозь чад Ибрагим увидел огромное лохматое существо, которое перемещалось на двух ногах. Девушки и парни, крича: «Чудище! Чудище!» – разбегались по поляне.

А Чудище доскакало до застывшей Натальи Гавриловны и схватило её. Девушка безвольно обмякла в его лапах. Мгновение спустя подоспел Ибрагим и ударил злое существо шпагой в спину, но клинок, наткнувшись на что-то крепкое, скользнул вниз, не причинив никакого вреда. Ибрагим ударил выше и попал по плечу. Взревев, Чудище оглянулось. Арап увидел заросшее тёмное лицо, на мгновение встретился с его глазами и содрогнулся от осмысленного холодного взгляда.

Новый столб едкого дыма накрыл Ибрагима. А когда развеялся – Чудище исчезло. Ибрагим метался по поляне в поисках Натальи Гавриловны, кашляя и оттирая слёзы. Когда арап сталкивался в клубах дыма с деревенскими, визг поднимался с новой силой. Люди, прежде не видевшие эфиопского лица, в ужасе разбегались от Ибрагима. Парни, ухватив дубины, двинулись на него. И несдобровать бы Ибрагиму, если бы не подскочил Васька с криком: «А ну не трожь государева крестника!» Еле всех угомонили. Парни рассказали сумрачному Ибрагиму о страшной нечисти, поселившейся на Гатчинском болоте. В окрестных деревнях стали пропадать девушки, а на дорогах грабили путников.

У берега в кувшинках нашли венок с головы Натальи Гавриловны, который печально качался на волнах. Самой её нигде не было.

 
* * *
 

На окраине Липок деревенские нашли в траве воющую Маньку с располосованной щекой. Девку подняли и подвели к арапу. Манька, причитая и заходясь от рыданий, наконец поведала Ибрагиму, что стряслось. Увидев Чудище, она «испужалась» и забилась под телегу. Но когда Чудище, схватив госпожу, стало убегать прочь, Манька вылезла и побежала за ними. У Чудища за околицей был привязан конь. Добежав до него, он положил поперёк седла Наталью Гавриловну, затем вскочил верхом. Добежавшая до них, Манька повисла на стремени, не давая тронуться коню, и висела до тех пор, пока Чудище не огрело её плёткой.

Поручив Маньку деревенским, Ибрагим с Васькой вскочили на коней и помчались в сторону Гатчинского болота. Всё существо Ибрагима требовало действия, он не хотел ждать до утра.

При подъезде к болоту пошла влажная земля, на которой отпечатались следы копыт. Лошадь шла неровно, хромала и была явно нагружена. На одной подкове не хватало гвоздя. Следы заканчивались у болота, которое бескрайне тянулось чахлыми деревцами и кочками с ржавой травой. Услышав людей, из канавы жалобно заржал конь.

– Ах ты, бедолага, – Васька присел перед животным.

Сухожилия вздулись, и конь, весь в лохмотьях пены, уже не поднимался на ноги.

– Ибрагим Петрович, – взмолился Васька, когда спешившийся арап подвёл своего скакуна и вручил слуге уздечку. – Не ходите сейчас на болото. Не ровен час, потонете, как я предстану перед государем.

Ибрагим же, коротко приказав Ваське ожидать в деревне, выбрал кол и стал нащупывать тропу посреди трясины. У самых берегов болота дорожка была широкой и крепкой. Но чем дальше Ибрагим отходил от одеревеневшего от страха Васьки, тем более зыбкой она становилась. Постепенно глаз навострился, и Ибрагим научился различать едва приметную стёжку более плотной растительности.

Ночь была светлой. Ибрагим не верил в чудищ и был убеждён, что в округе разбойничает живой человек. Он не сомневался, что второе исчезновение Натальи Гавриловны было уже не побегом, а похищением. Мысли, что злодей мог уронить её в болото и утопить или что-нибудь сотворить с ней, Ибрагим отгонял всё время. Его одолевали сомнения, здесь ли находится логово Чудища? Если хорошо знать топи, то в них можно надёжно укрыться. Но почему похищена Наталья Гавриловна? Чудище схватило именно её, пробежав мимо остальных девушек.

За этими думами Ибрагим неверно ступил и по пояс провалился в жижу. Тотчас ноги его стали увязать, и с каждым мгновением он погружался всё глубже в трясину, откуда запузырился дурной дух.

 
* * *
 

Мысль, что он не сможет спасти Наталью Гавриловну и окажется виновником её гибели, показалась Ибрагиму такой невыносимой, что он из последних сил стал тянуться к кустам, непрерывно двигая руками и ногами, не вставая на ненадёжную субстанцию. Так он барахтался, пока наконец не нащупал устойчивую кочку. Тогда Ибрагим, почти распластавшись, дотянулся до ветвей и вытащил себя.

На счастье, дальше оказалась твёрдая земля. Ибрагим выбрался на остров. Здесь уже росли крепкие деревца. Одежда его была мокрой, порох в пистолете безнадёжно пропал.

Он двинулся в глубь острова. И в конце концов заметил по примятой траве тропинку, которая его вывела к осевшему в землю срубу. Некоторое время Ибрагим стоял, прислушиваясь. Было тихо. Дверь оказалась незапертой, и он осторожно шагнул в темноту. Скоро глаза его привыкли. Ибрагим снял плащ, нужно было просушить одежду. Холод всё глубже забирался в его члены. Достав огниво, Ибрагим зажёг лучину.

Он увидел развешанные по стенам конную перевязь, плётку, пучки трав с мочалом и мешковину, зачем-то надетую на сплетённую из ивовых прутьев кольчугу богатырских размеров, которая была велика даже для Ибрагима, почти не уступавшего гренадерскому росту самого царя. К углу неловко приткнулась грубо сложенная печь, которая оказалась холодной.

На полу, среди соломы, Ибрагим поднял нитку девичьих бус, сделанных из засушенных рябиновых ягод. Сердце его заколотилось – вот оно, логово Чудища! Но чьи это бусы? Для Натальи Гавриловны они слишком просты…

Отлаженное веками природное чутье предков, а также воспалённые нервы стали различать среди природных звуков и другие. Изредка вскрикивала тонким резким голосом болотная птица. Заухала сова. Потом равномерный хруст веточек под ногами. Ибрагим потушил лучину, мягко вынул шпагу и стал ждать.

Теперь он ясно слышал осторожные шаги, которые замирали на мгновение, а потом снова начинали звучать. Как не старался, идущий тревожил птиц, и Ибрагим прекрасно слышал его.

Кто-то подошёл к двери. Ибрагим различал насторожённое дыхание. Сердце арапа билось так громко, что он боялся, что незнакомец услышит его стук. Чужак вошёл внутрь, высек огонь и зажёг лучину.

При виде Ибрагима лицо пришедшего исказилось яростью. Он скинул плащ, под которым оказался мундир лейтенанта Семёновского стрелкового полка. Вынув шпагу, пришедший закричал арапу: «Сударь, я вызываю вас на дуэль! Извольте драться!»

На секунду опешивший Ибрагим поднял шпагу:

– Кто вы такой? Почему я должен драться с вами?

– Я – жених Натальи Гавриловны Ржевской! – офицер сделал меткий выпад в сторону Ибрагима, который тот ловко отбил.

– Позвольте! Но это я – жених Натальи Гавриловны!

– Это только потому, что вы знатного рода! – снова выпад. – И за вас сватался сам государь. Но любит Наталья Гавриловна меня!

Офицер теснил Ибрагима в угол, а тот, не желая сражаться, вынужденно парировал удары.

– Скажите же наконец, кто вы такой!

– Я – Валериан Алфёров!

– Так вы – воспитанник Гаврилы Афанасьевича, – Ибрагиму, опустившему на миг от изумления шпагу, снова пришлось отбиваться. – Да остановитесь же вы наконец!

Ибрагим точными, быстрыми ударами загнал Алфёрова в угол и выбил клинок из руки.

– Остановитесь на минуту, Валериан! Прежде выслушайте меня. Но если вы всё же захотите драться, то я к вашим услугам!

Теперь пришёл черед удивляться Алфёрову, потому что царёв крестник бесстрашно повернулся к нему спиной и разжёг погасшую лучину.

– Валериан, верьте мне, я не хотел причинять неприятности. Я многого не знал. Теперь я всё понял. Вы росли вместе с Натальей Гавриловной, ваш батюшка в Стрелецкий бунт спас Гаврилу Афанасьевича. И она полюбила вас, не могла не полюбить… Раз она выбрала вас, я отказываюсь от женитьбы на ней. Нельзя силой заставить полюбить себя… Но скажите, это с вами она убежала из родительского дома? Спрашиваю, потому что сейчас она в большой беде.

– Мы надеялись предстать перед Гаврилой Афанасьевичем, когда переполох уляжется, и молить его о прощении и благословении нашего союза.

– Вам помогла карлица Ласточка?

– Вы знаете, что я сирота. А у Ласточки в Липках родня. Я довёз Наталью Гавриловну с Манькой до деревни, но меня спешно вызвали в полк. Я вернулся за ними, а тут такая беда. Я не нашёл Наташу… Наталью Гавриловну в Липках. В деревне мне рассказали о Чудище, которое похитило её, что вы поскакали её искать. Мне показали короткую дорогу к болоту, чтобы я мог вас нагнать.

– В этих местах повадился обижать людей какой-то разбойник, которого все кличут Чудищем. И похоже на то, что мы находимся в его убежище. Но что любопытно, тот, который выдаёт себя за Чудище, очень вероятно знаком с Натальей Гавриловной. Либо с самим боярином Гаврилой Афанасьевичем и имеет зуб на него. Чудище среди всех девушек выбрал именно Наталью Гавриловну. Подумайте, кто может быть сердит на боярина Ржевского?

– В доме Гаврилы Афанасьевича ко мне относились со всей добротой и строгостью. Ни от кого я не знал дурного обращения. Но… Постойте! У Гаврилы Афанасьевича жил ещё один сиротский мальчик – Прошка. С ним-то мы и подрались из-за Наташи, Натальи Гавриловны. Фамилия его Антипов. Гаврила Афанасьевич обучил Прошку торговому ремеслу, отправил заместо себя в Архангелогородскую губернию. Да Прошка сошёлся с цыганами, а те обучили его всякому колдовству, да травам чаровным, да конокрадству. Он сотворил злое дело – насильничал и погубил девушку. Схватили Прошку, да он вывернулся, сбежал. Говорили, околдовал стражу. Потом всё же поймали его, и каторгу он отбыл. Ещё говорили, что Прохор совсем переменился, тихим стал.

– Откуда родом Прохор? – спросил Ибрагим, надевая плащ.

– Из Липок… Как и Ласточка…

– Боюсь, это роковое совпадение. Надобно спешить, – но нужды торопить побледневшего Валериана не было, тот уже выходил из избы.

 
* * *
 

– Я старше вас по званию, но не приказываю, а прошу опросить сельского старосту и деревенских, может кто-нибудь чего-нибудь заприметил, – обратился Ибрагим к Алфёрову. А сам отправился в деревенскую церковь.

В храме, представившись батюшке, изумлённому от невиданного прежде эфиопского лика, попросил дать церковную книгу.

Ибрагим нашёл, что в 1685 году у крестьянина «Аскольда Андриева родился сын Прохор». У Аскольда Андреевича до Прохора было ещё двое старших – дочь Лукерья и сын Иван.

Ибрагим стал расспрашивать батюшку, где ему можно найти Прохора Антипова. Оказалось, что Прохор живёт в соседней деревне Волчанке, в двух верстах. Лукерью продали в город в няньки. Следы её терялись в Петербурге. А вот Иван жил раньше в Липках, да лет пять как помер. Сгорел вместе со своей избой.

 
* * *
 

Ибрагим с Валерианом поскакали в Волчанку, наказав Ваське за всем приглядывать, «не будет ли чего недозволенного и подозрительного».

На дом Прохора люди указали сразу на въезде. В крошечном огородике, по которому шныряли тощие куры, возился почти квадратный человек – широченные плечи были насажены на совсем короткие ноги. Он разогнулся, услышав топот копыт, и Ибрагим с Валерианом Алфёровым увидели соломенную кудлатую голову с такой же бородой и голубые глаза, которые кротко смотрели на офицеров.

– Ты – Прохор Антипов? – Ибрагим уже подходил к богатырю.

– Я. Чего изволите, барин?

Алфёров зашёл в дом, откуда тотчас раздался женский крик.

Прохор не сопротивлялся совсем и дал Ибрагиму связать себе руки и спокойно двинулся за ним в дом, откуда доносились всхлипывания и счастливые восклицания.

На деревянных полатях, покрытых лоскутным одеялом, лежала бледная Наталья Гавриловна, а рядом с ней на коленях стоял Алфёров и держал её за руки. Оба то плакали, то счастливо смеялись, не замечая никого вокруг.

– Наталья Гавриловна… – Ибрагим их вынужденно прервал. – Я рад вашему избавлению. Но скажите, Бога ради, кто этот человек, что похитил вас?

Наташа Ржевская – а это была она, увидев Ибрагима, обмерла от страха. Затем лицо её стало пунцовым, и она закрыла его ладонями.

– Наташенька, не опасайтесь Ибрагима Петровича. Он наш друг и спаситель. Если бы не он, я бы не нашёл вас так скоро! – Алфёров отнимал её руки от лица, почтительно целуя их.

– Наталья Гавриловна, прошу всей вашей доброй душой простить мою самонадеянность. Уверяю вас, что я не претендую на ваши руку и сердце. У вас есть человек, всецело преданный вам. И будьте счастливы. Но умоляю вас собраться и сказать нам, кто этот человек, похитивший вас, в доме которого вы находитесь.

– Меня похитило какое-то страшное чудовище, не этот человек. – Наталья Гавриловна села на полатях и указала на богатыря. – Он называет себя Прохором Антиповым, но это не тот Прохор, которого я знала.

– Прошка был совсем щуплым, – подтвердил Алфёров. – И характером дурной. А этот незлобивый.

– Какое оно, Чудище? – Ибрагим обращался к Наталье Гавриловне почтительно, но требовательно.

– Я видела его короткое время, когда он подбежал ко мне и схватил меня, потом я лишилась чувств. И очнулась только здесь. Страшное оно такое… Лицо чёрное. Глаза безумные.

– А ваш стражник не обижал вас?

– Совсем нет. Он обращался со мной милосердно. Принёс еду. Я не могла есть. Я пыталась уйти из дома, но он меня завёл обратно.

– Алфёров, оставайтесь с Натальей Гавриловной и не спускайте глаз с этого самозванца, – Ибрагим вскочил было на коня, но увидел, что тот совсем утомился.

Да и сам арап валился с ног. Только сейчас он осознал, что голоден, а платье высохло прямо на нём, и оно грязное. Ибрагим отправился на постоялый двор, где ему выставили на стол кислую капусту с картошкой и взялись почистить одежду. Умывшись и улёгшись в постель, Ибрагим пытался уснуть, да промаялся без сна всю ночь.

Солнце только скользнуло по макушкам деревьев и снова пошло подыматься на небосвод по пологой дуге. Чуть закричали петухи, а Ибрагим уже был в седле.

 
* * *
 

В Липках Ибрагиму не стало легче. Поднятый с постели староста ничего вразумительного не сказал, а Васька тоже, как ни крутился среди народа, не сумел выведать мало-мальски полезного. Бабы и мужики трудились в поле, поэтому Ибрагим решился дождаться следующего дня – воскресенья, свободного от барщины. Что-то подсказывало ему, что разбойник, хорошо знающий окрестности и местный уклад, живёт среди деревенских.

Воскресная церковь была полна народа. На паперти сидели нищие. Подошли горемычные скитальцы, которые, наскоро перекрестившись, прошли внутрь.

Ибрагим неприметно стоял за колонной. Батюшка читал молитву, в хорах пели. В распахнутые двери залетал запах цветущей липы. Вся церковь была залита солнечным светом, который играл бликами на утвари и золотых окладах.

А Ибрагиму как будто воткнули шпагу в сердце и орудовали ею, вызывая тяжкие страдания. Вынужденный уступить невесту удачливому сопернику, он почему-то вдруг в этой деревенской церкви вознадеялся поворотить все события последних дней вспять, увидеть среди прихожан Наталью Гавриловну. Наталья Гавриловна смотрела бы на него нежно…

Встряхнув кучерявой головой, Ибрагим отогнал эти мысли и принялся разглядывал мужиков и парней. Никто не выделялся особенным поведением или беспокойством.

Служба закончилась, и люди стали выходить из церкви.

Если бы скоро удалявшийся невысокий коренастый мужичок не оглянулся воровато, чиркнув глазами по расходящейся толпе, Ибрагим не обратил бы на него никакого внимания.

– А ну постой-ка, мил человек, – Ибрагим бегом нагнал мужика. – Чей будешь?

– Боярина Распадаева, приозерский я, – голос его был густой, нутряной. – Поспешаю домой, хозяин на ярмарку отправлял струмент кое-какой купить, надость ворочаться.

– На ярмарку, говоришь? То-то лицо твоё мне знакомо. А ну показывай, что купил на ярмарке. Ты уже должен с неё ворочаться, – Ибрагим встал у него на пути.

– Дык не добрался ишо до неё, захворал. Спасибо, добрые люди, спомогли, отпоили.

– В котомке чего несёшь? – мужичок хотел обойти Ибрагима, но арап упорно становился поперёк дороги. – Показывай, с чем возвращаешься к хозяину.

Крестьянин присел и стал развязывать котомку, но то ли нарочно запутывал ещё больше узелок, то ли тот и вправду ему не поддавался под задубевшими пальцами. Ибрагим разглядел свежий шрам на шее.

– Говоришь, приозерский, а лапти у самого все в тине болотной. Э, да ты, брат, совсем не прост. Уздечка есть, а коня нет – пешим добираешься. Или конями торгуешь? А это что-за трава?

Ибрагим присел к котомке. Тут его как обожгло – пучки сухих трав были перевязаны красной лентой, Наташенькиной лентой. Он наткнулся на недобрый взгляд. В следующий миг Ибрагим лежал на земле.

Ему понадобилась секунда вскочить на ноги и броситься за удирающим во все лопатки мужиком. Ещё через минуту поверженный злодей лежал на земле и хрипел под рукой Ибрагима. Ему на помощь бежал Васька.

 
* * *
 

– Ну рассказывай про свои подвиги, Ибрагиша, – царь Пётр, положив руку на плечо Ибрагиму, принудил того сесть, а сам оставался стоять, глядя в окно на строительные леса. Рядом возводились новые верфи.

– Прежде, государь, со всем своим почтением обращаюсь к вам с просьбой освободить меня от обязательства жениться на Наталье Гавриловне Ржевской.

– Что спасовал, брат? Девка морду отворотила, а ты сдаваться!

– Не в том дело, государь. Нельзя заставить человека любить насильно.

– Ну, да ладно. Что приключилось, говори!

Ибрагим поначалу отделывался короткими репликами, но потом разошёлся, подбадриваемый государевыми вскриками: «Каков шельмец!»

Оказалось, что карлица Ласточка, служившая уже в доме Ржевских, упросила Гаврилу Афанасьевича взять на воспитание своего младшего брата Прохора, оставшегося сиротой. Но Прошка отплатил чёрной неблагодарностью своему благодетелю. Сошёлся с цыганами. Те обучили его воровскому ремеслу и чудодейственным травам. Стал Прошка промышлять конокрадством и грабежом. Девушку сгубил. Он уговорил своего старшего брата Ивана, человека кроткого, взять вину на себя за своё преступление, пойти за него на каторгу и даже поменяться с ним именем. Прошка заимел необъяснимую власть над Иваном.

– Прохор придумал взять обличье своего брата, отличающегося мощным сложением. Для того и надел дерюгу на кольчугу из ивовых прутьев, чтоб больше казаться. Чудище было большое, я и искал огромного человека. В кротком Иване ни Алфёров, ни Наталья Гавриловна не опознали Прохора. Тогда я сразу подумал о подмене. Увидев в Липках Наталью Гавриловну, Прошка похитил её, только не успел ничего сотворить. Спрятал у Ивана, пока шум уляжется. Зачем-то ленту с её волос снял. Хотел отомстить боярину Ржевскому, что тот лишил его всех привилегий.

– Зачем же Прошка в церковь пришёл? – удивился государь.

– Хотел послушать, что народ говорит про пропажу Натальи Гавриловны.

Царь Пётр засиделся с Ибрагимом до темна, уже обсуждая государственные дела.

 
* * *
 

Наталья Гавриловна вскоре стала Алфёровой и разделила судьбу своего супруга, подчинённую воинскому долгу.

Ибрагим Петрович был дважды женат, но до конца жизни помнил Наташеньку Ржевскую.