Так и есть: рядом с подростками возникла полная неряшливая тетка неопределенного возраста, с бутылкой пива в руках.
– Уберите, пожалуйста, собаку!– стараясь быть предельно вежливой, попросила я.
– Тебе надо- ты и убирай!– отрезала соседка, отхлебывая пиво.
– Отлично!
Я снова махнула ведром и на этот раз попала прямо по морде. Пес взвизгнул, заскулил и мигом умчался обратно на свой участок.
– Ах, ты, сволочь такая!
Ну, на самом деле она выразилась по-другому, но я такую лексику не употребляю.
Набрав воды, я ушла в дом, но еще долго до меня доносились истошные вопли соседки.
Мне хотелось завалиться на диван и разрыдаться, но надо было заниматься уборкой.
Это занятие всегда наводит на меня тоску: начинаешь думать, что вот тут надо бы покрасить пол, а здесь – починить просевший фундамент. Надо покрасить и подремонтировать окна, сменить проводку, крышу.
Покосить траву, срезать люпины.
Хорошо, родители не видят, во что превратился наш участок.
Я стояла у окна и чуть не плакала.
Трава почти по пояс, искривившиеся старые полусухие деревья, заросшие грядки, на которых когда-то зеленели огурцы, помидоры, горох, морковь, редиска, картошка.
Мы не сажали только капусту: ее вечно грызли какие-то гусеницы.
Забор с одной стороны завалился набок; хорошо, что соседи с той стороны сюда не ездят.
Этот тот самый участок, где жили те добрые старички; теперь он выглядит еще хуже моего.
Хорошо, они тоже не видят, что дом, некогда напоминавший нарядный теремок, совсем выцвел и сгнил, крыша провалилась; и всюду трава в человеческий рост, в которой иногда с трудом можно отыскать чахлые стебельки цветов, посаженных прежней хозяйкой…
После уборки я обычно садилась ужинать.
Когда я была моложе и еще работала, это был самое радостное и многообещающее событие недели: чай с вкусной булкой и предвкушением выходных с кучей свободного времени.
Высплюсь, начитаюсь-напишусь, посмотрю какой-нибудь залипательный фильм. Особенно мне почему-то нравились старые фильмы с молодым Аленом Делоном. Жаль, что мы с ним разминулись во времени.
Хотя, можно подумать, если бы я была его ровесницей, мы бы познакомились.
Но теперь уже год моя жизнь – это сплошной выходной. Спи, читай- не хочу.
Но, странное дело, теперь я вдруг стала скучать по работе.
Причем до такой степени, что завелась у меня привычка прогуливаться около Новодевичьего монастыря, рядом с которым работала, а потом идти пешком домой, как обычно шла после работы, и воображать, что иду с работы!
И сразу становится спокойнее, что ли.
Жизнь четко распланирована, понятна, предсказуема. В конце месяца на карту придут деньги, не надо беспокоиться о завтрашнем дне.
Странные мы, люди: много свободного времени- плохо, мало- плохо. Если бы мне пару лет назад кто-нибудь сказал, что я все лето буду сидеть на даче, я бы сначала не поверила, а потом бы ошалела от счастья.
И вот лето, я свободна, как птичка, и сижу на даче, а радости никакой.
И ничего не поднимает настроение, даже кофе с любимой булочкой с маком.
Что булочка с маком, когда будущее настолько безнадежно, что туда нельзя заглянуть без содрогания?!
Семьи нет, работы нет и не предвидится, и вообще все туманно.
Зачем жить, к чему?
Чтобы съесть еще сто тысяч булочек с маком, выпить сто тысяч чашек кофе, получить сто тысяч отказов издать мою книгу и еще сто тысяч раз выяснить, что мужчина, который тебе приглянулся, не свободен?
Устроиться в конце концов куда-нибудь на крохотную зарплату и почитать себя счастливицей?
Дождь начал накрапывать, когда я уже собралась спать и лежала в постели со смартфоном, лениво пролистывая последние новости.
Сначала по подоконнику застучали тяжелые капли.
Я выглянула в окно: вот теперь действительно начиналась гроза. Выл ветер, а верхушки деревьев ходили из стороны в сторону и гнулись, как заправские акробаты. Прямо мне в лицо вдруг швырнуло горсть какого-то сора: травинок, листьев, песка. А справа, у горизонта, темное небо подсвечивалось вспышками молний, пока еще беззвучными.
Едва подавив в себе порыв срочно бежать выключать пробки, я закрыла окно, погасила свет и легла в кровать.
Неожиданно сердце затрепетало, забилось; моментально я покрылась потом, а потом вдруг стало так жарко, что хоть выбегай на улицу, под дождь.
Климакс что ли уже на пороге?
Ну какая тут работа? Иногда сердце бьется так, что кажется- вот-вот умрешь, а потом по всему телу разливается такая жуткая слабость, что рукой пошевелить не можешь.
И ведь дальше будет только хуже.
Тут раздался такой удар грома, что утихшее было сердце опять затрепетало: того и гляди выскочит из груди.
Я достала из тумбочки беруши и заткнула уши.
Ложась в постель, краем глаза увидела, что молнии, необычайно длинные, четко очерченные и яркие, прямо светящиеся, бьют одна за другой и где-то совсем рядом…
Я проснулась от громкого стука в дверь.
Сознание возвращалось постепенно: я на даче, приехала вчера под вечер, поругалась с соседкой, потом была гроза, а теперь надо вставать и готовить завтрак.
Стук повторился.
За дверью слышались оживленные голоса: мужской и женский.
Я вздрогнула: кто мог зайти на участок и зачем? Ведь у меня нет ни семьи, ни родственников, ни друзей, которые могли бы вот так запросто приехать.
Неужели соседи пришли ругаться?!
Внутри все похолодело: ругаться я совершенно не умела, а всяческих разборок боялась, как огня.
Может, не открывать?
Нет, они знают, что я здесь. Будет только хуже. Это такая наглая парочка- и окно разбить могут.
Мысленно готовясь к перепалке, я распахнула дверь и остолбенела: на пороге стояли мама и папа.
– Чего не открываешь?– пробурчал отец.– Спишь еще? Одиннадцатый час уже! Во сколько вчера легла-то? Опять допоздна телевизор смотрела?!
Он прошел мимо и, как ни в чем не бывало, направился к своей комнате, сбрасывая на ходу с плеч рюкзак.
Я в изумлении уставилась на него.
Это действительно был мой отец, в его обычной белой рубашке, синих джинсах и бейсболке, в которых обычно ездил на дачу. За плечами висел болотного цвета брезентовый рюкзак с заплаткой на боку.
Мама чмокнула меня в щеку, потом полезла в сумку и достала несколько газет и пирожки в целлофановом пакете.
– Я тебе тут газеток свежих привезла, а пирожки на станции купили. Ты ведь еще не завтракала?
– Нет.
Она тоже пошла в свою комнату, а я так и осталась стоять на пороге с пирожками и газетами в руках.
Что вообще происходит?!
Я шагнула в сад и остолбенела.
Гроза прошла, и на небе ярко светило солнце в окружении пышных белых облаков. Но не это было самым главным, главное- наш сад совершенно преобразился. Высокая трава, дикие заросли облепихи и шиповника исчезли, уступив место аккуратному газону и опрятно обрезанным кустикам. Я будто перенеслась лет на пятнадцать назад, когда родители еще были живы-здоровы и пропадали целыми днями на даче.
Все еще не веря своим глазам, я спустилась по ступенькам в сад.
Всюду цветы и газон.
Это сон?
Я нагнулась и понюхала ярко-розовые флоксы. В нос ударил знакомый сладкий запах.
Разве во сне можно почувствовать запах?
Я недоверчиво прикоснулась к свисавшим с яблони яблочкам, еще не до конца созревшим, маленьким и зеленым. Вчера их ведь вообще не было: яблоня давно высохла, у меня просто не доходили руки ее спилить.
Потом я осторожно провела рукой по свежевыкрашенной бордовой стене дома, с которой больше не свисала лохмотьями старая краска.
Что это? Что произошло, пока я спала?
На грядках у забора радостно зеленели морковь, петрушка, редис и картофель. Да и сам забор стоял прямо, больше никуда не заваливался
Чудеса, да и только!
– Людмилочка!
Услышав свое имя, я вздрогнула: мелодичный женский голос доносился с соседнего участка, и я этот голос узнала. Так и есть: у забора стояли мои давно умершие старички-соседи и радостно улыбались.
– С добрым утром!
– С добрым утром!
Разве мертвые могут восстать из могилы?
– Как дела?– поинтересовалась Бэлла Александровна, полная старушка с аккуратно приглаженными седыми волосами.
Поверх цветастого платья у нее был повязан фартук в клеточку: она, очевидно, только что готовила завтрак.
– Ты уже завтракала?
– Нет еще, тетя Бэлла.
– Отлично! Будешь омлет с колбасой? Я только что пожарила.
Замечательно, мертвые не только воскресают, но еще и готовят омлет с колбасой на завтрак.
Я еще раз посмотрела на своих соседей: нисколько они не похожи на мертвых, даже как будто помолодели и посвежели за то время, что я их не видела. И одеты, как обычно: соседка в свое любимое цветастое платьице, а сосед в синий рабочий комбинезон. Наверное, сейчас что-нибудь будет делать по саду.
Да, сад! За соседским забором был идеальный порядок, ни травинки, только цветы и грядки.
Тетя Бэлла особенно любила розы. Даже после ее смерти они долго не сдавались, упорно лезли к солнцу из сорняков и зарослей. Но сейчас на сорняки не было и намека, и розы свободно и жизнерадостно тянули свои кудрявые белые, розовые, пурпурные головки к ослепительно голубому небу.
– Держи!
Добрая женщина протягивала мне через забор тарелку с омлетом и куском жареной колбасы сверху.
– Спасибо!
На лице тети Бэллы возникло некоторое недоумение: очевидно, со стороны я выглядела так, будто беру в руки змею. Нет, тарелка действительно была тарелкой: твердой, холодной, с синей каемочкой по краю, а омлет и колбаса пахли омлетом и колбасой.
– Здорово, сосед!
Папа уже переоделся в свои белые шорты, серую футболку и нацепил на голову соломенную шляпу с широкими полями.
«Шорты и футболка выброшены, как только папа заболел и стало понятно, что на дачу он больше ездить не будет; шляпа, прохудившаяся, с обвисшими полями, валяется где-то на чердаке»,– машинально отметила я про себя.
– Здорово, Анатолий! Как дела?
– Замечательно! Вот с работы сменился, дай, думаю, на дачу съезжу,– сообщил папа.
– Работаешь все там же?
– Да, в охране.
Папа приветственно махнул дяде Сереже рукой и пошел на кухню ставить чайник. Все, как всегда.
«Сейчас попьет чаю с бутербродами, потом сполоснет посуду и пойдет пропалывать смородину»,– с ужасом подумала я, совершенно не понимая, что происходит.
Между тем из дома показалась мама, в своем обычном халатике в красную клетку и синих шлепанцах.
– Ты чего не завтракаешь?– спросила она меня.– Ешь иди.