Kitabı oku: «Звезда бессмертия», sayfa 3

Yazı tipi:

Часы идут, она все не появляется. Я теряю терпение. Думаю только об этом, ничем не могу отвлечься. Машка опять читает вслух, от Стругатских с души воротит, и как мне раньше могло это нравиться?! Хочу домой!

Похоже, это не только мое настроение. Все какие-то хмурые, неразговорчивые. Машка читает монотонно, Ирка рвет какие-то бумажки, Верка взяла у Лены карты, гадает, морщится, Пуся обняла подушку, свернулась на кровати калачиком.

Маша захлопывает книгу:

–Все, надоело, Ирка, читай!

–Сейчас обход.

–Ну и что?

–Меня выпишут.

–С чего ты взяла? – с усмешкой спрашивает Верка.

–Я здесь уже двенадцать дней.

–И что?

–Меня выпишут! – упрямо повторяет Ирка, – меня дома ждут.

–То-то к тебе никто не ходит.

–Вер, не трогай ее, – устало просит Машка.

Я сразу заметила, что она здесь, как бы главная. Все ее слушаются и не спорят. Верка хмыкает, возвращается к своему гаданию, потом сердито смешивает карты.

–Ну, ничего сегодня не выходит!

Ирина пугается ее резкого жеста, как заяц, лихорадочно собирает свои бумажки, потом вдруг все бросает. Белые клочки кружатся в воздухе будто снег.

–Собирай, – советует Маша, – на обход зав. отделением придет. Опять будет про порядок вещать.

–Не буду, – бубнит Ирка, – меня сейчас выпишут.

–Это врятли, – рассуждает Верка, – психов так быстро не отпускают.

–Я не псих! – опять кричит Ирка, хватает подушку, швыряет в лицо Веры, – я нормальная, это ты дура! Дура!

На голову обидчицы обрушивается покрывало, одеяло, простыня. Ирка спеленывает ее всю и начинает бить кулаками, коленками, головой. Все происходит так быстро, что никто не успевает вмешаться, потом все разом бросаются разнимать. Я тоже пытаюсь быть полезной. Маша с Леной вдвоем изо всех сил держат Ирку, я разворачиваю Верку, она хватает ртом воздух, Пуся уже бежит с кружкой воды. Все тяжело дышат как после кросса.

–Дура! – наконец, выдавливает Вера.

–А ты больно умная, – отчитывает ее Мария. – зачем ее заводишь? Ведь, не в первый раз уже. Еще бы чуть-чуть, и санитары бы прибежали!

–Да нужна она мне, – огрызается Верка.

Ирку трясет, она смотрит на нас с ненавистью, но вдруг вся сжимается и начинает рыдать, громко, задыхаясь, и всхлипывая, как ребенок. Машка отпускает ее, а Лена обнимает по-матерински, гладит по голове, успокаивает. Я смотрю на них, и чувствую как безумно мне самой хочется, чтобы меня вот также пожалели. Честное слово, я завидую Ирке.

–Тише, тише, – мягко говорит Лена, голос у нее такой спокойный домашний, – не ссорьтесь. Всех вас скоро выпишут, в этом отделение никто долго не лежит. Все скоро будут дома. Все, все, Ирочка, все хорошо. Верка пошутила, она же знает, какая ты умница и все правильно поймешь.

–Меня выпишут? – всхлипывает Ира.

–Конечно, только надо успокоится, чтобы Ольга Семеновна увидела, что у тебя все хорошо и могла тебя отпустить. На, выпей водички, – уговаривает она ее как ребенка.

Пуся тащит кружку и для Ирки. Она затихает, дышит ровнее, достает из кармана платок, трет глаза и сморкается, идет к умывальнику. Мы расслабляемся, Пуся собирает бумажки, Верка перестилает Иринину постель, Лена подходит ко мне, наверно заметила, что я тоже готова разрыдаться.

–Не переживай, в больницах всем как-то страшновато! А здесь тем более – решетки, запоры. Но зав. отделением отличный врач, и человек хороший. С ней всегда можно поговорить.

–Спасибо, – отвечаю я, мне действительно становится легче.

Едва палата обретает прежний вид, к нам заходят сразу три врачихи, удивительно похожих друг на друга в своих белых халатах. Я пытаюсь угадать, которая из них Ольга Семеновна. Они задают вопросы, что-то записывают, уводят Пусю и Веру «поработать в кабинете». На меня никто не обращает внимания. Уже в дверях одна оборачивается:

–Ирина Юрьевна, я, конечно, попрошу заведующую зайти к вам, но она скажет тоже самое.

Дверь закрывается и с Иркой опять начинает твориться что-то неладное. Ее снова трясет, она хватается за спинку кровати, ожесточенно дергает ее, будто хочет оторвать, зубы стучат, глаза дикие:

–Выпишите меня, выпустите!

Мы опять пытаемся ее унять, она дерется не на шутку. Мне прилетает в глаз, тут еще кто-то грубо отпихивает меня, я падаю на пол. Два огромных амбала в белом, скручивают Ирку, привязывают к кровати, сестра тут же со шприцем. Две минуты и все кончено.

–Если еще такое повторится, переведем к буйным, – обещает сестра, закрывая дверь.

Ирка лежит неподвижно, Лена медленно поднимает меня с пола.

–Не ушиблась?

–Глаз больно, – жалуюсь я.

Она вздыхает, мочит полотенце и прижимает к моей дурной голове. Лена, наверное, ровесница моей мамы. Рядом с ней так спокойно. Что она делает в этом безумном месте?

В палату входит пожилая высокая, строгая на вид женщина. Смотрит на меня сквозь толстое стекло очков:

–Вы Лиза?

Я энергично киваю. Она продолжает негромко, но твердо:

–Я Ольга Семеновна. Марина вам говорила?

Я снова киваю.

–Пойдемте в мой кабинет.

Я спешу за ее быстрыми, решительными шагами. Кабинетик у нее крохотный – стол, да шкаф.

–Подождите минутку, я сейчас, – предупреждает она и уходит.

Я присаживаюсь на жесткий стул, рассматриваю от нечего делать, бумаги лежащие на столе. Все в безукоризненном порядке, ничего лишнего. Она быстро возвращается, садится к столу.

–Елизавета, Марина обрисовала мне вашу ситуацию, к сожалению, пока еще ничего не прояснилось.

–Марина не звонила? – спрашиваю я упавшим голосом.

–Как только что-то будет известно, я сразу вам сообщу.

–А пока ничего?

–Нет. Здесь у вас все в порядке?

–Да, да, спасибо.

–В палате с соседями проблем нет?

–Нет, нет, все хорошо. Я даже не понимаю, зачем они здесь.

–У каждого свое, – устало вздыхает Ольга Семеновна, снимает и крутит в пальцах очки.

Внезапно у меня возникает нестерпимое желание рассказать ей обо всех своих злоключениях.

–Вы знаете, у меня здесь такое впечатление, что я тоже немного чокнутая.

–Это почему? – удивляется она.

–Вся эта история с убийством случилось из-за того, что я сама была не своя, не такая… это все началось с того, что я ударилась головой, – захлебываясь, тороплюсь объяснить я.

–Ударилась сильно?

–Да, упала в ванной, с тех пор со мной творится черте что!

Я во всех подробностях рассказываю ей свои сны и ведения. С тайной надеждой, что она как профессионал развеет мои страхи и объяснит все просто, материалистично, без мистики. Но что я слышу в ответ, от этой строгой деловой женщины?!

–А, реинкарнация.

–Что? – не верю я.

–Переселение душ, я думаю, падение тут не при чем.

–А эти сны? А наяву?

–Это нормально. Сейчас очень многие вспоминают отрывки своих воплощений.

–Воплощений, – повторяю я, пробуя на вкус новое слово и не верю своим ушам.

–Случается, что люди во всех подробностях помнят прошлую жизнь, а иногда и не одну.

–Как это?

–Уже многие светила психиатрии давно доказали, что под гипнозом человек может вспомнить не только все события детства, но и прошлую смерть, например. Некоторые специалисты рекомендуют этим методом лечить стойкие фобии.

–Получается, это все правда?! Книжки про переселение душ, фильмы, значит, доказали – душа есть?

–Это даже физики доказали, – просто отвечает зав. отделения.

«Значит, я нормальная? И Серега со своей антикварной машиной тоже.»

–А вы помните что-нибудь? – решаюсь спросить я.

–Во время первой мировой войны я была пехотинцем. Задохнулась во время газовой атаки.

–Вам тоже кажется, что вы были мужчиной?

–Что в этом странного?

–И вы убивали?

–Была война.

Резко и так некстати звенит телефон, Ольга Семеновна берет трубку, коротко, деловито называет какие-то латинские термины, диагнозы, лекарства. Я сижу перевариваю все услышанное. Ничего себе открытие! Она заканчивает разговор, возвращает меня к действительности:

–Елизавета, меня здесь несколько дней не будет. Я лишних людей посвящать не хочу, но вы не волнуйтесь. Как только прояснится с милицией, я сама или Марина вас заберем.

Легко сказать «не волнуйтесь», я возвращаюсь в палату в полном загрузе. А там суета и приготовления: все носятся, прихорашиваются, сдувают пылинки. Только Лена спокойно раскладывает пасьянс, да Ира все еще спит.

–Спонсоры изъявили желание посмотреть, как живут больные, – объявляет Мария, – поскольку в этом дурдоме, мы самые нормальные, то решили показывать нас.

–Нас?

–Ну да, сейчас их привезут.

–Прямо сюда?

–Да, да не тормози, на расческу – расчешись.

Я покорно причесываюсь. Замечательно! Крутые, богатые дядьки придут посмотреть на меня в дурдоме. А если мы потом встретимся, а если кто-то знакомый?! Нет, пока у меня нет знакомых из большого бизнеса.

Медперсонал тоже суетится, забегают по очереди., осматривают, проверяют, уносятся «ветром гонимые». Наконец, из другого конца отделения раздается радостно:

–Идут!

Из нашего окна, видно как у позорного полу– развалившегося крыльца тормозят навороченные джипы, из них выползают пузатые дядьки. Шустрые ребята в дорогих костюмах, достают из машин коробки, передают санитарам. Те тащат их в корпус, лопаясь от важности. Выскакивают врачи, стараются держаться солидно, но видно сразу, с какой жадной радостью они провожают взглядом каждую коробку.

–Ой, глядите, какой хорошенький, – взвизгивает Верка.

–Кто? Где? – оживляется Мария.

Я тоже невольно присматриваюсь.

–Вон, вон, высокий, черненький.

–В синим пиджаке?

–Да, нет же, не пузатый. Вон возле красного джипа. Все, девки, я влюбилась! – Верка мечтательно закатывает глаза.

А я все не могу никак увидеть, кто ее так впечатлил.

–Тот, что достает большую коробку, – подсказывает мне Маша. – Вон, пиджак снимает.

–Какие у него плечи! – радуется Вера.

Я, наконец, понимаю о ком это они. Да, фигура у него классная.

–Ну, обернись, – хором требуют Маша и Вера.

Он поворачивается, объяснять что-то заведующей, и у меня земля уходит из-под ног. Александр! Саша! Меня охватывает паника. «Он здесь! Здесь! А я …. Он меня увидит! Увидит в психушке! Вот вам и свидание! Боже! Что он подумает? Но я же не псих! Как же быть? Как быть?!»

Лена замечает мое состояние.

–Что случилось?

–Я его знаю.

–Кого, красавчика? – подскакивает Верка.

–Да, – выдыхаю я скорбно.

–Так это же здорово! Везет же людям!

–Что везет? Он меня узнает!

–Классно!

–Здесь не то место, чтобы встречаться, – напоминает Лена.

Верка никнет, надувает губки. А Маша сразу находится:

–Мы тебя не покажем, будем стоять все кучей, он тебя и не заметит.

–Точно, их много, нас много, авось не разглядит.

–Может, мне лучше спрятаться? – глупо спрашиваю я.

–Куда? В тумбочку? – уточняет Маша.

Я сдаюсь, ждем спонсоров и как только они заваливают целой толпой, сбиваемся в кучку. Я осторожно выглядываю из-за Машкиного плеча. Вот он мой долгожданный, мой единственный стоит среди толстых, важных дядек с сотовыми. Только руку протянуть, мне безумно хочется броситься к нему, чтобы защитил от всех напастей. Чтобы посмотрел ласково, и я забыла обо всем, обо всем. Я совсем уже готова шагнуть на встречу, но один особенно важный спонсор лениво поинтересовался:

–Я так понял, здесь не буйные, а опасные у вас есть?

Мой порыв разом гаснет, к моему ужасу Александр поворачивается к нам, мне даже кажется, что он меня видит. Я пытаюсь стать прозрачной, и тут Пуся стягивает общее внимание на себя.

–Это мы-то не буйные?

Она подскакивает к гостям, хватает их за руки и тянет за собой напевая:

–Встаньте дети, встаньте в круг, встаньте в круг…

Спонсоры дико таращат глаза.

–Делайте, что она хочет, а то у нее начнется страшный приступ! – подыгрывает Лена.

Пуся строит спонсоров в круг, они испуганно подчиняются. Через минуту в палате, точно как в фильме про Золушку, кружится хоровод из важных пузатых дядек в малиновых пиджаках. Под веселое Пусино пение они даже пытаются притопывать, повторяя ее движения. Зрелища уморительней мне видеть еще не приходилось.

Озадаченные поначалу врачи, еле сдерживают смех. Ну, кто мог ожидать такое?!

Лица лихо отплясывающих остаются тревожно-серьезными, зато Александр не захваченный хороводом, не выдерживает и хохочет до слез. Всех зрителей охватывает бурное веселье, Пуся тоже смеется. Пляски останавливаются, раскрасневшиеся толстяки отдуваются с обиженным видом.

Думаю спонсоры больше сюда не приедут.

Стою у окна, смотрю, как разворачиваются, уезжают крутые джипы. Видно не судьба, нам быть вместе. Саша, Сашенька… обидно до слез, и ничего, ничего не изменишь!

Девочки меня жалеют, Машка развлекает разговорами:

–Не грусти, вернешься домой, все наладится! А потом расскажешь ему все, объяснишь! Он поймет, ну, подумаешь психушка.

–Эх, если бы только это!

–Не грузись, у других и хуже бывает!

–А ты здесь почему? – спрашиваю я, хоть и решила не лезть с вопросами.

–О, это целая история с ведьмами и мистикой.

–Расскажи!

Мы усаживаемся поудобнее, и Маша начинает:

–Все началось с того, что меня угораздило по уши влюбится в женатого мужика. И не то чтоб красавец, так себе, но я втрескалась как дура! А он-то – сволочь! Нет чтоб погасить мои страсти, ответил мне полной взаимностью, сбежал от жены, снял квартиру и позвал меня к себе жить. Я чуть не померла от радости. Все там отмыла, вычистила, обеды, завтраки, ужины. Семейная идиллия, да и только.

–И за это тебя в дурдом? – прерывает ее сонный голос Ирки.

–Проснулась, наконец, соня.

–Как себя чувствуешь? – сочувственно спрашивает ее Лена.

–Голова трещит.

–Чайку хочешь?

Чаепитие устраиваем как на именины. Спонсорских сладостей еще на неделю хватит. Пока все жуют, Мария продолжает:

–А потом такое началось! Не вышептать. Жена пошла в наступление. У нас был дрянной замок. И в наше отсутствие она проникла в квартиру, разодрала все мои вещи, истыкала мои фото булавками, сунула вонючую сушенную птичью лапу под подушку. Мы сменили замок. Она подожгла дверь. Сняли другую квартиру, выходки прекратились.

–Наверное, ее в буйное отделение свезли, – предполагает Ирка.

–Туда ей и дорога, – соглашается Верка.

–Не знаю, что с ней стало, – качает головой Маша, – только нам стало еще хуже. Семен злой как собака, чувства как корова языком слизала. В доме все ломается, рвется, бьется. Мы ругаемся, мать говорит, что нас сглазили. Я жгу церковные свечи, лью святую воду, не помогает. По ночам спать не могу, задыхаюсь, будто кто-то душит. А если и засну, кошмары снятся.

–Точно сглазили, – авторитетно заявляет Ирка.

–Короче, через неделю такой жизни я поняла, что хочу в дурдом.

–И пошла сама?

–Сама.

–Помогло?

–Еще как! Сплю как младенец, ем с удовольствием, даже поправляюсь.

–А мне тоже странные сны снятся, – решаюсь признаться я, – из прошлого, будто бы из прошлой жизни.

–Расскажи!

–Да, рассказывать –то нечего, одни обрывки.

–А я вот думаю из таких снов роман написать, – заявляет Маша. – мне с детства снится одна история.

–Рассказывай, рассказывай, – требуем мы хором.

–Мне гораздо проще прочитать. Уж слишком много времени убила на то, чтобы собрать из обрывков целую историю. У меня получился настоящий рассказ, как из книжки. Сама не ожидала.

–Так он у тебя с собой?

–Да, заканчивала писать уже здесь, – разволновалась Маша, -Ну, так читать?

–Читай, читай скорее!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

МАШИНА ИСТОРИЯ,

ИЛИ

ЦЫГАНСКОЕ СЧАСТЬЕ.

Весна 1242 года. Северная Русь.

Далеко забрел цыганский табор от родных южных степей. Тесны стали бескрайние степи, не разминуться с дикими племенами, что несутся как пожар – от края до края, стрелами застилая небо, криком пугая птиц.. Их кони – ветер, их сабли – кривые молнии. Не понять их черной злости мирным цыганам.

Скрываясь от стремительных татарских отрядов, катили кибитки по лесным дорогам. Стеной поднимались деревья – великаны, страшно было молоденькой цыганочке. Ей едва исполнилось шестнадцать, мир был юн и свеж для нее. Её черные волосы завивались в тугие колечки, отливали синевой, закрывали шалью хрупкие плечи. Она куталась в огромный тулуп и все равно мерзла, закрыла свое смуглое личико большим воротом, только темные глаза сверкали из-под длинных ресниц .

Дед задремал, выпустил поводья, усталые кони медленно брели за первой кибиткой по раскисшей дороге.

Весна не спешила, снег таял медленно, сугробы едва осели, набухли влагой. Среди темных как ночь елей голые березы торчали как белые обглоданные зимой корешки .

Зарема потянула деда за рукав :

– Скоро мы приедем? Я устала и замерзла, есть хочу!

– Ефим говорил, ещё до заката покажется городишко, – неохотно пробурчал он себе в седую кудрявую бороду.

– А нас там примут? – не отставала Зарема.

– Русичи всех принимают. Да мы и едем не с пустыми руками.

– Чего же мы им дадим?

– Не дадим, а обменяем, – дед назидательно поднял палец. – У южных народов мы выменяли дорогие камни. Русичи любят лалы и крупные яхонты. Они дадут нам пищу и защиту, а за твои песни знойные и мёду нальют.

– Мы и свадьбы у них справлять будем? Здесь так холодно.

– Холодно, да мирно, – дед нахмурился, косматые брови закрыли глаза. – Там, где война– нет ни обмена, ни торговли. Грабеж, смерть и слезы. Нам там делать нечего! А тепло скоро и в лес придёт, снег растопит, землю согреет.

– Неужели, и здесь цветы зацветут? – не поверила Зарема.

– И цветы будут и ягодки, – улыбнулся старик. -Все поляны будут полны.

– А ягоды здесь красные?

– И красные, и чёрные, а сладкие как рахат-лукум.

– Не может быть! – звонко рассмеялась девушка.

К их кибитке подлетел всадник, от коня валил пар, молодой цыган распахнул короткий полушубок под ним красная рубаха как грудь снегиря, лицо разрумянилось, тёмные волосы трепал ветер.

– Ух, еле вас догнал! Хотел зайца поймать, да ушёл косой!

– На зайца силки нужны, – крякнул дед. – Одни дурни за ними гоняются!

– Какие же силки, когда мы в этом лесу в первый раз, -возмутился парень.

– Это ты в первый, а я уж не первый раз бывал.

– Что ж силки не расставил? – огрызнулся Селим.

Зарема хихикнула в кулачок. Дед хотел обругать молокососа, но только рукой махнул.

– Я вперед поскачу, на моём скакуне шагом тащиться, только коня портить, – хвастливо заявил Селим.

Он поднял своего вороного на дыбы и понесся с гиканьем. Зарема восхищённо смотрела ему в след, дед усмехнулся:

– Погоди, погоди, снег сойдет, трава проглянет, и справим вам свадебку.

– Красиво? По всем правилам? – мечтательно спросила Зарема.

– А как же. Весь табор знает, как вы с детства друг к другу тянетесь.

– Деда почему у нас имена не цыганские?

– Так родились – то вы у теплого моря, у тамошних народов имена красивые. Вот и выбрали для вас самые лучшие.

– А ты где родился?

– Того уже никто не помнит. Я же самый старый в таборе.

– Смотри, смотри, – перебила девушка, -Селим возвращается.

– Беда! Беда! – ещё издали закричал парень.

– Что ещё ?! – насторожился дед, остановил коней.

Все кибитки остановились, люди окружили Селима. Он стал рассказывать, волнуясь, махал руками, торопился.

– Сгорел весь город, сгорел! Одни головешки кругом!

– Как сгорел?! – не верили цыгане.

– Весь! Дотла!

– Не может быть !

– Я своими глазами видел! Сгорел город!

– Может, это другой город, не тот в который мы шли? – с надеждой спросила Зарема.

Дед угрюмо покачал головой.

– Другого тут нет и не было никогда.

– Как же он так весь сразу?!

– Татары, – вздохнул дед, уже и сюда добрались. Что с людьми? – спросил он у Селима.

– Нет никого, – судорожно сглотнул цыган, – только трупы.

Зарема ахнула, закрыла лицо руками. Цыгане испуганно зашумели.

– Куда теперь?

– Что ж нам делать?

– Перемерзнем здесь все!

Барон – пожилой, тучный, в рыжей лисьей шубе, крытой яркой восточной тканью, неспешно вышел вперед. Перед ним почтительно расступались. Он взял коня Селима под уздцы, погладил по морде, постоял задумавшись, и произнес веско :

– Дальше пойдем, севернее за большим озером есть огромный город. Русичи зовут его Новым городом. Там богатая торговля, товары со всего света. Туда пойдем.

Спорить с ним никто не решился, но многие бурчали в бороды, что зря ушли с юга. Там – солнце, фрукты, пряности, здесь только елки и снег.

Кибитки снова тронулись в путь, Зарема испуганно жалась к деду, он устало сутулился, кони шли опустив морды к самой земле, даже Селим притих, молча ехал рядом.

Лес кончился неожиданно, по глазам ударило желтое весеннее солнце, Зарема жмурилась, закрывалась ладошкой. На полях снег уже почти стаял, кое– где показалась рыжеватая земля. Над этими островками суетились шумные птицы. Дорога обогнула небольшой холм, справа угадывалась речушка еще покрытая одеялом льда и снега, а впереди все было черным-черно, в нос ударил горький запах гари.

– Что это?! – испугалась Зарема.

– Город, – мрачно отозвался дед.

Кибитки выехали на пожарище, под колесами хрустели головешки, мертвые, опаленные деревья склонялись над дорогой, от домов остались кучи черных бревен и кирпичи печей. Кони заржали, испуганно шарахнулись в сторону. Зарема увидела, как шумно поднялась стая воронья, загалдела, закружилась над головой. На земле остались исклеванные, обгорелые трупы. Девушка уткнулась деду в плечо.

– Поедем, поедем от сюда скорей!

Над пожарищем стояла такая тишина, что вороний грай казался оглушительным. Вдруг, к нему прибавились новые звуки: конский топот, гиканье.

Татары вылетели из леса, окружили кибитки. Цыгане замерли, не зная чего ждать. Дед успел толкнуть Зарему вглубь кибитки. Она смотрела через крохотную дырочку на странных людей, живущих чтобы воевать: шубы мехом наружу, шапки с хвостами, глаза щелочки на круглых лицах. Кони коротконогие, крепкие, дышат ровно, будто и не скакали. Один татарин привстал в стременах. Он был одет лучше других, из-под меха видны дорогие китайские шелка, кривая сабля украшена золотом и камнями, на груди цепь с украшением красоты удивительной, такой работы Зарема никогда не видела.

”Интересно, краденное оно, или у этого народа тоже есть свои чудо-мастера?” –подумала Зарема.

Татарин свысока осмотрел табор, сказал что-то резко, гортанно. Дед Заремы бросился к нему. Он знал так много языков, что и сам со счета сбился. Старик низко поклонился всаднику, заговорил торопливо. Татарин махнул рукой, воины ринулись шарить в кибитках, выталкивать детей, выкидывать тряпки. Зарема залезла под старую шкуру, сжалась в комочек, затаилась. Она слышала чьё-то дыхание, каркающие слова похожие на ругательство, кибитку качнуло, татарин спрыгнул. Но она всё боялась вылезать. Долго слушала непонятные крики, плач, знакомые голоса. Женщины умоляли, посылали проклятия. Зарема и уши зажала. Ей показалось, что выпрягают коней, и вскоре всё стихло.

Голос деда позвал:

–Зарема, детка!

Она выбралась из-под шкуры , кинулась на шею старику.

–Что случилось, дедушка? Я так боюсь.

–Всё хорошо, теперь все хорошо, – он гладил её по голове, – Не нашли тебя злодеи.

–Я спряталась. Страшно! Ой, а где наши кони?

–Забрали и других забрали. Всех хороших коней увели!!

–И у Селима забрали?

Дед вздохнул горько, отвернулся.

–Что? Что с ним случилось? – вскрикнула девушка.

–Увели. Забрали всех молодых, сильных мужчин. Женщин, детей оставили. Решили, что не дойдут.

–Куда?

–До рынков, где рабами торгуют.

Зарема не могла, отказывалась понять, что больше не увидит Селима. Ей всё казалось, он сейчас их догонит, вернется. Она невольно прислушивалась, ждала быстрого стука копыт по дороге, вот-вот Селим появится на своем черном коне, поднимет его на дыбы, засмеется весело. Но дни шли и её надежды таяли.

Татары оставили табору только четырех пузатых кобыл. Все женщины, дети, старики набились в две большие кибитки. Лошади еле тащили их по раскисшим лесным дорогам. Цыганки не переставали плакать и причитать.

–Молчите, дуры! – срывался дед, -новую беду накличете.

Девушка жалась к нему, она очень боялась новой беды.

–Хорошо, что они камни не нашли, – пробасил барон.

Татары забрали его дорогую шубу, и он мерз в драном тулупчике.

–Доберемся до Новгорода, обменяем, коней купим. – радовался дед.

–Мужей наших, ни за какие лалы не вернёшь – всхлипнула толстая, беременная Сабина.

–За лалы-то как раз и вернули бы, купили бы, как другие себе рабов покупают. Да где их теперь искать, – вздохнул барон. – Кто знает, куда их теперь погнали.

–Да-а, на наших клячах за конницей не угонишься, – согласился дед.

–Придётся вам новых мужей искать, – сказал барон, и все смолкли, задумались.

Когда до Новгорода остался один день пути и все чаще стали попадаться навстречу путники, что на разных языках расхваливали великий город, дед свернул с дороги.

–Куда? – удивилась Зарема.

–Гляди, – он указал кнутом вперед, -Там, за рощей шатры.

–Цыгане! – захлопала в ладоши Зарема.

–Вряд ли, шатры слишком большие, яркие. Но если люди кочевые, у них и переночуем.

Девушке захотелось петь от радости. Она так устала ютиться в кибитке, спать сидя, тесно прижавшись друг к другу. Так конечно было теплее, но всё тело ныло от неудобной позы, дети толкались, барон скрипел зубами, дед кряхтел, а Сабина говорила во сне. После нападения они не ставили шатров, боялись, и все были рады переночевать под чьей-то защитой.

Зарема жадно всматривалась вперед. Яркие белые, высокие шатры из тяжелых дорогих тканей выстроились ровными рядами. Сытые, холёные кони мирно стояли у каждого шатра. Девушка никогда не видела таких стоянок. Она смотрела во все глаза, всё хотела увидеть обитателей этого роскошного табора. Но он был тих и пуст, будто вымер. Только кони звенели дорогой упряжью, да перебрёхивались большие, поджарые собаки с длинными, узкими головами.

–А где же все люди? – недоуменно спросила Зарема у деда .

–Да, кто ж их знает, внучка. Может перебил кто.

–Какой ужас! – похолодела Зарема, – И здесь…Всех?!

–Не пугайся зря. Если бы перебили всех, то сразу бы пограбили. Чего столько добра пропадает. Нет, таких народов, чтобы не грабили, – успокоил её дед.

–Так где же они?

–Пьют! – уверенно заявил старик. – Набились в один шатер, как в муравейник, и пьют за здравие, а может за упокой.

Словно в подтверждение его слов из дальнего самого большого шатра неверной походкой вышел грузный мужчина, постоял в задумчивости, шагнул ещё и повалился как мешок. Следом появились ещё двое, широко жестикулируя, перешагнули первого, решительно направились прочь, обернулись, опять замахали руками и принялись поднимать упавшего. Он вставать не хотел, отмахивался, валил помощников на землю. Возня вышла уморительная, и Зарема звонко смеялась, позабыв свои страхи.

Кибитки нещадно скрипели, медленно тащились вперед. Зареме очень хотелось подгонять коней, но несчастные животные еле переставляли ноги.

–Миленькие, ну еще чуть-чуть! – умоляла девушка.

Она от нетерпения не могла усидеть на месте.

Зарема соскочила с повозки и зашагала рядом. Она готова была бежать впереди, но дед глядел строго. Из серого мартовского снега там и сям торчали ветки и камни. Как дед ни старался, кибитка не миновала их, страшно накренилась, заскрипела, и большое оббитое железом колесо покатилось само по себе, завалилось в сугроб.

Все выскочили из кибитки, загалдели, стали орать на деда, давать опоздавшие советы, бестолково махать руками, шлепать любопытных ребятишек. Зарема тихонько отошла в сторонку. Теперь застряли на долго. Она с грустью смотрела на шатры сквозь голые ветки каких-то кустов. Цыгане всё бранились, а из большого прямоугольного шатра выходили новые люди. Зарему удивляла, что все они были рослыми воинами в блестящих доспехах и одинаковых плащах с нашитыми крестами. Ни вездесущих детишек, ни шумных женщин, ни немощных стариков не было с ними. Все были широкоплечи, сильны, у каждого на боку висел огромный длинный совершенно прямой меч. Девушка никогда прежде не видела такого оружия. Каким надо быть силачом чтобы поднять его! Ещё её удивлял цвет волос этих богатырей, куда светлее чем у всех, кого она знала. У некоторых головы были совсем жёлтые как солома на полях, а кожа у незнакомцев была светлая почти как снег.

–Какие странные люди, – шептала Зарема. – Неужели, в этих холодных землях все такие? Интересно, а женщины у них красивые? -спросила она сама себя. Она представила каскад длинных золотых волос, и замечталась. – Мне бы такие.

За спиной всё ещё слышалась гортанная ругань и препирательство. Девушка глубоко вздохнула, Оглянулась с упреком. Никто не обращал на неё внимания. Зарема решилась и медленно стараясь остаться незамеченной, за кустами и молодыми елочками, одна отправилась к шатрам. Ей только хотелось подойти поближе, чтобы лучше рассмотреть незнакомцев. Она очень боялась, что её почуют эти большие длинноногие собаки. Но к счастью ветер дул ей в лицо, и Зарема благополучно добралась до крайнего шатра, осторожно выглянула из-за тёмного полога, но ничего не увидела кроме ....

Своего отражения! Оно было ярче и четче чем в любой воде. Она ясно видела свои огромные испуганные глаза и растрепанные волосы. А тут ещё отражение заговорило на неизвестном языке.

Зарема сжалась и лицо закрыла руками. Вокруг было тихо, и ничего ужасного не происходило. Она решилась открыть глаза. отражения больше не было. Перед ней стоял один из светлоголовых незнакомцев совсем молодой, улыбающийся, с невероятными голубыми глазами, ясными как небо над головой. Зарема хотела убежать, он удержал её за руку, рассматривая с любопытством. Она смущённо отвернулась, но бежать передумала. Он что-то говорил, спрашивал она не понимала ни слова. Хотя дед и обучал её языку северян. Наверное он не был россом. Зарема махала смуглой ладошкой, пожимала плечами, показывала, что не понимает. Он тоже перешёл на жесты:

–Кто ты?

–Зарема.

–Я – Фридрих.

Он всё ещё не выпускал её озябшие пальцы из своей тёплой ладони. И ей это было приятно. Зарема совсем перестала бояться этого чужака. У него была открытая улыбка и девушка тоже улыбалась, сама не зная чему. Он опять непонятно заговорил, а она просто слушала его низкий мягкий голос. Ей показалось, что он извиняется за что-то. Фридрих подал Зареме что-то плоское, круглое, она взяла. С одной стороны на эмали портрет девочки в желтых кудряшках, а с другой … она снова увидела сама себя.

Только теперь её щёки горели румянцем, а глаза светились радостью как на праздник.

–Spiegel, – попытался объяснить Фридрих.

Зарема вспомнила, как дед рассказывал ей, что далеко-далеко за тёплым морем есть удивительный город, где умеют из стекла делать разные чудеса. И даже пластины в которых всегда ясное отражение, их не надо ни чистить, ни натирать, только нельзя ронять, чтобы не разбить.

–Зеркало! – обрадовалась девушка, полюбовалась ещё и протянула вещицу хозяину. Он властным жестом отвел её руку.

–Оставь себе.

Она не решалась принять такой дорогой подарок. Опять хотела вернуть, он нахмурился, отрицательно покачал головой. Зарема прижала зеркальце к груди. Фридрих снова заулыбался. Девушка знала, что он её не поймет, но всё равно быстро-быстро затараторила слова благодарности.