Kitabı oku: «Грядущее вчера», sayfa 5
Мои глаза расширились от ужаса – я едва ли могла держать свои руки вдали от собственных губ.
Ньянг фыркнул и отвернулся, скрестив руки на груди.
– Чёртовы… – начал было он.
– Мозговая активность, – перебил его один из мужчин, – бета-ритм, амплитуда двадцать восемь герц!
Белые перчатки сперва застыл на несколько секунд спиной ко мне, а после развернулся с небывалой скоростью и почти круглыми от волнения глазами.
– Сливай раствор! Сейчас же! – выдохнул явно не для меня он.
Его пальцы прижались к стеклу с внешней стороны стекла.
– Рэффи, – улыбался он мне, – не уходи в себя. Будь здесь.
Ветвистая дорожка пузырьков ринулась вверх из-под сетки на полу. Вода пошла на убыль.
– Никто никогда не отключит тебя, Ауфэр. Я обещаю тебе, – продолжил мужчина.
Вровень с опусканием уровня воды начал пропадать в пол и стеклянный купол.
Я мотнула головой. Здесь было что-то не так. Что-то незримое терзало сознание, теряясь в комке других мыслей.
– Столько времени, Рэффи, – со счастливой улыбкой хмыкнул он, – это невозможно.
Из носа и горла вырвалась жидкость. Голова была на поверхности, а потому:
– Traum! – под его испуганным и взбешённым взглядом.
Тело осталось стоять – потонула лишь я.
***
– Оно волшебное! – пела восхищенная Клаудия, скользя влажными от вытираемых слёз пальцами по шлейфу, – ты – прекрасна!
Тильда красовалась уже битый час, запечатляя свою первую примерку свадебного платья на всё возможное фотооборудование, которое она смогла найти в отцовском доме. По всем правилам и канонам лучшим оператором она назначила меня. И это был тот самый раз, когда я не сопротивлялась, лёжа на кровати в компании Джима, Джони и Джека – выбор сегодня был обширный и явно проклятый Клаудией вместе с моей недостаточно трагичной, как она сама, персоной.
Женщина не проронила и слова в мой адрес сегодня, в отличие от Тиль, впивающейся своей необычайной радостью во все мимо проходящие мозги.
– Фыр, что скажешь? – поворот её головы я заметила в небольшом экране старенькой зеркалки, прихваченной Клауди с другими вещами прошлой ночью – она, наконец, признала, что жизнь без отца была для неё яростно невыносимой, а потому, вернулась в свою комнату на первом этаже и кривила свои губы уже там.
Я иронично подметила проданные ею вещи отца, которые она успела прихватить с собой при прошлом побеге. Теперь в её арсенале была разве что зубная щетка в тандеме с пастой и смешная меховая косметичка, пустая как вся её безработная худая жизнь.
– Идеально, – нетрезво ответила сестре, – с первого взгляда заметно то, что Клаудия не принимала участия в подборе.
Обе они надуто оглядели меня.
– Его и в самом деле подарил Парзи, – вздернула нос Тиль, – а ты могла бы быть с мамой помягче! – она подкинула шлейф, чтобы он красиво упал к её ногам шёлком.
– После свадьбы Тильда станет любимицей отца, – Клауди хмыкнула, – ты потеряешь наследство, Ауфэр. И что я тебе скажу – ты теперь не сможешь никого терроризировать! Как и твой отец.
Тиль переводила непонимающий взгляд с нашего поединка взглядов. Моя усмешка росла с каждым уровнем её испуга.
– Тебе самой не смешно от того, что ты сейчас ляпнула? – я отпустила её глаза из своего цепкого взгляда и плюхнулась на спину, залив в горло несколько горячих глотков спиртного.
– Парзи хороший, мам, – покивала Тиль, – и он никогда не оставит Фыр без денег, – она приступила к стягиванию платья с располневших плеч, – он сам мне сказал, что она станет следующей главой компании отца. А я даже не просила его!
Я усмехнулась.
– Хороший? – приподняла голову я, – Тиль, прекращай видеть всё розовым – я нужна ему как специалист уровня сеньор плюс. Я похожа на ту, кого нужно жалеть?
Они обе отвели взгляд. Я потянулась, глянула на часы и решила направиться за добавкой в винный погреб. Даже моя фляжка успела опустеть за сегодняшний вечер.
– Адьос, дамы, – махнула им пальцами и, взмахнув остатками виски, перевалилась в коридор, где были нескончаемо светлые холодные стены и идеально ровный керамогранит на полу, шагающий вместе со мной.
Проход в кладовую и подвал был связан с кухней, где я умудрилась столкнуться с попивающим водичку Ньянгом, в последнее время не выселяющимся из отцовского дома ни на день.
– Выглядишь помятой, – не играл в доброго будущего брата он.
Я хмыкнула:
– Это потому что я пью, – махнула пустой стекляшкой в руке, – пока не забыла, – повернулась к нему, – рада, что у кого-то второго в этой семье теперь есть чувство вкуса.
В голове было возникла идея отвесить ему полуленивый поклон, но сил оставалось только на то, чтобы спуститься, найти бутылку и уснуть на диване в гостиной, пока утром меня не разбудит шум голосов тех, кто поедает завтрак.
– Я предполагал, что это будет заметно и невооруженным взглядом, – он задумчиво сделал глоток из бокала.
Я рассмеялась – у меня сейчас любой глаз был невооружённым и практически бесполезным, потому как я шла, больше ориентируясь на стены, чем на их вид.
Рука на ручке двери.
– Позволь занять у тебя ещё минуту, – произнёс мужчина.
Донышко бокала стукнуло о столешницу. Я пожала плечами и почти вся опала на дверь, пошатываясь на её петлях. Ньянг стоял, вдумчиво перебирая пальцами по собственному локтю.
– Твой отец настаивает на браке с тобой, а не с Тильдой, – прямо заявил он.
Я хмыкнула, и так понимая это.
– Не удивлена, – огорчила его своим ответом.
Он престранно кивнул и продолжил:
– Ты реагируешь со стороны осознанного желания перечить ему, не так ли?
Я кивнула.
– Хочешь побыть моим психологом? – мне стало смешно.
Он скривился. Ещё бы – такие, как он и папа, не желали видеть в женщине ничего, кроме того, что вдолбили в свою голову они сами.
Однако сдаваться, очевидно, было не в его правилах:
– Тебе понравилось то платье на Тильде? – совсем несуразный для нас двоих вопрос.
Он даже звучал по-ублюдски.
– Ты должен понимать, что бьёшь невпопад, – хмыкнула высокомерно.
– Я усыпляю твою бдительность, Рэффи, – прямо произнёс Ньянг.
Я закрыла дверь и обратилась за поддержкой к стене.
– Я продолжу, – не стал ждать моего ответа он, – платья – не твоё. А что в таком случае способно хотя бы воодушевить тебя?
По какой-то причине этот вопрос ввёл меня в полностью насмешливое состояние.
– Это смешно, – фыркнула я, – все эти попытки играть со мной! И… даже если ты победишь… что тебе даст эта информация? – два шага к столу и опора на него, – смысл в том, что ты можешь наплести мне что угодно, что «усыпит мою бдительность», но ты попытался залезть мне в душу, Ньянг, – ухмылка, – расстрою ли я тебя, сказав, что у меня нет души?
Он усмехнулся и покачал головой.
– Боишься моей насмешки? – провоцировал он.
Я вмиг стала серьёзной.
– Да, – слово далось мне легко.
Как и признание.
– И что с того, что я посмеюсь? – протянул он.
В его руках вновь сверкнул бокал.
Я пожала плечами.
– Понятия не имею, – стол пошатнулся вместе со мной, но мы оба устояли, – да плевать, ты прав. Не хочешь вложить пару сотен миллиардов и половину своей жизни в фармакологическую мечту?
Его глаза загорелись.
– Продолжай, – глоток воды и внимательный взгляд.
Я и продолжила:
– Пилюля вечной жизни.
Его брови подлетели вверх. Но лишь на секунду – он взял себя в руки почти сразу.
– И в самом деле смешно, – без тени насмешки сообщил мне он.
Я повела головой.
– Говорила же, – хмыкнула и подошла к нему ближе, – виски?
Протянула бутылку с глотком напитка на дне. Он принял её, смотря мне в глаза. Бутылку мы продолжали держать оба, едва ли моргая и думая о чём-то разном.
– Насколько мерзким будет то, что я воспользуюсь тобой сейчас? – как всегда прямо спросил он.
Я пожала плечами.
– Максимально мерзко, – мой ответ.
И шаг навстречу ему.
Я выдохнула в его губы пары алкоголя, отпустила звякнувшую о пол бутылку и ощутила крепкие горячие объятья, окутавшие меня так, как я и представляла себе.
Давно.
***
– …Система переадресована, – механический голос над головой, – исходная точка – проект «Ауфэр», конечная – облако исходных данных компании «Ньянг Лабор», ключевая папка «Загрифованное».
Парзифаль сверлил взглядом колбу, в которой находилась я, потому не отметил моё вернувшееся создание.
– Инициализация объекта «Ауфэр три тысячи восемьсот двадцать семь», – тот же женский голос.
Я сузила глаза и потянулась пальцами к стеклу сквозь толщу раствора.
– Выпусти меня! – произнесла, зная, что боли это не принесёт.
Из-под кулака раздался гнетущий едва различимый стук. Ньянг усмехнулся, безучастно повернулся ко мне боком и направился к центральному столу в своей лаборатории.
Проклятый формалист! Что ему мешало меня выпустить? Не наглость и цинизм ли часом?
– Резервное копирование данных, – сообщил компьютер.
– Перенос возможен только с твоим полным нахождением в сознании, – взял планшет со стола мужчина, – я не хочу насилия, однако ты вынуждаешь.
Я сузила глаза и стукнула по стеклу сильнее. Звук стал на микродецибел громче. Я чувствовала себя сильнее.
– Стекло не разбить, – хмыкнул кареглазый, – раствор не слить – тебе не выбраться – никакого погружения в подсознание. Цепочка ясна?
У него был насыщенно-игривый взгляд человека, загнавшего оппонента в клетку.
– Загрузка данных, – женщина на фоне.
– Я и не планировала уходить, – скрестила руки на груди, закрытой тканью, – дело в другом: зачем ты переносишь меня в облако? – взгляд исподлобья.
Этот… мизантропичный человек очевидно желал выдворить меня из этого тела. Оно и так было не моё, однако.
– Не тебя, Рэффи, – он довольно оглядел происходящее на экране планшета, – проект, вернее, программу, которая заменяла тебя всё это время.
Я насторожилась.
– Верификация пройдена успешно, – не дала сказать система, – перенос выполнен. Потери исключены.
Лицо Парзифаля показалось бы искушённо дьявольским сейчас.
– Ауфэр, – занял место ровно напротив меня мужчина, – ebene: entwickler. Formatierung.
Мой голос, но не я:
– Форматирование. Ошибка. Уровень неизвестен.
– Логическое, но без вреда носителю, – был беспечен Ньянг.
Он даже отвернулся от меня, однако отдавать приказы продолжил:
– Создай блок на уничтожение функционального ядра и мозга, максимальный уровень запрета – для носителя в частности.
– Что за хе… – не понимала ничего я.
Меня перебила другая я:
– Запрет установлен, – отчиталась, – ядро оптимизировано. Запуск логического форматирования.
Парзи кивнул.
– Отслеживай состояние носителя, – взгляд мне в глаза.
– Бета-ритм, двадцать девять герц, норма, – под моё явное ощущение шевеления в черепной коробке, – тридцать два герца – порог нормы. Двадцать девя…
Мужчина, казалось, посерел лицом.
– Ауфэр? – его голос был взволнован, – система сканирование! Рэффи, чувства, ощущения, сейчас!
– Нормально, – скрипнула зубами я, – хочу на сушу. Скажи, я похожа на лягушонка? Какого хрена я тогда в пробирке?!
Его губы растянулись в ухмылке.
– О, ты самый зубастый лягушонок, которого мне довелось препарировать, Рэффи.
– Сканирование завершено. Показатели в норме. Энцефалограмма отклонений не выявила, – система.
Мужчина почти расплылся.
– Как же я рад, – по виду, описал лишь сотую долю своего состояния он, – слить раствор!
***
– Ты перестала пить? – меня разбудил голос Парзифаля.
Пришлось открыть глаза, чтобы хоть немного обозначить себя в пространстве для своего же мозга. Ладонь обратилась к лежащему вверх чехлом телефону на столе рядом с головой. Спать на плоском дереве в мои планы не входило. Ну если только немного.
– Решила передохнуть, – хрипло пробурчала в ответ мужчине, уверенно подошедшему к окну.
– Твои сотрудники тебя любят, – заметил он с лёгкой насмешкой в голосе и глазах, – закрыли жалюзи, чтобы тебя не разбудил утренний свет.
Я решила размять лицо, потерев него в приступе ярого мазохизма. Парзи предпочёл молча пронаблюдать за моими манипуляциями.
– А где все? – оглядела пустой кабинет.
Нас окружали открытые столики по периметру идеально белоснежных стен лаборатории.
– Сегодня воскресенье, Рэффи, – мужчина скрестил руки на груди, – тебе стоит отказаться от переработок. Настрой себе режим дня, наконец.
Я скривилась и поднялась с кресла, попутно разминая уставшее от неправильного сна тело.
– Он составлен, – суставы нещадно хрустели, – висит на холодильнике.
Парзифаля мой ответ не устроил:
– Твое упоение каждой начинаемой деятельностью вызывает восхищение, – похвалил, – помимо жалости, – он поднялся, – собирайся. Твой отец настаивает на внеочередном нервировании меня посредством слёзного вымаливания открыть проект под его руководством.
Я хмыкнула и нашла взглядом сумку.
– Что на этот раз? – вспомнила о том, что нужно снять халат.
– Очевидно, что-то строго необходимое для бизнеса, вроде резиновых перчаток с сенсорным устройством или, – усмешка, – ещё вероятнее – памятники с влагостойким экраном.
Я взяла рюкзак и хмыкнула.
– Не все его идеи смешны, – потянулась к двери, но была опережена мужчиной.
Всё ещё не успела привыкнуть. Свет и в самом деле ослепил – сегодня солнце было на удивление ярким. Или это моё восприятие, практически вышедшее из сумрака?
– Только те, которые он пытается навязать мне, – хмык от мужчины, – какова вероятность, что он вложит свои деньги в подобные стартапы?
Я почти расплылась от ехидства.
– Нулевая, – мой путь пролегал на первый этаж, – заедем позавтракать?
Он лишь кивнул, удовлетворенно подмечая, что я направилась прямиком к пассажирскому сидению, не желая драться с ним за водительское сегодня. Я не хотела напряжения. Солнцезащитные очки из бардачка стали тому подтверждением, когда я прикрыла ими опухшие глаза.
С момента нашей свадьбы прошло не больше полугода. Мы всё ещё тяжело притирались друг к другу, едва ли способные не выводить из себя оппонента какими-либо мелочами. Но в этом и была своего рода игривая ценность – я привыкала замечать в нём огромные положительные детали, которые, к слову, бесили ровно в той же степени, в какой восторгали.
Так, например, я узнала о его совершенно нудном и крайне раздражающем занятии – играть на колёсной лире, коих у него было миллиард, каждую из которых он «презирал» и тщательно расставлял по специальным стеллажам в примыкающей к гостиной комнате. Он называл это блажью, а я восхищенно терпела его хобби, вгрызающееся в мозг навязчивыми мелодиями.
Ещё одной чертой, в этот раз совсем не имеющей плохих сторон, была искренность. Нас двоих не связывала любовь. Вернее, она не участвовала ни в нашем браке, ни в отношениях до этого плюс минус ещё одного месяца. Кристально чистая деловая связь. Я позволила ему подмять компанию отца, он не стал мне лгать и позволил запустить пальцы в фармакологическую мечту. Мы были на равных. Оба в плюсе. Пока мне не осточертела его колесная лира, и я не предпочла полюбить его, чтобы не прийти поздним вечером и не расстрелять его коллекцию.
Отец был доволен. Клаудия презирала меня на уровень сильнее. Однако она молчала, принимая власть отца и его кошелька. Тиль… единственное, что она сказала мне тогда: «Засчитано, Фыр. Насколько же ты долго копила всю эту месть для меня?». После чего улыбнулась, бросила в признавшегося на следующее утро после нашей первой ночи Парзифаля коробку с платьем и перестала с ним разговаривать. Мне она периодически слала фотографии с островов, на которых жила каждую неделю в месяц, кривя губы от кислинки ананасового сока в «Пина коладе» и не такого идеального ровного пресса её нового бойфренда.
И всё было практически прекрасно. Если бы одним измученным утром какого-то донельзя кофейного понедельника у меня не сошлись стехиометрические расчеты, стоящий с недовольным лицом Парзифаль дал дозволение на первые клинические испытания нового состава, а у меня… получилось.
Несколько лет испытаний, доведение микстуры до идеала и, наконец, представление результатов общественности. Введение в массовое производство. Отсутствие каких-либо помех из-за защиты компании Парзифаля.
И счастье. Потому что я создала лекарство вечной жизни.
***
Солнце, казалось, светило в любое место, кроме ухоженных серых плит. Трёх. Одинаковых и беспощадно прощальных.
Здесь, как и везде на кладбищах, не было лавочек, потому я, чувствуя не столько утомляющую тоску, сколько терзающую моральную усталость, сидела прямиком на земле. Так я была ближе к своей семье.
– Сад упущенных мгновений? Я предполагал, что найду тебя именно здесь, – встал за моей спиной муж.
Пальцы прошлись по прохладной блеклой траве. Газон здесь был колючим, а могилы казались свежими. Стоит ли говорить, что второй год на каждом памятнике был одинаков и отсчитывал от настоящего очень много лет? Колоссальное количество. Обычные люди столько не живут. Но мы были в волшебном городе Либэн, по которому ходили киборги с сознанием когда-то живых людей, противники вечной жизни и те, кто смог пережить даже свой рассудок.
