Надо было прыгнуть через эту кожаную махину с ручками, и, когда пришла моя очередь, я чуть-чуть не допрыгнул и жутко больно ушиб себе...ну...в общем, вы понимаете о чем я говорю... Пипиську расплющил, короче.
И все-таки капнула большущая слеза, я не успел ее удержать, и она расплылась по тетрадной странице… Сволочь. Я изо всех сил стиснул зубы, но уже чувствовал, что не сдержусь. Что плотину сейчас прорвет.
— Я бросаю, — сказал он. — Не ради своего здоровья, сам понимаешь, токмо ради моей зануды жены…
Достало, как же меня это достало...
Меня так и подмывало встряхнуть их хорошенько, авось вытрясу... Что? Не знаю. Слово, улыбку, жест? Что-нибудь.
Я не очень упитанный, во мне 35 кило надежды.
Всего хорошего, Грегуар Дюбоск.
Не зря прожить день тот день, когда ты сделал что-то своими руками.
Мне жилось неплохо, но счастлив я не был. Я мучился оттого, что ничем не могу помочь деду Леону. Я бы горы свернул для него, я бы дал, если надо, разрезать себя на кусочки и поджарить на медленном огне. Я готов был нести его на руках через всю землю, прижимая к груди, я бы все что угодно стерпел, лишь бы спасти его, но что толку, если все равно сделать ничего было нельзя. Только ждать.
***Я шагал долго-долго. Дышал медленно и глубоко. И повторял про себя всегда одно и то же: «Возьми все это, дедушка. Дыши этим чистым воздухом. Дыши. Вдыхай этот запах земли и тумана. Я здесь. Я – твои легкие, твое дыхание, твое сердце. Я помогу тебе. Возьми». Это было как искусственное дыхание рот в рот, только на расстоянии.
Понятное дело, дед-то занялся деликатными вопросами водопровода и электричества, пока мы обливались потом и ругались на чем свет стоит.
Месье Мартино часто говорил так: «дерь-мус-дерьма-дерьмум-дерьморум-дерьмис-дерьмис» (это что-то из латыни).
Запах школы - вот что худе всего.