Kitabı oku: «Кулачок», sayfa 3

* * *

До сегодняшнего дня я целовалась всего однажды – в прошлом году на дискотеке в школе. Мне всегда казалось, это со мной что-то не так, если я никому не нравлюсь, потому что мои одноклассницы уже хоть с кем-то да встречались. Лет в двенадцать я решила, что дело в моем большом носе и неприятном голосе. Иногда я об этом слишком много думала и сама себе становилась противна. Мне так хотелось, чтобы в меня кто-нибудь влюбился, – я несколько раз загадывала это под куранты, но ничего не сбывалось. А теперь даже не вспоминаю, как тяжело было тебя ждать, и кажется, ты на всю жизнь.

Когда тебя нет рядом, постоянно закрываю глаза и вспоминаю наш поцелуй. У тебя мягкие губы, и твой нос смешно упирается в мой. Щекотно.

* * *

Я пришел к вам сегодня после обеда, когда все дремали в доме. Снял шлепки, тихонько поднялся по лестнице на второй этаж. Обычно я так делал, чтобы никого не разбудить, но в этот раз мне просто было жутко страшно и хотелось как можно дольше оставаться незамеченным.

Как бы я ни боялся, а вот уже и балкон. Ты лежала на плетеном диване, спрятав лицо в подушку. Я сел рядом и стал слушать, как смешно ты дышала, притворяясь спящей. Наверное, зажмурила глаза за секунду до того, как я оказался рядом.

Нужно было срочно признаваться, но мне хотелось хоть ненадолго замереть, чтобы решиться. Я уткнулся головой в руку, которую ты подогнула под себя, и почувствовал, как она аккуратно придвинулась ко мне – теплая, с зажатым кулачком, а из него торчал бело-зеленый фантик. Ты опять ела мятную конфету. Я все про тебя знал, и мне от этого так захотелось пощекотать тебя, что я уже прикоснулся к норке возле шеи, но ты меня раскусила, чуть приоткрыла глаза и перевернулась на бок, освобождая для меня половину дивана. Я лег рядом, подогнул непомещающиеся ноги и прижался ухом к твоей груди. Ты нагрела мне место, да еще и солнце светило прямо в спину – разрушать этот момент было просто невыносимо.

А потом все рухнуло. Как я – поступают только дураки.

Лева слышал, как учащенно билось Варино сердце, будто подгоняя его. Досчитав до двадцатого удара, он выпалил:

– Меня увозят завтра на две недели в Москву.

Варя привстала, лицо у нее было заспанным и растерянным.

– Почему?

– Родители будут делать ремонт, и мне нужно следить за рабочими.

– Но это же какая-то ерунда. Зачем за ними следить?

– Не знаю. Спорили уже раз двадцать, но родители уперлись, что без этого никак.

– И когда они тебе сказали?

Диван был старым, в некоторых местах уже повылезали прутья. Лева держался рукой за один из них и со злостью вжимал его в большой палец.

– На прошлой неделе.

– Ты серьезно?

– Прости, я очень не хотел расстраивать тебя раньше времени.

– Действительно, намного лучше сказать за день до отъезда! Можно было еще уехать, а потом написать в Телеграме. Почему ты не сделал так, например? – Ее злость нарастала.

– Я, честно, сам не понимаю, как так получилось. Я каждый день думал, что расскажу, но все дни были такие хорошие, и я просто боялся их испортить.

– Ну а теперь они будут еще лучше! Давай ты вернешься, и я тоже куда-нибудь уеду. И ничего тебе не скажу.

– Не надо, пожалуйста.

Дома жарили шашлыки. Лева сидел на лавке, смотрел на родителей и впервые чувствовал себя чужим рядом с ними.

* * *

Неужели ты не мог сказать раньше? Почему нельзя было меня к этому подготовить? Было бы больно по чуть-чуть каждый день, а теперь вот так сразу и сильно.

Я это все уже видела, когда бабушка с дедушкой ругались, а потом по нескольку дней молчали. Знаешь, что они делали? Бабушка варила суп на всех, а дед его не ел и жарил себе на обед яичницу. И на ужин мог ее тоже жарить, если мама задерживалась на работе и ужином занималась бабушка. Это же глупость! Неужели у нас будет так же? Нужно пересилить себя и нормально с тобой поговорить, но я не могу. Захожу в Телеграм, пишу что-то и сразу стираю.

Лежу весь день в комнате и не хочу ничего делать. Искусала от злости ногти – пальцы теперь некрасивые и болят. Бабушка зовет есть, а у меня даже спуститься нет сил. Не хватало еще и с ней поссориться.

* * *

Мне без тебя ужасно тяжело. Звоню, а ты совсем не хочешь разговаривать. Переписываться тоже не получается. Когда вижу надпись «…typing», блокирую телефон и иду на кухню попить воды или что-нибудь съесть, чтобы не сойти с ума. Возвращаюсь, а там никаких уведомлений. Или еще хуже – пишет кто-то, но не ты. Иногда кажется, все уже закончилось, а я просто не могу себе признаться в этом. Но ведь не так? Не может все рассыпаться из-за одной глупости…

Сижу целыми днями в квартире. Рабочие сверлят, стучат и ругаются. Я бы тоже так хотел поругаться! Чтобы ты сердилась, пародировала меня, размахивала руками, а потом складывала ладони в замок за спиной, не зная, куда их деть. И чтобы у тебя щурился левый глаз и я понимал: это он мне подмигивает и мы скоро помиримся. Я столько всего про тебя знаю, ну не можем же мы расстаться!

* * *

Знаешь, это бесчеловечно. Сначала я злилась только на тебя, но теперь еще и на твоих родителей – почему нельзя оставить рабочих в квартире без присмотра? Что у вас там такого ценного?

Я уже и забыла, как это – быть без тебя. До нашей встречи я, кажется, только купалась и придумывала, куда плывут облака.

Хочу поиграть с папой в бадминтон, но и его нет – нужно ждать до послезавтра.

Поразительно, ведь еще месяц назад тебя не было и я нормально жила, а теперь как будто меня у меня забрали.

* * *

Не понимаю, зачем я здесь нужен. Мне кажется, мама с папой специально притащили меня в Москву, чтобы я не торчал у тебя с утра до вечера. А разве это плохо? Они надо мной еще и смеются, будто мы поссорились из-за ерунды.

Вспомнил про соседа Виталика, который взял деньги у твоего папы и пропал. Нарисовал и отправил тебе забавную картинку, на которой Виталик на эти деньги ест картошку фри в Турции у бассейна, а ты в ответ написала: «Очень смешно». Ну ладно бы точка, но еще и с большой буквы!

Родители возвращались с работы к ужину. За столом Лева почти всегда молчал, смотрел в угол и водил вилкой по тарелке.

– Перестань это делать, пожалуйста, – сухо произнесла мама в один из вечеров.

– Вы какой-то детский сад разводите. Ну сказал не вчера, а сегодня – какая разница? Зачем из этого трагедию делать?

Лева посмотрел на отца.

– Пап, но ведь это не твои чувства, а наши. Если Варе больно, я не могу это отменить.

– Ты знаешь, если бы мы с мамой обращали внимание на такие мелочи, мы бы уже давно развелись.

– Правда, сынок. Надо как-то попроще к этим вещам относиться.

Лева стоял у раковины и мыл посуду. Ему было ужасно одиноко. У его родителей были не самые лучшие отношения – они часто ссорились, переходили на крик, почти всегда ездили в отпуск не вместе, а с друзьями. Но в тот вечер они будто объединились, чтобы защититься и дать сыну понять: «Мы женаты почти двадцать лет, и ты понятия не имеешь, каково это».

Поставив на полку последнюю тарелку, Лева сказал:

– Я не понимаю, неужели у вас такого не было?

Не дожидаясь ответа, ушел к себе.

У Вари на даче был друг Коля. Они познакомились еще в детстве и с тех пор ходили по очереди друг к другу в гости, играли в гонки на приставке, ели всякую ерунду, от которой болели зубы, и делились секретами. Коля был старше на два года и чувствовал себя Вариным взрослым братом: подтрунивал над ней, но по-доброму – любя и оберегая.

Когда появился Лева, Варе стало страшно – вдруг их с Колей дружба его насторожит. На следующее утро после встречи с Левой она зашла к Коле. Он смотрел что-то на ноутбуке и ел хлопья с молоком. На столе было несколько кружек с остатками чая, яблоко, надкусанное с двух сторон, джойстик и раскрытая книга, лежащая страницами вниз.

– Здоро́во, мелкий! Ты где вчера была?

Варя подошла к креслу, на которое было накинуто шерстяное одеяло. Обычно она забиралась в него с ногами, но в этот раз присела на краешек и сложила руки на коленях.

– Только не смейся.

– Да еще чего!

– Мне кажется, я влюбилась.

– Опааааа! – Коля закрыл крышку ноутбука. – Видимо, в меня, потому что в нашей глуши влюбиться больше не в кого. – Довольный собой, он потянулся за яблоком и сделал третий укус.

– Ну естественно.

– И что же мне теперь с этим делать?

– Не знаю. Можешь начать детям имена подбирать на будущее.

– Так я их давно выбрал.

– Все, угомонись. – Варя встала с кресла и пересела за стол. – Это Лева. Помнишь третий участок за поворотом, который продали два года назад?

– Да это же какой-то задрот с книжками!

– Ты нормальный человек? – Варя не обиделась, потому что ни секунды не сомневалась в Леве. Она просто сказала первую попавшуюся фразу, которую часто использовала в ответ на Колины шутки.

– Простите, пожалуйста. Молчу!

– Я тебя пришла попросить: ты можешь пока, пожалуйста, к нам не приходить?

– Это еще что за прикол?

Варя задумалась, как правильно подобрать слова.

– Понимаешь, я так долго этого ждала. Все вокруг влюблялись, а у меня были только какие-то картинки в голове – ну, ты ведь знаешь сам. И мне очень хочется сейчас как можно больше времени быть с ним вдвоем. – Про опасения, что Леве может не понравиться ее дружба с Колей, она решила не говорить.

Коля вопросительно посмотрел на нее, слегка прищурившись, и сказал:

– Вы только встретились, ау! Ты еще ничего о нем не знаешь, а уже ставишь его на первое место.

– Но у меня есть чувства! И это не какая-то ерунда!

– Ладно, фиг с тобой. – Коле резко захотелось, чтобы она поскорее ушла.

– Я тебе позвоню через несколько дней и тогда обязательно вас познакомлю, хорошо?

– Хорошо, хорошо, иди уже. Вам пора книжки читать.

– Тупица! Я тебе позвоню!

Как только закрылась калитка, Коля встал и со злостью ударил ногой по креслу.

Варя все не звонила. Когда Лева уехал, она не решилась в первый же день идти к другу. Ей казалось, что отношения с Левой понятны только им двоим. Она знала – Коля обязательно начнет шутить и вторгаться в их пространство, и от этого ей было не по себе. Но все-таки они были близкими людьми, и Варя по нему скучала.