Kitabı oku: «Цена мести», sayfa 11
Глава 17
Ден
Зал загородного дома наполнен нелюдями, заражённых так много, что ему сложно держать себя в руках. Кажется, вот-вот кто-то из них его обнаружит, раскроет обман и весь план накроется медным тазом.
Время близится к четырём, вскоре настанет ключевой момент папиной речи, именно тогда всё решится. Макс набрал с час назад, сообщив, что его люди на позициях.
Мимо проходит блондинка в синем платье, его потряхивает. Всю ночь пытался выбросить из тяжёлой головы обманщицу. Ника оказалась затаившейся змеёй на его груди. Чёрт знает, когда бы укусила. Не поверил сначала, когда увидел документы о счёте на её имя, но они, как выяснилось, подлинные. Сомнений нет, отец перечислял ей деньги уже некоторое время. Странно, почему она их не раскрыла, может, решила усидеть на двух стульях. В любом случае, ему повезло, что передумала их сдавать. Мотивы неважны, факт предательства на лицо. И чего не хватало? Финансово он её поддержал, о семье позаботился. Чтоб её. И ведь смотрела на него своими блядскими серыми глазами, такими светлыми и невинными, выдавала ложь порционно, которая патокой проникала в его сознание, преображаясь там в истину. А он верил, влюблённый дурак. Блядь. Верил ей. Девочка оказалась не невинной овечкой, а платье её – вовсе не белым, испачкано в мазуте по рукава. Он был близок к тому, чтобы отравиться ядом с её уст.
Наверное, стоит позже поблагодарить за информацию Ксюшу. Если бы не она, он бы и не узнал. Так и оставил бы суку подле себя, не ведая о её двуличности.
– Чего один? Я тут тебе кое-кого привёл, – раздаётся голос Макса. – Только не кипятись. Вы поговорите немного, думаю, тебе стоит выслушать.
Ден оборачивается. Рядом стоит брат, он отступает в сторону, из-за его спины выглядывает её лицо. Он напрягается моментально, ощущая, как по телу проходит ярость вперемешку с болью. Добралась до него и здесь. Зачем вернулась? Будто неясно выразился в прошлый раз.
– Нам не о чем разговаривать, – говорит холодно, в ушах нарастает шум. Он не может позволить себе сорваться. Не здесь.
Ника шагает к нему, выглядит потрясающе, всё такая же невероятная в платье, которое они подбирали вместе. Но, присмотревшись, он замечает покрасневшие белки глаз, припухлость на веках. Ревела. Взгляд потухший умоляющий на него бросает, раскрывает пухлые розовые губы, которые ему хочется зашить нитью из её же волос. Раскрывает, чтобы что? Вновь скормить очередную ложку-другую лжи? Ему достаточно. Лучше бы молчала, исчезла из его жизни, не бередила душу, не внушала то, чего нет. Тогда он мог бы представить, что её не было вовсе. Ни в прошлом, ни в настоящем.
– Хотя бы скажи, в чём дело. Что случилось? – тянет тоненько она, стараясь не привлекать внимание гостей.
Он сжимает челюсти, подбирается, усмехается криво, выливая на неё дозу презрения, чтобы прочувствовала, какого это – оставаться в дураках.
– Честная Вероника. Я почти поверил, – хмыкает он, потирая пальцами шею.
Макс исчезает в толпе, оставляя их наедине. Ника сразу теряется без поддержки его брата.
– Я не понимаю. Если ты не скажешь, я не смогу ничего поделать. Дай хотя бы шанс, – шипит она, цедя слова сквозь зубы. – Всё было нормально до твоего похода в компанию, до звонка этой…
– Ксюши, – подсказывает он, с удовольствием наблюдая за её метаниями, за тем, как искажается лицо при имени знакомой. Он бы ударил сильнее, если бы мог, если бы хватило времени. Но его нет. Ему сейчас не до неё.
– Ты привык рубить с плеча, но подумай головой, пожалуйста. Всё не может закончиться так, – она почти плачет, в уголках глаз скопились невыплаканные слёзы. Он давит в себе желание податься вперёд, утешить, успокоить, потому что это будет пустой тратой драгоценных секунд. Обратный отсчёт запущен.
Закрывает веки, погружаясь во тьму, сердце успокаивается в груди, дыхание становится глубоким и ровным. Он подходит к ней, опускает ладонь на плечо, нагибается к уху.
– Всё закончилось тогда, когда ты взяла деньги отца, – чувствует, как она вздрагивает, как говорит что-то, но он уже не слушает. Проходит мимо, оставляя её позади, не рядом. Там, где ей и место.
Выбрасывает из мыслей, сосредотачиваясь, следует к небольшой сцене на противоположной стороне зала. Перед ним расступаются люди, склоняют головы в приветствии, он растягивает губы в фальшивой улыбке. Всё здесь фальшивка, никогда правдой не являлось. Вампиры лебезили перед Никольскими, заискивали, лизали зад, если приходилось. Настоящего в них не найти ни грамма.
Отец поправляет галстук, смиряет его взглядом, не увидев жены, довольно кивает сам себе.
– Без супруги. Смотрю, поступил разумно, – говорит, оглядывая присутствующих. Народу так много, что Нику он не замечает.
Ден равнодушно отвечает:
– Ты прав, нужно было прислушаться, – на что получает добродушное похлопывание по лопаткам. Видимо, новость пришлась ему по душе. – Поднимайся, все ждут, – вправду, в помещении воцарилась тишина, разговоры стихли.
– Идёшь со мной, – не просит, приказывает отец, ступая по лестнице.
Они этого ожидали, давно ходили слухи о передаче части акций преемнику. На то и рассчитывали, вблизи проще провернуть задуманное. Пока произносит речь, отвлечётся, он ему доверяет, не увидит подвоха, расслабится.
Идёт по пятам, останавливается по правую руку, бросая короткий взгляд на поднос. Он не заморачивался, пусть по плану должен был подмешать лекарство сейчас, сделал это заранее в оба бокала, чтобы наверняка. Ему-то пить необязательно.
Мужчина поднимает фужер.
– Приветствую на своём юбилее. Фирма растёт, нас становится всё больше. Однажды мы поставим на колени тех, кто не считался с заражёнными, тех, кто смотрел свысока. Мы построили Империю, которую нужно не только удержать в руках, но и расширить. Я обещал…
У Дена пульсирует вена у нижнего века, холодный пот стекает по спине. Чем меньше песчинок остаётся в верхнем отсеке часов, тем сильнее его одолевает волнение. Наконец, тост завершается. Никольский опустошает бокал до дна, разбивает о пол, раздаются аплодисменты. Пока тот пил, он думал, что не может дышать, настолько разросся ком в глотке. Однако вот, всё прошло, как по маслу. Зря себя накручивал, зря переживал.
С центра слышится визг, затем снова и снова, начинается паника.
– Что происх… – отец давится, кашляет, сгибаясь пополам. Багряная густая жижа из его рта стекает вниз прямо на мрамор. – Ты, – шипит он, когда тело начинают бить судороги.
А он стоит, приросший к месту, не в силах пошевелиться, не понимающий, какого хрена творится. Лекарство действовало по-другому. Оно не убивало, лишь исцеляло. Окидывает взглядом зал: часть людей лежит безжизненными пластами, трупов становится всё больше, другая же часть не выглядит паникующей. Будто они знают, что происходит, будто так и должно быть.
Отец вздрагивает последний раз прежде, чем затихнуть. Его глаза тухнут, замирая в одной точке навсегда.
«Хлоп, хлоп, хлоп». Публика подхватывает, звук поражает его слух. Макс, широко улыбаясь, выступает из толпы. Опускается перед папашей на колени, кладёт палец на артерию на шее, после вытирает его о штанину брюк.
– Веселья тебе в аду, отец, – выдыхает он, выпрямляясь. Смеётся, заметив замешательство Дена. – Выглядишь неважно, братец. Не понравился спектакль? Это ничего. Тебе и не должен.
Он не узнаёт брата. Тот не посмел бы, он любил семью. По-своему, но любил. Его улыбка кажется ему безумной. Нормальный человек не должен радоваться чужой смерти. Ему доводилось убивать, это не приносит ни счастья, ни наслаждения.
– Почему? План был другим…
Макс закатывает глаза, артистично затыкая уши.
– План, план, план. Он не был твоим. И он сработал, – зелёная радужка отливает желтизной, словно на ней налёт ржавчины. Руки опускает по швам. – Ты потерял отца, своё место, женщину. Нравится? Знаешь, мне – очень.
Он глохнет на несколько секунд, теряется в пространстве, пол уходит из-под ног. Говорит, не слыша себя.
– Что ты наделал… Он же твой отец.
Лицо Макса искажается, будто его ударили в солнечное сплетение, дышит часто, сжимая челюсти.
– Вот именно, – шипит он, подходя ближе, – мой. Не твой. Но почему я должен любить того, кому на меня насрать? Не находишь несправедливым, что он отдал в твои руки то, что принадлежит мне? Деньги, власть, силу. Все выбирают тебя, несчастного безродного оборванца. Даже Ника выбрала тебя, – при этих словах он отстраняется, поправляя костюм. – Но мы это исправим. Всё исправим. Компания уже моя, счета, кресло директора. Осталась женщина, верно? Как легко ты поверил в её предательство, стоило всего лишь подсказать Ксюхе в каком направлении двигаться.
– Что? – шепчет Ден, отступая на шаг, покачивается. Макс для него был товарищем, затем стал братом, они всегда ладили и никогда друг другу не врали. Так он думал.
– Я случайно узнал: отец надавил на неё, чтобы развелась. Сам знаешь, ему отказать невозможно. Она просто не хотела выйти из кабинета вперёд ногами. Но ты её не послушал. Я знал, что не послушаешь. Ты никого не прощаешь, не даёшь и минуты на оправдания. Какого это: отказаться от любящей тебя женщины? – хмыкает он, склоняет голову вбок, будто ему и вправду интересно. – Мне понравилось её целовать. Она вкусная. Я заберу её себе. Не возражаешь? Ах да, ты теперь не имеешь на это права.
Его мир рушится, колени подкашиваются, он оседает на пол подле трупа отца. Везде враньё, его так много, что впору захлебнуться. Увы, он продолжает жить, дышать, пока виски разрывает мигрень. Всё не так. Не может быть…
– Уведите, – бросает Макс охране. Его подхватывают, заламывают руки, толкают в спину, чтобы двигался. Ноги ватные не желают гнуться, в голове образовывается вакуум. Он оглядывает лица людей, теряет в них себя. За горло хватается, пытаясь восстановить дыхание. Не выходит до определённого момента. Её видит. Маневрирует меж гостями в попытке добраться, меж ними около двадцати метров. Это действует на него отрезвляюще.
Рвётся из хватки ребят, но не тут-то было, мужики крепкие. Брат его знает, как облупленного, не даст и шанса.
Она приближается, губы поджаты, руки удерживают платье, чтобы не мешалось, причёска растрепалась, а с виска стекает капля пота. Глядит то на него, то на Макса широко распахнутыми глазами, сбрасывает туфли, не заботясь более о внешнем виде, в секунду преодолевает расстояние, зажимает его щёки руками.
– Отпустите! Что вы творите? Зачем?! – кричит она, надрывая горло. Ему хочется сказать, зачем, но не может, не отошёл от шокирующего предательства. Ловит только её прикосновения ласковые, аромат вдыхает, когда волосы длинные покачиваются в такт движениям головы. Уверенная, нежданно обретшая силу воли, силу противиться тому, кто может стереть в пепел и её.
Мужики отталкивают в сторону, девчонка падает на пол, подскакивает тут же. Радужка мутная – мутная, серебро потемнело, как тучи перед предстоящей бурей.
– Успокойся, Ника. Денис убил отца. Он должен понести наказание, – говорит Макс, подходя к его женщине, помогая ей встать.
Ден шипит, дёргается, за что получает кулаком в живот, сгибается пополам, выплёвывая лёгкие, заходится в кашле. Ему бы орать, защищая свою честь, но едва ли она поверит. Не после того, как выдворил её за порог, обвинив во всех грехах. Тех, которые она не совершала.
– Нет. Нет-нет-нет. Это бред! – шепчет она, пытаясь поймать его опущенный взгляд. Он замечает едкую усмешку брата. Как бы не желал сдёрнуть её с него сейчас, не выйдет. Придётся подождать. Что же, ждать он умеет лучше прочих. – Он не мог!
Ладонь лживого ублюдка опускается на её плечо, массирует легонько. Ника сбрасывает, явно нервничая от касаний.
– Дай мне минуту. Я хочу с ним поговорить.
Зачем ей это? Чтобы ещё сильней разочароваться? Он проявил слабость. Считал, что отец здесь – слабое звено, ошибся. Им крутили, как хотели, грамотно переставляя по шахматной доске.
– Минута, – соглашается Макс, видимо, зная, что он ничего не скажет.
Ден жмёт зубы до хруста челюсти.
Она ловит его взгляд, подходит так близко, что ему щемит за рёбрами, словно в её руках сжимается – бьётся его сердце. Словно в её руках – его жизнь.
– Скажи, что ты этого не делал, – просит, нежно трогая скулу, проводя от неё до шеи.
Он щерится, демонстрируя хищный оскал.
– А что это решит? – выплёвывает, пытаясь её оттолкнуть. Чтоб ушла, отвернулась, осталась там, где его больше нет. В безопасности. Если станет на его сторону, им одна дорога – в прелую землю. Он уверен, Макс лишь прикрылся наказанием, дабы убрать его кандидатуру позже, когда всё уляжется.
Её пальцы дрожат, губу закусывает, ища что-то внутри него. И, чёрт её дери, находит, потому что вздёргивает подбородок, наклоняется, говоря так тихо, что вряд ли кто кроме него может услышать.
– Ты можешь.
Он удивлённо вскидывает брови.
– Что?
Её дыхание обдаёт его ухо, пуская по коже ворох мурашек.
– Можешь быть слабым, можешь сказать мне честно. Я справлюсь, не переломлюсь. Хватит делать из меня жертву. Я ею была. Но не теперь. Поверь, я знаю, о чём говорю, – он шумно выдыхает.
Она отстраняется, смотрит на него несколько секунд. И он сдаётся, капитулируя. Потому что видит. Ника – не та, какой он её нашёл. Уже не та. Всё ещё хрупкая, но посмей разбить, тронуть осколки – режет ровными срезами, что не зашить сразу.
– Будь осторожна, – единственное, что произносит. И скашивает глаза себе за спину, туда, где стоит Макс.
Она сглатывает, трясётся вся, не в силах поверить, но не смотрит, куда он указал. Понимает риски. Умная девочка.
– Ника, – торопит брат, намекая на окончание их краткой беседы.
Она кивает коротко, целует его в губы так болезненно медленно, отчаянно, что впору сдохнуть на месте. Он по-другому привык, иначе: страстно, яростно, грубо, жёстко. А от её поцелуя внутренности переворачиваются. Он горчит на языке привкусом полыни.
Когда отходит, он некоторое время не открывает век. Стоит сгорбленный с заломанными руками и понимает: не может её потерять. Потому что кроме Ники… блядь, кроме трепетной, до ужаса честной Ники у него никого не осталось. Ему до оскомины осточертели обязанности, что взваливал приёмный отец, мерзкие лицемерные улыбки коллег, приёмы, бизнес. Пошло оно. Если ему удастся выбраться… Только если… С этим будет покончено. Никаких вампиров, никаких незаконных дел. Ему осточертело так жить. Девчонка показала, что может быть нормально, не извращённо. Что не всякий пытается вскрыть тебе горло. И ему этого достаточно, чтобы ей поверить. На сей раз по-настоящему.
Глава 18
Ника
Её запирают в том самом загородном доме без права выезда. Она сбилась со счёта на семнадцатом звонке Светке. Ни она, ни Ульяна не берут трубки. Но с мамой… хотя бы с мамой всё хорошо, она стремительно идёт на поправку. Ника пытается найти Макса, чтобы поговорить, однако он мастерски её избегает, не попадаясь на глаза. Охрана упрямо молчит, повторяя снова и снова одно и то же: «Не положено, вам приказано оставаться здесь». Кем приказано, догадаться не трудно. Кроме Максима Никольских с властью в руках не осталось. Дена увезли чёрт знает куда, чёрт знает зачем, дальнейшая его судьба ей неизвестна.
Сначала она паникует, впадает в апатию, сжираемая отчаяньем, страхом за жизни близких и собственную. После наступает отрицание. Как он мог так поступить? Это же её добрый и заботливый друг. К концу следующей недели приходит осознание: всё вполне логично. С чего она вообще решила, что эмоции Макса были настоящими? Он легко мог обвести её вокруг пальца, притвориться тем, кем не является. У неё и в прошлом не выходило читать людей, как книги. Разборчивость, видимо, врождённое качество, не присущее ей.
Впервые со злополучной вечеринки они видятся только к среде. Он приглашает её на ужин, о чём извещает через домработницу. Женщина провожает её до террасы. Ника не утруждает себя сменить найденные в шкафу отведённой ей спальни спортивные штаны с мужской футболкой, которая явно ей велика. Выдыхает через рот, приосанивается, готовясь ко встрече. И всё равно ощущает себя потерянной, когда встречается с ним взглядом.
Макс, словно другой человек. Вроде и улыбка та же, блеск в глазах не потух. Она глядит через розовые очки, плёнка на них истерлась, потеряла цвет, став прозрачной. Ей больше ничто не мешает узреть истину. А она проста: мужчина перед ней – отцеубийца, поглощённый обидой, завистью, злостью. В нём нет доброты, нет и сожалений. Ему плевать, сколько осталось жить брату, сколько осталось до оглашения приговора. Плевать, что доказательства убийства фальсифицированы им же.
Она ему верила, повелась на лживые речи. Интересно, хоть что-то из того было правдой?
– Привет, – он салютует бокалом, откидываясь на спинку стула. – Присаживайся.
Ника выбирает место напротив. Столик слишком маленький для компании, но его хватает для них двоих. На стекле уместились две тарелки с салатом, её фужер уже наполнили вином. Пить ей не хочется, однако делает глоток под его внимательным взглядом, едва не давясь. Белое полусладкое стаёт поперёк горла.
Он подпирает щёку ладонью, поглядывает на неё из-под опущенных густых ресниц. Она не может понять, чего ему не хватало. Семья, друзья, бизнес, деньги, потрясающая внешность. Стоило бы ему поманить, любая с радостью метнулась бы в объятия. Он мог бы постараться наладить отношения с отцом, откровенно высказать накопленное брату, но вместо того предпочёл скрывать истинные чувства. Тьма копилась, отравляя организм изнутри, пока не стало поздно что-то менять.
– Выглядишь неважно. Мне доложили: ты плохо питаешься, – потому что запер её в комнате, забрал самое дорогое. Кусок в глотку не лез.
– Я не могу дозвониться до Светы, – подчёркнуто резко отвечает она. – Ульяна не отвечает, а Ден… сам знаешь, где Ден.
Макс хохочет тем самым непринуждённым смехом, который раньше казался ей заразительным. Теперь же он режет слух.
– С ней всё в порядке. Я увёз её в безопасное место, а вместо Ульяны приставил более надёжного человека.
Она сжимает пальцами колени под столом, что полумесяцы ногтей точно останутся на коже, не смотря на преграду в виде ткани. Как же, не надёжного, а своего, так точнее. Решил, что одного возлюбленного мало, дочь – стимул куда существеннее. Только вот зачем это ему?
– Дай мне с ней поговорить, – спокойно произносит она, гордясь тем, что голос не дрогнул, не сорвался на жалобный скулёж, как бывало раньше.
Он дёргает левой бровью, ухмыляется, затем делает внушительный глоток.
– Будете ли вы общаться зависит только от тебя, – отставляет бокал, ковыряет вилкой куриное филе в салате.
– Что всё это значит? – ещё с пару дней назад она решила притвориться дурочкой. Если прознает, что она в курсе правды, избавится, не пожалеет. У него с покойным папашей больше общего, чем он считал.
– Знаю, я тебе не безразличен. Почувствовал во время поцелуя, – тянет, забрасывает кусочек в рот, жует, глотает. – Я люблю тебя, Ника. Не так, как брат, а нормально. Ты сама заявляла, что не любишь его, что у вас… как это? Созависимость? – вертит вилкой в воздухе, очерчивая круг. – Я всего лишь хочу, чтобы ты была со мной. Ты заслуживаешь стать счастливой. Я смогу обеспечить это и тебе, и твоей дочери. Хорошенько подумай до того, как дать ответ. Сейчас ты на эмоциях, но поразмысли о будущем. Нужно ли тебе переживать об участи убийцы? Понимаю, ты не ожидала такого от Дена. Никто не ожидал.
Она почти давится, прикладывает все силы, чтобы удержать на лице растерянное выражение. Взаимодействие с мужем многому её научило. Привыкший к открытости Макс не замечает заминки.
– Я не могу так сразу, понимаешь? Мне нужно время, чтобы смириться, забыть, – шепчет она, добавляя надлома в тон. Получается. – Ты – хороший парень, мой друг.
Он кривится при слове «друг», будто оно вызывает у него отвращение.
– По-моему мы выяснили, что мы кто угодно, но не друзья, – утирается салфеткой, поднимается, нависает над ней, опершись руками о столешницу. – Советую думать быстрее, иначе я не могу гарантировать, что ты увидишь дочь когда-либо, – низко рокочет, с каждой секундой глубже вонзая в её грудь иллюзорный кинжал. Она не рассчитывала, что будет так тяжело, больно. Его предательство ударило точно в цель. Его ложь – не только его. Теперь она принадлежит им обоим. Жестокость порождает жестокость, особенно, когда иного выхода просто нет. Ей придётся примерить на себя личину монстра, чтобы спасти других и спастись самой. И, кто знает, может быть, она сядет лучше самого нарядного платья.
Взгляд отводит, чтобы не выдать смятения, судорожно ищет опору под ногами.
– Ты обещал, – тихо говорит, поднимая глаза, смотрит в его зелень с вызовом.
Он хмурится, склоняет голову вправо, вздёргивает бровь. Дует прохладный осенний ветер, ероша её светлые волосы, они блестят в закатных солнечных лучах.
– Обещал?
– Что тот раз окажется последним, что больше не поднимешь тему, – повторяет его же клятву, следя за реакцией. Её не покидает ощущение, что шагает по тонкому льду, вот-вот может оступиться, он пойдёт трещинами и лопнет под ботинками, а она погрузится в воду, пойдёт якорем ко дну, захлебнётся.
Мужские губы трогает натянутая улыбка, она ему к лицу, по крайней мере, не выглядит фальшивой.
– Выходит, я солгал, – хмыкает он, теряя угрожающий вид, опускается обратно на сидение.
Это не секрет. Она удивилась бы, сдержи он обещание. В нём столько обманчивого сладкого дурмана, что впору надеть защитную маску, чтобы не задохнуться им ненароком, находясь поблизости.
– Тогда где истина? Сам заявлял: мне нужен хороший парень. Ты – хороший? – фыркает она, вздёргивая бровь. – Сомневаюсь. Лжецы относятся к другой категории.
Он подливает себе вина, цепляет прибором веточку руколы.
– Где-то посередине. Я лучше брата, ты в этом убедилась, – скорее, убедилась в обратном. Ника ухмыляется, едва не выдавая себя с потрохами, спешит сменить выражение на нейтральное. – Ложь бывает и во благо.
У неё формируется идея, отдающая безумством, присущим кому-угодно, но не ей. Она никогда не была ни смелой, ни сумасшедшей, ни коварной. Но, кажется, всему в этом мире свойственны перемены, даже тем, кому они неприятны.
Заправляет локон за ухо, теребит кончик прядки, губу облизывает, вспоминая, как вела себя Ксюша, когда пересекалась с Деном. Если хоть в чувствах Макс не соврал, у неё может получиться. Влюблённые люди глупы, ослеплены трепетом, восторгом, когда объект любви находится рядом.
– Что с нами случилось? – спрашивает, поднимая взгляд, смотря открыто и пронзительно, давя в себе страх, загоняя его в самую глубину сознания. – Почему Ден так поступил? Почему я встретила не тебя в начале? – сглатывает, надеясь, что волнение он спишет на другие эмоции, не увидит то, что она пытается скрыть. – Если бы это был ты, всё было бы иначе, мне не пришлось бы пережить такое…
Он её изучает, глядит, точно привороженный. Передумав есть, сбрасывает зелень обратно в тарелку.
– С нами пока всё в порядке, – отвечает, прочистив горло. – Пока у меня есть силы ждать. Но я не отличаюсь терпением. Семейная черта, – усмехается невесело, давая понять: ему самому подобное не по душе. Будто не способен от этого избавиться. И снова врёт. Звучит настолько неубедительно, что впору рассмеяться.
– Вдруг он вернётся? За мной. Я же его предала, – обнимает себя руками, словно ей холодно, словно невидимая броня способна её защитить. Закрывает веки, заставляет себя поёжиться, как нельзя кстати приходится холодный воздух, стоит сосредоточиться на нём, как по коже ползут мурашки, а мелкие волоски стают дыбом.
Он перегибается через стол, оглаживает её по предплечью в попытке успокоить. Получается обратный эффект, её воротит от его касаний, хочется убраться прочь тут же, но она терпит, сцепив зубы. Удивительно, почему на него раньше не возникало такой реакции, на Дена была… Вероятно, потому что в нём Ника не распознала угрозы.
– Ты в безопасности, он до тебя не доберётся, – страстно выдыхает Макс, не убирая прохладных пальцев.
Она открывает глаза, ей не приходится притворяться напуганной, тело и сознание реагируют инстинктивно лёгким тремором, увлажнившейся слизистой. Её потряхивает.
– Он мож-жет, – тянет она, срываясь на хрип. – Это же он! Как ты не понимаешь?! – давит из себя крик, сбрасывая его ладонь, ударяет по столешнице. Бац. Бокал разбивается вдребезги, осколки разлетаются по полу.
Спектакль кажется бесконечным, будто ей придётся до гроба играть отведённую роль, которую она получить не желала.
Лицо Макса искажается, иллюзия беспечности спадает. Он смотрит на блестящее стекло, на разлитое вино, на неё, дышащую часто и коротко.
– Он не придёт, Ника. Ты слышишь меня? У него не выйдет, я всё учёл, – давай, давай же, говори, чёрт тебя дери. Ты обязан! Не зря же она так старалась, не зря терпела близкий контакт. Подаётся к ней, снова накрывает рукой её руку. – Он в лаборатории. Ты же знаешь, как она защищена. Ключ-карта только у меня. Всё хорошо, тебе не о чем волноваться.
Её заполняет облегчение, его так много, что спрятать невозможно. Однако то к лучшему, ведь Никольский принимает монету за подлинную, списывая на облегчение от отступившей угрозы нападения. О, как он ошибается. Ей предстоит зайти дальше. Ради свободы Ника готова на многое. Она не отступит, не сдастся.
– Спасибо, – плачет, не в силах удержать слёзы. Они катятся по щекам, подбородку, капают на ткань футболки. Напряжение её не покидает, сердце каменеет, оно окаменело ещё в тот миг, когда увидела Дена – разбитого и сгорбленного. Он не был слабым, не был хрупким, но по нему поступок брата ударил куда сильнее, чем по ней. Она не представляет, как ему сейчас тяжело. Потерять двух членов семьи разом…
Макс выдыхает, не подозревая о её думах, протягивает чистую салфетку.
– Всё хорошо. Утрись, – произносит он, слава богу, отпуская её ладонь.
Она всхлипывает, принимает помощь, сморкается шумно, не заботясь о том, будет ли ему приятен звук.
– Когда состоится суд? – успокоившись, задаёт вопрос Ника.
Погода стремительно портится, точно считывая её состояние, тучи сгущаются, грозясь пролить на их макушки скопленные запасы воды. Вдалеке ударяет молния, расколов небо пополам. И это странно, потому что только недавно ярко светило солнце.
Он не реагирует некоторое время, пережёвывает мясо, болтая напиток в фужере.
– В конце следующей недели, полагаю. Хотя, если ты считаешь, что его осудят по закону, то ошибаешься. Я позабочусь о том, чтобы он тебя не потревожил, – запивает пищу, осушая до дна. – Полагаю, ты поймёшь моё нежелание полагаться на правосудие, система работает отвратительно.
Ника едва удерживается, чтобы не вздрогнуть из-за ненароком упомянутого прошлого. Чёрт знает, намеренно или нет, но он затронул ту тему, которую не стоит поднимать. Правда, информацию она тоже получила. Трудно не проявить больше интереса, чем должно, оттого делает вид, словно увлеклась ужином.
– А, вот как… Замечательно, – сухо цедит, отправляя в рот курицу. Вкуса не ощущает, в его присутствии ей всё чудится пресным.
– Наконец-то ты ешь, я переживал об отсутствии аппетита, – переживал, как же. Удивительно, что она способна глотать, не давясь, в присутствии того, кто ей угрожал жизнью дочери и возлюбленного.
– Я нервничала, – объясняется честно, тут не нужны уловки.
Он втягивает носом влажный воздух, откладывает вилку в сторону, обозначив окончание трапезы.
– Не хочешь прогуляться? Завтра. Примерно в это же время. Там и озвучишь решение, –забавно, в самом деле. Дал ей время, которое исчислялось по секундам. Словно так легко изменить зову сердца, полюбить другого вопреки.
Встаёт, оправляя костюм. Нику поражает, что он ходит в нём и дома. Ден всегда переодевался во что-то удобное.
– Здесь чудесный сад, – кивает в сторону. Она следует взглядом в указанном направлении, пусть ей и плевать, красив сад или же нет. – Вкус у отца был отменный.
– Хорошо, – тоже поднимается, желая скорее избавиться от его общества, оно её тяготит, напоминает о том, как легко обмануть или обмануться, насколько прогнившими могут быть люди. Трупный яд травит и её.
То, как легко он рассуждает об отце, шокирует. Яснее слов демонстрирует тьму, которую он скрывает за семью замками, надеясь, что никто не заметит. И она благодарна прозрению, ведь будь иначе, не доверься ей Ден, вероятно, поверила бы его словам.
– Тогда до завтра? – говорит он, заглядывая в её глаза, приближается, запечатлев на щеке невесомый поцелуй.
Её воротит, сжимает кулаки крепко, удерживаясь на месте. Нужно переждать, отстраниться от происходящего, будто это происходит не с ней.
– До завтра, – эхом повторяет она механически, прячась за каскадом спадающих на лицо волос, слушает его отдаляющиеся шаги. И лишь когда они стихают, в её лёгкие врывается кислород.
