- Раскаиваетесь, что не сделались вовремя программистом? Им-то, наверное, платят побольше? - он кивнул в сторону вечнобегущих дверей. - Да и правильно - все же работа-то творческая. Интересно, - подумал Муравлеев, взглянув ему прямо в лицо, - ты меня не боишься? Напрасно. Сейчас так тебя... изображу. И, поигрывая языком за щекой, как кастетом, как... кистью, вошел в комнату, сел, придвинул бумаги...
- Люди впервые столкнулись с идеей синхронного перевода, видно невооруженным глазом.
- Зачем ты даже смотришь на них невооруженным глазом? - брезгливо сморщился Плюша. - Это такой народ...
Не забыл ли толмач за развлечениями, что надо и дело делать? Это такой народ: им сто слов, а они... три.
Смотря кто клеймал. Это они тоже могут прочарджить? Да не должны больше чарджить. А почему на него биллы шли? Ну и что, что шли? Поезд ушел. Поезд ушел, а биллы приходили.
Муравлеев был счастлив: у него устный перевод чередовался с письменным, как мышечное возбуждение и торможение, и такого физического согласия членов он не испытывал давно.
С.70: «вот эта минута, когда жизнь ему немила, каким идеалом свободы и счастья она покажется через год, когда все будет иначе, жить бы да радоваться, а он – не радовался».
c. 66: "– Ну ты же умный человек, – сказал Муравлеев великодушно. – Вот ты столько лет работаешь, ты хоть раз видела двух человек, которые говорили бы на одном языке?"
С. 12: "Муравлеев клялся, и перед ним, прижав палец к губам, возникал блаженный Иероним Стридонский, покровитель всех переводчиков..."
... отсутствие всяких чудес послано нам как чудо для укрепления веры.
С.3: "...други и учители, мыслю: ад есть невозможность более творить иные миры и согласие жить в этом, вместе со всеми".