По дороге из детства

© Анна Морозова, 2021

ISBN 978-5-0053-3500-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все герои книги – это реальные люди. Их имена не изменены.

На обложке размещено фото Белоногова Луиса (д. Челноки, Казачинского р-на, Красноярского края).

90-е

В 90-х годах было особо туго с деньгами. Папа работал токарем в Коммунхозе, зарплату регулярно задерживали. Мама мыла полы в Центре Занятости Населения. Доходило до того, что денег не хватало даже на хлеб. Благо, мы выращивали много картошки – на своем огороде и на поле, на котором Сельсовет выделял земли, люди огораживали пустующие участки и садили овощи ещё и там. Вместо хлеба обычно была печёная картошка. На обед суп на сале, жареный или варёный картофель с солёным огурцом или квашеной капустой. Вместо чая, который был не всегда, мы пили морс или отвар шиповника. Папа слыл заядлым курильщиком и без сигарет у него кружилась голова, тогда он выгребал из поддувала печи окурки и курил их, либо самосад, от которого потом долго кашлял.

Позже папе под зарплату стали давать хлеб. Иногда он приносил халлу или сладкий батон с маком – это был настоящий праздник.

Однажды всю зарплату выдали сладкими сырками. Коробок пять, наполненных сырками в пластиковых баночках и в фольге, хранились на полу в летней кухне и потихоньку съедались нами – детьми, почти никогда не видевшими сладкого.

Как-то папа с работы принёс маме туфли. В этих замшевых, на высокой шпильке туфлях мама лишь раз сходила на 1 сентября и сказала, что больше даже не наденет. Они ей показались слишком неудобными. Так туфли пролежали у нас в диване до моих студенческих лет, мода на такие модели сто раз изменилась и в них можно было с охотцей щеголять по коридорам университета.

На 8-е марта к папе в контору приехала группа людей, торгующих косметикой, и он набрал нам с мамой кучу всего: палетку теней для глаз с кислотными оттенками, духи, лаки для ногтей и ещё много чего интересного. Мама использовала свои любимые коричневые оттенки и убрала тени в ящик серванта. А в конце седьмого класса, когда мне вздумалось краситься, я их оттуда достала.

Денег на то, чтобы одеть нас к школе и купить необходимую канцелярию, катастрофически не хватало. И тогда мама с папой на все выходные уезжали в тайгу за черникой, клюквой или брусникой. Если находили нехоженые полянки, то умудрялись набирать по пять или шесть ведер. Потом мы всем семейством её перебирали – чистая ягода дороже продавалась. На вырученные деньги они нас и одевали.

Огромная любовь родителей к природе наложила отпечаток и на наше с братом сознание. Мы не представляли весны, лета и осени без еженедельных вылазок на мотоцикле в лес. Лес с благодарностью одаривал своими плодами: грибами, ягодами, кедровыми шишками.

А ещё родители держали свиней, которые иногда приносили приплод. Малюсеньких парасюшек продавали, а больших откармливали, и в ноябре, когда обычно закалывают скот, мы искали покупателей. Мясо взвешивали на весах в «нашем» магазине, так мы обычно называли магазин, расположенный ближе всего к дому, и тут же продавали. Одно время даже разводили кроликов, но их приходилось при забое подвешивать и колотить дубиной по голове, при этом они истошно пищали, поэтому позже папа решил, что кролики нам не нужны, обойдёмся.

Ещё в доме имелось два инкубатора и с зимы по конец весны родители в нём выводили цыплят. В то время случались частые перебои электроэнергии. Папа прибегал с работы, растапливал печь в бане и с мамой они переносил инкубаторы туда, так как яйца не должны были охладиться. Несколько раз в день их переворачивали, а в сам инкубатор подливали воду и следили за температурой. Цыплята вылуплялись не из всех яиц. Да и те, которые рождались, не всегда долго жили. Слабые погибали ещё не успев подсохнуть, иногда сильные заклёвывали хиляков насмерть.

Всё видели мы своими глазами, но это никоим образом не повлияло на нашу психику, как модно об этом говорить сейчас. Мы с братом росли вполне адекватными детьми, понимающими, что кусок мяса или куриное яйцо не растёт на полке в магазине. А ещё мы были скромными, не имеющими привычку клянчить что-то у родителей. И когда нам покупали один на двоих шоколадный батончик, никто из нас не кусал больше другого, потому что нужно было оставаться честными друг перед другом…

А сейчас обо всём этом подробнее.

Почемучка

Я сидела на плечах папы и крепко цеплялась ручками за его волосы. Мы гуляли по парку. Папа специально шагал у самого бордюра, потом вдруг запрыгивал на него, спрыгивал, запрыгивал снова и спрыгивал, так и шли. Мне было очень весело. Мимо нас прошёл мужчина, у которого тоже на плечах удобно расположилась маленькая девочка, вероятно, его дочь.

– Пап, а как зовут ту девочку?

– Может, Маша. Может, Глаша. Кто ж её знает, – шутил он.

– Как не знать? – удивлялась я и думала, что он лукавит, ведь папа всегда всё знал.

– А сколько ей лет?..

– Скорее четыре, но, может, и три.

Я пожимала плечами и время от времени оглядывалась на мужчину.

Андрей бежал впереди, а мама шла рядом с нами.

– Мама, а ты папина жена?

– Да, – от неожиданного вопроса она засмеялась.

– И я стану папиной женой, когда вырасту! – с уверенностью сказала я, и хохот раздался справа на лавочке. Немолодые мужчина и женщина слышали моё громкое заявление. Я сразу обернулась, они улыбались и смотрели на меня, провожали взглядом.

– Пап, а ты их знаешь?

– Не знаю.

– А ты, мам?

– Нет.

– Хм… – подёргала я снова плечами в знак недоумения и продолжила изучать парк.

В парке было хорошо. Длиннющая клумба с шафранами уходила вдаль к высокому памятнику. Очень мне нравились эти цветы на вид. Я подобрала один, сорванный и брошенный кем-то, и побежала за Андреем. Он дал дёру от меня, думая, что я его догоняю, а когда всё-таки догнала, то ткнула ему в нос цветок:

– На, понюхай! Тебе тоже невкусно пахнет? – Андрей отворачивался, а я настырно пихала шафран ему в лицо. Отстав от Андрея, я пристала к маме.

– Понюхай, мам! Ведь не может такой красивый цветок так плохо пахнуть! – я протянула ей цветок, она наклонилась, понюхала и сказала:

– Он вкусно пахнет, ты просто не дави на стебель, не три листья, это они так пахнут.

Но мои руки уже изрядно пропитались едким запахом стебля и листьев, поэтому и сам цветок, как мне казалось, дурно пах.

Шагая обратно, мы снова повстречали тех бабушку и дедушку, они опять улыбались нам. Рядом с ними шла собака. Очень красивая.

– Ой, какая длинная собака! – громко вслух произнесла я.

Видя хорошее расположение к нам незнакомых престарелых людей, родители остановились, чтобы мы могли получше рассмотреть их питомца.

– А как её зовут? – спросила мама.

– Лесси, – улыбаясь, ответила женщина.

– Очень длинный нос! – поражаясь, сказала я.

– Морда, – поправил папа.

– И длинные ноги! – вымолвил брат.

– Лапы, – опять поправил папа.

– А ещё длинные уши и волосы! – поднимая палец вверх, заметила я.

– Скорее шерсть, – заявил мужчина и, передразнивая меня, так же поднял кверху палец.

Всем сразу стало ещё веселее.

– Близняшки? – вроде бы всем нам задала этот вопрос бабушка.

– Двойня-я-я-я-яшки, – в один голос с Андреем произнесли мы.

– Ой, извините, и я ошиблась! – схватив себя за щёки, ответила нам милая незнакомка.

«Все бабушки вот такие смешные, ничего не понимают, не знают, всему удивляются»: подумала тогда я.

Выйдя из парка, мы направились к дому. Дули одуванчики, а потом, как на саблях сражались с братом их стеблями. Пинали камни кто дальше, соревновались между собой, но дальше всех всё же пинал папа.

Петровская Балка, где мы жили, была самым красивым местом на Земле, так казалось нам, детям. Свернув влево к нашему двору, мы спустились вниз по склону. Тропинка упрямо указывала дорогу к дому, но нам непременно надо было шагать в другом направлении. У соседей возле забора, прямо тут, за калиткой, росло несколько кустов роз.

– Осторожно, не уколитесь! – уставшим голосом предупредила мама.

– Вот, видите – это шипы, – показал папа, – И они острые, как иголки.

– Как у ёлки? – поинтересовалась я.

– Нет, острее. Хотя из этих иголок можно смастерить ёлку, – папа оторвал три шипа и вонзил каждый друг в друга.

– И правда ёлочка получилась! – удивилась мама и взяла у папы посмотреть эту миниатюрную поделку.

Тропинка к нашему двору заканчивалась небольшим мостиком через канал, далее тяжёлая калитка на пружине, закрывающаяся с таким оглушительным звуком, что невольно все соседи были всегда предупреждены о том, что кто-то вернулся домой или наоборот ушёл. Во дворе уютно расположилось три небольших домика, уличный туалет и ещё что-то напоминающее гараж.

Тётя Таня, наша соседка и крёстная мама моего брата, развешивала постиранное белье. Тут же, с вечно открытым ртом, стоял её сын Славик – наш ровесник, наш друг. Ещё одна соседка, тётя Света, и по совместительству моя крёстная, кормила ужином своих дочерей, тоже примерно нашего возраста, девочек – Юлю и Оксану. Они расположились на ступеньках своего дома. Всё было по-простому, по-деревенски, будто и не в городе мы жили, не в столице Крыма – городе Симферополе.

Сверху мне на голову упала спелая ягодка вишни. Ударилась и отскочила к нашему порогу. Я было погналась за ней, да мама опередила.

– Сейчас помоем и съешь. – тихо сказала она.

Так закончилась наша прогулка. И вроде бы не было в ней ничего особенного. Она состояла из вопросов детей, ответов взрослых, новых открытий, удивлений, улыбок, знакомств, приветствий и прощаний, предостережений. Один день проходит так, как по своей сути проходит целая жизнь. Жизнь, в которой ты не всегда можешь получить точные ответы на свои вопросы. Не всегда желаемое оказывается в твоих руках, иногда этого стоит просто ждать, зачастую необходимо стремиться, рваться всеми силами. Но самое главное в жизни – это всё же поддержка близких. Без неё рушатся все надежды и опускаются руки. И даже самый несуразный вопрос обязан оказаться услышанным, всегда найти хоть какой-то ответ, пусть даже вы не знаете его наверняка, но зато он не будет напоминать отмазку – лишь бы не докучал. В этих детских вопросах и взрослых ответах на них как раз-таки кроются маленькие шажки навстречу друг к другу, к познанию себя как ребёнка, к познанию себя как родителя и к открытию души…

Потерялась

В три года я потерялась. Не просто пропала в очереди в магазине. Не просто вышла со двора и ушла в неизвестном направлении. В миг исчезла, что даже у родителей угасла всякая вера в то, что я найдусь в этом небольшом, но и не маленьком, для крошечного человека, городе Симферополе.

Мама, папа, Андрей, я и наш двоюродный брат Вадик сидели в парке на скамейке, лизали таявшее мороженое и ждали своего сеанса в кино.

Кинотеатр «Мир» открыл свои гостеприимные двери и оттуда повалил зритель, пять минут назад наслаждавшийся просмотром какого-то индийского фильма. Мы не заходили, а спокойно доедали мороженое, решили пойти тогда, когда народ разойдётся. К тому же Андрей с Вадиком куда-то убежали и их необходимо было дождаться.

Помню, как капнула мороженым на свое нарядное белое платье и сильно расстроилась. А потом высасывала это мороженое из дырки в вафельном стаканчике, из которой эта злополучная капля и упала. Я настолько погрузилась в процесс, что не заметила, как прибежали Андрей с Вадиком. Они бегали вокруг лавки и звали меня покататься с горки, а я уже доедала стаканчик и вполне была к этому готова.

– Мам, можно? – прищуриваясь из-за ярко светившего солнца, спросила я.

– Иди, – с легкостью отпустила она.

Мальчишки рванули вперёд по уже знакомой им тропинке, я за ними. Люди, коляски, мальчик с шариком, тётя с сахарной ватой, вдалеке мелькающие сандалии моих братьев. Пудель! Какой смешной – весь кучерявый, как Андрей. Белый пудель с бантиком на голове. «И я такого хочу, надо у мамы попросить собаку. А где же сандалии? Где Андрей с Вадиком? Где горка?»: за какие-то считанные минуты, я успела разглядеть прохожих, снова захотеть мороженого, воздушный шарик, как у мальчика, влюбиться в пуделя и потерять из виду своих проводников. Собственно, таким образом я и потерялась, заблудилась, отстала от братьев.

Помявшись с полминуты на месте, повертевшись в разные стороны, запутавшись окончательно, я совершенно уже не понимала, откуда и в какую сторону бежать.

Огромный парк без единой души. Ни собаки, ни шарика, ни людей уже не было видно. Пустые бетонированные дорожки, лавочки и урны. Я стояла одна! Делать нечего, нужно было плакать. Чем я добросовестно и занялась. Сколько прошло времени не помню, наверняка не сильно много, так как плакать я еще не устала, иначе пошла бы блудить и неизвестно куда бы зашла.

Вдалеке замаячили две фигуры. Ближе и ближе подходили они. Приезжие с огромными клетчатыми сумками. Мужчина и женщина. Их лиц теперь даже не вспомню. Но вот причёски! Огромные пушистые шевелюры, как у встретившегося пуделя. Мода на пышность причёсок уже уходила в бытие, но этим людям, видимо, приехавшим из глубинки, ещё не дошла новость о том, что так уже не ходили.

Когда стало понятно, что они направляются в мою сторону, слёзы полились сильнее.

– Ты что плачешь? Где твои родители?

– Не знаю, я потерялась! – перейдя на рёв, объяснила я.

Открыв большую сумку, женщина достала какой-то шоколадный батончик, кажется, это был «Snickers», такого я ещё не пробовала. Угостила меня. Слёзы мгновенно перестали литься. Увлечённая поеданием вкусняшки, я схематично объяснила дорогу до дома. В этом парке мы гуляли каждый день, была бы смелее, легко бы пошла до дома сама. Новые знакомые отправились меня провожать. Шагать нужно было прилично, сперва по городским тротуарам.

– Да, да! Туда! – показывала я пальчиком на знакомый светофор.

Улица Воровского делила на две части этот район города. Перейдя дорогу, нужно было держать направление вверх по грунтовой дороге. С каждым шагом я смелела, уж здесь я точно бы не заблудилась. Свернув налево с грунтовки, мы спустились вниз и вот он мостик через Балку – бурный канал с огромными камнями по дну, вода в котором имела вид мутный круглый год, так как шла с очистных сооружений. Но в детстве Балка казалась широкой рекой с чистой, как слеза, водой. В детстве всё казалось лучше, чем было на самом деле. Вот и калитка во двор. Во дворе жили всего четыре семьи. Поэтому все друг друга хорошо знали.

– Ваш ребёнок? – спросил мужчина соседку тётю Лилю.

– Наш, – растерянно ответила она.

Не помню, как я попрощалась с моими спасителями. Даже не помню, как они ушли.

Я сидела на крыльце закрытого дома и ждала родителей, а они всё не шли. Потом зашла за дом и наелась опавших слив. Слива росла за высоким бетонным забором, но всё, что падало к нам – наше. У самой калитки расположился маленький клочок земли, где мама садила укроп, петрушку и ещё какую-то зелень. Зелень эта совершенно не пришлась мне по вкусу, и я присела опять на бетонные ступеньки дома.

Долго думала над тем, как потерялась. Как сама нашла дорогу домой и пришла, а женщина с мужчиной просто составили компанию, чтобы им самим не было скучно. «Ну и что, что у каждого в руке было по сумке. Тётя с дядей вон какие большие, а я вон какая маленькая. Пусть теперь приходят в гости. Обязательно пусть приходят! Ведь и дорогу до нашего дома они теперь знают… Надо о них рассказать маме с папой и, может быть, Андрею с Вадиком. Ну где же все? Что они так долго гуляют? Фильм, наверное, был очень интересный», – мой внутренний голос не давал скучать, и время пролетело незаметно.

Вдали послышались голоса, потом быстрые шаги по каменистому спуску с горы и глухой топот по мосту, калитка открылась, и я увидела маму и всех остальных. Счастливых таких. Все лезут меня обнимать, да так сильно, что дышать трудно. Надо же как соскучились!

– Мама, что у тебя с глазками? – мамины глаза были красными, веки опухшими.

– Я просто немного устала, – мама меня беспрестанно обнимала.

Я рассказала родителям свою историю. Как стояла и плакала, потом отвлеклась и переключилась на пуделя, потом сравнила его со своими новыми друзьями – тётей и дядей, потом и с Андреем. Что меня угостили очень вкусной шоколадкой, что не удержалась и сразу же её съела. Что день мой очень хорошо прошёл, но мне очень жаль, что я так и не покаталась с горки и не посмотрела фильм.

Родители это уже знали наперёд. Им рассказала тётя Лиля, с которой общались долго мужчина и женщина – приезжие издалека неравнодушные туристы. Наверняка родители их видели, когда шли домой, но даже и не подозревали, какую услугу оказали им эти два замечательных человека.

Где-то сидят они сейчас за кружкой чая у себя дома, вспоминают ту поездку в Крым. По путёвке, которую выбили для себя на работе, как примерные работники. Вспоминают канатную дорогу Мисхор – Сосновый бор – Ай-Петри, «Ласточкино гнездо», дворец графа Воронцова. Море! Бескрайние просторы, в которых купается солнце к концу дня. Непременно вспомнят Симферополь и Неаполь Скифский на той самой горе у нашего дома.

– А ведь неподалёку от раскопок Неаполя жила девочка, Вась, помнишь?

Рука немолодого уже человека ляжет на руку жены.

– Помню, Нина. Девочка в белом нарядном платье, на вид ей тогда года три было.

– Интересно, Вась, помнит ли она нас?

Вася пожмет плечами. Глотнет горячего чаю.

– Помнит… – не дождавшись ответит Нина.

Паровозики

Выйдя за калитку и перейдя через широченный по детским меркам мост, мы попадали в мир неизведанных приключений. Там за мостом нас ждала совсем другая жизнь – жизнь первооткрывателей, исследователей и наблюдателей. Редко выпадал такой случай, обычно родители находились всегда рядом или где-то неподалеку, а это значило, что надо всегда было быть начеку. Туда не ходи, это не бери, с моста не упади. Хотя Славка (сын тёти Тани, крёстной моего брата, проживающей в нашем же дворе) неоднократно валился вниз, однажды даже руку сломал, приземлившись неудачно на скользкие камни в Балке.

В тот день нас с Андреем выпроводили за двор, дали лопатки, ведёрочки, сказали, куда можно шагать, а куда не стоит.

Справа от моста, как выходить со двора, расположился дом старенькой бабульки. У бабы Ули, так звали её, были шершавые руки, настолько, что, здоровавшись с ней за руку, мы невольно отстраняли наши мягкие ладошки – так больно кололись бабушкины руки.

– Это от работы! А так они чистые, – протягивала вновь свои руки к нам бабуля, на этот раз мы терпели как могли и ждали окончания рукопожатия.

Баба Уля была очень старой. Часто она приходила к нам смотреть сериал «Богатые тоже плачут», и мы не понимали, почему она плачет, неужели и она тоже была богатой? За час просмотра наша квартира наполнялась особенным старческим запахом. Очень странный запах чего-то неповторимого витал потом даже после её ухода. Позже, немного повзрослев, я поняла, чем пахла баба Уля. Как-то, пересматривая фотографии в чьём-то старинном фотоальбоме, я уловила этот знакомый уже запах. Баба Уля пахла черно-белыми фотографиями, огромными картонными страницами фотоальбома, добротным переплетом и пылью. Так пахнет старость. Она хранит память о прожитой жизни. По сути своей, старость и есть этот самый фотоальбом.

Выйдя за ворота своего дома, баба Уля увидела нас. Мы присели у кучи шлака и керамзитовых камней, которые были похожи на пористые кукурузные палочки, только коричневого цвета. Камушки эти мы выложили в линию и забыли уже про них. Сами возились в шлаке, набирая его в ведерки и выбрасывая потом в бурный поток Балки.

– В паровозики играете? – поинтересовалась бабуля и, не дожидаясь ответа, пошла в сторону нашего двора. Она торопилась.

«Паровозики. Паровозики» – прокручивала я это слово в голове и никак не понимала, почему она спросила именно про паровозики. На самом деле она подумала, что из камней мы сложили этот самый паровозик и играем.

Я думала, думала, рыла и рыла шлак и дорылась до какой-то трухлявой доски. Отодвинула её и, о боже, вот же они – паровозики. Серые вагончики быстро передвигались по рельсам, пыхтели и шли один за одним.

– Это же паровозики! Смотри! – Андрей недоумевающе смотрел на отодвинутую доску и не понимал.

– Да? – удивленно произнёс.

– Они, они! – радовалась я новому открытию.

Вот что имела в виду баба Уля. Вот же они – паровозики. Только когда она мимо проходила, мы ими не играли, мы их тогда ещё не нашли. А сейчас вот они, целая стоянка паровозов!

Набрав в руки много паровозов, я оставила Андрея у нашей кучи и пошла во двор. Еле открыв калитку на тугой пружине, я зашла во двор. Крепко сжимая кулачки, чтобы не потерять ни одного паровозика, я принялась звать маму. Она вышла на крыльцо в фартуке и с мукой на щеке.

– Что ты звала меня, доця?

– Мама, смотри – это паровозики!

С этими словами я протянула к ней свои руки и разжала кулачки. Из всех сторон посыпались на бетонный пол двора серые и скользкие паровозики.

– Брось! – испуганно крикнула мама.

От неожиданности и за секунду овладевшего мной страха, который передался через мамин крик, я швырнула с силой на бетон упитанных мокриц и они, будто град, ударились об бетон.

– Быстро мыть руки!

Забегая по ступенькам в дом, я поняла, что это были никакие не паровозики. У телевизора тихо и мирно сидела баба Уля и плакала, утирая глаза белым платочком. Мне тоже захотелось плакать. В тот день и на всю оставшуюся жизнь во мне угасла любовь к мокрицам.