Kitabı oku: «Сказание о Раде и Алексее», sayfa 2
Глава четвёртая: Староверы
Однажды в скит пришла женщина с тремя малыми детьми. Измождённая, с глазами полными отчаяния и страха, она едва держалась на ногах от усталости. Одного младенца, привязанного к груди платком, она придерживала руками, двое других детей – мальчик и девочка лет 6–7, сами цеплялись за её одежды.
Пред старцем Николаем она на колени упала, детям тоже велела… Они, покорно встали рядом с матерью. Младенец заплакал слабенько, словно уже отчаялся своим плачем добиться чего-нибудь. Женщина передала дитя дочке. Девочка привычно взяла младенца и, укачивая, стала приговаривать: «Уймися, уймися, тихо ты…».
А женщина подняла на старца полные страха глаза и запричитала:
– Покрести нас в веру свою! Спаси нас! Духовни́к наш, батюшка Калистрат, всех пожжёт, а коли не он, так стрельцы пожгут. Спаси деток: невинные они!… Не учёная я – говорить… Мы – веры старой, что от Христа и Апостолов была… Прости, коли не так сказываю… Нас, как еретиков, слуги антихристовы пожечь пришли… А наш духовни́к Калистрат сказал, что сам всех – с молитвами – спалит, чтобы не бежали больше, а сразу – ко Господу на Небеса… А я спужалась, не за себя, за деток: малые ещё!…
– Где становище ваше?
– Вверх по реке… Полдня оттудова бежали…
Старец вдруг поднялся резко. Подошёл к Алексею. Изменившимся от напряжения внутреннего голосом произнёс тихо:
– Разумеешь ли, что происходит?
– Да…
– Так беги, останови безумцев! Беги, что есть сил! Христос – с тобой!
… Старец благословил Алексея.
Уже выходя, Алексей слышал вновь спокойный и ласковый голос старца:
– А ты погодь, милая, отдышись, с колен-то поднимитесь! Не́чего вам уже бояться, спасены будете!
* * *
Алексей бежал по бездорожью, ветки хлестали по лицу, ноги вязли то в песке, то в болотистой почве, мокрые полы одежды монашеской мешали, цеплялись за ветви, путались в ногах…
Алексей остановился, чтобы отдышаться и подвязал полы верёвкой. Но дыхание восстановить не смог. Казалось, что внутри всё горит и вырывается наружу раздирающим горло сиплым хрипом, а сердце бьётся где-то в гортани…
Он побежал вновь из последних сил…
Молил Иисуса – и бежал…, бежал…, бежал…
… А потом он увидел огромный столб чёрного дыма за поворотом реки. До Алексея донеслось с порывами ветра пение молитв. Потом всё это переросло в крики ужаса и боли… Зарево взметнувшегося к небу пламени… После крики стали стихать…
Алексей выбежал за поворот и понял, что опоздал…
Вдали на холме догорал сруб, в котором, видимо, погибли уже все….
Стрельцы, покидая становище староверов, поджигали по дороге оставшиеся постройки… Всё окутывали клубы чёрного дыма…
Алексей упал на колени и молился.
Отчаяние, усталость, невыносимая боль от всего этого происходящего ужаса!
«Иисусе, почто допускаешь сие? Как изменить всё это?»
После Алексей поднялся на холм.
Он долго смотрел на пепелище, где заживо сгорели люди:
«Кто поджёг? Их старейшина – своих…, заживо…, женщин…, детей малых…? Или стрельцы-каратели – во исполнение указа? Да какая разница – кто?… Одни люди, в Иисуса верующие, обрекли на мученическую смерть других, в Иисуса же верующих… Как такое возможно?!»
В скит Алексей вернулся уже затемно. Он шатался от усталости. От опустошённости внутренней было так, словно ослеп душой… Пусто и темно внутри… Как жить? Как молиться?
– Не успел…, – он прошептал это едва слышно, а может и вовсе не прозвучали слова, лишь пошевелились растрескавшиеся в кровь губы.
Но старец Николай и так всё понял.
Утешать не стал. Сказал с ласкою в голосе:
– Умойся! Из ведра весь окатись, надень чистое! Помолись и ложись спать!
Алексей послушался.
Вылил на тело ведро воды… Она словно обожгла холодом тело, но после стало вроде бы полегче… Потом надел чистое…
Молиться он больше уже не мог, спать – тоже…
Алексей снова пошёл к старцу Николаю, который сидел во дворе у маленького костерка. В единственной их общей келье спали женщина и её дети, которых сегодня, видимо, уже окрестил старец.
Алексей сел рядом.
Молчали долго.
Алексей смотрел на языки пламени и всё думал о тех, кто сегодня погибли в огне…
Попробовал он себя представить на их месте: «Убоялся бы смерти за веру – или нет? Как знать о том, пока смертный час не приблизился и не прошёл сего испытания сам – пред Богом?»
Потом, всё же, не выдержал и заговорил:
– И прежде знал, что крестят насильно староверов, что с мест – поселения сгоняют, что казнить могут тех, кто к ереси других склоняют… Но, вот так…
– Ты, сынок, не казни себя, что не поспел. Нет страха в смерти тел… Души-то – бессмертны! Страшно лишь о тех, кто других на смерть обрекают!
Сколько мучеников за веру во Христа – смерть приняли!… Вот мы их святости теперь поклоняемся!…
А двуперстием ли креститься или тремя перстами – то людское, мирское, так я полагаю.
Ты уже не застал время то, когда все двуперстием крестились. А я – застал…
Страшные беды людям раскол сей принёс! И много ещё бед принесут неразумие и жестокость человечьи, которые Волю Божию на свой лад толкуют.
– А Бог – зачем такое допускает?
– Не ведаю… Может надеется Бог, что образумятся люди, которым свобода воли дарована… И что не зря на Землю посылал Он Сына Своего Иисуса! Быть может, всё же, Учение Иисусово о том, что люди друг дружке братья и сёстры, что в любви к Отцу Небесному и к ближним своим жить они могут – не зря дано было человекам… Может быть, ждёт Бог, когда люди, видя такие ужасы, Учение сие Иисусово – исполнять станут…
Ладно, будет о том!
Много крови пролито было и немало ещё прольётся!…
– Так надо же что-то делать?!
– Много казнено было тех, кто пытались…
И я пытался, да и ты, вроде, тоже пытался…
Стрельцы ведь – указ царевны Софьи исполняют, а не просто так они по просторам безлюдным лесным становища раскольников ищут!…
Ты вот лучше подумай, какие бумаги Ефимии с детьми нам написать следует, чтобы не тронули их более…
* * *
На следующее утро старец Николай наполнил заплечный мешок Алексея всяким припасом съестным. Алексей даже с некоторой тревогой наблюдал за тем, как сильно опустели их закрома, потом словно «одёрнул себя», мысли грешные отогнал и порадовался щедрости старца Николая, который о себе и о нуждах своих не думал вовсе…
Старец велел проводить Ефимию с детьми в деревню и помочь обустроиться в каком-нибудь доме пустом.
Таких домов было там много, потому, как переселены отсюда были люди для работы на рудниках, где добывали железо и медь.
Пока они шли, Ефимия рассказала о том, что она – вдовая, что их духовни́к Калистрат велел сечь мужа её за непокорство. И засекли его до смерти…
Рассказывала она это спокойно так, обыденно, без слёз.
Объяснила, что в общине этой все в страхе жили.
Поведала после, что в общине другой – своей родной – где она до замужества жила, такого не было. Все с верой «спасались», дружно было и ладно меж людьми… А тут, у Калистрата в общине, все всего боялись. «Антихриста» – боялись, «конца света» – боялись, преследователей за веру – боялись, того, что в немилости у духовника окажутся, – тоже боялись…
А как она без мужа осталась, которого «прислужником дьявола» нарекли, то и вовсе страшной жизнь для неё с детками стала. Так она этого страха натерпелась, что бежать решилась.
А тут стрельцы пришли, бумагу какую-то ука́зную прочитали. Выходило им, куда ни глянь, смерть неминучая… Вот и решилась она веру сменить и через это детей спасти.
Потом про веру новую стала спрашивать с осторожностью:
– Простит ли Господь, что переменила веру отцов и дедов? Помилует ли Он деток?
… Алексей успокаивал её, как мог.
В деревне помог дом выбрать покрепче…
Потом людям, которые вышли посмотреть, что тут происходит, сказал, что, Божьей Милостью, с ними рядом теперь вдова с детьми малыми жить будет. Сказал, чтобы помогали друг другу по-христиански. Ещё слова об Иисусе, о заповедях доброты говорить стал… Словно вспомнил, что когда-то речи пламенные произносил…
Его слушали молча… Увидел он взгляды… словно пустые да непонимающие… И замолчал…
Спросил, о том, не нужно ли чего от него кому-нибудь?
Написал два прошения тем, кто к нему обратились с просьбой помочь…
Идя обратно, думал Алексей о людях, что в деревне остались: нищие, неграмотные, и нет им дела никакого – до Бога!… Выжить бы, подати заплатить и не умереть с голоду – вот и вся их жизнь!… Да нужна́ ли такая жизнь? А жить они все хотят, словно из последних сил за существование своё такое горестное цепляются!…
«Вразуми, Иисусе, как же можно им помочь?» – с этой просьбой Алексей углубился в молитву и зашагал быстрее к скиту.
Там, словно огонь свечи пред иконой, ровно и спокойно сияла и согревала всё вокруг душа старца Николая. Рядом с ним – Алексею было легче переносить все испытания жизненные, словно маленький уголок «земли обетованной» создавал вокруг себя старец Николай своим спокойствием и глубиной веры своей – неколебимой в любых испытаниях.
Глава пятая: О вере несокрушимой и о вере сокрушаемой
Алексей много размышлял о том, что ему довелось увидеть и узнать за последнее время. Думал о расколе церковном, о множественных расхождениях в верованиях даже среди тех, кого именовали теперь «раскольниками», о том, кáк указы об «искоренении ересей» написаны и о том, как их трактуют и даже ещё более страшно ужесточают люди, наделённые властью их исполнять, о безвольной и бездумной покорности одних людей и о не укладывающейся в понимание жестокости других… Думал о готовности человека принять смерть за веру свою…
Думал и о том, как происходящие гонения можно было бы остановить: «Нужна ли вера единая для всех? Можно ли так сделать, чтобы вражды и нетерпимости в вере не было среди людей? И что вообще есть вера?»
Однажды Алексей спросил старца Николая:
– Отчего так много вражды меж людьми, так много ненависти именно из-за веры? И что такое вообще – вера?
– Вера – то сила великая! Сила сия из ума – в душу прорастает.
Кто веру крепкую имеет – тому жить легко! Он – словно листок малый на ветви дерева – единым со всем деревом себя ощущает!
Вера и есть та сила, что сей листок удерживает единым с веточкой и с самим деревом. А если слаба вера, то человек – словно листок такой, с ветви слетевший и ветром гонимый: то в одно место гибельное его принесёт, то в другое…
Прόсто наше счастье монашеское: нужно жить всегда душой с Господом! Душа – через веру глубокую и любовь чистую – с Богом соединяется!
А Любовь Божия есть та Сила чýдная, что душу питает, словно сращивает с Создателем!
Тело же человечье – оно и впрямь – как листочек на том Древе Божием.
Время даётся сему листочку-телу распуститься, зазеленеть, пожелтеть и погибнуть… А душа – неотрывна от Бога остаётся, если любовью к Господу за жизнь свою наполнилась и приросла к Богу! А если не приросла душа к Господу – то тоже, как и тело бренное, подобно листьям опавшим гибнет…
А какую пользу от листика дерево имело, то уже не твоя забота.
В час свой ты родился, в час свой и смерть примешь! И по заслугам Бог рассудит: достоин ли Царствия Небесного – или нет…
– А как узнать: что для Бога угодно, а что – нет?
– Вот в этом-то – и секрет молитвы сердечной! Когда Бога в сердце ощущаешь – то и понимаешь Его Волю! Вот оттого-то и является радость – когда ему угодное исполняешь! Сам ты сие уже не раз испытал…
А если что не гладко задумал – то словно небо тучами нахмурится. То – тоже ощутишь: не дельное, стало быть, замыслил, не хочет того Господь!
Надо всеми нами – Он! И над жизнью твоею, и над судьбою!
– И что ж, выходит, от человека в судьбе его ничто не зависит? Ничего не переменить, никому другому не помочь? Надо просто верить, любить – и всё? Так вот – словно растение – и жить, и умереть?
– Как же не зависит? Зависит! Гордыню свою унять, пороки в себе искоренить, не грешить по слабоволию и попущению своим хотениям, ещё – научиться любви сердечной, Волю Божию воспринимать!
Это – как раз от человека токмо и зависит!
И жить приличествует начать так – чтоб всё – только для Бога! А остальное – уже Он управит!
Радостна такая жизнь с Богом – когда по велению Его живёшь!
Радость такáя происходит – когда Бог – в сердце духовном твоём! Это – уж не просто вера!…
Когда любовь Божия душу переполняет – то не отделены мы от Бога: Он – с тобой и ты – с Ним! И жизнь твоя – Ему всецело принадлежит!
И пусть с нами всё – по Воле Его будет! И ничто не печально тогда, а всё радостно, ежели понимаешь, что всё – от Него исходит! И неуместно, чтоб в нас противление сей Воле было!
– А как всегда знать, что вéрно Волю Его понимаем, не заблуждаемся? Сколько толкований для каждого слова Писаний придумывают люди! Столько зла вершится – якобы для Бога!…
– А ты, Алексей, не умствуй лишнего!… Ты – сердцем ощущай! Умеешь ведь уже! Так – всегда сердцем Истину Божию почувствуешь даже там, где пониманию твоему невмочь!
Вера и любовь к Богу позволяют и смерти тела не убояться. И – испытания все, в жизни выпадающие, достойно пройти. И делать – то благое, что в силах твоих, а за то, что изменить не в силах, – печали не иметь.
А ещё важно – о смертном часе всегда помнить. Понимание следует иметь, что каждый в свой час за себя ответ перед Господом держать будет.
Жизнь – это ценность великая! Сие есть правда!
И часто думает мирской человек, что ничего нет превыше жизни тела… А человек духовный знает, что и самою жизнь телесную можно отдать ради спасения души. И многие то совершали!
Есть особое состояние души человеческой, в котором вера так сильна и глубока, в котором вера и любовь настолько преобразили душу, – что не страшится человек за себя больше.
Переступить через догмы условные и Бога Живого ощутить – вот, что есть главное в вере несокрушимой! В сердце духовном – то ощутить только и возможно! Тогда уж не усомнится душа, что Бог есть, что Бог есть Любовь, как тому Иисус учил!
И тогда можно перестать «бояться за себя»: бояться за жизнь тела своего.
Можно перестать, бояться и за то, что люди будут думать и говорить о тебе… Слава ли, позор ли, осуждение толпы… Позора да порицания боятся те, в ком гордость сильна! Хвальные слова – гордости нашей приятны! А укоризны – боль ей причиняют…
Всего этого боится тот человек, который о себе самом – главные думы и заботы имеет! Но укреплённая верой и любовью к Богу душа – того уже не страшится!
Есть вера, с которой человек становится настолько полнопредан Богу, настолько Волю Его к себе приемлет, что не боится уже более за себя!
Вот – сам Иисус смерть на кресте принял, которую преступникам за злодеяния определяли. Для нас – принял! Чтобы мы видели Силу Духа Великую! Чтобы – слова Его помнили! Чтобы – знали, что смерти для души нет, а за порогом сим – Царствие Небесное примет достойных!
И – с радостью смерть мученическую готовы были принять христиане, чтобы воспоследовать за Господом!
Так вера любое страдание – в очищение и преображение души обратить может. Вот – какова сила веры!
– Но зачем – обязательно мучения, страдания, смерти, которым конца не видно?
– … Не ведаю… Отчего-то не бывает иначе в мире греховном… Видно, через то – очищение от грехов обретаем, от мира сего – взгляд к Небесам устремляем, в смирении Мудрость Божию понять пытаемся…
… Помолчав, старец Николай добавил, словно отвечая на мысли, что не высказаны были Алексеем вслух:
– … Да прав ты, Алексей, в думах своих о том, что веруют люди в большинстве своём по-глупому… В слепой и фанатичной вере преступления страшные порою они вершат… И тем, что называют «верой своей», те злодеяния они оправдывают…
Не к Отцу Небесному вера таких людей устремлена, не к Иисусу, а к правилам и к обрядам якобы «спасительным»…
Вера, которая проистекает из страха, – делает человека рабом безмыслящим, слепым орудием тех, кто сей страх внушают!
Вера же, которая из любви к Богу взращивается, – приближает человека ко Господу!
Вот и выходят беды на земле оттого, что из страха – вера большинства людей растёт. Думают, что, если неправильный обряд исполнят, – то погибель их ждёт…
А ещё хуже того думают многие, что казнить тех, кто другой веры, – это есть подвиг, за который грехи простятся…
И есть те, кто безумие сие в людях малоумных поощряют и через то свою власть крепят над богатствами мирскими, над землями обширными. Вот это и есть преступление страшное, грех самый великий!
И не только среди православных такие беды множатся… И латиняне в странах своих инквизицию учинили…
Слабая душа – она боится «не так поверить» и за то в аду гореть вечно! И потому легко злодеям повелевать теми, кто обуреваемы страхами и предрассудками!
А сокрушённая, сломанная вера иногда всю жизнь человека рушит, в отчаяние и бессмысленность обращает. Вот верил-верил человек, а потом сказали ему, что неправда то, как он верил, что вера его неверна была и по-новому верить надо… – и сокрушается вера…
И цепляются люди хоть за какую-то «спасительную», на их взгляд, «правильную» веру…
Слабые душами и скудные умом ощущают себя потерянными, если то, во что они верили, вдруг называют ересью, заблуждением, преступлением. Оказывается такой человек перед выбором непосильным: кому теперь верить – не знает. Потому, что вера такого человека была не глубока. И такую веру переменить на новую и пойти за другим лидером хочет скорее такой человек, и в «спасительность» новых обрядов верить хочет скорее начать…
Легко сокрушается вера, если нет в ней любви к Богу и глубины понимания!
А Суть веры несокрушимой – это сам Бог! С такой верой – ничто не страшно!
Глава шестая: Разбойники
Раз в год, в летнюю пору, отправлялся Алексей в город, где была торговля солью. Городок сей на пути в Сибирь вырос вблизи месторождения соли, и потому имел развитие торговое.
Покупал здесь Алексей то немногое, что в их со старцем Николаем жизни необходимо было. Также – письма отправлял, что старец велел, и от других людей из деревни прошения брал, если были таковые, – чтобы отправить. На эти несколько дней в городе он останавливался у местного дьяка или у воеводы. Составлял бумаги различные многим людям, приходящим со своими проблемами, и за то имел запас чернил, бумаги да немного денег – на нужды их со старцем насущные: ту же соль, например, чтобы грибы да овощи на зиму запасти.
А в этот год летом это не довелось сделать.
Была уже поздняя осень, когда Алексей, завершив все хозяйственные дела в скиту, отправился в город. Там всё сладилось успешно.
Обратно возвращался Алексей в радостном расположении духа. На сердце легко было от ощущения, что малая толика пользы была людям в его советах, что помощь, хоть и не великая, была от дел и слов его для людей, с которыми он беседы имел.
Погода стояла ясная, первый морозец прихватил раскисшие было от дождей дороги – и шагалось легко.
Солнышко – словно в прощальной ласке – лучами гладило последние золотые листочки на берёзках…
… Разбой на дорогах был в те времена неудивителен.
Бежали люди в леса с каторги, бежали от повинности воинской, бежали из монастырей и скитов от жестоких устоев веры новой или фанатизма веры старой, бежали и от лютости помещиков и новых заводчиков горного дела. Находили убежище они в таёжных лесах, а некоторые из них сбивались в шайки и искали поживу на дорогах торговых.
* * *
На Алексея напали четверо разбойников.
Грабители озлились из-за того, что взять у Алексея было нечего… Соли немного да бумага – и всё. Они стали его жестоко избивать, вымещая злобу свою на весь белый свет и за жизнь свою поломанную, безнадёжную…
Затем бросили тело избитого до полусмерти Алексея в овраг…
– Добить бы надо! Донесёт, сыск учинят! – произнёс главарь разбойников.
– Да ладно! И так везде ищут! А грех убиения на душу брать не хочу! – ответил широкоплечий с мрачным взглядом разбойник, самый рослый и сильный из нападавших.
– Тоже мне, праведник выискался! Чистеньким хочешь остаться? – Не выйдет! – со злобой сплюнул главарь.
Он протянул широкоплечему топор:
– На вот, добей!
… Алексей спокойно и ясно вдруг понял, что вот он – час смертный. Смерти он не испугался. Он даже как-то обрадовался тому, что вот ныне всё закончится и он, быть может, увидит Иисуса, узнает всё, что не ведал, но хотел бы знать, поймёт то, что ныне ещё не понято…
Он произнёс, обращаясь к разбойникам, слова о том, что прощает им причинённую ему боль и смерть телу его, которую они замыслили.
Алексей стал произносить молитвы о прощении грешникам их неведения, того, что творят. Понимание, что сейчас его молитва за сих заблудших есть то малое, что он может делать, добавило спокойствия. О вразумлении и спасении душ грешных, потерявших способность любить во тьме духовной, потекли слова Алексея из глубины души. Он обращался к Иисусу, Который – Единственный, наверное, знает, как помочь им, этим несчастным…
Разбойник, стоявший с топором в руке с удивлением слушал, потом опустил топор:
– Не смогу, сам прикончи этого блаженного…
– Что? Обратно к «раскольникам» тебя потянуло? Где же она была, твоя «вера», когда ты ко мне пришёл? Смотри-ка, может, вот его Бог спасёт за то, что он монах и «щепотник»3 и не двуперстием крестится? Или не спасёт? Ну? Испытаем? В моих руках – ныне его жизнь!
… Главарь подошёл, сам взял топор, хотел размахнуться и… вдруг встретился глазами с ясным, словно сияющим и удивительно спокойным взглядом Алексея.
Он удивился и тоже не стал добивать…
Трое сообщников молча смотрели на происходящее.
Вожак спросил Алексея:
– Коли ты смелый такой, пойдёшь к нам в шайку? Жить тогда оставлю! Мне смелые нужны!
– Нет, не для того жизнь дана…
– А ты что – знаешь, для чего?
– Вот сейчас – на «том свете» – может, и узнаю…
… Главарь сплюнул, выругался…, но убивать не стал.
Алексея, истекающего кровью, оставили медленно умирать в овраге…
Он с трудом дополз до дороги и потерял сознание.
* * *
Нежданный, неописуемый и блаженный покой охватил Алексея. Ощущение тела с его болью исчезло…
Алексей увидел в колышущемся пламени свечей лик Иисуса на иконе. Сей лик вдруг словно оживать начал. Иисус улыбнулся Алексею и протянул к нему Руки! Алексей потянулся к Нему, но не мог дотронуться… Словно прозрачная стена отделяла…
Он видел, как шевелятся губы Иисуса: «Я жду тебя, сын Мой, но не теперь: много тебе ещё познать и совершить нужно!»
… Услышал или просто понял эти слова Алексей… А Иисус всё смотрел – и душу наполняла Любовь Иисуса! И Алексей знал, что именно эта Любовь Иисуса – и есть самое Главное!
Потом он уже ничего не видел и не ощущал…
* * *
Старец Николай вышел из скита впервые за пятнадцать лет.
Пришёл к той избе в деревне, где у хромого старика была единственная на всю округу лошадёнка. Просил запрячь:
– Ляксея поеду искать, беда с ним учинилась, запрягай, Христа ради!
… Мрачный хозяин лошадки без возражений запряг в телегу свою тощую кобылу. Сам поехал со старцем.
… Они нашли Алексея. Первая позёмка уже припорошила дорогу.
Они нашли его – ещё живого. С трудом подняли тело и уложили в телегу.
– Не жилец, – мрачно покачал головой хромой старик… Но снял с себя телогрейку и укрыл Алексея.
Тронулись в обратный путь.
Старец Николай молчал. У него на коленях покоилась голова Алексея. Он бережно придерживал его тело: телегу сильно трясло на замёрзших ухабах.
Смертельно бледное лицо Алексея было на удивление спокойно и прекрасно… Струйки запёкшейся крови из под светло-русых прядей как бы даже украшали лицо…
Перед старцем Николаем словно сам собой возник лик Иисуса с проникающим в глубину души взглядом. Старец Николай смотрел в глаза Иисуса и молил: «Пусть всё по Воле Твоей будет, Господи!»
* * *
Алексей выжил, но поправлялся медленно.
Старец Николай ухаживал за ним, как за дитём малым. Кормил с ложки.
Подолгу стоял он перед иконой, и в светлых глазах часто блестели слёзы…
Иногда он садился рядом, и они вели беседы.
То время запомнилось Алексею покоем и счастьем, несмотря на медленное восстановление здоровья телесного.
Он почти не ощущал тело, а душа ликовала оттого, что ему – Иисуса даровано было увидеть!
Рассказал он старцу Николаю о том:
– Может, это – только видение, бред от болезни всего лишь… Но как вспомню – сердце счастием наполняется!
– Не мне о том судить… Вот – Иисус тебе жизнь сохранил, Себя явил – и, стало быть, есть для того причина… Ему – то ведомо, а не нам, грешным…
А что Иисуса зрил – то в сердце береги. А людям зря не говори о том…
Испытания, включая немощи плоти, часто даются нам для вразумления и укрепления духа!
А смерть свою так близко увидеть – сие есть дар великий от Бога!
Хорошо – так подвести итоги прожитого и доверить Господу будущее!
