«Человек в футляре» kitabından alıntılar, sayfa 3
Меня угнетает тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я не способен даже ненавидеть. Я только скорблю, душевно раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать. Ах, если бы я был молод.
Деньги, как водка, делают человека чудаком.***<...> то, что здесь теперь бесшумно ходила красивая Пелагея, — это было лучше всяких рассказов.
Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк.
Где я, боже мой?! Меня окружает пошлость и пошлость. Скучные, ничтожные люди, горшочки со сметаной, кувшины с молоком, тараканы, глупые женщины... Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости. Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!
Деревенская жизнь имеет свои удобства.
Собака – нежная тварь.
Счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут своё бремя молча
- Я знаю, какой вам нужно психологии! - обиделся Никитин. - Вам нужно, чтобы кто-нибудь пилил мне тупой пилою палец и чтобы я орал во всё горло, - это, по-вашему, психология.
Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?
Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясётся беда - болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других.
