Те же, Желтухин и Юля.
Желтухин. Здравствуйте, господа. (Здоровается.)
Юля. Здравствуйте, крестненький! (Целуется.) Здравствуй, Феденька! (Целуется.) Здравствуйте, Егор Петрович! (Целуется.)
Желтухин. Александр Владимирович дома?
Орловский. Дома. B кабинете сидит.
Желтухин. Надо пойти к нему. Он писал мне, что дело какое-то есть... (Уходит.)
Юля. Егор Петрович, вы вчера получили ячмень по вашей записке?
Войницкий. Благодарю, получил. Сколько вам следует? Мы еще что-то брали у вас весной, не помню что... Надо нам счесться. Терпеть не могу путать и запускать счеты.
Юля. Брали весной восемь четвертей ржи, Егор Петрович, двух телушек, одного бычка, и из вашего хутора присылали за маслом.
Войницкий. Сколько же вам следует?
Юля. Как же я могу? Я без счетов не могу, Егор Петрович.
Войницкий. Счеты я вам сейчас принесу, если нужно... (Уходит и тотчас же возвращается со счетами.)
Орловский. Манюня, братон здоров?
Юля. Слава богу. Крестненький, где это вы купили такой галстух?
Орловский. B городе, у Кирпичева.
Юля. Славненький. Надо будет Ленечке такой купить.
Войницкий. Вот вам и счеты.
Юля садится и щелкает на счетах.
Орловский. Какую Лене бог хозяйку послал! Пупсик, от земли не видно, а гляди, как работает! Ишь ты!
Федор Иванович. Да, а он только ходит да за щеку держится. Свистун...
Орловский. Салопница моя милая... Знаете, ведь она в салопе ходит. Еду я в пятницу по базару, а она ходит около возов в салопе...
Юля. Вот вы меня и сбили.
Войницкий. Пойдемте, господа, куда-нибудь в другое место. B залу, что ли. Надоело мне здесь... (Зевает.)
Орловский. B залу так в залу... Мне все равно.
Уходят в левую дверь.
Юля (одна, после паузы). Феденька чеченцем нарядился... Что значит родители направления хорошего не дали... Красивей мужчины во всей губернии нет, умный, богатый, а никакого толку... Дурак дураком... (Щелкает на счетах).
Входит Соня.
Юля и Соня.
Соня. Вы у нас, Юлечка? А я не знала...
Юля (целуется). Милая!
Соня. Что вы тут делаете? Считаете? Какая вы хорошая хозяйка, даже смотреть завидно... Юлечка, отчего вы замуж не выходите?
Юля. Так... Меня приезжали сватать, да я отказала. За меня не посватается настоящий жених! (Вздыхает.) Нет!
Соня. Почему же?
Юля. Я необразованная девушка. Меня ведь из второго класса гимназии взяли!
Соня. Зачем же вас взяли, Юлечка?
Юля. За неспособности.
Соня смеется.
Что вы смеетесь, Сонечка?
Соня. У меня в голове как-то странно... Юлечка, я сегодня так счастлива, что даже скучно от счастья... Места себе не найду... Ну, давайте говорить о чем-нибудь, давайте... Вы были когда-нибудь влюблены?
Юля утвердительно кивает головой.
Да? Он интересный?
Юля шепчет ей на ухо.
B кого? B Федора Иваныча?
Юля (утвердительно кивает головой). А вы?
Соня. И я тоже... только я не в Федора Иваныча. (Смеется.) Ну, еще скажите что-нибудь.
Юля. Мне давно уж нужно поговорить с вами, Сонечка.
Соня. Пожалуйста.
Юля. Я хочу объясниться. Видите ли... Я всегда к вам душевно расположена... У меня много знакомых девушек, но вы из всех самая лучшая... Если б вы мне сказали: «Юлечка, дайте мне десять лошадей или, положим, двести овец». С удовольствием... Для вас бы ничего не пожалела...
Соня. Что же вы сконфузились, Юлечка?
Юля. Мне совестно... Я... я душевно к вам расположена... Из всех вы самая лучшая... не гордая... Какой у вас миленький ситчик!
Соня. Про ситчик после... Говорите...
Юля (волнуясь). Не знаю, как это по-умному... Позвольте предложить вам... осчастливить... то есть... то есть... выходите замуж за Ленечку. (Закрывает лицо.)
Соня (вставая). Не будем говорить об этом, Юлечка... Не надо, не надо...
Входит Елена Андреевна.
Те же и Елена Андреевна.
Елена Андреевна. Положительно деваться некуда. Оба Орловские и Жорж ходят по всем комнатам, и куда не войдешь, везде они. Просто даже тоска берет. Что им здесь надо? Ехали бы куда-нибудь.
Юля (сквозь слезы). Здравствуйте, Елена Андреевна! (Хочет целоваться.)
Елена Андреевна. Здравствуйте, Юлечка. Простите, я не люблю часто целоваться. Соня, что отец делает?
Пауза
Соня, что же ты мне не отвечаешь? Я спрашиваю: что отец делает?
Пауза
Соня, отчего ты не отвечаешь?
Соня. Вам хочется знать? Идите сюда... (Отводит ее немного в сторону.) Извольте, я скажу... Слишком чисто у меня сегодня на душе, чтобы я могла говорить с вами и продолжать скрывать. Вот возьмите! (Подает письмо.) Это я нашла в саду. Юлечка, пойдемте! (Уходит с Юлей в левую дверь.)
Елена Андреевна, потом Федор Иванович.
Елена Андреевна (одна). Что такое? Письмо Жоржа ко мне! Но чем же я виновата? О, как это резко, безбожно... У нее так чисто на душе, что она не может говорить со мной... Боже мой, так оскорблять... Голова кружится, я сейчас упаду...
Федор Иванович (выходит из левой двери и идет через сцену). Что это вы всё вздрагиваете, когда видите меня?
Пауза
Гм... (Берет у нее из рук письмо и рвет его на клочки.) Все это вы бросьте. Вы должны думать только обо мне.
Пауза
Елена Андреевна. Это что значит?
Федор Иванович. А это значит, что если я кого раз наметил, тому уж не вырваться из этих рук.
Елена Андреевна. Нет, это значит, что вы глупы и наглы.
Федор Иванович. Сегодня в семь с половиною часов вечера вы должны быть за садом около мостика и ждать меня... Ну-с? Больше я ничего не имею вам сказать... Итак, мой ангел, до семи с половиною часов. (Хочет взять ее за руку.)
Елена Андреевна дает ему пощечину.
Сильно сказано...
Елена Андреевна. Ступайте прочь.
Федор Иванович. Слушаю-с... (Идет и возвращается.) Я тронут... Будем рассуждать мирно. Видите ли... На этом свете я все испытал, даже уху из золотых рыбок два раза ел... Только вот еще на шарах не летал и ни разу еще у ученых профессоров жен не уводил.
Елена Андреевна. Ступайте...
Федор Иванович. Сейчас уйду... Все испытал... И столько у меня от этого наглости, что просто деваться некуда. То есть все это я к тому говорю, что если вам когда-нибудь понадобится друг или верный пес, то обратитесь ко мне... Я тронут...
Елена Андреевна. Никаких мне псов не надо... Ступайте.
Федор Иванович. Слушаю... (Растроганный.) Тем не менее все-таки я тронут... Конечно, тронут... Да... (Нерешительно уходит.)
Елена Андреевна (одна). Голова болит... Каждую ночь я вижу нехорошие сны и предчувствую что-то ужасное... Какая, однако, мерзость! Молодежь родилась и воспиталась вместе, друг с другом на «ты», всегда целуются; жить бы им в мире и в согласии, но, кажется, скоро все съедят друг друга... Леса спасает Леший, а людей некому спасать. (Идет к левой двери, но, увидев идущих навстречу Желтухина и Юлю, уходит в среднюю.)
Желтухин и Юля.
Юля. Как мы с тобой несчастны, Ленечка, ах, как несчастны!
Желтухин. Кто же уполномочивал тебя говорить с нею? Непрошеная сваха, баба! Ты мне все дело испортила! Она подумает, что я сам не умею говорить, и... и какое мещанство! Тысячу раз говорил я, что все это надо оставить. Ничего кроме унижения и этих всяких намеков, низостей, подлостей... Старик, вероятно, догадался, что я люблю ее, и уж эксплоатирует мое чувство! Хочет, чтобы я купил у него это имение.
Юля. А сколько он просит?
Желтухин. Тссс!.. Идут...
Входят из левой двери Серебряков, Орловский и Марья Васильевна; последняя читает на ходу брошюру.
Те же, Серебряков, Орловский и Марья Васильевна.
Орловский. Я и сам, душа моя, что-то не совсем здоров. Вот уж два дня голова болит и все тело ломит...
Серебряков. Где же остальные? Не люблю я этого дома. Какой-то лабиринт. Двадцать шесть громадных комнат, разбредутся все, и никого никогда не найдешь. (Звонит.) Пригласите сюда Егора Петровича и Елену Андреевну!
Желтухин. Юля, тебе нечего делать, поди поищи Егора Петровича и Елену Андреевну.
Юля уходит.
Серебряков. С нездоровьем еще можно мириться, куда ни шло, но чего я не могу переваривать, так это своего теперешнего настроения. У меня такое чувство, как будто я уже умер или с земли свалился на какую-то чужую планету.
Орловский. Оно с какой точки взглянуть...
Марья Васильевна (читая). Дайте мне карандаша... Опять противоречие! Надо отметить.
Орловский. Извольте, ваше превосходительство! (Подает карандаш и целует руку.)
Входит Войницкий.
Те же, Войницкий, потом Елена Андреевна.
Войницкий. Я вам нужен?
Серебряков. Да, Жорж.
Войницкий. Что вам от меня угодно?
Серебряков. Вам... Что же ты сердишься?
Пауза
Если я в чем виноват перед тобой, то извини, пожалуйста...
Войницкий. Оставь этот тон... Приступим к делу... Что тебе нужно?
Входит Елена Андреевна.
Серебряков. Вот и Леночка... Садитесь, господа.
Пауза
Я пригласил вас, господа, чтобы объявить вам, что к нам едет ревизор. Впрочем, шутки в сторону. Дело серьезное. Я, господа, собрал вас, чтобы попросить у вас помощи и совета, и, зная всегдашнюю вашу любезность, надеюсь, что получу их. Человек я ученый, книжный и всегда был чужд практической жизни. Обойтись без указаний сведущих людей я не могу и прошу тебя, Иван Иваныч, вот вас, Леонид Степаныч, и тебя, Жорж... Дело в том, что manet omnes una nox2, то есть все мы под богом ходим; я стар, болен и потому нахожу своевременным регулировать свои имущественные отношения постольку, поскольку они касаются моей семьи. Жизнь моя уже кончена, о себе я не думаю, но у меня молодая жена, дочь-девушка... Продолжать жить в деревне им невозможно.
Елена Андреевна. Мне все равно.
Серебряков. Мы для деревни не созданы. Жить же в городе на те средства, какие мы получаем с этого именья, невозможно. Третьего дня я продал на четыре тысячи лесу, но это мера экстраординарная, которою нельзя пользоваться ежегодно. Нужно изыскать такие меры, которые гарантировали бы нам постоянную, более или менее определенную цифру дохода. Я придумал одну такую меру и имею честь предложить ее на ваше обсуждение. Минуя детали, изложу ее в общих чертах. Наше имение дает в среднем размере не более двух процентов. Я предлагаю продать его. Если вырученные деньги мы обратим в процентные бумаги, то будем получать от четырех до пяти процентов. Я думаю, что будет даже излишек в несколько тысяч, который нам позволит купить в Финляндии небольшую дачу...
Войницкий. Постой, мне кажется, что мне изменяет мой слух. Повтори, что ты сказал...
Серебряков. Деньги обратить в процентные бумаги и купить дачу в Финляндии...
Войницкий. Не Финляндия... Ты еще что-то другое сказал.
Серебряков. Я предлагаю продать имение.
Войницкий. Вот это самое... Ты продашь имение... Превосходно, богатая идея... А куда прикажешь деваться мне со старухой матерью?
Серебряков. Все это своевременно мы обсудим... Не сразу же...
Войницкий. Постой... Очевидно, до сих пор у меня не было ни капли здравого смысла. До сих пор я имел глупость думать, что это имение принадлежит Соне. Мой покойный отец купил это имение в приданое для моей сестры. До сих пор я был наивен, понимал законы не по-турецки и думал, что именье от сестры перешло к Соне.
Серебряков. Да, имение принадлежит Соне... Кто спорит? Без согласия Сони я не решусь продать его. К тому же это я делаю для блага Сони.
Войницкий. Это непостижимо, непостижимо! Или я с ума сошел, или... или...
Марья Васильевна. Жорж, не противоречь профессору! Он лучше нас знает, что хорошо и что дурно.
Войницкий. Нет, дайте мне воды... (Пьет воду.) Говорите что хотите! Что хотите!
Серебряков. Я не понимаю, отчего ты волнуешься, Жорж? Я не говорю, что мой проект идеален. Если все найдут его негодным, то я не буду настаивать.
Входит Дядин; он во фраке, в белых перчатках и с широкополым цилиндром.
Те же и Дядин.
Дядин. Честь имею кланяться. Прошу прощения, что осмеливаюсь входить без доклада. Виновен, но заслуживаю снисхождения, так как у вас в передней нет ни одного доместика3.
Серебряков (смущенно). Очень рад... Прошу...
Дядин (расшаркиваясь). Ваше превосходительство! Mesdames! Мое вторжение в ваши пределы имеет двоякую цель. Во-первых, я пришел сюда, чтобы нанести визит и засвидетельствовать свое благоговейное уважение, во-вторых, чтобы пригласить всех вас, по случаю прекрасной погоды, совершить экспедицию в мою область. Обитаю я на водяной мельнице, которую арендую у нашего общего друга Лешего. Это укромный поэтический уголок земли, где ночью слышится плеск русалок, а днем...
Войницкий. Постой, Вафля, мы о деле... Погоди, после... (Серебрякову.) Вот спроси ты у него... Это именье куплено у его дяди.
Серебряков. Ах, да зачем мне спрашивать? К чему?
Войницкий. Это именье было куплено по тогдашнему времени за девяносто пять тысяч! Отец уплатил только семьдесят, и осталось долгу двадцать пять тысяч. Теперь слушайте... Именье это не было бы куплено, если бы я не отказался от наследства в пользу сестры, которую любил. Мало того, я десять лет работал, как вол, и выплатил весь долг.
Орловский. Чего же вы, душа моя, хотите?
Войницкий. Именье чисто от долгов и не расстроено только благодаря моим личным усилиям. И вот, когда я стал стар, меня хотят выгнать отсюда в шею!
Серебряков. Я не понимаю, чего ты добиваешься?
Войницкий. Двадцать пять лет я управлял этим именьем, работал, высылал деньги, как самый добросовестный приказчик, и за все время ты ни разу не поблагодарил меня! Все время, и в молодости и теперь, я получал от тебя жалованья пятьсот рублей в год – нищенские деньги! – и ты ни разу не догадался прибавить мне хоть один рубль!
Серебряков. Жорж, почем же я знал! Я человек непрактический и ничего не понимаю. Ты мог бы сам прибавить себе, сколько угодно.
Войницкий. Зачем я не крал? Отчего вы все не презираете меня за то, что я не крал? Это было бы справедливо, и теперь я не был бы нищим!
Марья Васильевна (строго). Жорж!
Дядин (волнуясь). Жорженька, не надо, не надо... Я дрожу... Зачем портить хорошие отношения? (Целует его.) Не надо...
Войницкий. Двадцать пять лет я вот с ней, вот с этой матерью, как крот, сидел в четырех стенах... Все наши мысли и чувства принадлежали тебе одному. Днем мы говорили о тебе, о твоих работах, гордились твоей известностью, с благоговением произносили твое имя; ночи мы губили на то, что читали журналы и книги, которые я теперь глубоко презираю!
Дядин. Не надо, Жорженька, не надо... Не могу...
Серебряков. Я не понимаю, что тебе нужно?
Войницкий. Ты для нас был существом высшего порядка, а твои статьи мы знали наизусть... Но теперь у меня открылись глаза. Я все вижу! Пишешь ты об искусстве, но ничего не понимаешь в искусстве! Все твои работы, которые я любил, не стоят гроша медного!
Серебряков. Господа! Да уймите же его наконец! Я уйду!
Елена Андреевна. Жорж, я требую, чтобы вы замолчали! Слышите?
Войницкий. Не замолчу! (Загораживая Серебрякову дорогу.) Постой, я не кончил! Ты погубил мою жизнь! Я не жил, не жил! По твоей милости я истребил, уничтожил лучшие годы своей жизни! Ты мой злейший враг!
Дядин. Я не могу... не могу... Я уйду в другую комнату... (B сильном волнении уходит в правую дверь.)
Серебряков. Что ты хочешь от меня? И какое ты имеешь право говорить со мной таким тоном? Ничтожество! Если именье твое, то бери его, я не нуждаюсь в нем!
Желтухин (в сторону). Ну, заварилась каша!.. Уйду! (Уходит.)
Елена Андреевна. Если не замолчите, то я сию минуту уеду из этого ада! (Кричит.) Я не могу дольше выносить!
Войницкий. Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если б я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я зарапортовался! Я с ума схожу... Матушка, я в отчаянии! Матушка!
Марья Васильевна. Слушайся профессора!
Войницкий. Матушка! Что мне делать? Не нужно, не говорите! Я сам знаю, что мне делать! (Серебрякову.) Будешь ты меня помнить! (Уходит в среднюю дверь.)
Марья Васильевна идет за ним.
Серебряков. Господа, что же это наконец такое? Уберите от меня этого сумасшедшего!
Орловский. Ничего, ничего, Саша, у него душа уляжется. Ты не волнуйся так.
Серебряков. Не могу я жить с ним под одной крышей! Живет тут (указывает на среднюю дверь), почти рядом со мной... Пусть перебирается в деревню, во флигель, или я переберусь отсюда, но оставаться с ним я не могу...
Елена Андреевна (мужу). Если повторится еще что-нибудь подобное, то я уеду!
Серебряков. Ах, не пугай, пожалуйста!
Елена Андреевна. Я не пугаю, но все вы точно условились сделать из моей жизни ад... Я уеду...
Серебряков. Все отлично знают, что ты молода, я стар и что ты делаешь большое одолжение, что живешь здесь...
Елена Андреевна. Продолжай, продолжай...
Орловский. Ну, ну, ну... Друзья мои...
Быстро входит Хрущов.