Kitabı oku: «Закладочки 3. Еще разности», sayfa 2
Звезда по имени…
Что нужно сделать, чтобы оказаться в средневековье? В настоящем средневековье со всеми его «прелестями», а не как в книгах и кино? Достаточно пережить глобальную катастрофу. Я еще помню, что было ДО. Плохо, но помню. Таких, как я, мало осталось. Но мы вместе. И хорошо, что немногие знают, в каком.
Мы пережили и катастрофу, и краткий период варварства сразу ПОСЛЕ, и вот теперь переживаем «расцвет» средневековья. Нынешние феодалы к нам последнее время не лезут. Ведь в прошлые разы мы смогли дать им достойный отпор. Благо тогда кое-какая техника еще работала, было топливо, даже электричество иногда было. Но сейчас почти ничего не осталось.
Но больше всего не хватает звезд, этих маленьких ярких точек на ночном небе. Небо теперь постоянно затянуть пеленой облаков. Или пепла – не знаю, но звезд не видно. Звезды…
– Дедушка, а что такое звезда?
Дедушка… не думал, что доживу.
– Звезда – это…
– Это как Цой?
– Почему ты так решил?
Мальчишка протянул обложку от диска. Черный фон, на нем солнечная корона:
– Цой жив! Так на стене написано.
– На стене еще много чего написано. Но Цой действительно жив, если ты знаешь, кто это.
– Он – бог.
– Нет. Он человек. Был. Но он обладал уникальным даром зажигать сердца миллионов.
– А миллион – это сколько?
– Это… если собрать всех наших, да еще соседей, да еще много-много раз по столько – примерно и получится.
– Ух как много! Я буду звездой!
Что мне, отговаривать его? Поддержать? Направить на путь истинный? Что ж, если есть цель, а препятствий не замечать… Я сходил в свою палатку:
– На! – протянул повидавшую, кажется, все гитару, – зажги для начала меня.
– Я не умею.
– Цой тоже не умел. Бери и учись, пока я не передумал.
– Ты меня научишь?
***
Прошел сезон. У мальчонки начал ломаться голос. Да так удачно, что по тембру действительно на Цоя походить стал. И гитару он осваивал с молниеносной быстротой. Когда стало получаться что-то путное, я из закромов достал последние батарейки и чудом сохранившийся плеер.
– Только один раз, – сурово сказал я. И никому ни слова, ясно. А то все отберу.
Он только кивнул, восхищенно глядя, как я заряжаю в плеер батарейки, нажимаю на кнопку, насаживаю на его уши наушники. Одно ухо давно отвалилось, второе потрескивает, но услышать живой голос Цоя мальчишка просто обязан. Пускай и в его сердце зажжется пламя рока.
***
Минул еще сезон. Мы сидели со Старром, еще одним из тех, кто помнил ДО.
– Мальчишка мне вчера спел. Знаешь, что я думаю? Я думаю, надо собирать стариков. Твой Фендер еще способен издавать звуки?
– Это можно узнать только включив. Ты еще с кем-то говорил?
– С Выдром, у него бас пятиструнный. И с Петровичем. Петрович, кстати, готов вернуть к жизни звук в ДК.
– А что пацан думает?
– Боится, но рвется в бой. Дадим шанс подрастающему поколению?
– Зажжем звезду!
***
Сцена. Настоящая сцена, сколоченная по всем правилам из того, что было. Старые колонки, пульт с настоящим старым пердуном Глухим, лучшим звукооператором во всей коммуне. На сцене мальчонка в обнимку с моей старушкой-гитарой, я с Фендером, Выдр трепетно щупает струны своего баса, Старр за барабанами.
Ночь, темнота, тишина. Мы никого не предупреждали – боялись, что может не получиться. Техника простояла без дела лет десять, если не больше. Но звезду нужно зажечь. И тогда звезда зажжет всех. Из искры разгорится пламя!
Где-то на окраине поселка взрыкнул генератор. Раз, другой, третий, завелся. Через пару минут зажглись редкие сохранившиеся софиты, осветив сцену и заставив нас на минуту зажмуриться.
– Готов? – шепнул я будущей звезде.
Он сглотнул и резко кивнул. Взял заковыристый си-бемоль-мажор-септаккорд.
Старр ударил в барабаны, задавая ритм. Как же давно я, мы – все не слышали настоящего живого рока! Рок может все! Давай, парень, не подведи, ты можешь стать новым Цоем, ты можешь зажечь нас, согреть теплом своей звезды! Стань нашим солнцем!
Я подхватил ритм, выдавая полузабытое вступительное соло к самой главной песне, Выдр вторил басом.
Разбуженные неожиданным концертом жители постепенно подтягивались к сцене. Старики начали подпевать, молодежь, не зная слов, просто хлопала в ладоши или топала в такт. Да так громко, что Глухому пришлось выводить звук на максимум.
А парень разошелся, вскинул голову прямо по-цоевски и запел. Так как надо:
«Белый снег, серый лед…»
Мало кто обратил внимание, но я заметил, как в серой пелене над головами появилась первая за много лет прореха, и в нее неуверенно заглянула маленькая звездочка. Маленькая, но такая яркая. Она кольнула зрачок, но не спряталась. Я бросил мелодию и указал пальцем на нее. Через миг наступила гробовая тишина. А еще через миг, мы, все четверо, словно так было задумано, заорали:
– …И согрета лучами звезды по имени Солнце!
Кладбище
– Костер разводить не будем – они этого не любят, – тихо проговорил Стас.
Митяй промолчал. Перед походом сразу договорились: Стас – ведущий, Митяй беспрекословно подчиняется. Стас редко брал с собой кого-нибудь. Он три-четыре раза в год неожиданно пропадал из города на неделю, иногда дней на десять. Мало кто знал, куда он ходит, а те, кто отправлялся с ним либо молчали, либо вообще не возвращались. Но каждый подросток мечтал однажды отправиться с этим угрюмым парнем «туда». Про «там» ходили слухи, мальчишки помладше перешептывались за гаражами, а кто получил заветный паспорт втайне мечтал побывать «там» хотя бы раз.
Каким образом Стас выбирал себе нового спутника оставалось загадкой. Но никто не ходил с ним дважды. Нынче выбор Стаса пал на Митяя, самого маленького, зато гибкого и юркого.
Полдня они тряслись в стареньком автобусе, потом ехали в поезде до глухого полустанка, затерянного в тайге. Отсюда Стас повел по заброшенной узкоколейке, петлявшей по болотам, уводящей все дальше от цивилизации. Через пару километров им встретилась тележка, на которую ребята сбросили рюкзаки. Сначала просто ее катили, а когда путь пошел под уклон, забрались на нее сами. Под мерный перестук колес по стыкам рельс, Стас отметил:
– На обратном пути надо будет вернуть на место.
Митяй ничего не ответил. Его дело молчать пока не спросят. И выполнять все указания. Иначе, как сказал Стас, подросток рискует присоединиться к не вернувшимся. Стас ли его здесь оставит или случится что-то более жуткое, думать не хотелось.
Узкоколейка оборвалась разъездом с тремя тупиками и развалившимся депо с пустыми створами ворот. На одном пути ржавели четыре вагона, в депо виднелся остов тепловоза.
– На обратном пути посмотришь, – одернул Стас Митяя, бросившего любопытный взгляд в сторону депо, – если еще интересно будет.
До заката шли по давно заброшенной, поросшей кустарником колее. Иногда Стас останавливался, приседал, что-то рассматривал под ногами. Потом поднимался и шел дальше. Вечером углубились в лес, нашли полянку с бивачными бревнами и кострищем. Здесь остановились, расстелили спальники.
– Кто – они? – впервые нарушил запрет на молчание Митяй. Его одновременно разбирало любопытство и душил страх неизвестности.
Стас сурово глянул на подопечного:
– При шестьдесят шестом, пожарке, никакого огня, – непонятно объяснил он, – увидишь сто пятьдесят седьмого – просто стой, он плохо видит, примет за дерево и объедет. А вот от сто тридцатого лучше прятаться. Ищи место погрязнее, у него проходимость плохая. Пятисотого не бойся. Он, конечно, большой, но добрый. Хотя суров, суров. Вот кого надо бояться – так это шестьдесят девятых. Их двое, и они любят поохотиться. И никакая грязь им не страшна! Про остальных завтра по дороге расскажу.
