Kitabı oku: «Время перемен», sayfa 2
– Да. Этот, может быть, действительно лучший. Дивиденды-то платишь вовремя? Относишь в банк, как положено? – вяло и расслабленно спрашивал легат, скорее, чтобы поддержать разговор.
Но, когда дело касалось денег, Лука становился серьёзен, спокоен и точен. Это Александру в нём и нравилось.
– Дивиденды отношу точно в срок, за четыре года без просрочек. И дело выросло. К тому же я знаю, что дивиденды вам всегда окупаются. Выгодно иметь в партнёрах древних.
Легат выдохнул изо рта белый туман, и тот заклубился, поднимаясь вверх.
– И во сколько раз подросло с нашей последней встречи?
– К восьми лавкам со специями прибавилось ещё две. Одна внутри городских стен. По старым увеличили прибыль на треть. Открыл ещё две кузни. Три старые так же стабильно приносят прибыль. И четыре новых магазина одежды – теперь их всего шесть. Тот шёлк от вас – просто чудо! Почти втрое увеличил прибыль от торговли. И, естественно, ваши дивиденды.
– Отлично. Скажи, как ты потратил свою часть прибыли? –древнему это было, как ни странно, интересно.
– О! Я купил новую служанку. Весьма хороша, весьма… Если хотите, покажу. Ещё вон тот барельеф заказал, – он кивнул на новый среди двух других, более старых, частично закрытых дорогими кувшинами, искусно раскрашенными, но составленными, как попало на роскошной террасе, где они сидели среди цветов, – И ещё подарок дочери – карликового бегемота. Она была так рада, моя умница!
«Пустые траты просто из желания показать богатство».
– Что же случилось с твоей старой служанкой?
– Ничего. Теперь их две, – улыбался торговец.
– Тебе не много двух?
– Лекари говорят: если у мужчины что-то не работает постоянно, оно отмирает. Это касается всего.
– Кажется, у тебя ещё была жена…
– О, ей вечно не до меня со своей благотворительностью. Дома для бездомных, дорогое лечение для нищих, приюты для сирот, которые сбегают оттуда на второй день. Приходится справляться с помощью служанок.
Легат хорошо помнил эту женщину. Он инвестировал в семью и из-за неё тоже, не только в талант Луки…
Но пора было переходить к делу.
– Место в городском собрании всё ещё за тобой?
– Поднялся выше, когда один из членов безвременно почил. Теперь мой голос весит больше, – довольно ответил Лука.
– Нужно посодействовать кое в чём. Новый начальник тюрьмы переговоров со мной не ведёт.
– О, знаю эту историю! – перебил торговец, – Видели его лицо? Говорят, древние его так подпалили. Подробностей не выяснял, знаю только, что он с отрядом зачем-то сунулся к вам в город и потерял почти всех людей. Ну и рожа. Древних люто ненавидит.
– Что он, крупная шишка? Заломил мне цену втрое за преступников…
– Родственник падишаха, может себе позволить. Убрать его с должности будет трудно.
– А если на пару дней? Отпуск, важное заседание, чьё-либо приглашение? С его заместителем заранее договориться и провернуть всё в один день.
Лука немного подумал и ответил:
– Да, это можно устроить.
«Значит, всё же удастся решить тихо, без крови, и не лишая никого должности. Кто мог знать, что Лука Мондриани окажется такой удачной инвестицией? Кстати, об инвестициях…»
– Где можно найти твою жену?
Лука пожал плечами:
– Вероятно, в лечебнице.
– Тебе совсем не интересно, где она? Что у вас вообще происходит?
– Даём друг другу свободу. Мне не нравится, как она тратит деньги, но я ей позволяю. Ведь это она была со мной самые тяжёлые годы, а не служанки, – он махнул головой, будто указывая на них, – Действительно, мы редко проводим время вдвоём – что-ж, нам уже не двадцать лет… Мы семья, всё равно.
– Устрой отпуск начальнику тюрьмы, а я пройдусь, – древний засобирался.
Лука вскочил, провожая:
– Если хотите, можете остановиться у меня.
– Нет нужды. За номер уже уплачено, – соврал древний. Он не хотел здесь оставаться. Вдруг узнает что-то гадкое о Луке и его семье, испортит впечатление. Древний по опыту знал: так часто бывает. Пусть уж лучше всё остаётся, как есть.
На перекрёстке, где он оставил парня, было людно. Александр искал постоянных обитателей, наткнулся на бородатого нищего и подошёл к нему:
– Уважаемый, пару часов назад здесь проходили семеро с телегой. Пришлые. Не видел, куда они делись?
Нищий лишь удивлённо смотрел на него и молчал.
К ним подскочил сорванец лет восьми:
– Я видел, господин! Могу отвести вас, но тогда не успею разгрузить товар в лавке Богута, и он мне не заплатит. А мне ох как нужны деньги…
– Пойдём, компенсирую.
– Конпекс… что?
– Веди, дам тебе денег.
Они уходили всё дальше от стены, петляя меж домами. Закат близился, улочки становились всё уже, темнее, беднее. Древний проверил малую пневматику и нож, висящие на поясе, стал чаще оглядываться. Наконец, увидал знакомую телегу и вздохнул свободнее, сунул парнишке медяк и подошёл ближе.
– Остановимся пока здесь, народу тут мало шастает, глядишь, переночуем спокойно, – говорил муж жене.
– Это грязная подворотня! Что, неужели не нашёл харчевни за сходные деньги? – громко отвечала жена.
Открылась дверь лачуги и раздался грубый мужской голос:
– Валите, раз это грязная подворотня! Хватит тут орать! Поищите себе царский дворец!
Дверь захлопнулась, а легат поймал взгляд паренька, которого лечил, и махнул ему.
Мальчик подошёл:
– Не думал, что встречу вас здесь.
– Я искал тебя. Немного запоздал с вопросом, но, всё же, как тебя звать?
– Иллай, – только и смог удивлённо ответить мальчик.
– Всё ещё хочешь быть врачевателем?
– Да…
– Пойдём, я знаю, как тебе помочь. Родители отпустят?
– Они, наверное, даже не заметят, – разочарованно сказал мальчик.
– Тогда пошли.
Но, стоило сделать пару шагов, тётка их остановила:
– Куда? – она вперила взгляд в сына.
– Утром верну, – вмешался Александр.
– Не годится! Он должен помогать тут.
Стало понятно, что её не уговорить, и тогда древний отринул вежливость:
– Ты не очень-то хорошо постирала мою одежду. Даже небольшую плату за спасение сына заплатить не пожелала. И за это я его сейчас заберу. Будете мешать – получите сполна, – они застыли, – Что, нет желающих? Тогда идём, – сказал он Иллаю.
Вдвоём они молча шли к центру города, пока древний не решил, что хватит молчать:
– Не жалеешь, что так обернулся разговор? Мог бы вмешаться.
– Матери давно пора понять, что я не её раб. Это удел отца.
Древний усмехнулся:
– Интересного же ты мнения о своём отце. А вот и оно, – он указал на большое кирпичное здание с вывеской «лечебница Каталины».
Уже внутри Александр обратился к девушке в строгом сером платье:
– Где нам найти Каталину, хозяйку?
Она посмотрела на них, словно оценивала, стоит ли говорить, и ответила:
– Идите за мной.
Каталину нашли в столовой, она наблюдала за суетой сестёр. Слегка полноватая женщина за сорок с добрым круглым лицом, в дорогой, но не вычурной одежде. Она заметила его и обратилась первой:
– Александр, здравствуйте. Рада, что вы наконец нас посетили, – она говорила сдержанно, но древний не сомневался в искренности.
– И я вас приветствую. Лука уже похвастался успехами. Вижу, вы не отстаёте.
– Что за юноша с вами?
– Его зовут Иллай. Я пришёл просить вашей помощи для него. Желает учиться врачеванию – прошу посодействовать деньгами и знакомствами. В свободное время может работать здесь, в лечебнице. Однако сильно его не балуйте.
Каталина, изучая взглядом Иллая, ответила:
– Наша семья обязана вам. Конечно, я помогу. Но что, если с учёбой не получится? Мой старший сын также учится врачевать. Ему приходится тяжело, а многие просто бросают.
– Я справлюсь, – вмешался Иллай, – Не хочу всю жизнь быть перчаточником. Только дайте мне шанс, прилежнее ученика не найдёте.
– Ну вот, он сам всё сказал. Извините, почти стемнело, а у меня ещё есть дела. Рад был вас видеть.
– И я могу сказать то же самое, – ответила женщина, – пожалуйста, заходите почаще.
Александр кивнул и направился к выходу, сказав парню:
– Иллай, на пару слов.
Они вышли, и парень выжидающе посмотрел на него.
– Я помог тебе. Когда-нибудь попрошу помощи в ответ. Не подведёшь меня?
– Нет, – замотал головой мальчик.
– Смотри… В следующую встречу я хочу увидеть, как ты помогаешь людям.
Они попрощались. Древний надеялся, что эта инвестиция окажется столь же удачной, как и семья Мондриани.
«Где там этот Весёлый Скорпион? Давно пора помыться и лечь спать. Я заслужил немного отдыха».
Ноги сами понесли его к таверне.
***
Караван пылил ещё больше, чем прежде. Закованные в цепи рабы шаркали по земле, не в силах как следует поднимать ноги. Напрашивался привал.
Лука сделал то, что нужно. Александр выкупил заключённых по старой цене с гарантией, что их никто больше никогда не увидит.
Пурпурный отряд лишних вопросов не задавал. Древний размышлял, был ли это приказ Байла, или солдаты сами чувствовали, что этой темы лучше избегать? Впрочем, его устраивали оба варианта.
Сибальт, молодой солдат, поравнялся с ним, и теперь они ехали рядом. Александр чувствовал: что-то он сейчас спросит. И вопрос будет плохой.
– Зачем вам заключённые?
«Нашёлся всё-таки один идиот в отряде».
– А как ты думаешь? Зачем вести куда-то в кандалах приговорённых к смерти? На кого они похожи сейчас?
– Так у древних есть рабы? Я думал, рабства нет по эту сторону Великого моря… – Сибальт задумчиво смотрел на гриву лошади.
«Я увёл его в нужную сторону. Попробую закрепить мысль».
– Считаю, быть рабом – участь получше смертной казни. А ты что скажешь?
Новобранец ответил, не поднимая головы:
– Лучше смерть.
– Молодые всегда так говорят. Пока не поймут, что свобода – это возможность выбора из нескольких вариантов рабства. Посмотри вокруг. Байл – раб собственной должности, ты – раб, пока тебе платят, я – раб, пока не закончу все дела. А они бесконечны. Никто не обладает полной свободой. А им, – он указал в сторону заключённых, – Я лишь даю ещё один вариант выбора.
По виду Сибальта древний понял, что этот разговор новобранец будет переваривать долго, и ускакал к Байлу. Люди устали – пусть командует привал.
Глава 2: ещё выше!
Тром сделал финт и двойной росчерк мечом – в шею и в живот. Комад выгнулся в пояснице, уходя от первого удара, и вовремя шагнул назад от второго, одновременно полоснув Трома по запястью – попал, но чуть выше, сухожилия остались целы. Вместо обратного движения, Тром уколол в ответ, метя в живот. Комад ушёл в сторону в последний момент: меч лишь порезал бок.
Толпа вокруг взревела.
Они разошлись.
«Не зря он вождь, не то уже кишки бы по траве раскидал» – подумал Тром.
Но рана, похоже, сильно мешала Комаду, и время работало против вождя.
– Дружище, рана его доконает, просто нужно подождать! Тяни время! – крикнул Марк из толпы.
Они обменивались злыми быстрыми ударами, Тром всё больше привыкал к манере соперника, пару раз сделал ложный выпад и уже хотел ударить взаправду, но вождь опередил.
Удар сбоку Тром отбил. Второй удар летел в ногу, выше колена, и тогда Тром шагнул ближе, намеренно подставляясь. Боль. И одновременно он всадил остриё меча подсевшему Комаду точно в солнечное сплетение, погружая всё глубже.
Свободной рукой вождь схватил лезвие и попытался вытащить, в отчаянии раня ладонь. Но рука только бессильно скользнула к эфесу, оставив на стали кровавые следы. Лезвие погрузилось наполовину, а Тром схватил умирающего за другую руку и отпустил, только когда тот уронил меч ослабевшими пальцами.
Поверженный начал заваливаться назад, утягивая за собой. Тром рванул окровавленный меч из плоти, тело мешком грохнулось на траву, а четвёртый из Великой Сотни обвёл взглядом толпу. Уже четвёртый.
«Ни звука. Затишье перед бурей?»
Марк уже бежал к нему с тряпками для повязки:
– Ты теперь четвёртый! Вождь с правом голоса по всем важным вопросам. Поздравляю! – верзила присел, разрезал окровавленную штанину и промокал кровь, пытаясь понять, насколько рана опасна.
И тут толпа проснулась. Воины заулюлюкали, захлопали и заорали. Поединщик обвёл взглядом кучу народа. Радовались не все: кое-кто задумчиво молчал. Наверно, прихлебатели Комада. Он ответил Марку:
– Взаимно. Ведь ты теперь восемьдесят восьмой.
Тот пожал плечами:
– Для меня это мало что меняет, только лишь число. Тебя нужно зашить: в избе боли всё уже готово. Держись, пойдём, – он завязал повязку и взвалил руку Трома себе на плечо.
– Да, и вечером отпразднуем победу!
Победитель ещё раз посмотрел вокруг, выискивая вождей. Верт одобрительно кивнул, тряхнув длинными чёрными волосами. Грисвольд улыбнулся, отчего ровный шрам на щеке изогнулся змейкой. Игги нахмурился, а наполовину закрытый от ранения глаз сделал его лицо ещё суровее.
Только Узвар смотрел прямо и спокойно. Ни один мускул, ни одна щербинка или шрам не дрогнули на его лице. Он словно знал, что Тром хочет занять его место и стать первым из Великой Сотни. Потом он сплюнул на землю и посмотрел вновь, выпятив литой подбородок и сузив глубоко сидящие острые глаза на почти лысой голове.
«Чёртов безбородый индюк – придёт и твоё время, не сомневайся!» – зло подумал Тром.
И заковылял к избе боли, опираясь на Марка. В середине пути подбежали холуи с носилками, но новый вождь лишь досадливо фыркнул на них, показывая, что в состоянии дойти сам. Баба уже держала дверь избы открытой. Марк довёл его до койки, и Тром с облегчением улёгся на неё, затаскивая раненую ногу двумя руками. Баба склонилась над ним с отваром мака, но Тром сердито помотал головой. Сегодня ещё праздновать, а смешивать отвар с брагой нельзя. Да и заснуть недолго после маковой настойки.
– Марк, иди проверь, как там в харчевне. Скажи, я приглашаю желающих попировать сегодня вечером.
Громила вышел, кивнув. Тром знал: этот сделает всё как надо. И ещё не хотелось, чтобы друг видел, как его будут зашивать. Не первая рана, которую придётся зашивать без отвара. Он будет дёргаться, шипеть и стонать, не сможет ничего сделать. Но за всё нужно платить, и эту цену горец принимал.
Баба сложила нужные инструменты рядом и неожиданно раздвинула рану, промывая. Боль хлынула, острым кинжалом пульсируя в порезе и волнами распространяясь по всей ляжке. Голова закружилась ещё сильнее. Он зашипел: казалось бы, баба затем и сложила инструменты рядом, и с чего ещё она могла начать, кроме как с промывки? Но это всегда так неожиданно! Когда правую руку прижали к койке, он почувствовал ту же боль, что и в ноге, но слабее. Вздрогнул.
– Постарайтесь не шевелиться, вождь, – спокойным голосом сказала вторая баба.
– Угу. Надолго тут делов?
– Полчаса, может, чуть больше…
Мучения продолжились. От боли Тром потел, вертел головой, и капли затекали в глаза, падали с носа. Он постоянно дёргался, ничего не мог с собой поделать. Всё время успокаивал себя, твердя, что теперь он четвёртый из Великой Сотни. Мир ещё не видывал таких молодых вождей.
Но мучения снова продолжились. Обработка мазью и зашивание ран прошли полегче, чем промывка, но общее количество боли так измотало Трома, что на последних швах он чуть было не потерял сознание и облегчённо выдохнул, когда обе бабы наложили повязки. Потом он долго лежал без движения и чувствовал, как нога пульсирует болью.
Принесли парнишку с переломом. Кость торчала из развороченной голени. Тром воин, и привык видеть ранения, увечья, ведь без этого никуда. Но сейчас так натерпелся, что вид новой раны вызывал тошноту и страх. Тром старался не смотреть на мальца.
Парень выпил отвар мака и заснул, а бабы боли принялись копаться в его ноге, ставя кость на место.
Несколько минут спустя к Трому подошла баба и опять протянула пиалу. Он кинул злобный взгляд: «Вы что, с первого раза не понимаете, дуры набитые?»
– Лишь сладкая вода, вождь. Она придаст вам сил.
Тром кивнул. Баба потянулась, чтобы напоить его. Он жестом остановил её и сел на койке, спиной к парнишке, и, кривясь от боли, аккуратно взял пиалу.
«Не хватало ещё, чтобы баба поила меня с рук, как дитя!»
Пригубил. Действительно, просто сладкая вода.
– Что случилось с мальчуганом? – спросил он, продолжая прихлёбывать и делая вид, словно копошение рядом его совсем не волнует.
– Говорят, упал с крыши, когда смотрел ваш поединок, – баба отошла помогать второй.
Слабость и то, что он сидел спиной, делали их разговор похожим на сон. Наверное, поэтому Тром задал странный вопрос:
– Ты рада обновлению в кругу вождей?
И, будто во сне, баба не стала увиливать и ответила честно, как подобает воину:
– Комад заботился о нас. Много делал для этой избы боли и для остальных, в других городах. Мы скорбим по нему, хоть его место и занял лучший воин.
– Значит, не рада? Что же такого он для вас делал? Неужели ворошил твоё уютное гнёздышко своим стойким мечом? – усмехнулся он.
Баба шутку не оценила:
– Плотские утехи перестали интересовать меня, наверное, уже десяток лет назад. Он давал уверенность. Когда знаешь, что хватит тряпок и отвара, ножи будут наточены, а дров достаточно для зимовки. И не искалечишь очередного сына из-за дрожащих от холода рук, стоя за койкой. Вождь, я знаю, что вы не любите буквы, но, раз уж зашла речь…
Баба сунула ему в руки пергамент, на котором слева были слова, а справа – числа.
– Что это?
– Необходимое к зиме. Комад следил, заставлял холуёв и охотников носить в избу всё, что нужно. Сейчас его нет. Кто будет слушать баб? Охотники разбегутся, а холуи займутся другими приказами. Хватит ли у них времени на избу боли?
«Чёртовы бабы со своими закорючками» – разозлился он, но, сам не зная почему, вслух сказал:
– Отдай пергамент Марку. Дылде, что притащил меня сюда. Пусть займётся этим от моего имени. Будет у тебя уверенность.
И, словно специально ждал за дверью, в избу быстрым шагом вошёл Марк.
– А вот и он, кстати! Марк, посмотри, – Тром протянул ему пергамент, – Нужно напрячь холуёв, чтобы всё это было у неё до зимних холодов, – он кивком указал на бабу.
– Мудрое решение, вождь. Прямо сейчас и займусь, пока охотники ещё не ушли из города после поединка, – ответил Марк, рассудительно кивая.
– Кончай лизать мне зад! Завтра займёшься! Сейчас – брага и песни! Дай мне опереться на твоё плечо и тащи в корчму!
– Сначала переоденься, – Марк бросил ему простые льняные штаны с верёвкой и такую же рубаху.
После долгих и неуклюжих переодеваний, он, кряхтя, навалился Марку на плечо и вместе они вышли из избы.
– Отныне будешь моей правой рукой. Каждому вождю положена правая рука, ведь так?
– Судя по количеству приказов, свалившихся на меня ещё до назначения, вытирать драгоценную жопу вождя тоже предстоит мне!
Они расхохотались, спускаясь по тропинке к центру города. Воздух, зелёная трава и горы вокруг. Тром любил родину, и сейчас она наполняла его весельем, азартом, счастьем.
Их окликнула баба боли:
– Вождь, послушай! Тебе лучше не пить брагу! От неё кровь течёт по-другому, и рана может открыться. Ноге нужен покой.
Тром разозлился:
– Баба, по-твоему, я терпел всё это без отвара, чтобы просто уснуть? Иди, ковыряйся дальше в своей избе! – он с гневом отвернулся.
– Как тебя зовут? – не спешил уходить Марк.
– Старуха Исгерд, – ответила баба с лёгкой досадой в голосе.
– Чуть позже я найду тебя, – крикнул Марк, тоже отворачиваясь и таща Трома вниз.
Вопрос сам собой сорвался с языка:
– Марк, почему она не сказала про брагу сразу?
Друг пожал плечами:
– Ты помогаешь ей, она тоже решила помочь.
– Из-за пергамента? Эта старуха не понимает, что мы, воины, и так помогаем им самим своим существованием? Без нас они будут рабами!
– Ты прав, но они любили Комада. Может, ей просто хотелось тебя помучить. Потом передумала и предупредила, хоть и боялась.
– Боялась? – с недоумением спросил Тром.
– Конечно. Она знала, ты разозлишься, но всё равно сказала. Это достойно уважения.
– Уважения? Марк, ты – воин! Больше того, ты из Великой Сотни! Прекрати думать о всяком отребье! Это тебе говорю я, Тром, вождь!
Дверь корчмы была приглашающе открыта, а холуи ждали воинов после боя. Поединки за место в кругу вождей всегда собирали много народу. И куда им податься после боя, кроме как не в корчму? К тому же, новоиспечённый вождь, или старый, отстоявший своё право, часто праздновал победу здесь, щедро покрывая все расходы из казны. Трое воинов, выйдя из-за угла, разразились криками приветствия, стоило им увидеть Трома с Марком. Один с меткой Великой Сотни на плече: неприметный кусок кожи с выдолбленным на нём номером, понятный лишь горцам. Клеймо на груди не видно за одеждой, поэтому давно придумали ещё и кожаные метки.
Внутри корчмы было людно и душно: казалось, воздух можно загребать ладонью и есть. Человек сорок воинов встали со своих мест и принялись хлопать, выкрикивать приветствия и улюлюкать, стоило только им войти. Пока шёл и садился, Тром цепким взглядом успел отыскать в толпе лучших воинов: двое вождей и ещё девять просто из Великой Сотни.
Грисвольд, с двумя кружками в руках, гордым размеренным шагом подошёл к нему, кривя улыбкой свой огромный шрам на щеке, протянул кружку и ждал, пока Тром возьмёт её. После поднял руку, требуя тишины. Толпа угомонилась, и он начал раскатистым басом:
– Тром! То, что ты сегодня исполнил на поле – пример высочайшего воинского искусства поединщика! Укол в живот просто великолепен! Я до сих пор не пойму, как Комад успел уйти от него. Впрочем, он не совсем успел… А удар, которым ты отправил его к предкам – я такого ещё никогда не видел! Специально подставиться и получить серьёзную рану, но при этом закончить бой! Счастлив, что мне выпала честь быть в одном кругу с таким искусным воином! За твою победу!
Зал восторженно загудел. Грисвольд чокнулся кружкой с Тромом, и Тром одним махом выпил половину. Здесь, в столице Горной страны, варили отличную брагу.
Откуда-то появилась крепкая молодка в белом сарафане, и, слегка задев его плечом, наполнила кружку из кувшина, потом улыбнулась, и так же быстро исчезла, больше никому не наливая.
Через десять минут она выскочила опять с кувшином наперевес и низко наклонилась, подливая ему. Тром почувствовал приятную тяжесть её груди на своём предплечье.
Воины напивались. Верт очутился рядом, тоже с кружкой. Слова приветствия, похвалы, восхищение. Пришлось выпить, хоть и не хотелось ему именно сейчас. И опять кудрявая молодка с кувшином тут как тут. Долила. Уходит. Оборачивается, смотрит на него.
– А Узвар сегодня нехило так перессал! – весело бросил Верт. Они с Грисвольдом тихонько расхохотались, – Видать, боится, что его спихнут с вершины в могилу. Ты как, Тром, пойдёшь за первым местом? – Тром молчал, – Пойдёшь, по глазам вижу. За будущего первого из Великой Сотни!
«Что он там понимает по глазам? Я сам последние пять минут не могу понять, куда они смотрят! Но, проклятье, как не выпить за это?»
К нему спешила молодуха с кувшином. И сейчас он точно знал, куда смотрит. На вырез платья.
– Кто это такая? – слова вылетели сами.
– Новая кухарка. Что, хочешь оказать ей честь? – Грисвольд задорно толкнул его в плечо, отчего Трома сильно качнуло в сторону, – Я бы и сам не прочь, но, видят предки, сегодня твой день!
– Она за той дверью, – тихо сказал Верт, пальцем указывая вглубь корчмы.
Плохо соображая, что делает, Тром нетвёрдой походкой направился к двери. Сразу за ней стояла та самая молодка:
– О, вождь! Не ожидала тебя здесь увидеть!
Она смущённо смотрела на него, оторвав одну руку от кувшина и не донеся до лица, будто хотела что-то сделать, но так изумилась его появлению, что застыла.
Тром не любил ходить вокруг да около:
– Я решил оказать тебе честь.
– О, – она смущённо опустила глаза.
– Где здесь подходящая комната?
Кудряшка развернулась и пошла по коридору. Тром поплёлся за ней. Она открыла дверь в одну из комнат, где валялся всякий хлам, а с одной стороны оказалось подобие спального места на полу, поставила кувшин, и, пройдя вперёд, призывно дёрнула бёдрами, одновременно подтянув платье вверх.
Через пять минут его таз с энергичными шлепками стукался о её ягодицы. Тром пыхтел, молодка сладко постанывала, упершись одной рукой в пол, а другой в стену и прогнувшись в пояснице. Тром поддал темпа, чтобы постепенно переходить к завершению, но выпитое кружило голову и сильно мешало. Он задвигался ещё активнее, напрочь игнорируя боль под повязкой.
«Вот, уже близко, сейчас…» – но перед самым концом что-то лопнуло в ноге. Сквозь отчаяние он почувствовал боль и то, как быстро промокают штаны, напитываясь кровью.
Тром слабел. Вялой рукой подтянул штаны и пошатнулся, удержавшись за стену. Молодка вопросительно посмотрела на него.
– Найди… бабу боли, – вяло сказал он ей и привалился спиной к стене, не в силах подняться. Кудряшка выбежала из комнаты, а Тром с минуту недоумевал, как мог допустить всё это. Он почти обессилел и почти протрезвел, вялыми руками скомкал угол одеяла – единственное, до чего мог дотянуться, и прижал к ране.
Дверь резко отворилась, ударив стену. Внутрь влетел Марк, за ним – тощая девчонка с длинной косой.
– Да, это он, что делать? – торопливая скороговорка дылды выдавала волнение.
– Несём к очагу, здесь слишком темно.
Верзила взял его за подмышки, а девка ухватила за ноги, но не донесла и до порога, упустив от тяжести.
Ноги ударились об пол, разбрызгав немного крови. Марк, кряхтя, поволок Трома по коридору, прочерчивая его пятками тонкую красную линию, положил на пол возле очага. Бабы разбежались от него, как стая перепуганных воробьёв.
– Кухарки! Принесите ещё свечей и тёплой воды! – тонким, но уверенным голосом сказала девка.
– Делайте, что сказано! И быстро! – взревел Марк.
Бабы засуетились, собирая нужное, а худая девка сняла котомку с плеча и начала вытаскивать оттуда крохотные ножички, жгуты, прищепки и прочие вещи из избы боли. Быстро разрезала штанину. «Вторые штаны за сегодня испортил» – почему-то огорчился этой, самой меньшей из проблем, Тром. Девка убрала старую повязку, насквозь промокшую от крови… И мучения продолжились, совсем как несколько часов назад в избе. Остатки брага сразу же выветрились из головы.
– Половина швов разошлась. Сотник, стяни рану, я наложу новые, – из-за дурноты голос звучал глухо, как сквозь стену.
Марк склонился над ним и соединил края раны. Девка накладывала новые швы, периодически промокая кровь.
– Как можно праздновать с такой раной? Почему он не послушал бабушку?
– Гордый. Не хочет показывать собственную слабость. И очень хочет отметить великую победу. Я давно понял: чем больше с ним споришь, тем сильнее он стоит на своём.
– Ночные утехи тоже из гордости? Как ему такое только в голову пришло? Комад был лучше… – зло сказала девка.
Тром почувствовал мокрое на лопатках. Хотел посмотреть, но сил не хватало даже поднять голову. «Наверно, кровь дотекла» – блуждая глазами по потолку, отстранённо подумал он.
– Не загораживай мне свет, сотник.
Марк двинулся в сторону, неаккуратно задев рану. Ударила боль. Так сильно, что заломило в висках. Тром провалился в бездну.
***
Протяжный стон достиг его ушей. Тоненький, как у девчонки. Тром открыл глаза и сощурился от яркого света. Повертел головой – большие окна, утренний свет, высокая кровать.
«Не кровать – койка. Я в избе боли. Опять» – понял он.
Стонал парнишка со сломанной ногой. Потные волосы приставали к его лбу и слиплись на затылке, тело укрыто покрывалом. Вождь повернул голову в другую сторону. На такой же койке, около стены, лежал бородач и смотрел в потолок пустым взглядом, из-под покрывала торчал обрубок руки, замотанный тряпками.
– Эй, воин, как тебя звать? – окликнул Тром бородача.
– Я больше не воин. И в охотники вряд ли сгожусь. Был десятником. Теперь – не знаю. Пастух? Холуй? Попрошайка?
– Что случилось? Расскажи…
– Не очень-то охота. Но кто я такой, чтобы спорить с вождём, да? Был десятником Комада… Много чего хорошего он сделал для меня и моей десятки. Победы в приграничных битвах. За семь лет я потерял лишь одного воина, представляешь, вождь? Нужные задачи, достойная плата… Вот я и решил проводить его на небо бутылкой хорошей браги. Сел один на холме, что напротив корчмы, и надрался как следует! Потом этот высокий из Великой Сотни – Марк, кажется – с ещё двумя воинами, пробежали мимо. Тебя тащили, вождь. Ну и девка эта хмурая с ними. Следом народ из корчмы повалил. Десятник какой-то пьянющий меня увидел. «Вали, мол, комадова приблуда, пока пинка не дали» – говорит. Я ему: «Ты кто такой, чтобы решать?». А он мне: «Решает лучший». Ну вот и выяснили, значит, кто из нас лучший. По пьяной лавочке-то оно, конечно, не считается – я законы знаю. Но никто останавливать не стал. А мы сами и не вспомнили. Эх… им бы оставить меня там, на холме. Да парнишка один выскочил, обрубок стянул и сюда отнёс. Всю жизнь секирой махал, теперь в пастухи… тьфу!
– Хватит ныть. Никто не заставлял тебя сражаться. Мог просто признать его право лучшего или умереть в бою. Если не сделал первого – ты дурак, что не умеет оценить собственного мастерства и мастерства врага. Не сделал второго – трус! Получается, ты и то, и другое! Иди в пастухи, или утопись в Чёрной реке – всем плевать! Но не смей разносить это нытьё, как заразу, иначе я сам придушу тебя! – разгневался Тром.
Тром злился на безрукого воина. «Я победитель» – внушал он себе. «Всегда верно оцениваю мастерство. И, если этот момент настанет, уж мне-то хватит духу умереть в бою». Два раза за сутки очутиться в избе боли – это и так портило настроение. Вдобавок после того, что рассказал однорукий, вождь почувствовал себя уязвимым. Часть отчаяния бородача передалась и ему, будто он не был великим воином – четвёртым из Великой Сотни, самым молодым вождём, всегда уверенным в своих силах. И Тром бесился от этого. Что-ж, бородач вполне годился, чтобы вылить на него злость.
Вездесущий Марк появился на пороге избы, бросив сходу:
– О, проснулся. Ты, конечно, теперь вождь, но вряд ли это делает тебя бессмертным. Если сомневаешься, спроси у Комада. Мы еле успели вчера. Та кудрявая была лишней, да и всё празднование, если честно. Лучше бы лечился.
Тром злобно посмотрел на Марка: он любил честность, но не хотел, чтобы все эти люди вокруг слышали про его ошибки, вчера не казавшиеся такими очевидными. Но, коли всё уже было озвучено, решил не увиливать и ответил:
– Признаю!
Марк подошёл к нему и поднял покрывало. Задумчиво посмотрел на повязку и крикнул:
– Исгерд!
В зал вошла худая девка, что мучила его вчера вечером:
– Да, сотник?
– А где старуха? – грубо вмешался в разговор Тром.
– Бабушка дежурила всю ночь, сейчас она спит, – язвительно ответила девка.
– Бабушка? – переспросил Тром.
– Ага. Та – бабушка, эта – внучка. И обе – бабы боли, и обоих звать Исгерд, – с улыбкой пояснил Марк.
Тром устыдился, что так грубо говорил о бабушке при внучке: они и так слабые, к чему ещё больше втаптывать их в грязь? И разозлился на девку за то, что она внучка той старухи. А потом отогнал эти мысли прочь: в конце концов, он вождь, что они ему сделают?
