Печать Индиго. Владыко Миров

В мгновенья страха и сомнений, когда твое сердце опустошено страданиями, необходимо найти в себе душевные силы бороться дальше и идти к своей цели. Ведь мы не знаем, что ожидает нас впереди. И, возможно, вскоре тьма рассеется, и над нашей судьбой засияет ласковое яркое солнце, способное согреть испепеленную душу и возродить ее к любви и жизни…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Северный град

Глава I. «Немезида»

Санкт-Петербург, Васильевский остров

морской порт, 1718 год

Спустившись в каюту, которую указал ей матрос, Слава проворно отворила дверь и вошла в мрачную комнатушку. Рассвет едва занимался, и первые тусклые лучи проникали в каюту. Комнатка была маленькая, с двумя узкими койками по бокам, небольшим окном, столом и сундуком. Тускло горела свеча. Фон Ремберг лежал на спине, справа от окна. Он не двигался. Девушка подошла к нему и провела по его телу рукой, едва касаясь. Он хрипло дышал, но, как и ранее, жизненная энергия лишь на четверть наполняла его существо. Горестно вздохнув, Слава ощутила, как ноет раненое бедро.

Понимая, что времени нет, она быстро осмотрелась. Сума Кристиана, в которой лежали самоцветы и древний алмаз, валялась на полу. Наклонившись, девушка развязала веревку и достала окровавленный тканевой сверток. Раскрыв его, внимательно осмотрела сокровища: более двадцати благородных самоцветов различных форм, Индиговый алмаз, несколько более мелких камней и разбитый на трое древний прозрачный Владыко были на месте. Слава облегченно выдохнула, успокоенная тем, что камень, некогда потерянный, теперь находился у нее. Однако лицо девушки вмиг стало печальным, ведь отныне Владыко не сиял большим огромным алмазом, а, раздробленный яростной рукой Кристиана, разделился на три части. Но в данную минуту у нее не было сил думать об этом.

Раздался громкий стук в дверь. Девушка встрепенулась, словно пойманная преступница, и, быстро затянув суму, задвинула ее под койку, дабы никто не увидел, какое богатство они везут. Только за один, даже самый маленький, такой самоцвет, могли убить. Чуть пошатываясь от качки, так как корабль уже отплыл, и от неимоверной усталости, Слава подошла к двери и распахнула ее.

На пороге стоял белокурый матрос с загорелым лицом. Он улыбнулся девушке и на ломаном русском произнес:

– Капитан велел вам передать это, сударыня, – он протянул ей небольшой холщовый мешок с корпией и бинтами. – Там еще мазь, а здесь чистая вода и корытце, – указал он глазами на ведро с водой, кувшин и небольшое глубокое корыто, стоявшее у его ног.

– Вы бы не могли занести все внутрь? У меня совсем нет сил, а мой муж все еще без сознания, – попросила Слава.

– Конечно, сударыня. Отчего же не помочь такой красивой девице, – ответил добродушно матрос.

Он легко все поднял и внес вещи в каюту. Слава поблагодарила и напряжено посмотрела на него, дожидаясь пока он уйдет. Но матрос как будто не собирался покидать каюту и, вновь улыбнувшись ей, спросил:

– Что-нибудь еще нужно?

– Нет, благодарю, – уже недовольно заметила Слава.

– Меня зовут Этьен, я француз, – он вновь улыбнулся. Отметив, как он плотоядно смотрит, девушка плотнее запахнула плащ и откинула назад распущенные волосы. Ей было очень плохо, Кристиан находился на волосок от гибели, а этот матрос, видимо, решил заигрывать с ней.

– Очень приятно, Этьен, но не могли бы вы нас оставить? – вымолвила девушка раздраженно. – Я хотела бы перевязать своего мужа, ему очень плохо.

– О, простите, сударыня! Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня.

– Да, благодарю.

Он направился к выходу, уже у двери, обернувшись, вновь окинул Славу горящим взором и заметил:

– Повезло вашему мужу. Редко встретишь такую красивую девицу. Да еще со столь сильным нравом. Как вы ловко нашего капитана заставили делать то, что вам угодно, а? Никому это не удается.

– Этьен, вы могли бы уйти?

– Простите, красавица, – сказал он и, опять улыбнувшись, вышел прочь, осторожно прикрыв дверь.

Едва он исчез, Слава облегченно выдохнула и, склонившись над корпией, начала проворно разбирать ее. В ее распоряжении было чуть более часа, чтобы перевязать раны Кристиана. Она приблизилась к молодому человеку, который так и не приходил в себя и не двигался, безжизненно лежа на койке. Наклонившись, она начала осторожно раздевать его. Быстро стянув с него камзол и сапоги, она принялась за рубашку. Снимать штаны оказалось самым сложным делом, так как фон Ремберг был невозможно тяжел. Слава, из последних сил ворочая большое тело, еле стянула с его длинных мускулистых ног пропитанные кровью штаны и исподнее. После этого у девушки закружилась голова, и она ощутила, что рана на ее бедре невыносимо саднит.

Немедля подойдя к двери, она закрыла каюту на засов и скинула наконец душный плащ. Оставшись обнаженной, Слава осмотрела свою рану. Та была неопасна, но все же кровь струилась из нее, да и на руке платок Кристиана, которым была перевязана рана, тоже намок. Девушка торопливо перетянула бинтами свое кровоточащее бедро и запястье и только потом приблизилась к молодому человеку.

Его тело, покрытое свежими ранами и исполосованное некрасивыми шрамами от давних ранений, произвело на Славу удручающее впечатление. Острое сострадание проснулось в ее сердце, а на глаза навернулись слезы от вида его израненного тела. Однако, тут же взяв себя в руки, девушка живо принялась за дело. Она намочила одну из корпий в воде и начала осторожно отмывать от крови молодого человека. Одновременно она энергетически прощупывала его раны пальцами, проверяя, есть ли в них пули, и насколько они глубоки.

Уже через полчаса Слава отметила, что пуль в семи ранах молодого человека не было, все они оказались нанесены шпагами и ножами. Она принялась перевязывать их бинтами, отмечая, что из нескольких ран снова начала сочиться кровь. Слава понимала, что эта живительная жидкость уносит и без того малую жизненную энергию из тела молодого человека, потому вновь вознамерилась полечить его. Из последних сил заставляя себя работать, девушка своей энергией остановила кровь в нескольких особенно опасных ранах Кристиана и только после этого устало осела на деревянный пол. Более в этот миг она ничего не могла сделать для него, ибо ее жизненная энергия после всех врачеваний почти иссякла и лишь на треть наполняла ее существо.

Устало опершись спиной о койку, где так и лежал без сознания молодой человек, Слава прикрыла глаза. Ей нужен был хотя бы кратковременный сон, который бы вновь наполнил ее энергией. Она знала, что у нее есть всего полчаса, чтобы восстановить жизненные силы и выйти на палубу. Слава вздохнула и, так и сидя на полу, погрузилась в тяжелое забытье, мгновенно отключив свое сознание.

Сильный стук в дверь вырвал девушку из полуобморочного состояния.

– Госпожа фон Ремберг! Капитан требует вас на мостик! Госпожа, вы слышите меня?

Распахнув тяжелые веки, Слава невидящим взором посмотрела перед собой. Она сидела на полу, все так же обнаженная. Голова гудела, а бедро яростно ныло от боли. Она понимала, что ей необходимо прилечь и поспасть хотя бы еще несколько часов, но не могла позволить себе этого. Сцепив зубы, Слава тяжело поднялась на ноги и медленно доковыляла до двери.

– Госпожа фон Ремберг!

– Я сейчас приду, передайте капитану, – ответила она матросу через створку.

– Хорошо! – согласился он, и Слава услышала удаляющиеся шаги.

Она медленно вернулась к неподвижному Кристиану и вновь провела руками по его телу, исследуя его. Его раны хоть и были опасны и глубоки, но все же не кровоточили. А жизненная энергия наполняла его существо на одну четверть. Слава тяжко вздохнула, думая о том, что для спасения молодого человека нужна новая сотворенная энергия. Только она могла улучшить его состояние. Но для этого требовалось очень много энергии, но у девушки ее не было.

Вспомнив про капитана судна, Слава начала осматриваться по сторонам, ища, куда кинула плащ Кристиана, чтобы вновь облачиться в него, ибо другой одежды у нее не было. И вдруг ее взор наткнулся на большой сундук у окна. Девушка приблизилась к нему и открыла. Удивленно распахнув глаза, она увидела внутри пару своих платьев, которые носила, когда жила в доме фон Ремберга. Видимо, молодой человек, подготавливая их плавание, предусмотрительно перевез на корабль ее вещи. Девушка начала проворно перебирать наряды и нашла в сундуке еще и расчески, нижние рубашки и юбки, ленты и заколки для волос, а также флакон с ее любимыми духами.

– О Кристиан, как ты заботлив, – сказала она, склоняясь над сундуком.

Уже через четверть часа Слава облачилась в нижнюю сорочку, простое коричневое платье и нижнюю юбку без корсета. Быстро заплетя свои волосы в простую косу, она устремилась прочь из каюты, думая, что капитан уже наверняка недоволен ее задержкой.

Вскоре она оказалась наверху. Ночной мрак и густой туман окутывали все вокруг, и величественный силуэт корабля едва угадывался. Голова Славы кружилась, и она, стараясь удержать равновесие на качающейся палубе, медленно приблизилась к капитанскому мостику.

Действительно, капитан «Немезиды» как-то мрачно окинул девушку взором, едва она появилась рядом, и сделал рукой знак приблизиться. Она подошла к колесу-штурвалу и, вымученно улыбнувшись капитану, спросила:

– Я не опоздала? Когда будут скалы?

Он, насупившись, хмуро взглянул не нее и вымолвил:

– Госпожа, вы могли бы и поживее прийти. Я уже и сам не рад, что послушал вас. И вообще сомневаюсь, что вы можете указать нужное место.

– Смогу, я же сказала, – твердо заявила Слава.

Корабль скользил по пологим волнам быстрым ходом, поймав ночной ветер парусами. Двое матросов лазили по реям, расправляя оставшиеся лиселя.

– Ну и что же? Скалы уже за этим мысом. Так куда плыть?

Понятливо кивнув, девушка прикрыла глаза и вытянула руку вперед. Она сосредоточилась и начала интуитивно ощупывать морскую гладь и пространство под водой. Сразу же перед ее закрытыми очами предстала картина подводного мира и изрезанное подводными скалами дно. Посмотрев чуть правее, она увидела днище корабля, на котором они плыли. Да, скалы были опасно близко, всего в полумиле от них.

– Держите курс прямо, капитан, – велела Слава, так и не открывая глаз и словно перемещаясь в видении со дном корабля. Это было непривычно ей, но она отчетливо чувствовала энергетическую оболочку скал, которые омывала беспокойная вода.

– Звать меня Васильев Илья Юрьевич, – отозвался капитан. И Слава, на миг распахнув глаза, посмотрела на него. Вымученно улыбнувшись, она кивнула.

– Очень приятно, Илья Юрьевич. Направляете корабль пока прямо. Мы как раз проходим между скалами.

Он кивнул и надвинул на нос треуголку, что-то пробубнив себе под нос. Ветер дул в раскрытые паруса, и «Немезида» шла полным ходом. Корабль устремился вперед, и Слава, закрыв глаза, снова сосредоточилась. Через четверть часа она тихо произнесла:

– Надо взять чуть левее. Сбоку сильное течение, которое как раз несет нас на скалы.

– Лево руля! – закричал как бы сам себе капитан и повернул штурвал в нужную сторону.

Но уже через миг Слава, внутренним зрением видя, что скалы очень близко, быстро приказала:

– Сильнее влево, Илья Юрьевич! Быстрее!

Васильев стремительно начал поворачивать штурвал, и корабль немного накренился, выполняя резкий поворот.

– Еще! Еще сильнее! – почти выкрикнула девушка. – Скалы совсем рядом!

– Ешкин кот! – процедил невольно капитан, сильнее выворачивая штурвал. Корабль сильно накренился, и капитан сквозь зубы выпалил: – И зачем я послушал вас, маленькая сударыня?!

– Все хорошо, не бойтесь! – успокоила его Слава, открывая глаза и улыбаясь ему. – Сейчас мы пройдем рядом со скалой, она сбоку.

– Надеюсь, – пробубнил Васильев и как-то исподлобья посмотрел на девушку.

– Теперь прямо, – ответила Слава, вновь закрывая глаза и телепатически прощупывая морское дно. Сильный туман окутывал округу, и даже нос корабля не было видно. Однако она очень ясно могла разглядеть все внутренним чутьем. Еще четверть часа они плыли прямо, и капитан то и дело напряженно смотрел на девушку, ожидая ее указаний. Она отвечала, что следует плыть прямо.

Спустя некоторое время Слава увидела очередную подводную скалу, стоящую прямо перед ними, и обернулась к капитану.

– Немного вправо, опять скала, – сказала она, пытаясь сосредоточенно ощущать подводную гладь.

– Хорошо, маленькая сударыня, – кивнул понятливо капитан. Корабль чуть сместился и поплыл далее. – Ни черта не видно. Туман словно в гнилой бочке, – бубнил Васильев, недовольно посматривая на девушку, стоящую рядом, и сам себе промолвил: – И как она что там видит?

– Прямо, – твердила она.

Через несколько минут сверху, с сигнальной вышки, раздался громкий крик глашатого:

– Капитан, крепость позади! Мы проплыли!

Васильев пораженно обернулся к девушке и внимательно окинул ее взором. Слава медленно раскрыла глаза и, вымученно улыбнувшись капитану, пролепетала:

– Да, действительно, скалы позади. Сейчас можно плыть спокойно.

– Ты смотри, и впрямь прошли по фарватеру! – пораженно воскликнул капитан, передавая управление штурвалом одному из матросов, стоявшему рядом с ним. И, вновь обернувшись к Славе, воодушевленно заметил: – Ну, сударыня моя, не верил я вам, а, видимо, зря.

В ответ девушка лишь вымученно улыбнулась. Она ощущала, что ее силы на исходе. Голова сильно кружилась, а ее последняя жизненная энергия была израсходована на час ясновидения, с помощью которого она провела корабль между подводных скал. В следующий миг Слава покачнулась, и ноги ее подкосились.

– Вам плохо, госпожа? – спросил участливо Этьен, появившийся рядом.

Когда девушка начала падать, матрос подхватил ее на руки. Она чуть пришла в себя и, чувствуя, как сильные мужские руки держат ее, тихо попросила:

– Мне надо прилечь.

– Отнеси ее в каюту, – приказал Васильев. – И вчерашней похлебки снеси ей. Пусть подкрепится, а то еще помрет. Уж больно она бледна…

– Слушаюсь, – кивнул матрос.

Ощущая, как заботливые руки матроса Этьена легко прижимают ее к груди, Слава устало выдохнула и потеряла сознание.

Глава II. Больной

Спустя четыре часа Слава пришла в себя. Ей в нос ударил запах ароматной чечевичной похлебки, который разливался по маленькой каюте. Девушка тяжело поднялась со своей узкой койки. Едва обратив внимание на еду, она подошла к Кристиану, который, лежа на спине, так и пребывал в беспамятстве. Она провела по его телу рукой, прощупывая ауру, темную в местах ранений, и отметила, что его жизненная энергия чуть восстановилась, но совсем ненамного. Ему снова требовалось ее энергетическое лечение, но сперва она должна была подкрепиться. Ведь силы ее организма восстанавливались не только сном, но и едой.

Присев к столу, Слава съела почти половину супа. Поблагодарив мысленно тех, кто позаботился о ней и принес мягкую лепешку, лежащую рядом, она отломила кусок и жадно засунула в рот, а затем утолила жажду из кувшина с водой. Вымыв лицо и руки из небольшого ведра, стоявшего чуть в стороне, она вновь вернулась к молодому человеку.

Жалостливо и с теплотой окинула взглядом его мощное, атлетически сложенное тело, мускулистые ноги и руки, которые были перебинтованы и безжизненно лежали на койке. Она вдруг вспомнила, как эффектно и браво он смотрелся, когда был здоров, но теперь он еле дышал, и любой миг для него мог стать последним. В душе Слава вновь начала корить себя за то, что не захотела слушать его доводов и увещеваний, когда он просил ее уехать с ним раньше. Она также не послушала старую гадалку, которая верно все предсказала и указала, как ей следует поступить.

Но тогда Слава, словно пребывая в каком-то бреду от терзавшего ее душу страха, не желала слышать слов окружающих. И именно ее страх перед фон Рембергом едва не погубил их обоих. Это была ее ошибка. Она знала, что только человек, преодолевший свой страх, становился непобедим и неуязвим для тьмы, а оказалась слаба. Кристиан же, наоборот, преодолел себя и пошел за ней в ад, не раздумывая и явно с любовью в сердце. И его поступок вызывал в ней ликующее восхищение и преклонение перед его бесстрашием.

А сейчас молодой человек находился на волосок от гибели, и как раз она была виновата в том, что довела свою жизнь до критического предела. Потому что Темные никогда никого не щадили, и она еще с детства отчетливо знала это. Им с Кристианом чудом удалось выбраться из подземелья, но что дальше? Теперь они были изранены, опустошены и преследуемы Темными монахами-иезуитами, которые шли по их следу. И Слава понимала, что их единственное спасение – быстрее добраться до Архангельска и попросить защиты у того самого волхва Лучезара, найти которого велела ей матушка.

Оттого, чувствуя всю силу своей вины, девушка, наклонившись над бессознательным фон Рембергом, осторожно начала проверять его раны, пытаясь понять, требуется ли ему перевязка. Через некоторое время она облегченно выдохнула. Его раны не кровоточили, и перевязку можно было отложить до вечера. Правда, Славу беспокоила постель молодого человека, покрытая грубым сукном, которую еще со вчерашнего дня она испачкала кровью, когда промывала раны. Но Слава понимала, что не сможет переложить его на свою чистую койку, он был очень тяжел.

Однако, кое-что придумав, она быстро вышла на палубу. Начала искать взглядом того самого матроса Этьена, который предлагал ей помощь и на рассвете относил в каюту. Она пробежалась взглядом по мачтам, по которым умело сновала команда, напряженно изучая каждого моряка. Вдруг перед ней возникла знакомая фигура мужчины.

– Не меня ли ищите, сударыня? – спросил Этьен, радушно улыбаясь ей.

– О да, Этьен, именно вас, – улыбнулась ему Слава.

– Чем я могу помочь, красавица? – задал вопрос он, окинув восхищенным взглядом ее лицо. Слава смущенно отметила, что явно нравится ему. Но теперь она была готова терпеть знаки внимания хоть от самого черта, только бы он помог ей. Оттого она кокетливо улыбнулась и сказала:

– Это ведь вы принесли ту вкусную похлебку?

– Я, – кивнул он.

– Благодарю. Могу я попросить вас об одном одолжении?

– Конечно.

– Мне надо переложить мужа и поменять ему белье. Мне одной не справиться.

– О, я понял. Сейчас все устроим, – улыбнулся он.

Уже спустя четверть часа Этьен и еще один матрос переложили Кристиана на койку девушки. Затем матрос забрал грязную окровавленную простыню и одежду молодого человека, заявив, что человек, выполняющий на судне обязанности прачки, все выстирает и приведет в должный вид, ибо фон Ремберг с лихвой заплатил за все услуги.

Когда мужчины ушли, Слава вернулась к больному, намереваясь вновь приняться за его лечение. Она нашла самую опасную рану, которая находилась на плече молодого человека. Острие рассекло плоть Кристиана до самой кости. Решив сначала исцелить ее, потому что она могла загноиться, девушка удобно села на постели и разбинтовала его плечо. Положив руки на окровавленный порез, девушка начала умело стягивать энергетическими потоками его края, заживляя плоть. Почти два часа ей понадобилось, чтобы глубокий надрез до самой кости затянулся, а края раны стали розовыми. Перевязав ее, Слава принялась за вторую опасную рану на его боку, но уже через полчаса стала ощущать, как силы пропадают, и дико кружится голова. Понимая, что надо немного отдохнуть, она прилегла на другую койку и задремала.

Очнулась она от жуткого стона, который, словно рев, врезался в ее сознание. Быстро вскочив на ноги, она склонилась над больным. В этот миг глаза Кристиана были закрыты, все его большое тело как будто выгнулось дугой, а через его стиснутые зубы вырывались болезненные хрипы и стоны. Поняв, что он, наконец, пришел в себя, она приложила руку к его лбу. У него был сильный жар. Девушка горько вздохнула, осознавая, что когда он был без сознания, раны не беспокоили больного. Он снова сильно выгнулся, едва не упав с койки, и жутко, хрипло застонал. Она попыталась удержать его на кровати, чтобы он не упал на пол, и тут заметила, как его губы окрасились кровью.

Слава испуганно провела ладонью по его губам и ниже, сканируя его внутренний рот, горло и грудь, боясь страшного. Уже через несколько мгновений она облегченно выдохнула, поняв, что он прикусил себе щеку изнутри, оттого и выступила кровь на губах, а внутренние органы не кровоточили. Она попыталась удерживать фон Ремберга на узкой койке, но неистово выгибался и жутко стонал. Ей подумалось, что начались его ежедневные боли, но, вглядываясь в его ауру, она увидела, что та не мерцает, а тускло светится, и потому его резкие движения, скорее всего, были связаны именно с теми ранами, который были на теле, а не с ежедневными мучениям от проклятья, о котором он говорил.

Спустя час в этой болезненной борьбе Слава обессилено упала молодому человеку на грудь. Осторожно прижимая Кристиана к койке своим телом и обвив его руками, она шептала над его ухом успокаивающие слова, вливая в его сознание покой и умиротворение. Только спустя еще полчаса фон Ремберг, так и не открывая глаз, успокоился и тихо распластался на спине, постанывая в беспамятстве.

Четыре долгих дня и ночи, молодой человек не приходил в себя, иногда бредил. Жар его тела, раны, которые то и дело кровоточили, открываясь от его метаний, не давали опомниться ему даже на полдня. Он постоянно хрипел, бесновался в бреду. И по несколько часов к ряду прибывал в забытьи, не двигался и почти не дышал. В эти страшные моменты Славе казалось, что он умер. Она проводила обессиленными дрожащими руками по его телу и постоянно пыталась нащупывать его жизненную энергию, которая никак не могла восстановиться хотя бы на одну треть.

На протяжении всех четырех дней, что они плыли на корабле, девушка пыталась исцелять его. Но сама была еще слишком слаба, и все ее попытки залечить хотя бы одну рану оканчивались тем, что она слабела и теряла жизненную энергию. Она знала, что на полное восстановление крови, которую она потеряла, необходимо не менее недели сна и покоя. Но она не могла позволить себе продолжительный отдых, так как дико боялась потерять Кристиана, которому было гораздо хуже, чем ей, и который все эти дни находился между жизнью и смертью. Жар, постоянно терзавший его тело, был так силен, что Слава ежечасно обтирала его мокрым полотенцем, опасаясь усиления горячки, ведь тогда спасти фон Ремберга было бы невозможно.

За все это время Славе удалось остановить кровотечение и провести обеззараживание. Раны молодого человека чуть зарубцевались, и Слава постоянно делала Кристиану перевязки, следя за его самочувствием. Она поила его водой, выжимая на сухие губы мокрую тряпку, и пыталась удерживать его от падения на узкой койке, когда он неистового извивался. Три раза в день один из матросов приносил еду для них. Простую чечевичную или гороховую похлебку с солониной и сухими лепешками да воду. Девушка ела немного, и ей удавалось поспать лишь несколько часов в сутки. В остальное же время она не находила себе места от переживаний за фон Ремберга и терзалась оттого, что не может более помочь молодому человеку, который не приходил в себя.

Именно в эти страшные дни она невольно осознала, что в ее сердце вернулась та самая неистовая любовь к фон Рембергу, которую она испытывала прошлой осенью. Однако теперь к этому поглощающему чувству добавились еще восхищение и безмерная благодарность молодому человеку, ибо он не побоялся восстать против своих Темных наставников и спасти ее. Как и предсказывала старуха, он сумел вызволить ее из подземелья, хотя сам мог погибнуть в любой момент.

Пятая ночь была самой страшной. Еще с вечера жар у Кристиана стал совсем жутким. Да, его раны не открывались более суток и не кровоточили, но Слава видела, что его состояние ухудшалось, спасти его могло только чудо. Слишком изранено было тело, организм никак не мог справиться с заживлением тех болезненных очагов, через которые постоянно вытекала его жизненная энергия. Яркость и целостность ауры так же не могла восстановиться.

Около полуночи Кристиан уже лежал неподвижно, и через его приоткрытые сухие губы вырвались болезненные предсмертные хрипы, которые пронзали все существо девушки. Она неотлучно сидела рядом и пыталась мокрыми тряпками и руками, которые охлаждала ледяной энергией, немного сбить жар его тела. В ее глазах стояли слезы, но она из последних сил старалась держаться, чтобы не заплакать. Спустя час жар у молодого человека усилился настолько, что Слава поняла – фон Ремберг вот-вот погибнет.

В какой-то момент она в ужасе увидела, как очертания души стали отделяться от его ног. В испуге она заметалась, не зная, что еще предпринять, и понимая, что его душа уже готова покинуть тело.

Мысли ее лихорадочно скакали, она запаниковала, поняв, что может остаться одна, совсем одна на этом свете, и уже более никогда не увидеть фиолетового света ярких глаз Кристиана. Смертельная тоска сковала ее сердце, а по щекам побежали прозрачнее слезы. Как она ругала себя в этот момент за то, что не послушалась его и не уехала с ним. А теперь он умирал на ее глазах. Страх овладел ею. Опять этот жуткий вползающий в душу страх, который говорил, что спасти молодого человека невозможно.

Но ее паника продолжалась недолго, ибо она вспомнила, отчего едва не погибла в прошлый раз. Именно страх был виной всему. Но она не позволит более этому низменному чувству с низковибрационной энергией управлять своим существом. Нет. Она сильнее своего страха и оттого непобедима. Она знала, что надо делать, когда-то матушка учила ее этому.

Уже через миг в своем сердце девушка начала генерировать энергию бескрайней всепоглощающей любви ко всему вокруг: к Кристиану, к матросам, которые находились на палубе, к водной пучине, окружавшей их, ко всему живому, что только могло представить ее воображение. И как раз эта любовная энергия, заполонившая до краев, вытеснила из ее существа страх.

Она отчетливо знала, что могло спасти Кристиана, но опасалась это делать на протяжении четырех дней, это действо могло погубить и ее. Но сейчас она не боялась и со спокойной душой решилась на отчаянный шаг – влить в его организм сотворенную жизненную энергию. Ту энергию жизни, с помощью которой она когда-то в детстве спасла несчастную лису, которую мучил Федор. Ранее Слава опасалась, что у нее ничего не выйдет, так как ее покойная матушка всегда твердила, что для этого творения необходимо иметь не менее двух третей жизненных сил. Ее же существо восстановилось лишь наполовину. Именно поэтому она не решалась делать это ранее.

В эти мгновения Слава обреченно поняла, что без Кристиана не хочет жить. Этот мужчина был достоин не только ее слез и терзаний сердца, но и всей ее жизненной энергии. Ведь он бросился на ее спасание, не побоявшись сражаться за нее с этой многочисленной ордой служителей тьмы, которые хотели принести ее в жертву своему Темному Повелителю как ритуальное животное. В сознании девушки слились единственная мысль и желание.

– Я должна попробовать. Пусть я потеряю последние силы, но, по крайней мере, не останусь на этом свете одна. И мы вместе с ним уйдем в светлый путь… – тихо вымолвила Слава, сидя на постели горящего в смертельной лихорадке молодого человека.

Более не медля ни секунды, она сосредоточилась и поставила перед собой руки, направив их ладонями друг к другу. Она начала усиленно создавать тепло между своих ладошек, пытаясь сотворить зеленоватую жизненную энергию. Сначала у нее ничего не выходило, но Слава не прерывалась и продолжала творить, концентрируясь на своем действе и прикрывая глаза от напряжения. Спустя некоторое время она радостно увидела, как между ее пальцев стал появляться небольшой светящийся клубок энергетических нитей, который переливался зеленоватыми оттенками. Она воспрянула духом, понимая, что у нее получается. Хоть и медленно, но все же получается.

Девушка начала сильнее стараться, зная, что для спасения молодого человека надобен сгусток энергии размером не менее головы новорожденного ребенка. Она продолжала творить и создавала все новые и новые зеленоватые жизненные нити, скручивая их в энергетический клубок живительной силы. Уже через четверть часа Слава почувствовала, как все ее тело дрожит в ледяном ознобе, а голова раскалывается на части от жуткой боли. В эти мгновения она отдавала свои последние жизненные силы на это творение. Она не останавливалась, наблюдая за тем, как зеленый прозрачный шар все увеличивается. Живительный клубок уже был размером с половину ее ладони, оставалось сотворить еще не менее половины от того, что уже было. Фон Ремберг имел крупное телосложение, потому живительной энергии ему требовалось во много раз больше, нежели той несчастной лисице. И Слава продолжала, чувствуя, как ноги онемели, а часть тела горела, как в огне. Но она ни на секунду не прерывалась, думая только о том, что надо спасти молодого человека, иначе он погибнет.

– Еще немного… еще немного… – шептала Слава обескровленными дрожащими в лихорадке губами, как бы подбадривая себя, видя, как зеленый шар все увеличивается.

В лихорадочном бреду ей думалось, что матушка, наверное, ошибалась, и теперь даже больная она могла генерировать энергию жизни. Хотя Мирослава могла оберегать Славу от нечаянной смерти, оттого сказала, что необходимо много сил. Но сейчас у нее не было выбора. В полуобморочном состоянии девушка продолжала свое действо. Еще через четверть часа Слава ощутила, что более не в силах даже держать руки. Все ее тело дико болело, а пот струился по вискам. Голова раскалывалась от невыносимой боли, а сердце билось в предсмертной агонии.

Но она не позволяла своему болезненному сознанию отключиться. Зеленый энергетический шар между ее ладоней стал уже почти нужного размера, и она, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок от жуткой боли, которая разрывала все внутри, провела ладонями вокруг шара и в следующий миг, сосредоточившись, с силой вклинила его в солнечное сплетение неподвижно лежащего Кристиана. Жизненная энергия мягко вошла в тело молодого человека. Через минуту Слава с ликованием увидела, как душа фон Ремберга, до сих пор отделявшаяся от ног, вновь вернулась в его многострадальное тело и сделалась невидимой. Отметив это, девушка, счастливо улыбаясь, без сил рухнула на плечо молодого человека, и, обвив его руками, прошептала:

– Живи… Только живи, мой милый… Я не смогу без тебя… ты единственный, кто остался у меня…

Она ощущала, как жар его тела с каждой секундой слабеет, он мирно задышал во сне. Чувствуя, что жизненной энергии осталось менее четверти, она медленно зарыла глаза и провалилась в беспамятство…