Государство и право в контексте консервативной и либеральной идеологии: опыт ретроспективного анализа

Аркадий Владимирович Корнев

Монография

[битая ссылка] ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340(075.8)

ББК 67.0я73

К67

Автор:

Корнев А. В., д-р юрид. наук, проф.

Рецензенты:

В. В. Лазарев, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации;

В. В. Барис, доктор политических наук, профессор.

В монографии рассматриваются проблемы становления и развития консервативной и либеральной политико-правовых идеологий в России, их концептуальной сущности, содержания и форм выражения. Имеет место сравнительно-правовой анализ политической и юридической составляющей этих ведущих доктрин второй половины XIX – начала ХХ в. Кроме того, предпринята попытка объяснения закономерного исторического фиаско этих двух политических партий, считавшихся демиургами политического процесса дореволюционной России. По вполне очевидным причинам дискуссии между консерваторами и либералами сфокусированы на институте государства, ибо любая политическая борьба имеет одну цель – завоевать государство и посредством законов навязывать свою политическую волю. Современная Россия находится в состоянии политической, а если смотреть шире – исторической неопределенности. Взаимное отчуждение общества и государства достигло опасных пределов. Представляется, что уверенности, а вместе с ней относительной социальной гармонии в обществе наша страна достигнет лишь в том случае, если будет найдена отвечающая исключительно нашим российским реалиям пропорция консервативных, либеральных и социалистических начал, как, собственно, это имеет место в других странах. В силу этого обстоятельства автор по тексту нередко обращается к современности.

Книга окажется полезной тем, кто интересуется проблемами истории и теории государства и права, политической теории, истории политических и правовых учений, философии права.

УДК 340(075.8)

ББК 67.0я73

© А. В. Корнев, 2013

© ООО «Проспект», 2013

Введение

Изучение любых аспектов отечественной истории всегда было и будет интересным не только с чисто познавательных позиций. Настоящее любой страны своими корнями уходит в прошлое и связано с ним тысячами невидимых нитей. Всякое движение, в том числе и в области государственно-правового строительства, есть путь от прошлого к будущему через современность.

Российская государственность, законодательство, политическая, экономическая, правовая системы за последние 20 лет претерпели значительные, даже радикальные изменения. К сожалению, отдельные из них оказывались настолько губительными, что уместно говорить скорее о потерях, чем о полезных приобретениях. Сегодня понятной является истина, высказанная более 100 лет назад публицистом консервативного направления М. Н. Катковым: «Слово реформа понимают в смысле улучшения существующего порядка. Тем не менее, произвести реформу и действительно улучшить положение дел совсем не одно и то же».^[1]

Почему последствия радикальных преобразований столь разрушительны? Отчасти это объясняется тем, что российское общество не потрудилось оценить возможные плюсы и минусы определенных идеологических схем, лежащих в основе государственных преобразований. «Идеи правят миром» – постулат настолько убедительный, насколько и спорный. Тем не менее идея, мысль материализуются в поступок, действие, определенную программу. Хочется это кому-либо признавать или нет, но итоги отдельно взятых реформ дают серьезные основания сомневаться в том, что либеральной парадигме нет альтернативы, будь то сфера экономики, права или политики.

Частная собственность, парламентаризм, демократия, права абстрактного человека приобретают настолько фетишизированный характер, что за всем этим потерялась конкретная личность. Выдающемуся поэту А. Вознесенскому принадлежит очень глубокая фраза: «Все прогрессы реакционны, если разрушается человек». Сегодня десятки миллионов людей могут считать себя потерпевшими от «либеральных» преобразований.

Собственно говоря, в либерализме нет ничего плохого, но только при определенных обстоятельствах и факторах. Вопрос заключается в том, насколько он необходим в стране с традиционно консервативным мышлением и ментальностью. Либеральная риторика изобилует лишь на официальном уровне, но в быту слова «либерал» и «демократ» употребляются скорее как ругательства. Иногда это явление объясняют тем, что демократию и либерализм скомпрометировали люди, которым они были нужны для обретения собственности и власти. Но это только лишний раз доказывает, что у нас нет широкой социальной основы для реализации либеральной парадигмы.

Нельзя ничего монополизировать, либерализм в том числе. Большая часть человечества представляет собой традиционалистские сообщества. Россия – евразийская держава, в силу чего она не может придерживаться только либерализма или только консерватизма. Древние недаром так высоко ценили чувство меры, а также дихотомию, т. е. двойственность. Изрядная доля консерватизма совсем не помешает нынешней России, в том числе и в государственно-правовой сфере. Между тем нет уверенности в том, что люди, выбравшие развитие России в сторону либерализма, имели полное представление о его позитивных или негативных сторонах в сопоставлении с противоположным ему консервативным направлением.

Очевидные истины не так просты, как кажутся на первый взгляд. В обстановке увлечения всем зарубежным мы как-то забываем, что правовые, экономические, политические модели, сложившиеся в рамках другой политической культуры, с одной стороны, могут оказаться просто несостоятельными на российской почве. С другой стороны, нельзя бесконечно эксплуатировать нашу «самобытность», замыкаться только на своем собственном опыте. Можно выбрать нечто среднее, и это не следует расценивать как эклектику. Одно не подлежит сомнению – мы слишком плохо знаем свою историю и тех российских мыслителей, которые ее не только творили, но, что еще важнее, оценивали. Пусть их мнения порой были субъективны, ошибочны, но они смотрели на Россию изнутри, а не со стороны. У нас сложилась какая-то ненормальная практика разрешать наши проблемы по зарубежным рецептам и инструкциям. Но неужели профессор какого-нибудь заштатного иностранного университета знает Россию лучше, чем знали ее Н. М. Карамзин, Б. Н. Чичерин или П. Б. Струве? Чего стоит фраза последнего: «Российские консерваторы преимущественно строили русское государство, а российские революционисты (либералы) его только разрушали»?! А ведь Струве считается одним из столпов российского либерализма. Уже одна эта идея актуализирует тему российского консерватизма и либерализма. Мысль П. Б. Струве к нашей современности применима еще в большей степени, чем к событиям рубежа XIX–XX вв. Российский консерватизм выступал не просто против либерализма как определенного мировоззрения, а против его крайних, радикальных форм.

Консерватор противится переменам не потому, что они новы, а в силу того, что могут нести разрушение некоторых устоев, которые являются основой общества и его институтов. Одним словом, консерватизм во все времена выступал некоторым сдерживающим началом, если угодно – противовесом скоропалительным, необдуманным шагам.

В основе государственно-правовых преобразований лежат какие-то идеи, ценности. В идеале их надо исследовать до начала реформ, а не после, когда необходима работа над ошибками. Любое рациональное реформирование предполагает сравнение теоретических моделей в целях изучения их отрицательных и положительных моментов. Современные реалии уже позволяют оценивать все плюсы и минусы реализации той или иной идеологической концепции и сделать определенные выводы.

Консерватизм, либерализм и социализм за последние 200 лет были самыми заметными политическими теориями. В дооктябрьский период российской истории консерваторы боролись с либералами, и наоборот, до тех пор, пока не были сметены с исторической арены большевиками, которые стали проводить в жизнь социалистические идеи и за короткий исторический период сумели построить современное индустриальное общество. Под лозунгом борьбы с привилегиями партийных и советских работников, а также сырьевой направленностью экономики к власти пришли либералы, отбросившие страну далеко назад. На этом фоне консерватизм сегодня опять приобрел респектабельность. Одно время даже «партия власти» примеряла на себя консервативные одежды, а известный кинорежиссер и актер Н. С. Михалков опубликовал «Манифест просвещенного консерватизма». Что ж, сейчас многие говорят о традициях, патриотизме, государственности. Видимо, пора прекратить движение по кругу, выбрав из этих теорий все то, что отвечает нашим национальным российским интересам.

Русская гуманитарная наука – явление уникальное в своем роде. С одной стороны, русские дореволюционные мыслители внесли неоценимый вклад в развитие европейской и мировой общегуманитарной культуры. С другой – не будет большим преувеличением сказать, что сегодня, когда сняты все препоны для изучения дореволюционного российского гуманитарного наследия, остается актуальным выявление неизвестных страниц, оригинальных идей и конструкций. И конечно же, просчетов и откровенных фантазий.

По образному выражению И. Л. Солоневича, русская общественная мысль шатается из стороны в сторону так, как не шатается никакая общественная мысль в мире. Она представляет собой «кооператив изобретателей, наперебой предлагающих русскому народу украденные у нерусской философии патенты полного переустройства и перевоспитания тысячелетней государственности».^[2]

Солоневич прав и не прав одновременно. На то и существует общественная наука, чтобы исследовать закономерности развития общества. Волей или неволей она всегда выражала интересы или общества в целом, или его небольшой части. Общественная наука не может быть в стороне от борьбы политических сил и теорий. Не все ученые-обществоведы могут позволить себе искренне выражать собственное мнение. Именно поэтому ученые-гуманитарии у нас, к сожалению, не свободны, как видимо, и везде. Рыночные отношения действительно сильно повлияли на все сферы жизни общества, но унификации мышления, к счастью, пока не произошло.

Если сравнивать этимологию слов «либерализм» и «консерватизм», то первое, что бросается в глаза, – это их абсолютная противоположность. На деле все значительно сложней, чем представляется на первый взгляд. Именно поэтому в данном исследовании взгляды консерваторов и либералов подаются в сравнении по тому или иному вопросу государственно-правовой действительности. Нельзя отдельно рассмотреть, скажем, консервативную теорию права или государства, а затем сравнить ее с либеральной, поскольку одних и тех же авторов, политиков и ученых можно назвать и консерваторами, и либералами одновременно. Политическая идентификация П. Б. Струве, Б. Н. Чичерина, Г. Ф. Шершеневича, В. С. Соловьева и многих других очень затруднительна и зачастую зависит только от субъективного мнения тех, кто о них пишет. Если всякая классификация условна, то разделение российских мыслителей на консерваторов и либералов условно вдвойне. Принято считать Н. М. Карамзина, А. С. Пушкина, Н. Я. Данилевского, Л. А. Тихомирова, М. Н. Каткова, К. Н. Леонтьева, К. П. Победоносцева консерваторами, а некоторых из них еще и реакционерами. Однако они порой высказывали такие идеи, что оказывались впереди либералов. В силу этих соображений в настоящей работе рассматриваются взгляды российских дореволюционных авторов на вопросы, обозначенные не по отдельности, а вместе, принимая во внимание классификационные условности.

Основная гипотеза исследования состоит в том, что государственно-правовое развитие отражает борьбу различных теорий и попыток их реализации. Существуют закономерности эволюции, смены и сочетания определенных теоретических конструкций, каждая из которых и их своеобразный синтез определяют вектор общественного развития.

Теоретической основой настоящей работы послужили фундаментальные труды дореволюционных авторов: В. М. Гессена, Б. А. Кистяковского, П. И. Новгородцева, С. А. Муромцева, Н. Я. Данилевского, К. П. Победоносцева, К. Н. Леонтьева, Л. А. Тихомирова и многих других.

На этой теоретической основе в работе предпринята попытка обосновать следующие тезисы.

1. Консервативная и либеральная теории в России являлись исторически подвижными и динамичными. В зависимости от объективных условий они претерпевали существенные изменения в довольно широком диапазоне – от изоляции и борьбы друг с другом до синтеза и сотрудничества.

2. Идентификация политических и правовых теорий строится на принципе моделирования. В итоге абстрактные модели, в частности, консерватизма и либерализма порой очень далеки от эмпирической действительности. Консерватизм и либерализм в виде теоретических моделей обладают вполне конкретными квалифицирующими признаками. Однако если рассматривать их в качестве типа мышления, общественно-политической мысли, программы или практики, то эта определенность исчезает. Как следствие, одну и ту же идею, как впрочем, и ее носителя, можно квалифицировать по-разному, например консервативно-либеральной или либерально-консервативной.

3. Принимая некоторую условность квалификации политико-правовой теории в качестве консервативной или либеральной, в своих сущностных характеристиках они все-таки противоположны. Классический консерватизм – это прежде всего сознательный традиционализм, сопротивление прогрессизму (но не прогрессу. – А. В.) и сохранение устоявшихся порядков. Классический либерализм – это свобода, рациональные инновации и стремление к прогрессу. В России и та и другая теории носили скорее не классический, а персонифицированный характер.

4. Консерватизм и либерализм продуцированы различными типами цивилизаций. Либерализм в дореволюционной России имел европейское происхождение. Консерватизм соответствовал институциональным особенностям российского общества: соборности, державности, патриотизму и т. д. В этой связи либерализм оставался оппозиционным движением, направленным против базисных ценностей российской этнокультурной общности. Социальная основа либерализма была ничтожно малой для того, чтобы претендовать на ведущую политическую силу в конце XIX – начале XX в. Такое положение сохранилось и сегодня.

5. В Европе некогда социальной основой либерализма являлась буржуазия и отчасти средний класс. В России же либеральную парадигму исповедовали в основном представители интеллигенции, равноудаленные как и от правительства, т. е. власти, так и от народа. Российские же консерваторы, как и на Западе, не имели четко артикулированной социальной базы. Консерватором мог быть и министр, и архиерей, и крестьянин, даже несмотря на огромную разницу между их культурным и образовательным уровнем.

6. Политическим идеалом большинства российских либералов, как и западных, было светское правовое государство. Консерваторы оставались верными монархии – самодержавной, как М. Н. Катков, Н. М. Карамзин, Л. А. Тихомиров, К. П. Победоносцев, или соборной (народной), как И. Л. Солоневич. В этом смысле российские консерваторы не совпадали во взглядах со своими западными коллегами, как правило, политически индифферентными.

7. Среди представителей российской интеллигенции, придерживающихся либеральных взглядов, преобладали представители юридических профессий: профессора, доценты, адвокаты, судебные деятели. Многие из них учились, стажировались, а некоторые преподавали в зарубежных университетах. В силу этого, а отчасти и по другим причинам правопонимание либералов базировалось на естественно-правовых и социологических теориях. Консерваторы, среди которых также было немало юристов, симпатизировали юридическому позитивизму, исторической школе права, а некоторые из них видели основу права в этике, воле монарха, интересах русского народа.

8. Либералы в своих интерпретациях власти исходили из рационалистических европейских традиций, заложенных Дж. Локком и Ш. Л. Монтескье. Консерваторы нередко следовали в этом вопросе теологическим (библейским) постулатам. Если либералы выступали за разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную, то консерваторы допускали возможность относительно независимого существования власти Государства (Императора), Церкви и Земли (местного самоуправления).

9. Историю России, а также государственные и правовые институты либералы рассматривали в основном с юридических позиций. Консерваторы предпочитали давать им более широкую, т. е. религиозную, а где-то и нравственную оценку. Отсюда проистекает несовпадение взглядов между ними на прошлое, настоящее и будущее страны, а также трудности в осуществлении сравнительно-правового анализа консервативных и либеральных теорий.

10. Любой вариант либерализма, и российский не является здесь исключением, космополитичен по своей сути. Консерватизм, в том числе и российский, имеет свою специфику, поскольку ментальность, традиции, устои общества всегда национально окрашены. В этом смысле либерализм стремится к всеобщей унификации политических и правовых институтов. Консерватизм отстаивает право на национальную идентичность в самых различных смыслах этого слова.

11. Теоретический багаж российского консерватизма значительно скромнее либерального. Объясняется это вовсе не интеллектуальным преимуществом либералов над консерваторами, а скорее «разделением труда». В то время, когда либералы штудировали западных авторов и на основе этого создавали свои теоретические конструкции, консерваторы преимущественно занимались конкретными проблемами государственно-правового строительства. Консерваторы в этом смысле более состоятельны как управленцы-государственники, но выглядят заметно скромнее как теоретики. Либералы же, наоборот, больше проявляли себя на теоретической ниве, и практически никогда им не удавалась роль государственных деятелей или, как принято сейчас говорить, эффективных государственных менеджеров.

12. Есть все основания полагать, что роль тех или иных идей очень важна в контексте эволюции общества, а особенно в период реформ. В тех странах, где реформы проведены более или менее удачно, найдена нужная пропорция между консерватизмом, либерализмом и социализмом. В этих странах практически нет никакой однобокости, монополии той или иной идеологии. Там же, где она есть, например в современной России, итоги «реформ» настолько неоднозначны, что есть сомнения квалифицировать их именно в этом качестве.

Изучение консервативных и либеральных воззрений на политико-правовые институты существенно обогащает как теорию государства, так и теорию права. Знакомство с взглядами крупнейших дореволюционных правоведов расширяет возможности для изучения основополагающих проблем юридической науки в целом, и прежде всего понимания сущности государства и права. Интерпретация функций государства и права, эволюция государственно-правовых институтов, закономерности соотношения личности, общества и государства, теоретические представления о государственном устройстве, мнения и взгляды о развитии местного самоуправления, место и роль исполнительной, законодательной и судебной власти – эти и другие вопросы имеют не только познавательное, историческое, но и современное значение. В Российской Федерации сегодня осуществляются крупномасштабные преобразования, в том числе правовая реформа и реформа системы управления. Реформирование должно опираться на солидное методологическое и научное обеспечение. В этом смысле точки зрения крупнейших наших ученых и мыслителей могут быть очень кстати, тем более что рациональная, теоретическая сторона реформ в России традиционно отстает от практики, эмпирики и как следствие – неверные шаги, за которые затем расплачивается все общество в целом.

Глава I
История и теория консерватизма и либерализма

§ 1. Возникновение и развитие консервативных и либеральных идей

Начало политической истории консервативной мысли обычно связывают с именем английского мыслителя Эд. Берка (1727–1797 гг.), который выразил свое отношение к эпохе в «Размышлении о революции во Франции…» Историки политических идей считают эту книгу энциклопедией консерватизма. Но не стоит забывать, что консерватизм в различных странах и в разные исторические эпохи принимал самые неожиданные черты.

«Люди проходят как тени, но вечно общее благо» – эта мысль Берка является одной из важнейших в понимании сути консерватизма и его исторического развития. Политическая теория Берка базируется на трех принципах: истории, интерпретации общества и преемственности. Берк считал, что человечество может реализовать себя только в истории и только через институты, выдержавшие проверку временем. Традиция – собранная история обычаев, предрассудков и мудрости – единственно разумное средство достижения справедливости. Берк не понимал, как человек может довести себя до такого уровня самонаде-янности, чтобы рассматривать собственную страну как чистый лист бумаги, на котором можно писать все что угодно. Только преемственность, наследие прошлого, как индивидуальное, так и коллективное, остаются стабилизирующими факторами в обществе. Для него идея наследия предопределяет принцип консервации, сохранения, а также принцип трансмиссии, отнюдь не исключая принципа совершенствования.^[3]

Берк упрекал французских революционеров за желание разрушить «старый порядок» только потому, что это «старый порядок». Наоборот, именно возраст института есть основание для его сохранения, ибо сама действительность его существования показывает его полезность.

Отдавая приоритет социального над индивидуальным, Берк вместе с тем не заигрывает с общественным мнением. Что такое народ? Толпа случайно сошедшихся личностей. Сосчитанная поголовно, она не сделается умнее от того, что ее сосчитали. В чем проявляется народный суверенитет? Говорят, в воле большинства. Но воля большинства есть в высшей степени искусственная фикция, так как составление единой совокупности личности из многих людей – первая фикция, возможность этой совокупности и действовать как одно лицо – другая фикция.

Отцы-основатели консерватизма, пишет К. С. Гаджиев, противопоставили выдвинутым европейским Просвещением и Великой французской революцией идеям индивидуализма, прогресса, рационализма взгляд на общество как на органическую и целостную систему. Реализация этих идей, утверждали они, предполагает обесценивание унаследованных от предков традиций и бессмысленное разрушение моральных и материальных ценностей общества. У консервативных мыслителей так или иначе присутствует идея некоего жизненного начала всего реального мира. У некоторых русских мыслителей, например у В. Соловьева, в качестве такого жизненного начала выступала София – Душа мира, Премудрость Божия. Предполагалось, что человек в силу ограниченности своего разума не вправе бездумно браться за переустройство мира, поскольку тем самым он рискует задеть заключенную в этом мире духовность, или жизненное начало.

Характеризуя общество как амальгаму институтов, норм, моральных убеждений, традиций, обычаев, восходящих своими корнями глубоко в историю, сам по себе факт их взаимосвязанности и единства консерваторы рассматривали как чудо истории, поскольку этот факт невозможно объяснить рациональными доводами. Существующим институтам, по их мнению, следует отдать предпочтение перед любой теоретической схемой, какой бы совершенной она ни показалась с рациональной точки зрения. Поскольку все формы моральной и политической приверженности зиждятся на ассоциациях и поскольку ассоциации нельзя искусственно создать за короткое время, то разрушение унаследованных институтов является крайне безответственным делом. Как считали основатели консерватизма, политические принципы следует приспосабливать к обычаям, национальным традициям, установившимся общественно-политическим институтам. В их конструкциях естественным и законным считалось лишь общество, основанное на иерархической структуре, отдельные части которой обеспечивают жизнеспособность и целостность общественного организма, подобно тому, как отдельные органы человеческого тела – жизнеспособность и целостность всего организма.

Как тип общественно-политической мысли и идейно-политического течения консерватизм отражает идеи, идеалы, установки, ориентации, ценностные нормы тех классов, фракций и социальных групп, положению которых угрожают объективные тенденции общественно-исторического и социально-экономического развития, тех привилегированных социальных группировок, которые испытывают всевозрастающие трудности и давление со стороны не только демократических сил, но и наиболее динамичных фракций имущих слоев населения.^[4]

В истории консерватизм нередко был защитной реакцией каких-то слоев населения, чаще всего дворянства, духовенства, мелких предпринимателей, а и иногда и крестьянства. Принимая существующее положение вещей, консерватизм делает ударение на необходимости сохранения традиционных правил, норм, иерархий и ценностей, социальных и политических институтов, власти. Существующий мир консерватор рассматривает как лучший из миров.

В литературе, посвященной истории консервативной мысли, общим местом считается тот факт, что возникновение и развитие консерватизма начинается со времен Великой французской революции конца XVIII в., бросившей вызов самим основам старого порядка, всем традиционным силам, всем формам господства аристократии. Именно с этого времени берут начало две классические традиции консерватизма. Первая восходит к французским мыслителям де Местру и де Бональду, вторая – к английскому мыслителю Берку. Если в англосаксонских странах в основном утвердился берковский вариант консерватизма, то в странах континентальной Европы – своеобразный синтез идей, ценностей и установок обеих традиций, которые, естественно, в каждой конкретной стране, особенно в современных условиях, проявляются в национально-специфических формах.^[5]

Этих мыслителей без преувеличений можно назвать «классиками» консервативного направления. Основная функция консерватизма состоит в сохранении существующего политического строя и развитии охранительного мировоззрения.

Итак, классический консерватизм характеризуется тем, что:

1) исходил из примата общества как «продукта» истории, регулируемого традициями. В его рамках все естественные права человека ограничивались только «историческим правом», т. е. необходимостью жить в данном обществе и взаимодействовать с ним;

2) проявлял истинное внимание к конкретному опыту и одновременно скептицизм по отношению к политическим теориям, жестко формулирующим идеалы и цели;

3) в отличие от либерализма, особенно от социализма, оптимистически относящихся к природе человека и рассматривающих присущее ему «зло» во многом как результат несправедливого общественного устройства, консерватизм считает человека несовершенным по своей натуре. Государственное регулирование, с этой точки зрения, и должно предохранять общество от проявлений не самых лучших качеств человека, ибо «государство – это средство совершенствования добродетелей»;

4) главная задача классического консерватизма тесно связана с его охранительной, «женской» функцией, и вся его идеологическая и политическая деятельность направлена на предупреждение революций, гражданских войн, крутых исторических перемен.

Общей чертой консерватизма и консервативной революции является «ностальгия» по прошлому и попытка перенесения исторических образцов в будущее политическое устройство общества.^[6]

Консервативную «волну», вне всякого сомнения, всколыхнули бурные потоки французской революции с ее лозунгами равноправия, свободы, братства. Носители государственной идеи феодального общества, прежде всего земельная аристократия, духовенство, всерьез опасались социальных катаклизмов, в результате которых падет монархия, а стало быть, их привилегированное положение. Америка была где-то далеко, а вот Франция лежала на перекрестке торговых, экономических, политических артерий европейского континента. Так что консерваторам было что терять и они, как могли, противодействовали распространению либеральных идей.

История распространения консервативной идеологемы будет неполной без упоминания имени французского писателя Шатобриана, который впервые употребил термин «консерватизм». Консерватизм означал идеологию феодальной аристократической реакции периода французской буржуазной революции конца XVIII в., критику идей Просвещения «справа», апологию феодальных устоев и дворянско-клерикальных привилегий. Так характеризует консерватизм одно из справочных изданий.^[7]

Идеи консервативных мыслителей XVIII – начала XIX в. занимают особое место в истории политической и правовой мысли. Де Местр, де Бональд, Галлер звали к восстановлению прежнего, феодального строя; идеалы консервативных мыслителей относились не столько к прошлому, сколько к той части настоящего, которая несет на себе наибольшие отпечатки, пережитки прошлого.

Рационалистическим идеям Просвещения Берк и теоретики исторической школы права противопоставляли историзм и традиционализм, убеждение в неодолимости хода истории, не зависящего от человеческого произвола. Идеи консерватизма направлялись против легисломании французских философов и революционеров, их надежд на возможности быстрого преобразования всей общественной жизни при помощи законов. Еще резче правовой волюнтаризм французских радикалов критиковали де Местр, де Бональд и другие мыслители реакционного толка. Они основательно критиковали априоризм теоретиков естественного права, полагавших, что все принципы права могут быть чисто логически выведены из природы человека вообще. В этой критике заслуживает внимания положение о зависимости права каждого из народов от исторического развития, условий жизни, особенности бытовых, производственных, религиозных, нравственных отношений. Данное положение обосновал еще Монтескье, но более глубоко оно развито в трудах Берка и исторической школы права. Определенным достижением правоведения были также их мысли о границах деятельности законодателя, который всегда создает право не на пустом месте, а для конкретного народа, и потому вынужден и должен считаться с традициями, нравами, историческим наследием. Помимо прочего подход к праву, признающий объективность разнообразия и изменчивости правовых систем, создавал теоретические основы для создания и развития сравнительного правоведения.

Шагом вперед в развитии правовой науки были попытки обнаружить закономерности истории права, рассмотреть эту историю как объективный процесс, не во всем и не всегда зависящий от воли законодателя. Верны и выводы Берка, де Местра, де Бональда, теоретиков исторической школы права в том, что право в целом создается объективным процессом жизни народа, а не кабинетным теоретическим творчеством и не устанавливается каждым поколением людей всякий раз заново и произвольно. Наконец, они правильно замечали, что революция, как и всякий общественно-политический катаклизм, не способствовала укреплению правовых начал, а напротив, вела во многом к неоправданному разрушению правового здания, создаваемого веками, к ломке традиционной правовой культуры, к правовому нигилизму и разгулу террора.