Kitabı oku: «Запретное Солнце», sayfa 3
Я не могу в это поверить.
Не могу?
Человек может поверить во все.
Я не хочу в это верить.
Я заварил чай. Сел. Сделал пару глотков. Безуспешно пытался понять, что же я прочитал 10 минут назад.
Вся моя жизнь – ложь. То, во что я верил, – ложь. Те, кому я верил, – ложь. Мир вокруг меня – ложь. Я – одна большая ложь.
Я не могу это принять. Еще раз.
Я живу в тюрьме. Мои родители – в другой тюрьме. Почти все, с кем я общался, – агенты ЦУ, курирующие мое развитие в нужном направлении.
Эту часть я могу принять. Но я все равно не хочу в нее верить. Я не должен больше ни во что верить… Я обманываю себя? Я не могу поверить даже самому себе…
Пейджер, пейджер… Да где же этот чертов пейджер!!!
«Юта, привет, буду у тебя через 30 минут
Такута Арима 18:47:23»
Единственное, во что я хочу верить сейчас, – так это в то, что Юту можно спасти.
Именно об этом и только об этом я сейчас мог и хотел думать.
* * *
– Ты все-таки пришел…
Заплаканное лицо Юты осветила искренняя светлая улыбка.
– Я спасу тебя. Ты не умрешь здесь.
– Так, значит, ты уже прочитал письмо?
– Да.
Повисло молчание. Я просто смотрел на нее и старался не думать. Я хотел слышать что-нибудь… хотя нет, я не хотел ничего слышать. Я просто хотел быть с ней, существовать с ней. Она – последняя правда, что у меня осталась. Я должен защитить ее, должен спасти ее любой ценой.
– Арима, вместе мы сможем все. – Она нежно обняла меня, я почувствовал облегчение и… просветление? Мне вдруг стало так тепло…
– Я все еще не могу поверить в большинство из того, что там написано. Все, что я сейчас знаю, – тебя можно спасти.
– Нам придется сбежать из одной из самых суровых тюрем в мире. Ты точно готов?
– Я не верю, что всю жизнь прожил в тюрьме. Не верю, что ты всю жизнь прожила в тюрьме, и не хочу, чтобы кто-нибудь в это верил, поэтому давай оставим эту тему.
– Ты же понимаешь, что тебе придется это принять, иначе все бесполезно.
– Ты о чем?
– Чтобы мы были вместе, чтобы мы были свободны, тебе придется оставить все, чего ты с таким трудом добивался все 18 лет. Тебе придется оставить свою жизнь. Тебе придется поверить, что мы можем увидеть Солнце, что за стенками убежища есть жизнь, что нам врали о заражении. Тебе придется понять: то, что ты сделаешь, будет в лучшем случае называться «побег». Тебе придется принять, что на кону не только моя жизнь, но и твоя, что нас без предупреждения расстреляют на первом же охранном посту, что мы в этом мире, в мире убежища, всего лишь животные, которые хотят жить жизнью нормальных людей. Поэтому еще раз спрошу: ты точно готов?
У нее была неделя, чтобы осознать все, о чем я узнал только сегодня. Она явно ждала этого разговора. Сейчас она была сильнее меня, сейчас она была уверенней меня. Я видел в ней решимость, непреодолимое желание свободы и еще что-то, чего я пока не понимал. Я полностью доверился ей. Теперь была моя очередь прижаться к ней, схватиться за нее, как за спасательный круг.
– Юта…
– Я всегда буду с тобой. – Она нежно поцеловала меня в губы.
Я почувствовал, что снова начинаю дышать.
Надежда
Я проснулся дома у Юты. Основное освещение еще не включили, так что приходилось довольствоваться светом фонарей с улицы и настольной лампой. Юта еще спала. Мне захотелось прилечь, и обнять ее, и никогда не отпускать, но другие, более мрачные мысли быстро вытеснили этот порыв из головы.
Мне надо было составить план дальнейших действий, разложить все по полочкам. Вчера мы решили бежать. Мы, возможно, впервые в жизни сделали свой выбор.
Моя главная цель – спасти Юту. Вывести ее из убежища к солнечному свету, на поверхность.
Срок – семь–десять дней. Юте становилось хуже, она этого не признавала, но теперь, зная, что первые симптомы проявились неделю назад, я мог представить и спрогнозировать течение болезни. Ситуация была неутешительная, но не безвыходная.
Способ достижения цели – …
Я не знал ни об одном выходе на поверхность, да и никогда этим не интересовался. Есть слух о том, что последние этажи ЦУ, замаскированные голограммой под крышу купола, ведут на поверхность, однако никаких подтверждений этому нет, равно как и опровержений. Даже если они существуют, на них просто так не попасть. Последние видимые этажи отведены под консульство МАК, а значит, охрана там очень и очень серьезная. С боем прорываться не вариант, тайно проникнуть без плана здания тоже не выйдет, да и опять же, не факт, что выход на поверхность в здании ЦУ есть…
Юта медленно перевернулась на спину, легонько потянулась и открыла глаза.
– Не спится?
– Ты знаешь Рюу Хирото? – Возможно, день надо начинать по-другому, но голова работала явно в нештатном режиме.
– Да, пересекалась с ним пару раз во дворе, а что?
– Нам надо его найти.
– Зачем?
Значит, о Рюу мама ей ничего не сказала. Странно. Незаметно для себя я вновь погрузился в раздумья.
– Ладно, пойду сделаю завтрак, тебе чего-нибудь приготовить? – Юта встала с кровати и медленно, спросонья, пошла в сторону кухни.
– Нет, только если чай. Юта, как ты думаешь, кто начал войну?
– Не находишь, что пять утра не лучшее время, чтобы обсуждать неизвестную нам историю?
– Доброе утро.
– Чего?
– Забыл сказать тебе доброе утро.
Она очень по-доброму улыбнулась.
* * *
Хирото Рюу жил на пятом этаже. На его двери красовались нарисованные белой краской цифры 7 и 1. Я нажал на кнопку звонка, по ту сторону раздался не самый приятный протяжный звон.
– Кто такие?
– Я сын Амаи Такуты, Арима Такута.
– А девушка?
– Юта Аисура, мы с вами иногда встречались во дворе.
Спустя 15 секунд мы все-таки услышали долгожданный звук открытия замка.
Квартира Хирото была крайне типичной для обычного хейкийца. Если бы ночью я по ошибке оказался в ней, решил, что нахожусь у себя дома или же у Юты. В принципе, по-другому быть не могло. Как и дома, все квартиры имели одну планировку, во всех стояла одинаковая мебель, везде была одна и та же техника, хотя не то чтобы у нас был широкий выбор. Единственное, что отличало одну квартиру от другой, – книги. И если у нас ими были забиты целых два шкафа, то здесь я пока еще не увидел ни одной.
– Судя по тому, что ты здесь, Амая больше не с нами. Прими мои соболезнования.
Я промолчал. Его тон изначально показался мне излишне напористым и наглым, но мама ему доверяла, а значит, вступать с ним в конфликт не стоит. К тому же он единственный, кто может помочь спасти Юту. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить.
– Однако ты ведь сюда не за сочувствием пришел, ведь так?
– Я пришел узнать, как спасти Юту.
– Ты же знаешь. Обеспечить ей доступ к солнечному свету. На этом все?
Мне показалось, что он надо мной издевается.
– Привыкай сразу, что я из тебя тисками ничего вытягивать не буду, если ты пришел ко мне, то будь добр говорить коротко, четко и по делу.
Его лицо, суровое и холодное, не вызывало никакого доверия, но другого пути, кроме как идти у него на поводу, не было.
– Господин Хирото, я хочу узнать, как выбраться на поверхность.
– Уже лучше, только без «господин», ты не с МАКовцем общаешься.
Он жестом пригласил нас пройти на кухню. Я посмотрел на Юту, судя по всему, она испытывала по отношению к Рюу те же эмоции, что и я. Я взял ее за руку, стараясь успокоить не то ее, не то себя.
– Есть только черный чай, так что не обессудьте.
Каждое его движение было резким, коротким, отточенным. В словах не было ни тени сомнения, только уверенность, переплетенная с жесткостью.
Он налил себе чай, после чего поставил чайник и достал из кухонного шкафа две металлических кружки. Я подошел и разлил содержимое чайника мне и Юте.
– Что вы знаете о здании ЦУ?
Я решил промолчать, решив, что вопрос риторический. К тому же желания общаться с этим человеком у меня не было никакого. Высокий, с черными волосами и настолько же темными глазами, каждым своим действием он отталкивал от себя, как будто тестируя собеседника на выносливость.
– Я задал вопрос. – Рюу повысил тон.
– Самое высокое здание в ПУХ-1, высота 75 метров, видно из любой точки города, внутри находятся…
– Достаточно. А теперь я расскажу вам, что это такое на самом деле. Здание ЦУ – единственный выход из убежища и единственный в него вход. Высота – 200 метров, что в два раза превышает высоту потолка ПУХ. Последние этажи, видные с земли, замаскированы отражающей голограммой, из-за этого кажется, что здание не достает до крыши. Однако на деле здание проходит сквозь нее. Доступ дальше двадцатого этажа запрещен всем, кроме работников МАК. Охраняется вооруженными силами Коалиции, по сути, являясь непреступной крепостью, гарантией обеспечения порядка в убежище и ключевым центром снабжения…
– Извините, что перебиваю, но откуда у вас эта информация?
Удивительно, но этот вопрос задал не я, а Юта. И что еще удивительней, Рюу, показавшийся мне не самым уравновешенным человеком, ответил спокойно:
– Я строил Центр Управления Подземного Убежища Хейкии номер 1.
Это кардинально меняло ситуацию. Теперь у нас появилась настоящая надежда. Перед нами сидел человек, видевший мир снаружи и знающий, как в него попасть. Неважно, как он говорит, как он себя ведет, я не могу позволить себе упустить, возможно, единственный шанс спасти Юту.
– Миледи, разрешите же мне теперь продолжить? – В его голосе отчетливо слышался неприкрытый ничем сарказм. Наглый, жесткий Хирото вернулся.
– Господин Рюу, прошу прощения, что мы помешали вашему рассказу, пожалуйста, продолжайте. – Я хотел снять возникшее напряжение, соблюдая все правила приличия и этикета, однако мои слова возымели совершенно противоположный эффект.
– Это ты так подшутить надо мной вздумал, шкет? – Скорее всего, спокойно он отвечал только Юте. Мне казалось, что этот человек в любой момент мог ударить меня. Впервые я чувствовал такое сильное отвращение к собеседнику.
– Никак нет, прошу прощения за свою дерзость.
– Единственный способ выйти из ПУ тебе и твоей Юте – попасть на 35-й этаж. На нем находится выход в город.
– Выход в город?
– И чему вас в школе учат… Ты же в курсе, что во время войны Хейкия не была уничтожена ядерным ударом?
– Да. – Хотя на уроках истории нам говорили совсем другое.
– Города Хейкии целы по сей день, правда, живут в них уже давно не хейкийцы, а МАКовцы. После войны страны Коалиции образовали единое государство, занимающее лидирующее положение в мире, этакое мировое правительство. Территории бывшей Хейкии принадлежат им. И пока мы умираем под землей, они пируют на наших костях…
Дальше была длинная, пропитанная яростью речь, но ее я уже не слышал.
Когда я впервые прочитал письмо мамы, вернее, письмо Амаи, я не хотел верить ни единому слову. Когда его перечитал раз десять, потом услышал то же самое от Юты, в мою душу закрались сомнения. Сейчас я снова слышал эту историю, противоречащую всему, что я знал до этого, от совершенно незнакомого мне человека. Я больше не мог игнорировать правду.
Так, значит, то место, где мы сейчас, и правда тюрьма. Подземная тюрьма для проигравших людей второго сорта, тюрьма, которая была все это время моим домом… И в это же время в моем настоящем доме сидят люди, насильно загнавшие целый народ под землю, обрекшие миллионы людей страдать от болезней, как страдает Юта, как страдала Анджела… Еще вчера я не мог даже представить, что на поверхности нет заражения. Теперь же мне говорят это…
Что-то щелкнуло. Какое-то новое чувство пробудилось внутри меня… Ведь то, как поступили с нами, попросту несправедливо… Как поступили со мной – несправедливо… Еще пять дней назад я считал людей, идущих против МАК, изгоями, отбросами общества, но теперь… может быть, они просто узнали то, что я узнаю только сейчас? Получается, я самый большой и напыщенный идиот из всех живущих в убежище людей… Нет. Моей вины в этом нет. МАК – вот главный виновник «торжества».
Юта закашляла, я увидел, как ее платочек поалел. И это заставило что-то, доселе неизвестное мне, играть новыми красками, пылать ярче и горячее.
– Тебе что-нибудь говорит имя Кагаямы Сато?
– Генеральный консул Коалиции в ПУХ-1.
– Он был одним из основателей программы подземных убежищ, сейчас же он курирует изучение жизни человека без влияния ультрафиолетового излучения, в частности, ставя эксперименты на «солнечных». Поэтому ни один «солнечный», побывавший в ЦГХ, еще не вернулся домой, как ни один «солнечный» никогда еще не покидал стены ЦГХ живым.
Юту передернуло, ее лицо побледнело, казалось, что она готова упасть в обморок. Я понял, что разговор лучше будет продолжить наедине.
– Рюу, можно вас на пару слов.
Мы молча ушли в его комнату. Юта осталась сидеть на кухне, не двигаясь, как будто окаменев.
– Пожалуйста, не рассказывайте при Юте о подобных вещах, ей и так очень тяжело.
– Как скажешь, но что насчет тебя? Ты тоже боишься? Тогда лучше выбрось идею с побегом из своей головы прямо сейчас и отдай свою Юту на растерзание Сато.
– Я сделаю все, чтобы спасти ее. – Мой голос был холодным, больше похожим на голос Рюу, чем на мой собственный.
– Наконец-то я слышу человеческий ответ, но в твоих глазах я вижу еще кое-что. Я вижу ненависть. Ты же ненавидишь МАК, верно?
Ненависть… Так вот как называется это чувство…
– Ты готов взять оружие и пойти против МАК?
– Да.
– Ты готов убивать за Юту, за себя, за миллионы погибших хейкийцев?
– Да.
– Неееет, ты не просто готов, ты хочешь этого, ты хочешь мести, ты жаждешь справедливости. Ты хочешь убивать. Ты хочешь убить тех, кто придумал этот ад. Ты хочешь убить тех, кто убил Амаю, и тех, кто сейчас медленно, издеваясь, убивает Юту. Ты хочешь убить Сато.
– Да. Я хочу убить Кагаяму Сато.
Как легко я это сказал. Или это был не я? Отступать уже поздно. Отомстить за страдания Юты, за смерть мамы, за смерти миллионов невинных людей. Я единственный, кто может это сделать. Я должен это сделать. Столько лет я жил в светлом неведении, в иллюзии, созданной победителями для побежденных. И что самое страшное, я хотел жить в этой иллюзии, хотел добиваться высот в заранее определенных рамках, хотел приносить пользу обществу, созданному для планомерного истребления своих друзей и товарищей. Я мечтал стать лучшей шестеренкой в машине смерти. И теперь я должен за это заплатить. Я должен искупить свой грех. Я должен спасти Юту. Я должен убить Кагаяму Сато.
Готовность номер один
– Доктор Сато, к вам миссис Мэй Ричардсон.
– Пусть заходит.
Главный кабинет Центра Управления был обставлен на удивление просто, но при этом со вкусом. Аккуратный стол из светлых пород дуба, интерактивные карты, панорамные окна, стеклянные книжные полки – все делало кабинет простым, светлым и просторным. Впервые придя сюда, нельзя было сказать, что человек, работающий здесь, напрямую управляет тысячами людей и еще большим числом человек через своих коллег, коллег коллег и так далее. Да и сам Кагаяма Сато не выглядел большим начальником. Мужчина в годах, невысокий, в круглых очках, со шрамом на левой стороне лица, он скорее производил впечатление работника какой-нибудь незначительной конторки, но его не сильно заботило, что о нем могли подумать другие. Проработав всю свою жизнь в структуре МАК, пройдя войну, Сато заслужено занимал должность Генерального Консула и директора «Центра решения глобальных проблем». И надо сказать, со своими обязанностями он справлялся.
За все время существования ПУХ-1 под его надзором случилось только одно восстание, более похожее на одиночное пикетирование, собравшее вокруг толпу зевак. Уровень преступности был близок к нулю, и единственное, что портило положительную статистику, – уровень смертности. Он был высок, но на то были свои причины.
– Доктор Сато, вы меня вызывали?
– Да-да, проходи, Мэй, присаживайся.
Высокая, стройная темноволосая женщина вошла в кабинет и села в снежно-белое кресло, стоящее напротив стола консула.
– Миссис Ричардсон, позвольте сразу перейти к делу. Я вас вызвал, чтобы поговорить об ученике, которого вы рекомендовали на должность в управление.
– О Такуте Ариме?
– Да, именно о нем. Как вы знаете, должность в управлении позволяет взглянуть на жизнь ПУ со стороны, что может стать как соблазном к злоупотреблению власти, так и сподвигнуть на организацию мятежа. Именно поэтому психологическая уравновешенность, стрессоустойчивость, а также верность идеям общественного развития являются наиважнейшими критериями отбора кандидатов.
– Я знаю, господин Сато.
– А теперь для воспроизведения полной картины произошедшего мне понадобится ваша помощь. Вы лично готовили кандидата к самостоятельной жизни, однако, несмотря на 10 лет подготовки, после того как мать кандидата забрали на принудительное лечение в Центральный Госпиталь Хейкии, лучшее медицинское учреждение на территории Хейкии и единственное, известное кандидату, последнему, чтобы прийти в себя, необходимы две недели отпуска с переносом срока сдачи доклада?
– Господин Сато, прошу прощения, произошло недопонимание.
– Пока что я заметил только одно «недопонимание» – почему мы вообще говорим об Ариме Такуте как о кандидате на должность в Управлении?
– Дело в том, что в тот день Арима, занимаясь вопросами планирования своей новой самостоятельной жизни, забыл выпить ПКПИ, из-за чего его физическое состояние сильно ухудшилось, что я и заметила на уроке. Руководствуясь принципами защиты физического и психологического здоровья учеников, не зная о причине плохого самочувствия Такуты Аримы, я единолично приняла решение о предоставлении двухнедельного отпуска. Позже он написал мне на пейджер, объяснил ситуацию и принес свои искренние извинения, сообщив о своем удовлетворительном состоянии. Защита доклада состоится в установленные ранее сроки, так же, как и аттестация.
– Вы точно не пытаетесь его выгородить, Мэй? Ваше разъяснение звучит как оправдание, причем весьма посредственное.
– Никак нет, господин Сато, просто излагаю факты.
– Хорошо бы, если так… Знаешь что, Мэй… Защита доклада кандидата состоится в моем кабинете в это же время через три дня. Принимать буду лично я. Если после беседы с кандидатом у меня исчезнут все сомнения в его профессиональной пригодности, то Такута Арима будет освобожден от сдачи итоговой аттестации и принят на работу в управление.
– А если нет?
– Лучше бы тебе не сомневаться в своем ученике, учитывая, какие дифирамбы ты пела о нем все время его обучения.
– Я могу идти?
– Да, советую не терять ни минуты. Поработай с парнем, принимать буду строго.
– Так точно. Спасибо за доверие, господин Сато.
Дверь в кабинет аккуратно и плавно закрылась.
* * *
– Рюу, я написал госпоже Ричардсон, дата защиты доклада в ЦУ перенесена не будет. Но почему ты решил, что принимать будет именно Сато?
– Ты же кандидат на должность в ЦУ, так?
– Да, но…
– Все работники ЦУ в обязательном порядке проходят собеседование с Сато. Они – его личная армия, он сам отбирает себе солдат. И ты не исключение.
– Но ведь доклад не имеет ничего общего с аттестацией и собеседованием…
– Не имел. Пока Мэй Ричардсон не доложила о твоей неготовности к его сдаче, а сегодня о твоем резком изменении решения. Даже мне стало бы интересно, кто же это такой решил устроиться в Управление, что уж говорить о таком любопытном ублюдке, как Сато.
– И все равно, нет никаких гарантий.
Пейджер неожиданно для Аримы, но не для Рюу, запищал, извещая о новом сообщении.
– А вот и твоя гарантия.
«Защита через три дня. Принимать будет лично Генеральный Консул Кагаяма Сато. Пожалуйста, подготовься оооочень хорошо. Завтра после уроков жду на дополнительные занятия, будем репетировать защиту. Это твой шанс.
Ричардсон Мэй 18:43:17»
– Насчет того, что это твой шанс, она не врет. Да и насчет того, что надо хорошенько подготовиться, тоже. С оружием обращаться умеешь?
– Вы имеете в виду с дубинками миротворцев? – Это было единственное оружие, которое я видел в реальной жизни, обо всех остальных его видах я знал исключительно из книг.
– Нет, этими детскими палочками ты только насмешишь Кагаяму.
– Тогда я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под оружием.
– Ясно. Пошли со мной. – Рюу всем своим видом говорил: «И этому тебя, бездаря, придется учить».
Мы пошли вдоль уродливых вытянутых серых домов в сторону складов. А ведь правда… Все это время я даже не задумывался о том, что эти дома больше похожи на бараки, чем на место, где хочешь жить. Как я раньше этого не замечал… И эта давящая серая крыша с все время одинаковым циферблатом, и эти белые стерильные фонари… Как я раньше мог чувствовать себя здесь свободным? После фотографий неба, гор, океана, Солнца, звезд, которые нам с Ютой показал Рюу, я осознал, в какой же тесной коробке жил все это время… И ведь был счастлив, и ведь хотел прожить здесь всю жизнь, отдать всего себя на благо общества, которого никогда не существовало.
– Ничего, скоро все закончится, скоро вы с Ютой навсегда покинете это место.
– А как же вы?
– После того как ты убьешь Сато, у нас будет время, пользуясь неразберихой и отсутствием централизованного управления, поднять восстание и захватить Центр. Скажи, какая твоя цель?
– Спасти Юту и убить Сато.
– Моя цель – дать свободу всем, но чтобы я осуществил свою цель, ты должен осуществить свои.
– Поэтому вы нам помогаете?
– И поэтому тоже… Хотя, если честно, я просто не мог отказать в последней просьбе Амае.
Его лицо как-то странно изменилось. Оно изобразило то ли грусть, то ли улыбку, и это изменение было столь нетипично для вечно сурового Хирото Рюу, что казалось, будто рядом с Аримой сейчас шел совсем другой человек. Добрый, отзывчивый, любящий и любимый, однако продлилось это ощущение совсем недолго.
– Пришли.
Большие бетонные амбары стояли по обеим сторонам дороги. Складские помещения, как обычно, были закрыты, и войти в них можно было исключительно с помощью ключ-карты, но их содержимое нас сегодня не интересовало. Рюу протиснулся между двумя складами, прошел около двадцати шагов и открыл щиток электропитания. Он достал из него какие-то пластмассовые детали и пять продолговатых металлических предметов, сунул их в свою сумку, аккуратно закрыл щиток и быстрым шагом подошел ко мне.
– Очевидцев не было?
– Никак нет.
– Хорошо, тогда быстрее пошли домой.
– К вам?
– Твои тупые вопросы обсудим позже.
Инстинкт самосохранения подсказал мне, что продолжать дискуссию далее – опасно.
Через 20 минут мы были в квартире, в которой за последние несколько дней я провел несоизмеримо больше времени, чем у себя дома, но, несмотря на это, вторым домом она бы мне все равно никогда не стала. Хотя сейчас я не знал, был ли у меня когда-нибудь первый дом.
Рюу включил настольную лампу, аккуратно разложил детали и начал их собирать в единое целое. Через пять минут он жестом подозвал меня к себе.
– Смотри внимательно и запоминай. Эта штука называется пистолет. Он сделан из пластмассы, так что металлодетекторы на входе его не засекут, а обыскивать кандидата вручную никто не станет.
– А если станут?
– Тогда можешь попрощаться с жизнью. И своей, и Юты, и моей.
– То есть…
– Без «то есть», другого плана у нас нет и не будет.
Идея доверить ключевую стадию плана случаю меня совсем не устраивала. Однако выбора у нас и правда не было.
– Теперь смотри сюда, это называется пуля. Ее надо будет вставить в патронник. Для этого отодвигаешь эту штуку, вставляешь пулю, взводишь эту штуку на себя и, чтобы выстрелить, жмешь на курок, вот сюда. Ба-бах – и Сато будет валяться на полу, а ты, взяв его карту, сматываешься на поверхность на служебном лифте под радостный аккомпанемент ликующей толпы с прекрасной девушкой на руках. Теперь повтори то, что я тебе показал, только пулю не вставляй.
Я повторил все в точности.
– Ну хотя бы с этим проблем не возникнет. Когда мы будем на позиции, я подам тебе сигнал, до этого времени спокойно читай свой доклад и не глупи, прихлопнуть паскуду ты успеешь.
Под надзором Рюу я еще пару раз повторил процедуру сборки и разборки пистолета, а также его зарядки, затем мы прошлись по всем стадиям нашего плана, и только после этого я заслужил свое право на сон.
За последние дни я спал в лучшем случае восемь часов, что для нормального функционирования 18-летнего организма было явно недостаточно. Впереди меня ждала тяжелая подготовка к защите доклада с человеком, которого я ненавижу, а после – убийство человека, которого я ненавижу еще больше.
От всех этих мыслей и от накопленной усталости я начинал сходить с ума. С момента моего знакомства с Рюу прошло всего три дня… За это время мы разработали план, обсудили мельчайшие детали проектировки Центра, условные сигналы, тайминги, и все равно я не был уверен в том, что я делаю. Я прокручивал у себя в голове все возможные и невозможные ситуации, и каждый раз одна мысль мне не давала покоя. Я убью человека.
Выстрел, звук падения, красный океан растекается по полу, испуганный крик где-то далеко в коридоре, дымящийся ствол самодельного пистолета…
Правильно ли я поступаю? Убив, я же, по сути, тоже стану убийцей… но такие, как Кагаяма Сато, недостойны жизни. Человек, разлучивший меня с моей биологической матерью, убивший мою приемную мать, убивающий ни в чем не повинную Юту; человек, держащий в своем личном рабстве сотни тысяч людей, ставящий эксперименты на больных, разве такое может называться «человеком»? Это не убийство, это охота. Охота на зверя, по жестокости с которым не сравнится ни один хищник в дикой природе.
И я пристрелю этого зверя.
