Kitabı oku: «Троеточие», sayfa 3

И не капризом, и не сонным

Мной движет вредность дум,

Бываю зол я и угрюм,

Когда хочу быть добрым.

***

Забудет вечер прошлый день

На всякий случай и нечаянно

Конверты с письмами прощальными

Бросает в топку, ручки звень.

И что поделать, если ясно

Гуляют люди и ругаются,

Они под руганью… влюбляются…

Себя влюбляя громогласно.

Себя, и больше никого,

Тем поцелуем первым мечется

Зелёный взгляд и имя то,

Что под обидами калечится,

Но поднимает облик свой,

И в кулаке сжимая вредность,

Пройдёт по буквам зло и бедность,

Мой негеройственный герой.

Он подвиг жизнью совершает,

Существованием в тот век,

Когда такой же человек

Так негеройственно встречает

И говорит: не будь я самым,

А был бы флюгером на крыше,

Тебя выдумывал таким же,

Какой ты нынче – нежным, главным,

Возможно, крохотным, упрямым,

Но настоящим, не таким,

Чтоб было не назло другим -

Доброжелательным, забавным.

Нормально, если счастье с горем

Идут за ручки, по ухабам,

И в этом главная награда -

Быть негеройственным героем.

***

У каждого дома, у каждой стены

Есть ключ от прошедшего голоса -

Рука небольшая, большие следы

И клëна кудрявые волосы.

Хотелось бы вырвать и память, и вздох

В те майские дни безрассудные:

Как девочка рыжая снимет чулок

И платье, и ночь беспробудную,

А дальше… Случается свет из окна -

Из бантика светится молния;

Вот лампа стоит, догорает дотла,

Во тьме добавляя гармонии.

Без созвездий, свечей созерцают они -

Люди новой электрофикации,

Будто фикцией или акацией

Через ток заряжаются сны.

И без принципа, и без ярости

К восходящим шагам весны

Люди смотрят сквозь память яркости

В лампы будущих судеб страны,

В лампы долгие, в лампы длинные

И в короткие, и в безобидные,

Как их дети в две хрупких ноги

Делают первые в жизни шаги

Да с увлечением ищут себя,

Совсем не похожих на копий "меня",

О хлебе размыслив насущном,

С кумиром за руку ведущим,

Они раскопают следы на стене

И кудри кленовые в летнем дворе,

Что сердцем каким-то услышаны,

Которое просит: повыше бы!

Но есть среди ламп небольшой уголок,

В котором нет места открытиям -

Девчонка снимает свой белый чулок…

***

Как женщины счастливыми бывают

В своих дарах, что жизнью им обещаны,

Об этом никогда никто не знает

И даже те, кто стал счастливой женщиной.

А кто подумал – делал долгий вздох,

Стихами и поэмами разгадывал,

Как каждый лирик в суете эпох

Желание на женщину загадывал,

Не покоряя звезды, не взбираясь

На страшные вершины старых скал,

Ведь женщина счастливой оказалась

Пониже гор, где виден весь Непал,

Поменьше звёзд, которые сияют

Не для кого-то, чтобы их дарить,

А для себя горят и зажигают

Прозрачных огоньков большую нить.

И главное – скромнее, чем вискоза

Со всей земли в богатом ателье.

Ей хочется не платьев и не прозы,

А взгляды восхищенья на себе

От одного, ей выбранного встречного

У ресторана или у бассейна,

С которым будет женщина засеяна

Словами и поступком бесконечного.

Она счастливой ходит, когда нежная

И нежность эту ищет не спеша

В мужчине, у которого душа

Неровно дышит к ней, как вьюга снежная.

Всё забывается и прорези от трещин

В разбитом сердце склеивает свет,

Но никогда не спрашивайте женщин

В чем счастье есть и в чём несчастья нет.

Поэмы

Апельсины в тайге

Истории не пишутся, не помнятся,

Не исстераются под чëрным сапогом,

О них не плачут и по ним не молятся

Ни русским, ни английском языком.

Одно известно, пламенной легендой

Они восходят солнцем и луной

И манят нас правдивостью и верой

Шагать за ними твердою ходьбой.

Но есть и те, которые расскажут

Нам слезы жизни, помнящие сказ

Без замков в поднебесье и без стражи,

Но о душе, как зеркале без глаз.

Не зла она, как не была и гнусной,

Так мало знала, чувства окрыля,

И от того ей было очень грустно,

Когда вторгалась радостью заря.

Вот мальчик, очень маленький и хрупкий,

Ему от силы около семи,

По льду идёт в отцовском полушубке -

Изношенном, потертом и в пыли.

Он очень важный, будто бы играл

В охотника, отважного и быстрого,

Которому не страшен ни оскал,

Ни волка рык, ни взгляд его убийственный.

Хорош мальчонка, только не играет.

Его серьëзность обьяснялась тем,

Что он спешит к больной и слабой маме

Уже два дня по снежной темноте.

Где побывал, какие видел виды -

Никто не знает, ясно лишь одно,

Он санки вёз, а в санках – апельсины,

Завëрнутые в серое сукно.

Откуда же в глуши такое чудо? -

Вы спросите, наверно, у него,

А он ответит: маме… маме худо,

Но это ведь не страшно. Ничего…

Мы все болеем. Мы ведь не железны.

Я тоже, помню, как-то захворал,

А мамочка моя сидела в кресле

И капала сиропы, чтобы спал

Я крепким сном на маленькой подушке,

Чтоб счастлив был и прибегал домой,

Где ждёт она и говорит на ушко:

Люблю тебя, сынок любимый мой.

Теперь и я – единственный мужчина

В своей семье – лечить её бегу.