Kitabı oku: «Записки о Шерлоке Холмсе. Красное по белому», sayfa 6

Приключения одинокой велосипедистки

C 1894 года по 1901-й включительно мистер Шерлок Холмс был очень деятелен. Можно без ошибки сказать, что в течение этих восьми лет не было ни одного затруднительного криминального случая, по поводу которого не советовались бы с ним, и были сотни случаев интимного характера, причем некоторые из них самого запутанного и необыкновенного свойства, в которых он играл выдающуюся роль. В результате этого длинного периода непрерывной работы явилось много поразительных побед и немного неизбежных неудач. Так как я сохранил очень полные заметки обо всех этих случаях и лично принимал участие во многих из них, то можно представить, что сделать между ними выбор для публики – нелегкая для меня задача. Однако же я буду придерживаться своего прежнего правила и отдам предпочтение тем случаям, интерес которых зависит не столько от тяжести преступления, сколько от замысловатости и драматического характера решения задачи.

По этой причине я предложу теперь читателю факты, связанные с личностью мисс Вайолетт Смит, одинокой чарлингтонской велосипедистки, и любопытный исход нашего следствия, окончившегося трагедией. Правда, обстоятельства не дали места для поразительной иллюстрации талантов, которыми прославился мой друг, но в этом случае было несколько пунктов, выделяющих его из длинного списка преступлений, из которых я черпаю материал для своих маленьких рассказов.

Справившись со своей записной книжкой, помеченной 1895 годом, я увидел, что впервые мы услышали о мисс Вайолетт Смит в субботу 23 апреля. Я помню, что ее визит пришелся крайне не по душе Холмсу, потому что в это время он был поглощен очень темным и сложным делом об особого рода преследовании, которому подвергся Джон Винсент Гарден, хорошо известный табачный миллионер. Друг мой, любивший прежде всего точность и сосредоточенность, злился на все, что отвлекало его внимание от дела, которое находилось в данный момент в его руках. Однако же нельзя было без грубости, чуждой его характеру, отказаться выслушать историю молодой и красивой женщины с царственной осанкой, высокой и изящной, которая явилась к нам на Бейкер-стрит поздно вечером и молила Холмса о помощи и совете. Напрасно было бы убеждать молодую женщину в том, что его время уже все занято, так как она пришла с решимостью рассказать свою историю, и ясно было, что ничем, кроме как силой, нельзя будет заставить ее уйти, пока она не исполнит своего намерения.

С выражением покорности на лице и несколько усталой улыбкой Холмс попросил прекрасную непрошенную гостю сесть и сообщить о том, что ее тревожит.

– Во всяком случае, вас не может тревожить ваше здоровье, – прибавил он, окинув ее своим проницательным взглядом. – Такая ярая, как вы, велосипедистка, должна быть полна энергии.

Она с удивлением посмотрела вниз на свои ноги, и я заметил, что одна сторона подошв ее сапог была слегка стерта педалями.

– Да, мистер Холмс, я много езжу на велосипеде, и это обстоятельство имеет отношение к моему сегодняшнему приходу к вам.

Мой друг взял ее руку, с которой она сняла перчатку, и рассматривал ее с тем пристальным вниманием и с тем отсутствием чувства, с каким ученый рассматривает предмет его специальности.

– Вы, конечно, извините меня, это входит в мои обязанности, – сказал он, выпуская руку дамы. – Я чуть не вывел ошибочного предположения, что вы печатаете на пишущей машинке. Очевидно, что вы музыкантша. Заметьте, Ватсон, что кончики пальцев имеют форму лопатки, а это присуще людям обеих профессий. В лице, однако же, есть некоторая одухотворенность, – Холмс мягко повернул его к свету, – которой не отличаются машинистки. Эта дама – музыкантша.

– Да, мистер Холмс, я даю уроки музыки.

– В деревне, судя по цвету лица?

– Да, сэр, около Фарнгама, в Суррее.

– Великолепные окрестности, и они полны для меня интересных ассоциаций. Помните, Ватсон, мы близ тех мест захватили Арчи Стамфорда. Ну-с, мисс Вайолетт, что приключилось с вами близ Фарнгама в Суррее?

Молодая девушка очень ясно и спокойно рассказала следующее.

– Отец мой умер, мистер Холмс, его имя Джемс Смит, капельмейстер в старом императорском театре. Мать и я остались совершенно одинокими на свете, не имея ни одного родственника, кроме дяди Ральфа Смита, который отправился в Африку двадцать пять лет тому назад и о котором мы с тех пор ничего не слышали. Когда отец умер, мы были очень бедны, но однажды нам сказали, что в «Таймс» появилось объявление, в котором просили сообщить сведения о нас. Вы можете себе представить, как мы были взволнованы. Мы думали, что кто-то оставил нам состояние. Мы тотчас же отправились к адвокату, имя которого упоминалось в объявлении. У него мы встретили двух мужчин, мистера Каррутерса и мистера Вудли, которые только что вернулись из Южной Африки. Они сказали, что мой дядя был их другом, что он умер несколько месяцев тому назад в Иоганнесбурге в большой бедности и что последней его просьбой к ним было отыскать его родственниц и позаботиться о том, чтобы они не терпели нужды. Нам казалось странным, что дядя Ральф, нисколько не думавший о нас при своей жизни, позаботился о том, чтобы мы не терпели нужды после его смерти, но мистер Каррутерс объяснил это тем, что мой дядя только что узнал о смерти своего брата и счел себя ответственным за нашу судьбу.

– Простите, – прервал Холмс, – когда имело место это свидание?

– В декабре, четыре месяца тому назад…

– Продолжайте, пожалуйста.

– Мистер Вудли показался мне отвратительным. Он не переставал строить мне глазки, этот грубый молодой человек с одутловатыми щеками, рыжими усами и с волосами, как бы прилепленными с обеих сторон лба. Он показался мне ненавистным, и я была уверена, что Сирил не одобрит моего знакомства с подобной личностью.

– А его зовут Сирилом, – произнес с улыбкой Холмс.

Молодая девушка покраснела и рассмеялась.

– Да, мистер Холмс, Сирил Мортон – электротехник, и мы надеемся обвенчаться в конце лета. Боже мой, как это я заговорила о нем? Я хотела сказать, что мистер Вудли был прямо отвратителен, а мистер Каррутерс, значительно старше первого, был более привлекателен. Это был смуглый, худой, гладко выбритый, молчаливый человек. У него были вежливые манеры и приятная улыбка. Он осведомился о нашем положении и, узнав, что мы очень бедны, предложил мне поселиться у него и учить музыке его единственную десятилетнюю дочь. Я ответила, что мне не хочется бросать мать, на что он сказал, что я могу каждую субботу ездить к ней, и предложил мне сто фунтов в год, что было, конечно, роскошной оплатой. Дело кончилось тем, что я приняла его предложение и отправилась в Чильтерн-Гранж, находящийся от Фарнгама в шести милях.

Мистер Каррутерс оказался вдовцом, но у него была экономка, очень почтенная пожилая особа по имени Диксон, заведовавшая всем хозяйством. Девочка была премилое существо, и все предвещало одно хорошее. Мистер Каррутерс был очень добр и очень музыкален, так что мы проводили вместе очень приятные вечера. Каждую субботу я ездила в город к матери.

Первым пятном на моем счастье было прибытие рыжеусого мистера Вудли. Он гостил целую неделю, и, ах, эта неделя показалась мне тремя месяцами. Это была ужасная личность, сварливая во всем. Он отвратительно ухаживал за мной, хвастал своим состоянием, говорил, что если бы я вышла за него замуж, то имела бы лучшие в Лондоне бриллианты. И, наконец, хотя я не желала иметь никакого дела с ним, однажды после обеда он схватил меня в свои объятия – он необычайно силен – и поклялся, что ни за что не выпустит меня, пока я не поцелую его.

Тут вошел мистер Каррутерс и оторвал его от меня, за что Вудли поднял руку на хозяина, свалил его на пол и избил до крови. Это, как вы понимаете, положило конец его пребыванию в доме. На следующий день мистер Каррутерс извинился передо мною и уверил меня, что я никогда больше не подвергнусь такому оскорблению. С тех пор я ни разу не видела мистера Вудли.

А теперь, мистер Холмс, я дошла, наконец, до того именно обстоятельства, которое заставило меня прийти сегодня к вам за советом. Надо вам сказать, что каждую субботу утром я отправляюсь на своем велосипеде до Фарнгамской станции, чтобы оттуда ехать в город поездом в двенадцать часов двадцать две минуты. Дорога от Чильтерн-Гранжа пустынна, и в особенности в одном месте, которое тянется на протяжении мили между вересками Чарлингтона с одной стороны и лесами, окружающими Чарлингтон-холл, с другой. Этот участок дороги крайне пустынный, и очень редко кого встретишь на нем, разве одинокую телегу или крестьянина, пока не доберешься до большой дороги близ Кругсбери-хилл.

Две недели тому назад, проезжая это пустынное место, я случайно обернулась, и приблизительно в двухстах ярдах позади себя увидела мужчину, тоже на велосипеде. У него была короткая черная борода, и он показался мне человеком среднего возраста. Не доезжая Фарнгама, я снова обернулась, но мужчины уже не было, и я совершенно забыла о нем. Но вы можете себе представить, мистер Холмс, мое удивление, когда на обратном пути, в понедельник, я увидела того же самого мужчину на том же месте дороги. Мое удивление еще возросло, когда этот инцидент повторился в точности и в следующую субботу, и в понедельник. Он всегда держался на расстоянии и ничем не беспокоил меня, но все-таки это было очень странно.

Я рассказала об этом мистеру Каррутерсу, который, по-видимому, заинтересовался моим сообщением и сказал мне, что он выписал лошадь и экипаж, для того чтобы в будущем я не проезжала по этим пустынным дорогам без провожатого.

Лошадь и экипаж должны были прибыть на этой неделе, но почему-то их не прислали, и мне снова пришлось ехать на станцию на велосипеде. Это было сегодня утром. Вы можете догадаться, что, доехав до Чарлингтонской пустоши, я стала оглядываться и, конечно, увидела того же мужчину – так же, как и прежде. Он всегда держался настолько далеко от меня, что я не могла ясно различить его лица, но, несомненно, лицо это было мне незнакомо. Он был в темном костюме и с суконной шапкой на голове. Единственным из всего лица, что я могла ясно видеть, была черная борода.

Сегодня я не была встревожена, но меня обуяло любопытство, и я твердо решила узнать, кто этот мужчина и что ему нужно. Я замедлила ход, но и он сделал то же самое. Я совсем остановилась, и он остановился. Тогда я подставила ему ловушку: в одном месте дорога круто поворачивает, и я, очень быстро обогнув угол, остановилась и стала ждать. Я ожидала, что он с разбегу обогнет угол и пронесется мимо меня, не успев вовремя остановиться, но он не показывался. Тогда я вернулась назад и заглянула за угол. Я могла видеть дорогу на протяжении целой мили, но его не было на ней. И удивительнее всего то, что в этом месте не было никакой боковой дороги, на которую он мог бы свернуть.

Холмс отрывисто рассмеялся и потер руки.

– Этот случай представляет, конечно, некоторые особенности, – сказал он. – Сколько времени прошло между тем, как вы проехали за поворот дороги, и тем, как увидели, что дорога пуста?

– Две или три минуты.

– В таком случае он не мог скрыться по главной дороге, а вы говорите, что боковой там нет.

– Ни одной.

– Значит, он, несомненно, свернул по тропинке с той или другой стороны дороги.

– Только не со стороны вереска, иначе я бы увидела его.

– Итак, путем исключений мы добрались до того факта, что мужчина направился к Чарлингтон-холлу, который, насколько я понял, расположен за лесом по другую сторону дороги. Имеете еще что-нибудь сообщить?

– Ничего больше, мистер Холмс, разве только то, что я находилась в таком недоумении, что сочла нужным для своего успокоения повидать вас и попросить у вас совета.

Холмс несколько секунд сидел молча.

– Где находится джентльмен, с которым вы обручены? – спросил он наконец.

– Он на службе у «Мидландской электрической компании» в Ковентри.

– Не захотел ли он сделать вам сюрприз неожиданным визитом?

– О, мистер Холмс, разве я могла бы не узнать его?

– Были у вас другие поклонники?

– Их было несколько до моего знакомства с Сирилом.

– А с тех пор?

– Был этот ужасный человек, Вудли, если его можно назвать поклонником.

– И больше никого?

Наша прекрасная клиентка как будто слегка смутилась.

– Кто он такой? – спросил Холмс.

– Ах, это, может быть, просто моя фантазия, но мне иногда казалось, что мой хозяин, мистер Каррутерс, очень интересуется мною. Мы часто сходимся, я по вечерам аккомпанирую ему. Он никогда не произносил ни одного слова любви, он настоящий джентльмен, но женщины такое всегда чувствуют.

– Ага. – Холмс имел серьезный вид. – Чем он живет?

– Он богатый человек.

– Без экипажа и лошадей?

– Ну, во всяком случае, он имеет достаточно средств. Но он два или три раза в неделю ездит в город. Он сильно заинтересован в золотых приисках Южной Африки.

– Вы сообщили обо всем весьма обстоятельно, мисс Смит. Как раз теперь я очень занят, но найду время навести некоторые справки по вашему делу, а пока не предпринимайте ничего без моего ведома. Прощайте, и я надеюсь, что мы будем получать от вас только добрые вести.

– Это в порядке вещей, чтобы у такой девушки были поклонники, – сказал Холмс, задумчиво помахивая своей трубкой, – готовые преследовать ее даже на велосипедах по пустынным деревенским дорогам. Это, без всякого сомнения, какой-нибудь тайный воздыхатель, но все-таки в этом деле, Ватсон, есть странные и многообещающие подробности.

– Что этот поклонник появляется только на известном месте дороги?

– Именно. Прежде всего нам нужно узнать, кто живет в Чарлингтон-холле, затем, какая существует связь между Каррутерсом и Вудли, так как они, по-видимому, люди совершенно различных типов. Почему они оба так горячо разыскивали родственниц Ральфа Смита? Еще одно: что это за дом, в котором гувернантке платят вдвое больше рыночной цены и вместе с тем не держат лошадь, несмотря на расстояние в шесть миль от станции? Странно, Ватсон, очень странно.

– Вы поедете туда?

– Нет, дорогой друг, вы поедете. Тут может быть не что иное, как пустячная интрига, и я не могу прервать ради нее свои важные изыскания. В понедельник рано утром вы приедете в Фарнгам, вы спрячетесь близ Чарлингтонской пустоши, будете делать там свои наблюдения и поступите так, как вам подскажет ваш собственный разум. Затем, справившись о живущих в Чарлингтон-холле, вы вернетесь домой и доложите мне обо всем. А теперь, Ватсон, ни слова больше об этом деле, пока у нас не будет несколько прочных ступенек, по которым мы можем надеяться дойти до решения задачи.

Мы узнали от девушки, что она отправляется в понедельник с поездом, отходящим от Ватерлоо в девять часов пятьдесят минут. А потому я поехал раньше с поездом в девять часов тринадцать минут. На Фаренгамской станции я без затруднений узнал, как мне попасть в Чарлингтон. Невозможно было не узнать место приключения молодой девушки, так как дорога тянется между открытым пространством пустоши с одной стороны и старой тисовой изгородью, окружающей парк и обсаженной великолепными деревьями, с другой стороны.

Тут были главные ворота, сооруженные из покрытых мхом камней, и на верхушках обоих боковых столбиков находились геральдические эмблемы в состоянии разрушения. Но помимо этого центрального въезда я заметил в нескольких местах проломы в изгороди и тропинки, ведущие через них. С дороги дом был невидим, но все окружающее говорило о печальном разрушении.

Вереск был испещрен золотистыми пятнами цветущего дрока, роскошно сверкавшими при свете яркого весеннего утра. Я поместился позади одного из этих кустов так, чтобы видеть ворота поместья и длинную полосу дороги в обе стороны. Когда я пришел, она была пустынна, но, спрятавшись за куст, я увидел велосипедиста, ехавшего со стороны, противоположной той, с которой приехал я. Он был одет в темный костюм, и я увидел, что у него была черная борода. Доехав до конца земель Чарлингтона, он соскочил с велосипеда, провел его через отверстие в изгороди и исчез с моих глаз.

Прошло четверть часа, и появилась велосипедистка. То была молодая девушка, ехавшая со станции. Я видел, как, доехав до Чарлингтонской изгороди, она осмотрелась. Вслед за тем мужчина выскочил из своей засады, вскочил на свой велосипед и последовал за девушкой. Посреди всего обширного ландшафта они были единственными движущимися фигурами. Изящная девушка сидела очень прямо, а мужчина позади нее сильно согнулся над рулем, и каждое движение его говорило о том, что он хочет действовать украдкой.

Она оглянулась на него и замедлила ход. Он сделал то же самое. Она остановилась. Он тотчас же тоже остановился ярдах в двухстах позади нее. Ее следующее движение было столь же быстрое, сколько неожиданное. Она вдруг круто повернула свой велосипед и понеслась к нему навстречу. Однако же и он был не менее ее проворен и бросился в отчаянное бегство. Тогда она снова повернула назад, надменно подняв голову и не удостаивая своего молчаливого спутника дальнейшим вниманием. Он тоже вернулся назад и продолжал держаться на том же расстоянии, пока поворот дороги не скрыл их от меня.

Я остался в своей засаде и хорошо сделал, так как вскоре мужчина снова появился, медленно крутя педали. Он повернул в ворота поместья и слез с велосипеда. В течение нескольких минут я видел, что он стоял между деревьями. Руки его были подняты, и он как будто поправлял галстук. Затем он сел на велосипед и уехал от меня к дому. Я побежал и заглянул сквозь деревья. Вдали я смутно различил старое серое здание с ветхими трубами в стиле тюдор, но аллея шла по густому кустарнику, и я больше не видел своего субъекта.

Однако же мне казалось, что я довольно хорошо поработал в это утро, и с чувством удовлетворения я вернулся в Фарнгам. Местный агент по найму помещений ничего не мог сказать мне о Чарлингтон-холле и отослал меня к известной фирме на Пэл-Мэл. Я зашел туда по дороге домой и был очень любезно принят представителем фирмы, который ответил мне, что я не могу нанять на лето Чарлингтон-холл, что я опоздал, так как он был сдан месяц тому назад. Жилец – мистер Вильямсон, почтенный пожилой господин. Вежливый агент извинился, что не может сообщить ничего больше, так как его не касаются дела клиентов.

Шерлок Холмс внимательно выслушал длинное донесение, которое я имел возможность сделать ему в этот вечер, но оно не вызвало даже слова краткой похвалы, на что я надеялся и что заслужил. Напротив, его суровое лицо приняло еще более серьезное выражение, пока он комментировал то, что я сделал, и то, чего я не сделал.

– Место вашей засады, милый Ватсон, было выбрано очень неудачно. Вам следовало находиться за изгородью, тогда вы увидели бы вблизи интересного субъекта. Вы же спрятались в нескольких сотнях ярдах от него и можете сообщить мне еще меньше, чем сообщила мисс Смит. Она думает, что это незнакомый человек, а я убежден в противном. Иначе почему бы он так отчаянно старался избежать ее приближения? Вы говорите, что он сильно согнулся над рулем – опять-таки желание скрыть свое лицо, как видите. Право же, вы действовали очень плохо. Он возвращается домой, и вам нужно узнать, кто он такой. Для этого вы обращаетесь к лондонскому агенту.

– Что же я должен был сделать?! – воскликнул я несколько запальчиво.

– Войти в ближайшую харчевню. Это центр деревенских сплетен, там вы узнали бы все имена, начиная от хозяина и кончая именем судомойки. – Вильямсон? Это ничего не говорит мне. Если он пожилой мужчина, то это не может быть проворный велосипедист, который уносится от преследования молодой девушки. Что мы выиграли от вашей экспедиции? Убеждение в том, что девушка рассказала нам правду? Но я никогда в этом не сомневался. Что существует связь между велосипедистом и Чарлингтон-холлом? Я и в этом никогда не сомневался. Что поместье нанято Вильямсоном? Умнее ли мы стали от этого? Ну-ну, дорогой мой, не глядите так удрученно, до следующей субботы мы немного можем сделать, а пока я сам хочу навести одну или две справки.

На следующее утро мы получили от мисс Смит письмо, в котором она кратко и ясно рассказывала те самые факты, которых я был свидетелем, но суть письма заключалась в приписке.

Я уверена, мистер Холмс, что вы не злоупотребите моим доверием, если я вам скажу, что мое положение здесь стало очень затруднительным благодаря тому, что мой хозяин сделал мне предложение. Я убеждена в том, что его чувство очень глубокое и честное, вместе с тем я уже дала обещание другому. Он очень серьезно принял отказ, но также и очень кротко. Однако же вы поймете, что положение мое немного неловкое.

– Наша молодая приятельница, по-видимому, попала в серьезное положение, – произнес задумчиво Холмс, дочитав письмо. – Дело это, несомненно, представляет больше интереса и больше всяких возможных осложнений, чем я сначала думал. Мне не мешает провести тихий спокойный день в деревне, и я склонен сегодня проехаться и проверить на месте одно или два предположения, которые я себе составил.

Тихий день Холмса в деревне окончился очень странно, так как мой друг вернулся домой на Бейкер-стрит поздно вечером с разбитой губой и цветной шишкой на лбу, помимо общего вида, который мог бы его самого сделать подходящим объектом следствия в Скотленд-Ярде. Он был сильно возбужден своими собственными приключениями и от души смеялся, рассказывая о них.

– Я так малоподвижен, что это было для меня настоящим праздником, – сказал он. – Вам известно, что я обладаю некоторым искусством в добром старом британском боксе. Иногда это искусство может сослужить службу. Сегодня, например, если бы не оно, я бы позорно пострадал.

Я просил Холмса рассказать мне, что случилось.

– Я нашел кабак, который рекомендовал вашему вниманию, и там навел осторожные справки. Я стоял у прилавка, и болтливый хозяин выкладывал мне все, что нужно было. Вильямсон – белобородый мужчина и живет в поместье один с небольшим штатом прислуги. Ходит слух, что он есть или был священником, но один или два инцидента из его короткого пребывания в поместье поразили меня своими далеко не духовными свойствами. Я уже навел некоторые справки в церковном управлении, и мне сказали там, что, действительно, был священник по имени Вильямсон, но репутация у него на редкость дурная. Хозяин кабака сообщил мне далее, что в дом обыкновенно приезжают гостить на недельку веселые ребята, и в особенности один господин с рыжими усами по имени Вудли, который вечно тут торчит.

Хозяин только что рассказал мне это, как в комнату неожиданно вошел этот самый джентльмен, который пил пиво в распивочной и слышал весь разговор. Кто я такой? Что мне нужно? Что означают мои вопросы? И полился поток слов с очень крепкими прилагательными. Он закончил поток оскорблений злобным ударом наотмашь, которого мне не вполне удалось избежать. Следующие несколько минут были восхитительны: я нанес сильный удар свирепо наступавшему разбойнику и вышел из боя таким, каким вы меня видите, Вудли же вернулся домой в телеге.

Так окончилась моя поездка в деревню, и надо признаться, что, хотя я насладился днем, проведенным в Суррее, однако же вынес из него немногим больше пользы, чем вы из своей поездки.

В четверг мы получили второе письмо от нашей клиентки.

Вы не удивитесь, мистер Холмс, – писала она, – узнав, что я оставляю свое место у мистера Каррутерса. Даже большое жалованье не может примирить меня с неудобствами моего положения. В субботу я приеду в город и не намерена больше возвращаться. Мистер Каррутерс получил наконец экипаж, и, таким образом, опасность на пустынной дороге, если когда-либо была таковая, больше не существует.

Что же касается прямой причины, заставляющей меня бросить место, то она заключается не только в натянутых отношениях с мистером Каррутерсом, но в появлении снова отвратительного мистера Вудли. Он всегда был безобразен, теперь же его вид ужасен, так как с ним, оказывается, произошел какой-то несчастный случай, обезобразивший его. Он долго беседовал с мистером Каррутерсом, который казался после разговора сильно взволнованным.

Должно быть, Вудли живет по соседству, потому что не ночевал здесь, а между тем я снова мельком увидела его сегодня утром, прятавшегося в кустах. Я бы охотнее увидела здесь дикого зверя, вырвавшегося на свободу, чем его. Я ненавижу и боюсь его больше, чем могу выразить. Как может мистер Каррутерс выносить хоть одно мгновение такую тварь? Ну да всем моим тревогам будет в субботу конец.

– И я на это надеюсь, Ватсон, и я надеюсь, – серьезно произнес Холмс. – Вокруг этой бедной девушки ведется сложная интрига, и мы обязаны позаботиться, чтобы никто не тревожил ее во время ее последнего путешествия. Я думаю, Ватсон, что нам следует уделить время на поездку туда вместе в субботу утром и убедиться в том, что курьезное и безрезультатное преследование не окончится чем-нибудь неприятным.

Признаюсь, что я не очень серьезно смотрел на это дело, которое казалось мне скорее забавным и оригинальным, чем опасным. Вовсе нельзя считать неслыханным делом, чтобы мужчина ожидал очень красивую женщину и следовал за нею, а если он был настолько труслив, что не только не смел заговорить с нею, но даже бежал при ее приближении, то это был не особенно страшный неприятель. Разбойник Вудли был совершенно иной личностью, но за исключением одного раза он не тревожил нашей клиентки и теперь, посещая дом Каррутерса, не ведет себя навязчиво относительно ее. Велосипедист был, без сомнения, одним из гостей в Чарлингтон-холле, о которых говорил кабатчик, но кто он такой и что ему нужно, оставалось совершенно темным. Только серьезность Холмса и то обстоятельство, что он, уходя из дома, сунул в карман револьвер, заставили меня почувствовать, что, может быть, за всеми этими забавными событиями может скрываться трагедия.

Дождливая ночь сменилась чудным утром, и покрытые вереском пустоши с ярким дроком в цвету казались еще красивее глазам, усталым от монотонных серых оттенков Лондона. Холмс и я пошли по широкой песчаной дороге, вдыхая в себя свежий утренний воздух и наслаждаясь пением птиц и свежим дыханием весны. С одного возвышенного места дороги мы увидели мрачный дом, выглядывавший из-за группы старых дубов. Однако как бы стары они ни были, они были все-таки моложе здания, которое окружали.

Холмс указал вдоль длинной дороги, которая развертывалась красновато-желтой лентой между коричневым вереском и распускающейся зеленью лесов. Вдали показалась черная точка, и мы различили экипаж, двигавшийся нам навстречу.

Холмс издал возглас нетерпения.

– Я рассчитывал на полчаса времени. Если это ее повозка, то она, значит, собралась уехать с первым поездом. Боюсь, Ватсон, что она минует Чарлингтон прежде, чем мы успеем встретить ее.

Спустившись с пригорка, мы уже не могли видеть экипаж, но пустились в путь с такой скоростью, что начала сказываться моя сидячая жизнь, и я вынужден был отстать. Холмс же постоянно тренировал себя, поэтому-то у него был неистощимый запас энергии, которую он мог тратить. Он ни разу не замедлил своего упругого шага.

Вдруг, опередив меня ярдов на сто, он остановился, и я увидел, как он поднял руку с жестом отчаяния. В тот же момент из-за поворота дороги показался пустой двухколесный кабриолет. Лошадь шла рысью, вожжи волочились по земле, и экипаж быстро двигался к нам.

– Опоздали, Ватсон, опоздали! – воскликнул Холмс, когда я, запыхавшись, добежал до него. – Какой я дурак, что не допустил возможности ее отъезда с этим поездом! Это похищение, Ватсон, похищение, убийство – один Бог знает что! Встаньте поперек дороги, остановите лошадь! Так, теперь садитесь скорее, и посмотрим, не удастся ли мне исправить последствия своего собственного промаха.

Мы вскочили в кабриолет. Холмс, повернув лошадь, сильно ударил ее бичом, и мы понеслись по дороге. Когда мы миновали поворот, то перед нашими глазами развернулась вся дорога между поместьем и пустошью.

Я схватил Холмса за руку.

– Вот он! – воскликнул я.

Навстречу нам ехал велосипедист. Голова его была опущена и плечи согнуты, между тем как он напрягал все усилия, работая педалями. Он летел как гонщик. Вдруг он поднял свое бородатое лицо, увидел нас и остановился, соскочив с велосипеда. Черная, как уголь, борода, удивительно контрастировала с бледностью лица, и глаза его лихорадочно блестели. Он смотрел на нас и на кабриолет, затем лицо его выразило удивление.

– Эй вы, стойте! – закричал он, поставив свой велосипед поперек дороги. – Откуда вы взяли этот кабриолет? Стойте, говорю! – вопил он, вытаскивая из кармана револьвер. – Остановитесь же, черт возьми, не то я пущу пулю в голову лошади!

Холмс бросил мне вожжи и выпрыгнул из экипажа.

– Вас-то нам и нужно. Где мисс Вайолетт Смит? – спросил он по своему обыкновению быстро и ясно.

– Об этом я вас и спрашиваю. Вы сидите в ее экипаже, значит, должны знать, где она находится.

– Мы встретили кабриолет на дороге, в нем никто не сидел. Мы повернули назад на помощь молодой девушке.

– Боже мой, Боже мой, что мне делать? – воскликнул незнакомец в порыве отчаяния. – Они взяли ее! Эта чертова собака Вудли и негодяй-пастор! Идем, идем, если вы действительно ей друг! Помогите мне, и мы ее спасем, хотя бы мне пришлось оставить свою шкуру в Чарлингтонском лесу!

Он, как сумасшедший, с револьвером в руках бросился к отверстию в изгороди. Холмс последовал за ним, а я, оставив лошадь пастись у дороги, последовал за Холмсом.

– Они прошли здесь, – заметил последний, указывая на следы нескольких ног по грязной тропинке. – Эй, постойте, кто это в кустах?

То был молодой парень лет семнадцати, одетый конюхом, с кожаными шнурами в штиблетах. Он лежал на спине, подняв колени, голова у него была страшно рассечена. Он был без чувств, но жив. Взглянув на рану, я убедился, что кости целы.

– Это конюх Питер! – воскликнул незнакомец. – Он вез ее. Скоты стащили его и отдубасили. Пусть он лежит, мы не принесем ему никакой пользы, между тем как можем спасти женщину от самого худшего.

Мы ринулись по тропинке, которая извивалась между деревьями, и добежали до кустов, окружавших дом. Тут Холмс остановился.

– Они не вошли в дом, вот их следы налево, здесь, возле лавровых кустов. Ага, я так и знал!

Послышался резкий женский крик, крик безумного ужаса. Он раздался из-за густой зелени кустов впереди нас. Крик этот оборвался на самой высокой ноте, и послышался глухой клокочущий звук.

– Сюда, сюда, они на кегельной аллее! – закричал незнакомец, бросившись сквозь кусты. – А, трусливые собаки! Идите за мною, господа, мы опоздали, мы опоздали, черт возьми!

Мы вдруг очутились на прелестной лужайке, покрытой зеленой травой и окруженной столетними деревьями. На дальнем ее конце, в тени могучего дуба, стояла странная группа из трех фигур. Одна из них была женщина, наша клиентка, изнеможенная и почти без чувств, с завязанным ртом. Напротив нее стоял грубый и неуклюжий молодой человек с рыжими усами, широко расставив ноги в штиблетах, подбоченившись одной рукой, а другой размахивая нагайкой; весь его облик говорил о торжествующем нахальстве. Между ними стоял пожилой седобородой мужчина в короткой рясе, накинутой поверх платья, который, очевидно, только что совершил брачный обряд, так как, когда мы появились, он клал в карман свой требник и хлопал ужасного жениха по спине, игриво поздравляя его.