Kitabı oku: «Лоскутки Эверетта, или Заблудившиеся дети», sayfa 2
– Щас, щас, я мигом, – сорвалась с места «сестричка».
– Все на мне, ну все… – поднял взгляд к потолку врач. – Боже, как я устал, – закрыл он руками лицо.
– Надевайте, – легко толкнула меня сзади медсестра.
– Никогда. Вы меня поняли? Никогда…
– Сдаюсь, – подняла руки женщина и захлопала ресницами.
– То-то же, – ухмыльнулся врач. – А вы подходите, не стесняйтесь, – подтолкнул он меня. – Все равно сейчас мы вас отсюда удалим.
Я подошел к лежащему без сознания Артему. Наклонился, взял за холодную руку. И тут едва пикающая синусоида на мониторе выровнялась в монотонный звук, превратясь в прямую.
– Артем? Артем, я пришел. Я пришел! – не выдержав, крикнул я. – Я здесь!
– Так, все, хватит. Вам надо уйти. Вы будете мешать. Сейчас наша работа, – похлопали меня по плечу.
Я оглянулся, все еще не выпуская руки Артема.
– Давайте, вас проводят.
– А-а… – заикнулся я.
– Все потом, по-о-то-о-ом, – нервно пропел врач.
И вдруг я ощутил, как шевельнулись пальцы Артема, а потом все услышали частое, вылетевшее из ниоткуда «пи», еще «пи», а дальше… «Пи-пи-пи-пи-пи-пи…» – зазвучала радостная музыка. В этот момент это была музыка, еще какая!.. Что там Моцарт, Бетховен, Стравинский…
И глубокий вздох. Веки задергались, лицо начало розоветь… Я невольно сжал руку Артема и… хлоп… его глаза, устремленные на меня и улыбка, сияющая, как у ребенка.
– Я… я… еще… здесь? – еле прошептал Артем. – Ты… пришел… С-спа-сибо. – И слеза, одна единственная я выкатилась и исчезла, упав со щеки.
– Еще одно чудо, – услышал я. – Вы, часом, не ангел? – наклонился ко мне врач.
– Нет, ну что вы, – смущенно ответил я.
– А вы, – обратился он к Артему, – батенька, очень напугали нас. Да-с-с… Больше так не шутите.
– Постараюсь, – прошептал тот. – Только пусть Семен рядом будет.
– Ага… – задумался врач, елозя пальцами по подбородку. – Побриться бы надо, – как бы между прочим заключил он. – Нет, ну что с вами поделаешь?.. Э-э-э, рекомендую. Болтать много не будете? Знаете ли…
– Мне надо, доктор…
– Во дела, – встрепенулся врач, глядя на показания приборов, – Все параметры организма в норме? Глазам не верю! Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.
– Суеверны вы, доктор, однако.
– Да здесь… А-а-а, что там говорить… Но пару капельниц вам все же поставят… Да-а…
– Согласен, – вяло улыбнулся Артем. – Лишь бы…
– А этого вашего друга, не беспокойтесь, Артем, мы сейчас скотчем к стулу примотаем, на всякий случай, чтоб не сбежал, – пошутил врач.
– Вячеслав Георгиевич, срочно вниз, там…
– Бегу, бегу-у-у. Ну, не скучайте без меня. Пойду принимать пополнение. Черный юмор, – поднял указательный палец врач. – А вы болтайте пока, а дальше посмотрим, что с вами делать. Эх, жизнь, – потянулся он и быстрыми шагами удалился.
16. – Извини, что так вышло, – сказал Артем.
– Нет, это ты…
– Я знаю, что напрягаю тебя. Тебе это не нужно. У тебя своих проблем хватает, а тут еще я на голову свалился.
– Знаешь, – сказал я, – а давай откинем эти «ахи и вздохи» и просто познакомимся. А там видно будет.
– Скажи, ты связан как-то с журналистикой или…
– Какой ты прозорливый, Артем. У меня на лбу, наверно, это написано, да?
– В какой-то степени. Но, видишь ли, почему-то я не всегда верю своим чувствам, интуиции. И в последний раз не поверил… – криво ухмыльнулся он. И вот…
– Значит, ты…
– Скажем так, литератор в широком смысле этого слова. Если точнее, то работаю на полставки в одной газетке. У меня, слава богу, свободный график. А так, пишу романчики – «он, она, оне…», как охарактеризовал мое творчество коллега, что лежит этажом ниже – по одному в год. Пару пьесок сочинил. В кино подвизаюсь в качестве сценариста, точнее, в группе сценаристов. Веду по жизни, так сказать, какого-нибудь героя в сериалах. Узкая специализация.
В общем, ничего особенного. Жена, два взрослых сына, дочь. Собака есть, кошка Муська, шкодная такая…
– Как кошку зовут?
– Муся, а что?
– Я плохо расслышал.
– То, что ты делаешь, ты считаешь своим призванием?
– Наверное, да, Артем. Если честно, я и делать-то больше ничего не умею толком. Как говорится, если гвоздь надо будет забить, забью, но криво, и по пальцу обязательно попаду. Но, вроде как, никто из «моих» не жалуется на это.
– А если бы тебя не печатали, писал бы?
– Да, сложный вопрос ты задал мне…
Вот, Стивен Кинг – «король ужасов», как его называют, – писал бы он дальше свои романы, если бы его жена не нашла в мусорном баке рукопись первого романа, который он в тайне от всех накропал и посчитал его достойным только помойки? Слишком самокритично к себе подошел.
А жена взяла да и отнесла рукопись в редакцию издательства. А ее взяли да и опубликовали. А если бы наоборот, то не знаю. Догадываюсь, что Кинг был бы всю оставшуюся жизнь несчастным человеком. Спасибо жене, ему с ней повезло – хорошая баба попалась…
Кафка – да. Работал бухгалтером, кажется, болел, страдал, но писал. Где его произведения напечатали при жизни? Нигде. А он писал. И когда умирал в достаточно молодом возрасте… Извини…
– Все нормально.
– В общем, он попросил своего друга сжечь рукописи. А друг этого не исполнил, хоть и поклялся.
Бардак, конечно, в наследии был страшным. Видно, Кафка запутался сам – отдельные главы вперемежку. Но свежий взгляд со стороны помог упорядочить все это. И получилось гениально. Спасибо другу Кафки, что мы узнали Кафку.
Обстоятельства – они много значат… И люди в этих обстоятельствах. Сценарии про Красную Шапочку. Все если бы, если бы, если бы…
Но может ли человек переломить ситуацию, поступить по-другому – это вопрос вопросов. Сам же сказал, что интуиция интуицией, но мы к ней относимся с подозрением. Это же предчувствие будущего, которое еще не настало… Одни его планируют, другие плывут по течению. А выходит и в том, и в другом часто и неожиданно совсем по-другому. И интуиция, Артем, часто подводит.
– Значит, это не интуиция. А то, что спохватываемся, а бывает поздно – это да.
– Видишь, «три сосны», а мы уже заблудились.
– Потому что сами усложняем простые вещи.
– Как у вас дела? – прервала нашу беседу подошедшая медсестра. – Ой, как славненько. Если так дальше пойдет, то скоро переведем вас в палату для тяжелых… В обыкновенную, в смысле…
– А я в «необыкновенной»? – улыбнулся Артем.
– Оно-то так, но лучше у нас не задерживаться.
– А я и не задержусь.
– Хорошо, что вы так оптимистично настроены.
– Да, уже на полшестого.
– И «это» поправится.
– Если учесть, что пару часов назад было на полдевятого, то уже поправляется.
Медсестра напряглась, задумалась, даже немного склонила голову набок, видимо, что-то пытаясь представить. А мы сдержанно рассмеялись.
– Ну, ладно, юмористы, я пошла. – Она оглянулась. – Э-эх, – прищурив искрящиеся глаза, «погрозила» нам пальчиком. – Шалуны…
17. – Скажи, только честно, ты хочешь меня выслушать? Или это только одолжение с твоей стороны? – спросил Артем.
– Честно?.. Если честно, то сначала не очень. Все как-то неожиданно… А сейчас ты мне стал очень симпатичен и интересен, вдруг. И это я говорю совсем не потому, чтобы не сделать тебе больно.
– Я это чувствую… Тебя, кстати, дома не заждались?
– А вот мы сейчас и выясним, – достал я мобильник и набрал номер телефона.
– Рада тебя слышать, мой лев, – услышал я голос своей жены. – Я дома. А ты где?
– В больнице.
– У Мишки? Давно?
– Прилично.
– А домой не собираешься? Посмотрела, сегодня ты и строчки не написал, лентяй, – ласково пожурила она меня.
– Творческий застой.
– Я тебе подброшу сюжетец, не волнуйся, появился один. Так когда тебя ждать?
– Понимаешь, Ира…
– Ну что там еще? Ты же знаешь, папа, мама приезжают. Их встретить надо, а у меня ничего не готово. Сыновья в разъездах, у дочки важное мероприятие. На тебя одна надежда.
– Ира, я в реанимации.
– Что случилось?! Что с тобой?! Как ты туда попал?! Я немедленно выезжаю к тебе!
– Да успокойся ты. Со мной все нормально. Я жив и здоров. Один человек здесь лежит. В общем, это длинная история.
– Фуф, как ты меня напугал. Ну нельзя же так.
– Извини, я не хотел.
– Ладно, извиняю, любитель розыгрышей. А я знаю его?
– Кого?
– Ну, человека этого?
– Я его и сам толком не знаю.
– Имя у него есть, в конце концов?
– Есть, Артем.
– Интересно, интересно…
– Не могу я уйти сейчас, никак не могу. Я потом тебе все объясню. Так надо, клянусь.
– Дай мне трубку, пожалуйста, – услышал я голос Артема.
– Не понял? – посмотрел я на него. – Ты не волнуйся, я договорюсь.
– Я просто хотел услышать голос твоей жены.
– Ну, если хочешь… – протянул я мобильник.
– Здравствуйте, Ирочка. С вами говорит тот, кто удерживает вашего мужа и не дает ему покинуть это медицинское учреждение. Так вышло… Но, думаю, этот вопрос сейчас мы решим, и, как говорится, и волки будут сыты, и овцы целы. Семен скоро, очень скоро будет в вашем распоряжении, Ирина…
Что?.. Знакомый голос?.. Скорее всего, это только кажется… По манере говорить?.. И тембр?.. Бывают совпадения… Вам Семен все-все объяснит… У меня тут одна идейка появилась – ну, насчет «волков и овец»… Мне вашего Семена вполне может заменить диктофон… Да… А-а, у него он всегда с собой?.. Вот и отличненько… Тогда тем более… Ждите его, я выпровожу его буквально через пару минут… Да… Нет… Да… Да… Нет… Вряд ли… Проведать?.. Не стоит вам рассматривать перебинтованную развалину… Это ненадолго… Рад был тебе, то есть вас услышать… Да… До свидания… – Артем отключил связь. – Держи, – протянул он мне трубку.
– Я ничего не пойму… – развел я руками.
– Все хорошо. Дай мне свой диктофон, попользоваться, а завтра заберешь. И иди, тебя быстро ждут, – улыбнулся он.
– «Быстро ждут» – неплохо придумано.
– Нравится? Дарю… Чего так смотришь? Собирайся, собирайся, давай.
– Но я же сам видел, как…
– А-а, это?.. Обещаю, с твоей «игрушкой» и у меня все будет хорошо.
– Может…
– Иди, иди… Так будет даже лучше. Я точно тебе говорю. Завтра…
– Может, тебе мобильник тоже свой оставить, на всякий случай?
– Номер, только номер. Мой у медсестры.
– Ну, ну, ладно… Точно?
– Мы что, маленькие дети, чтоб двадцать раз один и тот же вопрос задавать?
– Нет, но… – Я посмотрел ему в глаза. – Вот тебе «флэшка» еще, если памяти не хватит…
– Это другое дело. Тебя жду-ут…
– Я завтра обязательно, прямо с утра…
– Не заморачивайся. Как получится. Я и так тебя сегодня сильно напряг, ни с того, ни с сего… Сам бы обалдел уже от такого. Все…
– Ну, я пошел? – неуверенно сказал я.
– Ты еще здесь? – шутливо-удивленно посмотрел на меня Артем. – Шагом марш к жене. Тестя с тещей прозеваешь.
– Иду, – пожал я ему руку, и меня будто легко кольнуло током. – Не скучай, – поднялся я со стула.
– Не придется, – ответил он мне, показывая диктофон.
Я, молча, махнул ему рукой и пошел к выходу.
– Семен, – услышал я.
– Что? – обернулся.
– Девичья фамилия твоей жены как звучит?
– Добровольская, а что?
– Просто спросил. Иди…
18. Я зашел по пути к Михаилу попрощаться.
– Да на тебе лица нет, – уставился на меня он. – Что, дуба дал?
– Жив… Живой. Выжил…
– Ну, слава богу, а то и я разволновался, – поднял он подушку, показывая спрятанные остатки запрещенного съестного на дне пакета. – Что теперь?
– Домой надо. Быстро ждут.
– «Быстро ждут»? Неплохо сказано. Подари выраженьице.
– Я пошел, – развернулся я.
– Ну, а это…
– Завтра поговорим… Извини…
– Не задерживаю. Понял. Все, пока…
19. Я вышел на улицу, глубоко вдохнул и закашлялся. Потом оглянулся по сторонам. Все было так и не так как было. Мне показалось, что что-то изменилось за это время, пока я находился в больнице.
Я задрал голову вверх. Небо тоже стало неуловимо другим. Те же серые облака, медленно плывущие куда-то на юг, тот же светлый солнечный круг, едва различимый в толще подвешенного третьего состояния воды, бледно мигающий время от времени, но… А в голове вертелись образы сегодняшнего дня. И мой разум бродил в них, заблудший.
«Три сосны», – вспомнил я. – «Три сосны…»
Позвонил жене.
– Ира, поезд когда?
– Через три часа. Забыл?
– Ясно. Тогда я сразу на вокзал.
– Рано еще. Что, и домой не заедешь?
– А что мотаться туда-сюда? Еще в пробку попаду.
– Голос…
– Что?
– Голос у тебя неважный. У того Артема и то был бодрее.
– Я взбодрюсь по дороге.
– Раз время есть, то «взбодрись» в супермаркете. Надо кое-что докупить.
– Это я завсегда готов. Диктуй.
– Так, значит, надо… – И Ира выдала список из пары десятков наименований. – Слушай, – сказала она в конце, – ты не ощутил чего-то… ну… чего-то этакого? У меня как-то… И явно связано с этим… с Артемом. Поговорила с ним немного и… До этого ничего, а после…
– Давай обсудим это потом?
– Да, да, конечно… Потом… А ты где сейчас?
– Стою у нашего «Вольво».
– Ты повнимательней будь, пожалуйста…
– Хорошо, – ухмыльнулся я. – Встречу, отзвонюсь.
– Целую, целую, много раз целую, миллион, вот. Побежала готовить. Жду… – Связь прервалась.
«Целую, целую, много раз целую…» – это что-то новенькое, – отметил сразу я. – Сильно импульсивное какое-то. И знакомое, и не очень, как-будто где-то в стороне, далеко. Не помню. Не могу вспомнить. Может, не замечал, пропускал мимо ушей?
Ладно, ехать…» – Где у нас тут поблизости супермаркет? – произнес я вслух, садясь за руль.
20. – Что-то ты, Семен немного, как бы это выразиться, не того… Да и Ирка странная какая-то. Вы, часом.. У вас… э-э-э…
– Папа, у нас все замечательно, – улыбнулась моя жена. – Не обращай внимания.
– Ну я ж так тоже не могу. Я же вижу. Может нам с матерью не рады?
– Александр Даниилович, второе – это уже слишком. По-моему, ни разу такого не наблюдалось, – засмеялся я.
– И я так подумал, но в жизни все бывает.
– Прям, папа, все, все, все?
– Думаю, что да. Просто, если это зараза какая, то от нее лучше сразу избавиться. Озвучить надо, а то из-за всякой ерунды такое можно наворотить, что, действительно, ни в сказке сказать, ни пером, как ты, Семен, описать. Что пишешь сейчас, кстати?
– У него застой, – ухмыльнулась Ира, – творческий.
– А-а-а, ну это не страшно. А то я, было, подумал, что…
– Да-да, опусти планку разговора ниже пояса, кинула реплику теща, Кира Захаровна.
– У кого что болит, тот о том и…
– Дома поговорим о наших «болезнях».
– Вот за что я люблю свою Киру, так это за ее целомудренность.
– Недавно обратное говорил.
– Ну, это ж по обстоятельствам, – ухмыльнулся тесть и поскоблил пальцем переносицу. – И то, и другое – правда.
– И то, и другое? Ты бы что-нибудь уж выбрал, наконец, пенсионер.
– Не буду я выбирать. Не хочу. Пусть парадоксом уживается внутри, так веселей. И «да» и «нет» – а все верно и одновременно.
– Вы как-будто дома, в Архангельске не наговорились, – засмеялась Ирина.
– Правильное замечание, принимается. Внучка-то скоро придет?
– Успеешь еще на нее налюбоваться.
– Вы с ней не очень?
– Выполняем все твои инструкции.
– Все, сразу скажу, не надо. Себя не надо забывать в этом возрасте, тогда поймете, что к чему. Ей вашего возраста не понять, а вам нашего, как ни старайтесь, а нам…
– …Тех, кто на том свете, – съязвила теща.
– Ничего, придет время, поймем, за нами не заржавеет. А, дочь?
– Пап, ну это-то к чему?
– А что, вечные мы что ли? Эликсирчик когда свой сварганишь? Помнится, ты обещала, лет двадцать назад, – пошутил Даниилыч.
– Кое-что новенькое у меня припасено для вас. Возьмете?
– Ты же знаешь, как я к этому отношусь? Лампочка, что светит нам над столом, как ведет себя, а? Рассчитана на двести двадцать и горит, сколько ей положено.
– Месяц-два, а раньше сносу не было, – добавила Кира Захаровна.
– Раньше… Раньше и деревья были выше, особенно в детстве, и трава зеленее… Но это особый разговор. Я к чему, собственно?.. А подай на нее триста восемьдесят – и все, каплык в секунды. А почему? Не рассчитана.
– Любишь, папа, ты свое электричество, – сказала Ира.
– Люблю. Вся моя жизнь трудовая ему посвящена.
– Скучаешь по работе?
– Есть немного. Но жизнь-то не только в ней. Много еще чего интересного имеется на свете. Но это я отвлекся. Дай о «лампочке» договорить.
– Молчу, – прикрыла ладонью рот Ира и весело стрельнула глазами.
– Такая ты мне нравишься, дочь. От такого озорного взгляда и у меня тонус поднимается.
– Так ты ж способствуешь этому, папа.
– Продолжим «о лампочке»… Есть, как известно, параллельное подсоединение этих штук, – указал Александр Даниилович указательным пальцем на люстру, – а есть последовательное. Жена, помнишь такое?
– Я – педагог, биолог.
– А, следовательно, все, что не касается биологии, тебе до лампочки?
– Только не в переносном смысле, а в прямом. У меня ты есть.
– Тоже верно, – довольно хмыкнул Даниилович. – А ты, дочь?
– Не-а. Я – в маму, па. Узкая специализация.
– Вот у Семена тоже узкая специализация сейчас, однако, как лампочку вкрутить, он знает, и не только. Помнишь, Семен, как мы ЛЭПы ставили? Снег по пояс, мороз под тридцать, ветер в лицо, а мы вышку поднимаем.
– Было дело, – вспомнил я. – Было.
– Только лампочки в доме Юлька меняет, – засмеялась Ира.
– Мои гены передались, значит. А что? Не зря она в «технари» подалась…
Так вот, если пару ламп подсоединить последовательно, связать их, так сказать, то гореть они будут не месяц-два, а пару лет точно. И триста восемьдесят им не страшны, потому что пополам будет сто девяносто. А если три, четыре, так вообще и сам черт не страшен.
– Зато в полнакала будут гореть, – заметил я.
– Вот-вот. А я имею в виду под напряжением, особенно в триста восемьдесят, разные стрессы, а под лампочкой человека.
– Это мы поняли, – сказала теща. – Как это в литературе называется, Сема?
– Притча.
– Но есть и другие варианты, – продолжил Даниилыч, – но об этом потом, а то жидкость высокоградусная закипит скоро в рюмках. Собственно, это и был мой тост – за «последовательное соединение» нас и всех, всех, всех… Только со звоном хрусталя чтоб. Семен… Ира… Давай, Кира моя ненаглядная.
– Не нагляделся еще. Ладно, пей, и я выпью… Быть добру… – смутилась почему-то теща.
– Всем как следует закусить, – отдала «команду» Ира, – а то следующей не налью.
– Подчиняемся, – подмигнул мне тесть, накалывая вилкой кружочек маринованного огурчика. – А на голодный желудок, да стакан сразу. Помнишь, как на ЛЭПах? – дернул головой тесть.
– Здесь не лес и не мороз под тридцать, – отрезала Ира.
– Поэтому и не прошу, – развел руками Даниилыч.
– Открывай рот, – «скомандовала» теща.
– Раз «транспортер» готов, то и «приемный пункт» тоже…
– Эх, всегда вспоминаю, Семен, твой первый рассказ, про сосну, – заговорил тесть, закусив.
– Он так и называется – «Сосна», – напомнил я.
– Помучился ты тогда с ним. А как он мне понравился. Ну, думаю, талант у парня. А его в этом «Юном натуралисте» – раз и забраковали. Мол, то да се, поучиться тебе еще надо.
Если б ты знал, как мне обидно стало тогда. Парень душу свою вложил, что называется, до копейки. Меня так прошибло этим рассказом, что я потом лишнее дерево зацепить боялся. Оно ж – живое. И ты это хорошо показал. Но просеки прорубать надо, никуда не денешься.
– А я тогда скис, – вспомнил я. – Ох, и навалились вы все тогда на меня – пиши, учись и пиши, докажи, что можешь. На самолюбии сыграли.
– Полюбили мы тебя, каждый по-своему. И что, получилось? Получилось. Напечатали? Напечатали.
– Так полгода потратил, – покраснел я. – Жирно больно для одного рассказа.
– А ты не красней. Молодец, скажу я тебе. Сразу редко кому что-либо удается.
Я к чему? Условия нужны, как той сосне, а можно и… Понять человека нужно. А поймешь, значит, и примешь, как родного. У каждого есть искра в сердце. И нужно ее пробудить. А, как говорят, свиньей называй, так любой рано или поздно захрюкает.
– Любишь ты, Саша, поговорить, – улыбнулась теща.
– Я люблю взаимопонимание. А оно не от одного зависит, сама знаешь. Помнишь, как мы с тобой в молодости?
– Да, ну тебя.
– А я расскажу. Никогда не рассказывал, а сейчас расскажу. Просто наших пронесло мимо такого. И хорошо. Они сразу ухватили суть. Я это тогда еще понял. И сейчас вижу, хоть жизнь и не простая штука, но и не сильно сложная.
– Это ты насчет «ну и что»? – спросила Кира Захаровна.
– Угадала.
– А чего тут гадать, если после этого все наши ссоры пятиминутными были. Давай, вытаскивай нашего «скелета из шкафа». Он, по-моему, уже давно там в труху превратился.
– Значит, «пропылесосим шкаф»…
21. Эта история, детки, произошла на заре… на заре становления наших семейных отношений.
Как-то, когда моя Кирочка рассказывала про что-то там –уже и не упомню про что – я ее внимательно слушал. Но вдруг она замолчала и надулась.
Мне была непонятна такая перемена в настроении, и я спросил, в чем причина. Кира сказала, что мне неинтересно слушать. Зачем тогда рассказывать?
Я постарался разубедить ее в этом, и через несколько минут она продолжила свой рассказ. Но не прошло и минуты, как она снова замолчала и снова надулась. Только на этот раз еще и всплакнула. Ну что ты будешь делать? И теперь никакие уговоры не помогли. Она замкнулась и все.
Помолчали мы денек. Утром вроде разговорились, и стало как раньше.
Этак через недельку все повторилось опять. А потом пошло и поехало – чем дальше, тем чаще и накаленнее. В общем, все сводилось к тому, что мне плевать на то, о чем говорит моя жена. А главное, неважно, что говорит.
Я ничего не мог понять. И чем больше предпринимал попыток выяснить причину, тем становились хуже наши взаимоотношения. В конце концов, разозлился и я. Через полгода такой катавасии я собрался и уехал, что называется, в дремучие леса. Я и так туда ездил, но возвращался, а тут – нет.
22. Те, кто работал со мной, естественно заметили эти перемены. Все-то отбыли вахту – и домой, а я не еду, остаюсь.
И вот однажды, наш сторож, старый политкаторжанин, психиатр, между прочим, по образованию, подошел сам ко мне, когда вечером сидел на крыльце и курил – до этого не курил, а начал. И расспросил про житье-бытье, правда, перед этим сам о себе многое рассказал.
Расслабил он меня, и я выложил все как есть. А он выслушал меня внимательно и сказал, что это дело поправимое, и напросился в гости, мол, со стороны бывает виднее.
Я долго думал над его предложением, а потом, когда извелся весь, решил – будь, что будет. И поехали мы вдвоем к моей Кире.
23. Она, на удивление мне, встретила нас приветливо, даже обрадовалась. Тоже ведь соскучилась.
Сидим, значит, мы за столом, общаемся оживленно. Все хорошо. Сам про себя думаю: и зачем я Тиграныча притащил, когда само собой утряслось. Только я об этом подумал, как бах-трах…
Кира весело щебетала, а потом резко замолчала, будто споткнулась. А Тиграныч ей говорит: а дальше, мне очень интересно, что же вы остановились?
Она, уже нехотя, но все же продолжила. Я из кожи лез, чтобы быть внимательным слушателем. И все равно через минуту-две Кира резко подскочила и сказала, что ей срочно надо на кухню, а потом она забыла, что ей еще бежать к одной подруге за чем-то, и вышла.
Я развел руками. Тиграныч ухмыльнулся, сказал мне, чтоб я сидел на месте, а сам вышел следом за Кирой.
Минут десять их не было. Я уже сильно нервничал. И вот они появились. Расселись снова. Тиграныч сказал, что Кира освободилась на кухне, к подруге еще рано, и поэтому все же стоит дослушать, чем заканчивается прерванная история.
Я весь сжался в комок, слушал в четыре уха и только чуть расслабился, как Клара вдруг заплакала и выпалила: Видите, видите?! – Вижу, – сказал Тиграныч, – теперь все вижу и понимаю, и хочу, чтобы вы поняли, в чем причина недоразумения. На мой взгляд, все дело в запятой. – В запятой? – хором спросили мы. – В запятой, в ней заразе, – повторил психиатр. Мы удивленно уставились на него. – Точнее, в смысле, который каждый из вас вкладывает в то или другое выражение, – уточнил он. Ведь люди по-разному могут воспринимать сказанное.
И выяснилось, что по мере повышения моего интереса к тому, что говорила Кира, я, когда она чуть приостанавливалась, видимо, собиралась с мыслями, как бы старался стимулировать жену на продолжение рассказа, и говорил ей: «Ну и что…» Я имел в виду «ну, и что дальше?», а она понимала это как «ну и что, мол, подумаешь, фигня какая». Из-за недоговоренности и вышла вся свистопляска.
А ведь это чепуха могла и разводом закончиться.
24. – Могла, Кира?
– Не могла, мой дорогой. Любила я тебя сильно и сейчас люблю. Нашли бы выход и без Тиграныча твоего.
– А вот я сомневаюсь.
– Ты бы подал на развод?
– Ну что ты. Я? – никогда.
– И я нет. Все равно бы поняли рано или поздно, где собака зарыта. Но в данном случае Тиграныч вовремя подвернулся.
– Еще бы. Помнишь, как я взял отпуск на пару месяцев и… и… и… и…
– Папа, ты что-то заикаться стал, – пошутила Ира.
– Вот после «и» ты и появилась на свет.
– Ясно, – засмеялась моя жена.
– Только не углубляйся в эти «и», пожалуйста, – улыбнулась теща. – А то еще по инерции расскажешь обо всех советах Тиграныча…
– Целомудрие на страже нравов, – стрельнул глазами Александр Даниилович в свою жену. – Но, как-нибудь… Все, закрыл рот… А ты, Семен, что там черкаешь на салфетке?
– Сюжет неплохой, Даниилыч, вот и фиксирую в виде тезисов, чтоб разработать его потом, с вашего, конечно, разрешения.
– А что, пиши себе на здоровье. Войдем в мировую литературу, мать?
– Я – не против.
– А я – «за»…
– Через годик, – сказал я.
– Годик – не десять лет. Подождем, – согласился тесть.
– Извините, я отлучусь на несколько минут, – поднялся я из-за стола. Мне в больницу надо.
– В больницу? Вот я и приметил сразу, что что-то не так. Кто в больнице-то? Что, очень плохо? – поднял брови Даниилыч.
– Не знаю, как и ответить, – пожал я плечами.
– Ладно, иди, звони, нам Ирина ответит.
25. Я вышел в другую комнату, достал трубку, набрал номер. Гудок. Второй. Третий.
– Реанимация. Я вас слушаю.
– Это Семен вас беспокоит. Ну, тот, который сегодня к Артему приходил.
– Фамилия какая?
– У кого?
– У Артема, естественно.
– Я… я… не знаю…
– Эх, вы, а еще школьный друг называется. – Раздался смешок.
– А, это вы…
– Да, это я. Пришлось вот остаться в ночь дежурить.
– Тихо у вас сейчас, наверно?
– Да какой там? Разве у нас бывает тихо, в смысле спокойно? Реанимация, сами понимаете.
– Понимаю… Так я насчет…
– Все нормально – бубнит ваш друг.
– Не понял?
– Не спит, говорю, но Вячеслав Георгиевич разрешил. И тихонечко «беседует» с вашим диктофоном. Увлекся.
– Вы его видите?
– А как же, он передо мной, как на ладони.
– А не могли бы вы ему на минутку трубку передать?
– И это можно сделать.
– Нет, подождите. Постойте.
– Что?
– Знаете, передумал я, не надо, а то вдруг помешаю ему.
– Как хотите.
– Спасибо вам, я утром лучше зайду.
– Меня уже не будет.
– Как?
– «Как?» – должна же я когда-то отдыхать.
– А-а-а…
– Мы ведь не из железа и тоже люди. А здесь, если б вы знали, так чувства атрофируются.
– Представляю…
– Вряд ли. Для этого в нашей шкуре побывать надо хотя бы с годик.
– Согласен. Ну, извините за беспокойство. Не буду больше вам мешать. До свидания.
– Пока…
Послышались гудки. Мне стало немного спокойней.
26. «Теперь надо позвонить дочке, а то заблудилась где-то», – подумал я. – Алло, Юля, ну, где ты? Мы тебя ждем, ждем…
– Па, спокойно, – услышал я ответ, – я уже перед дверью стою и жду, когда откроют. Ты что, звонка не слышал?
– Нет, – вышел из комнаты в зал. – Вижу, вижу мама в двух шагах от двери.
– Так что зря беспокоился, но все равно спасибо.
– Не за что, – ответил я и увидел свою дочь в дверном проеме с трубкой возле уха, весело смотрящую на меня.
Ира, увидев отца и дочь, говорящих друг с другом по телефону на расстоянии двух метров, прыснула от смеха. Засмеялись и мы, и вышедшие в прихожую тесть с тещей.
27. – Ну что, так и будем стоять? – спросил Даниилыч.
– Ой, бабуля, дедуля!!! – кинулась обнимать и целовать их внучка.
– Удлинила ты нас на этот раз, Юлечка, но приятно, – радостно сказала Кира Захаровна.
– Да? – удивилась Юля. – Вроде всегда так.
«И первый раз слышу, – отметил я про себя. – Раньше было «дед» да «ба».
– Я это… – запнулась Юля и выглянула за дверь. – Вень, ты иди, а…
– Что это за манеры? – возмутилась Ира. – Кто там? – и тоже выглянула за дверь. – Нет, нет, нет, молодой человек. Куда это вы так навострились бежать?
– Домой, – услышал я.
– До двери довела и «прощай»? – с легкой укоризной посмотрела мать на дочь. – Вениамин, зайдите на минутку хоть. Чаю выпьете, согреетесь.
– Я и не замерз совсем.
– Все равно зайдите.
Вошел высокий парень и замялся.
– Юля, давай, поухаживай, а то стесняется человек.
– Мама, папа, дедуля, бабуля, – выпалила неожиданно Юля, – это мой муж!
– От так-так, – только и сказал Даниилыч.
Повисло молчание. Шок.
– И… и… давно? – чуть придя в себя, спросила Ира.
– Два дня, – ответила Юля.
– Да, два дня, – тихо произнес Вениамин. – Я могу паспорт показать, – оживился он.
– Ну, причем здесь паспорт?! – схватилась за голову Ира.
– Спокойно, – сказал Даниилыч. – Спокойно, разберемся.
– Я же не так хотела. Я же… – открыла глаза Ира.
– Твое хотение… – начала Кира Захаровна. – Кто замуж выходит?
– Вышла, – вдруг поправил я.
– Тем более, – сказал Даниилыч.
– А еще… еще… у нас ребеночек будет! – выпалила снова Юля.
– Свершилось! – воскликнул мой тесть.
– Это точно, – брякнул я. – Если вспомнить себя, как Даниилыч советует, то… проходи Вениамин. Ты ведь зять теперь мне.
– А мне кто? – всхлипнула Ира.
– Это уж от тебя зависит, дочка, – сказал Ире отец.
– А я в разряд прабабок перехожу что ли? – вскинула руки Кира Захаровна. – Неужели дожила?
– Ну, а свадьба? – спохватилась Ира.
– Да ну ее, свадьбу эту, мам, – махнула рукой Юля. – Чего формализмом заниматься?
– Как?..
28. – Давайте эти вопросы на потом оставим, – предложил Даниилыч. – Сядем вот сейчас дружно за стол и…
– Мы, вроде, чай собирались пить, – косо посмотрела на мужа Кира Захаровна.
– И чай будем. А как же? Парню стресс надо снять.
– А тебе?
– И мне. Всем. Налетели, понимаешь. Венька, садись со мной рядом. Я тебя в обиду никому не дам.
– Я люблю тебя, дедуля, – чмокнула в щеку деда Юля.
– Без суеты давайте. Первые такие минуты ой, как важны, – сказал Даниилыч. – А ты что молчишь, Семен?
– Перевариваю.
– Ну-ну…
В общем, засиделись мы не просто за полночь, а почти дождались утра. А потом еще укладывались…
Вениамин, конечно, остался. Ира как-то стеснительно устроила его с Юлькой в отдельной комнате. Разобрались, короче говоря. А разобравшись, забылись крепким богатырским сном – благо, воскресенье настало, и некуда спешить, и устали очень. Сами понимаете, столько событий в один день.
Но, что сделано, то сделано – обратно не вернешь. Обскакала Юлька старших братьев. Что ж…
«Бабуля, дедуля» – откуда это у нее?» – было последней мыслью перед тем, как я погрузился в сон…
29. Когда я проснулся, то долго не мог понять, что же было вчера. В голове роилась куча звучащих картинок с примесью еще не совсем ушедшего сна. Бывает же такое – ничего, ничего, а потом все сразу в один день.
