Kitabı oku: «Немая пуля», sayfa 8

Изготовитель бриллиантов

– Я позвонил, профессор Кеннеди, чтобы узнать, сможем ли мы заинтересовать вас делом, которое, я уверен, потребует затрат даже ваших ресурсов. Небеса знают, что это такое.

Посетитель был крупным, хорошо сложенным мужчиной. Он положил шляпу на стол и, не снимая перчаток, сел в мягкое кресло, которое полностью занял.

– Меня зовут Эндрюс, я третий вице-президент компании по страхованию жизни "Грейт Истерн". Я номинальный глава частной детективной службы компании, и хотя в моем штате есть несколько довольно умных парней, у нас есть дело, которое до сих пор никто из нас не смог распутать. Я хотел бы проконсультироваться с вами по этому поводу.

Кеннеди выразил полную готовность проконсультировать, и после того, как обычные формальности были закончены, мистер Эндрюс продолжил.

– Я полагаю, вам известно, что крупные страховые компании содержат довольно сложные детективные подразделения и очень внимательно следят за такими случаями своих страхователей, которые выглядят подозрительно. Это дело, которое я хочу передать вам в руки, принадлежит мистеру Соломону Моровичу, богатому ювелиру с Мейден-Лейн. Я полагаю, вы читали что-нибудь в газетах о его внезапной смерти и странном ограблении его сейфа?

– Очень мало, – ответил Крейг. – Там было не так уж много интересного для чтения.

– Конечно, нет, конечно, нет, – сказал мистер Эндрюс с некоторым удовлетворением. – Я льщу себя надеждой, что мы натянули провода, чтобы как можно больше скрыть от газет. Мы не хотим пугать добычу, пока сеть не будет раскинута. Однако суть в том, чтобы выяснить, кто является добычей. Это очень сбивает с толку.

– Я к вашим услугам, – спокойно вмешался Крейг, – но вам придется просветить меня относительно фактов по этому делу. Что касается этого дела, то я знаю не больше, чем газеты.

– О, конечно, конечно. То есть вы вообще ничего не знаете и можете подойти к этому непредвзято.

Он сделал паузу, а затем, как будто заметив что-то в поведении Крейга, поспешно добавил:

– Я буду с вами совершенно откровенен. Полис, о котором идет речь, рассчитан на сто тысяч долларов и является неоспоримым. Бенефициаром является его жена. Компания вполне готова заплатить, но мы хотим быть уверены, что сначала все будет честно. Есть определенные подозрительные обстоятельства, которые, по справедливости к самим себе, мы считаем, должны быть выяснены. Это все – поверьте мне. Мы не стремимся избежать честной ответственности.

– Что это за подозрительные обстоятельства? – спросил Крейг, явно не удовлетворенный объяснением.

– Это строго конфиденциально, джентльмены, – начал мистер Эндрюс. – Мистер Морович, согласно истории, как она дошла до нас, вернулся домой поздно вечером на прошлой неделе, по-видимому, из своего офиса, в очень ослабленном, полубессознательном состоянии. Его семейный врач, доктор Торнтон, был вызван не сразу, но вскоре. Он объявил, что мистер Морович страдает от застоя в легких, который очень похож на внезапный приступ пневмонии. Мистер Морович сразу же лег в постель или, по крайней мере, был в постели, когда прибыл доктор, но его состояние ухудшилось так быстро, что доктор поспешно прибегнул к кислороду, под воздействием которого он, казалось, пришел в себя. Доктор только вышел, чтобы осмотреть другого пациента, когда ему срочно позвонили и сообщили, что мистер Морович быстро слабеет. Он умер до того, как доктор смог вернуться. Мистер Морович не сделал никаких заявлений относительно причины его внезапной болезни, и в свидетельстве о смерти, копия которого у меня есть, в качестве причины смерти указана пневмония. Один из наших людей видел доктора Торнтона, но ничего не смог из него вытянуть. Миссис Морович была единственным человеком с ним, с мужем в то время.

В его тоне было что-то такое, что заставило меня обратить особое внимание на этот последний факт, особенно когда он на мгновение замолчал.

– Ну, возможно, во всем этом не было бы ничего удивительного, по крайней мере, до сих пор, если бы не тот факт, что на следующее утро, когда его младший партнер, мистер Кахан, открыл место работы или, скорее, пошел туда, поскольку оно должно было оставаться закрытым, конечно, он обнаружил, что ночью кто-то посетил его. Замок на огромном сейфе, в котором хранились бриллианты на тысячи долларов, был цел, но в верхней части сейфа была обнаружена огромная дыра – неправильной формы, круглая дыра, достаточно большая, чтобы в нее можно было просунуть ногу. Представьте себе, профессор Кеннеди, огромную дыру в сейфе, сделанном из хромированной стали, сейфе, который, если не считать сейфа для хранения ценных бумаг, должен быть едва ли не самой прочной вещью на земле. Да ведь эта сталь затупит и расколет даже самое тонкое алмазное сверло, прежде чем оно что-то сделает. Простое извлечение и установка сверл в скобу были бы самым длительным процессом. Восемнадцать или двадцать часов – это фактическое время, которое потребовалось бы, чтобы просверлить такое отверстие в этих слоистых пластинах, даже если бы существовали средства для создания искусственного давления. Что касается полиции, то у них еще даже нет теории.

– А бриллианты?

– Все исчезло. Все, что имело хоть какую-то ценность, исчезло. Даже папки с письмами были перерыты. Его стол был взломан, и из него были извлечены какие-то бумаги. Тщательность – это не название для этой работы. Разве этого недостаточно, чтобы вызвать подозрения?

– Я хотел бы увидеть этот сейф, – вот и все, что сказал Кеннеди.

– Так и будет, так и будет, – сказал мистер Эндрюс. – Тогда мы можем нанять вас на нашу службу? Моя машина ждет внизу. Если хотите, мы можем поехать прямо на Мейден-лейн.

– Вы можете меня нанять при одном условии, – сказал Крейг, не двигаясь. – Я должен быть свободен, чтобы докопаться до истины, принесет ли это пользу или вред компании, и дело должно быть полностью в моих руках.

– Надевайте шляпы, – согласился мистер Эндрюс, залезая в карман жилета. – Мой шофер – отличный водитель. Он может почти опередить метро.

– Сначала в мою лабораторию, – вмешался Крейг. – Это займет всего несколько минут.

Мы подъехали к университету и остановились в кампусе, в то время как Крейг поспешил в Химический корпус, чтобы что-то взять.

– Мне нравится ваш профессор криминологии, – сказал мне Эндрюс, выпуская огромное ароматное облако дыма.

Мне, со своей стороны, понравился вице-президент. Он был человеком, который, казалось, полностью наслаждался жизнью, обладал большинством хороших вещей и способностью извлекать из них все, что было в человеческих силах. Казалось, ему особенно нравилось это дело Моровича.

– Он раскрыл несколько запутанных дел, – вот и все, что я сказал. – Я пришел к убеждению, что его изобретательности нет предела.

– Я надеюсь, что нет. Однако в этой поездке ему придется нелегко, мой мальчик.

Я даже не обиделся на “моего мальчика”. Эндрюс был одним из тех людей, в которых мы, газетные писатели, инстинктивно верим. Я знал, что пока дело не будет завершено, они не предоставят никакой информации для газет, но когда придет время, они будут готовы предоставить нам лучший “материал” в мире.

Кеннеди быстро присоединился к нам, неся пару маленьких стеклянных бутылочек с пробками из толченого стекла.

Офис "Морович и компания", конечно, был закрыт, когда мы прибыли, но у нас не было проблем с тем, чтобы нас впустил сотрудник Центрального офиса, которому было поручено запереть дверь сарая после того, как лошадь была украдена. Все было именно так, как сказал мистер Эндрюс. Мистер Кахан показал нам сейф. В верхней части была проделана большая дыра – я говорю "проделана", потому что в тот момент я не мог понять, была ли она вырезана, просверлена, сожжена, взорвана или что-то еще.

Кеннеди внимательно осмотрел края отверстия, и едва заметная тень удовлетворенной улыбки промелькнула на его лице, когда он это сделал. Не говоря ни слова, он вынул стеклянную пробку из большой бутылки, которую принес с собой, и вылил содержимое на крышку сейфа рядом с отверстием. Вот он лежал, маленький холмик красноватого порошка.

Кеннеди взял немного порошка другого вида из другой бутылки и зажег его спичкой.

– Отойдите поближе к стене, – крикнул он, бросая горящую массу на красный порошок. В два или три прыжка он присоединился к нам в дальнем конце комнаты.

Почти мгновенно вспыхнуло ослепительное, интенсивное пламя, зашипело и затрещало. Затаив дыхание, мы наблюдали. Это было почти невероятно, но эта светящаяся масса порошка, казалось, буквально погружалась прямо в холодную сталь. В напряженной тишине мы ждали. На потолке мы все еще могли видеть отражение расплавленной массы в чашке, которую она сожгла для себя в верхней части сейфа.

Наконец масса провалилась в сейф – провалилась, как провалилась бы в здание горящая крыша каркасного здания. Никто не произнес ни слова, но когда мы осторожно выглянули из-за крышки сейфа, мы инстинктивно повернулись к Кеннеди за объяснениями. Человек из Центрального офиса, с глазами размером с полдоллара, вел себя так, словно ему хотелось надеть кандалы на Кеннеди. Потому что там, в верхней части сейфа, было еще одно отверстие, меньшее, но идентичное по своей природе первому.

– Термит, – вот и все, что сказал Кеннеди.

– Термит? – повторил Эндрюс, перекладывая сигару, которой он позволил погаснуть в волнении.

– Да, изобретение химика по имени Гольдшмидт из Эссена, Германия. Это соединение оксида железа, например, сошедшего с наковальни кузнеца или валков прокатного стана, и порошкообразного металлического алюминия. Вы могли бы воткнуть в него раскаленный докрасна стержень, не зажигая его, но когда вы зажигаете немного порошка магния и бросаете его на термит, начинается горение, которое быстро достигает пятисот четырехсот градусов по Фаренгейту. Он обладает особым свойством концентрировать свое тепло в том месте, где он находится. Это один из самых мощных известных окислителей, и он даже не плавит остальную часть стальной поверхности. Вы видите, как он прогрыз себе путь сквозь сталь. Черный или красный термит одинаково хорошо справится с этой задачей.

Никто ничего не сказал. Сказать было нечего.

– Кто-то необычайно умный или проинструктированный кем-то необычайно умным, должно быть, выполнил эту работу, – добавил Крейг. – Ну, здесь больше нечего делать, – сказал он, бегло осмотрев офис. – Мистер Эндрюс, могу я с вами поговорить? Пойдем, Джеймсон. Добрый день, мистер Кахан. Всего хорошего, офицер.

Выйдя на улицу, мы на мгновение остановились у двери машины Эндрюса.

– Я хотел бы посмотреть бумаги мистера Моровича дома, – сказал Крейг, – а также навестить доктора Торнтона. Как вы думаете, у меня возникнут какие-нибудь трудности?

– Вовсе нет, – ответил мистер Эндрюс, – вовсе нет. Я сам пойду с вами и прослежу, чтобы трудностей не было. Послушайте, профессор Кеннеди, – вырвалось у него, – это было чудесно. Мне и в голову не приходило, что такое возможно. Но вам не кажется, что вы могли бы узнать что-то большее там, в офисе, оглядевшись вокруг?

– Я все изучил, – ответил Кеннеди. – Замок на двери был цел. Тот, кто сделал эту работу, сам вошел с помощью ключа. Другого способа попасть внутрь нет.

Эндрюс тихо присвистнул и невольно взглянул на окно с вывеской "Морович и Компания", выполненной золотыми буквами несколькими этажами выше.

– Не смотрите вверх. Я думаю, что Кахан наблюдал за нами, – сказал он, уставившись на свою сигару. – Интересно, знает ли он об этом больше, чем рассказал!

– Он был "компанией", вы знаете, но его доля в бизнесе была очень незначительной. Клянусь св. Джорджем…

– Не торопитесь, мистер Эндрюс, – перебил Крейг. – Нам еще нужно увидеть миссис Морович и доктора, прежде чем мы сформируем какие-либо теории.

– Она очень красивая женщина, – сказал Эндрюс, когда мы сели в машину, – намного моложе Моровича. Скажите, Кахан тоже неплохо выглядит, не так ли? Я слышал, что он был очень частым гостем в доме своего партнера. Ну, так кто первый, миссис М. или доктор?

– Дом, – ответил Крейг.

Мистер Эндрюс представил нас миссис Морович, которая была в очень глубоком трауре, что, как я не мог не заметить, скорее подчеркивало, чем уменьшало ее красоту. По контрасту это подчеркивало насыщенный глубокий цвет ее лица и изящные линии фигуры. В целом она была очень привлекательной молодой вдовой.

Казалось, она испытывала своего рода страх перед Эндрюсом, то ли просто потому, что он представлял страховую компанию, от которой так много зависело, то ли потому, что были другие причины для страха, я, конечно, не мог понять. Эндрюс был очень учтив и вежлив, но я поймал себя на том, что спрашиваю, не было ли это скорее профессиональной, чем личной вежливостью. Вспомнив, как он подчеркивал тот факт, что она была наедине со своим мужем, когда он умер, мне вдруг пришло в голову, что где-то я читал о детективе, который, когда его сеть была сплетена вокруг жертвы, всегда становился все более и более зловеще вежливым по отношению к жертве. Я знаю, что Эндрюс подозревал ее в тесной связи с этим делом. Что касается меня, то я пока не знал, что я подозревал.

Не было высказано никаких возражений против нашей просьбы осмотреть личные вещи мистера Моровича в библиотеке, и, соответственно, Крейг обыскал стол и папку с письмами. Там практически ничего нельзя было обнаружить.

– Мистер Морович когда-нибудь получал угрозы об ограблении? – спросил Крейг, стоя перед столом.

– Насколько я знаю, нет, – ответила миссис Морович. – Конечно, каждый ювелир, у которого есть большой запас бриллиантов, должен быть осторожен. Но я не думаю, что у моего мужа были какие-то особые причины опасаться ограбления. По крайней мере, он никогда ничего об этом не говорил. Почему вы спрашиваете?

– О, ничего особенного. Я просто подумал, что там может быть какой-то намек на мотивы ограбления, – сказал Крейг. Он вертел в руках один из тех настольных календарей, в которых на каждый день есть отдельные листы с пустыми местами для встреч.

– Близкая сделка, Пуассан, – медленно прочитал он одну из записей, как бы про себя. – Это странно. Это корреспонденция под буквой "П", которая была уничтожена в офисе, и в папке с письмами здесь тоже ничего нет. Кто такой Пуассан?

Миссис Морович колебалась, то ли по незнанию, то ли из желания уклониться от ответа.

– Химик, я думаю, – сказала она с сомнением. – У моего мужа были с ним кое-какие дела, какое-то открытие, которое он собирался купить. Я ничего об этом не знаю. Я думала, сделка расторгнута.

– Сделка?

– В самом деле, мистер Кеннеди, вам лучше спросить мистера Кахана. Мой муж очень мало говорил со мной о делах.

– Но что это было за открытие?

– Я не знаю. Я только слышала, как мистер Морович и мистер Кахан упоминали о какой-то сделке, связанной с открытием алмазов.

– Значит, мистер Кахан знает об этом?

– Я полагаю, что так.

– Спасибо, миссис Морович, – сказал Кеннеди, когда стало очевидно, что она либо не может, либо не хочет ничего добавить к сказанному. – Простите нас за причинение всех этих неприятностей.

– Никаких проблем, – любезно ответила она, хотя я видел, что она внимательно следит за каждым словом и движением Кеннеди и Эндрюса.

Кеннеди остановил машину у аптеки в нескольких кварталах от дома и попросил деловой телефонный справочник. В одно мгновение в разделе "Химики" он указал пальцем на имя Пуассана – “Анри Пуассан, электрические печи, – Уильям Сент”, – прочитал он.

– Я навещу его завтра утром. А теперь к доктору.

Доктор Торнтон был превосходным представителем рода врачей для богатых – лощеный, хладнокровный, обходительный. Один из людей мистера Эндрюса, как я уже сказал, уже видел его, но беседа была очень неудовлетворительной. Однако, очевидно, с тех пор доктор что-то прокручивал в голове и передумал. Во всяком случае, сейчас его манеры были достаточно сердечными.

Закрыв двери в свой кабинет, он начал расхаживать по комнате.

– Мистер Эндрюс, – сказал он, – я немного сомневаюсь, стоит ли мне рассказывать вам или коронеру то, что я знаю. Есть определенные профессиональные секреты, которые врач должен, как долг перед своими пациентами, скрывать. Такова профессиональная этика. Но бывают также случаи, когда в соответствии с государственной политикой врач должен высказаться.

Он остановился и повернулся к нам лицом.

– Я не против сказать вам, что мне не нравится огласка, которая сопровождала бы любое заявление, которое я мог бы сделать коронеру.

– Конечно, – сказал Эндрюс. – Я очень ценю вашу позицию. Другие ваши пациенты не хотели бы видеть вас замешанным в скандале, или, по крайней мере, вы не хотели бы, чтобы они видели вас настолько замешанным, со всей газетной известностью, которую приносит такая вещь.

Доктор Торнтон бросил быстрый взгляд на Эндрюса, как будто хотел узнать, как много его посетитель знал или подозревал.

Эндрюс вытащил из кармана бумагу.

– Это копия свидетельства о смерти, – сказал он. – Департамент здравоохранения предоставил ее нам. Наши врачи в страховой компании говорят мне, что все это довольно необычно расплывчато. Я думаю, одного нашего слова, обращающего на это внимание соответствующих властей, было бы достаточно. Но, доктор, в том-то и дело. Мы хотим огласки не больше, чем вы. Мы могли бы эксгумировать и осмотреть тело мистера Моровича, но я предпочитаю получить факты по делу, не прибегая к таким крайним мерам.

– Это не принесет пользы, – поспешно перебил доктор. – И если вы избавите меня от огласки, я скажу вам, почему.

Эндрюс кивнул, но все еще держал свидетельство о смерти, как постоянное напоминание доктору.

– В этом свидетельстве я указал причину смерти как закупорку легких из-за острого приступа пневмонии. Это в значительной степени правильно, насколько это возможно. Когда меня вызвали к мистеру Моровичу, я нашел его в полубессознательном состоянии и едва дышащим. Миссис Морович сказала мне, что его привез домой в такси человек, который подобрал его на Уильям-стрит. Я откровенен, чтобы сказать, что на первый взгляд я подумал, что это был случай простого опьянения, потому что мистер Морович иногда позволял себе немного вольности, когда заключал великолепную сделку. Я проверил его дыхание, которое было очень слабым. У него был тошнотворно сладкий запах, но в то время это не произвело на меня впечатления. Я приложил свой стетоскоп к его легким. Там был очень заметный затор, и я поставил в качестве своего рабочего диагноза пневмонию. Это был случай для быстрых и героических действий. Через несколько минут у меня был баллон с кислородом из больницы. Тем временем я обдумал этот сладковатый запах, и мне пришло в голову, что, в конце концов, это может быть случай отравления. Когда прибыл кислород, я сразу же ввел его. Так случилось, что Институт Рокфеллера только что опубликовал отчет об экспериментах с новым противоядием от различных ядов, которое заключается просто в новом методе принудительного дыхания и выведения яда путем его окисления таким образом. В любом случае – теория пневмонии или теория отравления – эта линия действий была лучшей, которую я мог принять в тот момент. Я дал ему немного стрихнина, чтобы укрепить его сердце, и упорным трудом заставил его дышать, по-видимому, немного легче. Послали за медсестрой, но она еще не прибыла, когда ко мне пришел посыльный с сообщением об очень внезапной болезни миссис Мори, жены сталелитейного магната. Поскольку дом Мори находится всего в полуквартале отсюда, я оставил мистера Моровича с очень конкретными инструкциями его жене относительно того, что делать. Я намеревался немедленно вернуться, но прежде чем я вернулся, мистер Морович был мертв. Теперь я думаю, что рассказал вам все. Видите ли, это было всего лишь подозрение – едва ли достаточное, чтобы поднимать шум. Как видите, я оформил свидетельство о смерти. Вероятно, на этом бы все и закончилось, если бы я не услышал об этом непонятном ограблении. Это заставило меня снова задуматься. Ну вот, я рад, что выбросил это из головы. Я много думал об этом с тех пор, как ваш человек был здесь, чтобы увидеть меня.

– Как вы думаете, что было причиной этого сладковатого запаха? – спросил Кеннеди.

Доктор колебался.

– Имейте в виду, это всего лишь подозрение. Цианид калия или газообразный цианоген; любой из них издавал бы такой запах.

– Ваше лечение было бы точно таким же, если бы вы были уверены?

– Практически то же самое, лечение Рокфеллера.

– Могло ли это быть самоубийством, – спросил Эндрюс.

– Я полагаю, что для этого не было никакого мотива, – ответил доктор.

– Но был ли такой яд в доме Моровичей?

– Я знаю, что они очень интересовались фотографией. Цианистый калий используется в определенных процессах в фотографии.

– Кто интересовался фотографией, мистер или миссис Морович?

– Они оба.

– И миссис Морович?

– Они оба, – поспешно повторил доктор.

Было очевидно, к чему клонились вопросы Эндрюса, и также было очевидно, что доктор не хотел связывать себя обязательствами или даже быть неправильно понятым.

Кеннеди несколько минут сидел молча, прокручивая все это в голове. По-видимому, полностью игнорируя Эндрюса, он теперь спросил:

– Доктор, предположим, что это был газ цианоген, который вызвал закупорку легких, и предположим, что он не был вдохнут в количествах, достаточных для того, чтобы сразу убить, тем не менее, считаете ли вы, что мистер Морович был в достаточно слабом состоянии, чтобы умереть в результате закупорки, вызванной газом после того, как следы цианогена, возможно, были выброшены?

– Это именно то впечатление, которое я хотел передать.

– Могу я спросить, сказал ли он в своем полубессознательном состоянии что-нибудь, что могло бы послужить ключом к разгадке?

– Он говорил бессвязно, путано. Насколько я помню, он, казалось, верил, что стал миллионером, миллиардером. Он говорил об алмазах, алмазах, алмазах. Казалось, он поднимал их, пробегал по ним пальцами, и однажды, я помню, он, казалось, хотел послать за мистером Каханом и сказать ему что-то.

– Я могу сделать их, Кахан, – сказал он, – самые лучшие, самые большие, самые белые – я могу их сделать.

Кеннеди был весь во внимании, когда доктор Торнтон добавил это новое доказательство.

– Вы знаете, – заключил доктор, – что при отравлении цианогеном могут возникнуть галлюцинации самого дикого рода. Но и в бреду от пневмонии может быть то же самое.

По тому, как вел себя Кеннеди, я понял, что впервые в расследовании этого дела его озарил луч света. Когда мы поднялись, чтобы уйти, доктор пожал нам руки. Его последние слова были произнесены с большим облегчением:

– Джентльмены, я значительно облегчил свою совесть.

Когда мы расставались на ночь, Кеннеди обратился к Эндрюсу.

– Вы помните, что обещали мне одну вещь, когда я взялся за это дело? – спросил он.

Эндрюс кивнул.

– Тогда не предпринимай никаких шагов, пока я вам не скажу. Следите за миссис Морович и мистером Каханом, но не давайте им понять, что вы их в чем-то подозреваете. Позвольте мне разобраться с этой подсказкой, с Пуассаном. Другими словами, оставьте это дело полностью в моих руках. Дайте мне знать о любых новых фактах, которые вы сможете раскопать, и завтра я позвоню вам, и мы определим, каким должен быть следующий шаг. Спокойной ночи. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пригласили меня в это дело. Я думаю, что мы все будем удивлены результатом.

Было уже поздно на следующий день, когда я снова увидел Кеннеди. Он был в своей лаборатории, тщательно наматывая две нити платиновой проволоки на кусок фарфора и размазывая по нему какое-то странное черное стекловидное зернистое вещество, которое было похоже на карандаш или на палочку сургуча. Я заметил, что он очень тщательно следил за тем, чтобы два провода находились на одинаковом расстоянии друг от друга по всей длине фарфорового изделия, но я ничего не сказал, чтобы отвлечь его внимание, хотя у меня на языке вертелась тысяча вопросов о ходе дела.

Вместо этого я пристально наблюдал за ним. Черная субстанция образовала нечто вроде моста, соединяющего и покрывающего провода. Закончив, он сказал:

– Теперь ты можешь задавать мне свои вопросы, пока я нагреваю и отжигаю это маленькое приспособление. Я вижу, тебя распирает от любопытства.

– Ну, ты видел Пуассана? – спросил я.

Кеннеди продолжал нагревать покрытый проволокой фарфор.

– Да, и он собирается продемонстрировать мне свое открытие сегодня вечером.

– Его открытие!

– Ты помнишь "галлюцинацию" Моровича, как назвал ее доктор? Это была не галлюцинация, это была реальность. Этот человек Пуассан говорит, что он открыл способ искусственного получения алмазов из чистого углерода в электрической печи. Морович, я полагаю, должен был купить его секрет. Его мечта о миллионах была реальностью – по крайней мере, для него.

– А знали ли об этом Кахан и миссис Морович? – быстро спросил я.

– Я еще не знаю, – ответил Крейг, заканчивая отжиг.

Черная стекловидная субстанция теперь была тускло-серой.

– Что это за штука, которую ты намазывал на провод? – спросил я.

– О, просто побочный продукт, полученный при производстве серной кислоты, – беззаботно ответил Кеннеди и добавил, как бы меняя тему, – я хочу, чтобы ты пошел со мной сегодня вечером. Я сказал Пуассану, что я профессор университета и что приведу одного из наших молодых попечителей, сына банкира Т. Пирпонта Спенсера, который мог бы вложить некоторый капитал в его план. А теперь, Джеймсон, пока я заканчиваю здесь свою работу, сбегай в квартиру и возьми мой автоматический револьвер. Он может понадобиться мне сегодня вечером. Я связался с Эндрюсом, и он будет готов. Демонстрация состоится в половине девятого в лаборатории Пуассана. Я пытался уговорить его провести эксперимент здесь, но он категорически отказался.

Полчаса спустя я присоединился к Крейгу в его лаборатории, и мы поехали в здание "Грейт Истерн Лайф".

Эндрюс ждал нас в своем солидно обставленном кабинете. Снаружи я заметил пару крепких мужчин, которые, казалось, ждали приказов от своего начальника.

По тому, как вице-президент приветствовал нас, было очевидно, что он живо интересовался тем, что собирался сделать Кеннеди.

– Так вы думаете, что сделка Моровича была сделкой по покупке секрета изготовления алмазов? – задумался он.

– Я уверен в этом, – ответил Крейг. – Я был уверен в этом в тот момент, когда нашел Пуассана и обнаружил, что он был производителем электрических печей. Разве вы не помните знаменитое дело Лемуана в Лондоне и Париже?

– Да, но Лемуан был факиром чистой воды, – сказал Эндрюс. – Вы думаете, этот человек тоже?

– Это то, что я собираюсь выяснить сегодня вечером, прежде чем сделаю еще один шаг, – сказал Крейг. – Конечно, не может быть никаких сомнений в том, что при правильном использовании электрическая печь будет производить маленькие, почти микроскопические алмазы. Вполне разумно предположить, что когда-нибудь кто-то сможет производить крупные алмазы синтетическим способом с помощью того же процесса.

– Возможно, этот человек сделал это, – согласился Эндрюс. – Кто знает? Держу пари, что если бы он это сделал и если бы Морович хотел купить секрет, то Кахан знал об этом. Он очень сообразительный. А миссис Морович не дает траве расти у нее под ногами, когда дело доходит до получения прибыли. Теперь просто предположим, что мистер Морович купил секрет, и предположим, что Кахан был влюблен в миссис Морович, и что они…

– Давайте не будем ничего предполагать, мистер Эндрюс, – прервал его Кеннеди. – По крайней мере, пока нет. Дайте-ка подумать; сейчас десять минут девятого. Дом Пуассана находится всего в нескольких кварталах отсюда. Я бы хотел прийти туда на несколько минут раньше. Давайте начнем.

Когда мы вышли из офиса, Эндрюс подал знак двум мужчинам снаружи, и они тихо последовали за нами в нескольких футах сзади, но было похоже, что они не с нами.

Лаборатория Пуассана находилась на самом верху здания, похожего на мансарду, высотой в дюжину этажей или около того. Это было своеобразное здание, с несколькими входами, кроме грузового лифта в задней части и пожарных лестниц, которые вели на соседние нижние крыши.

Мы остановились за углом в тени, и Кеннеди с Эндрюсом серьезно поговорили. Насколько я мог понять, Кеннеди настаивал на том, что для Эндрюса и его людей было бы лучше вообще не входить в здание, а подождать внизу, пока мы с ним поднимемся наверх. Наконец договоренность была согласована.

– Вот, – сказал Кеннеди, разворачивая пакет, который он нес, – маленький электрический звонок с парой свежих сухих батареек, прикрепленных к нему, и проводами, которые достигали по меньшей мере четырехсот футов. Вы и мужчины ждете в тени здесь, у этого бокового входа, в течение пяти минут после того, как мы с Джеймсоном поднимемся наверх. Потом вы должны каким-то образом отвлечь ночного сторожа. Пока его не будет, вы найдете два провода, свисающие вниз по шахте лифта. Прикрепите их к этим проводам от звонка и батареек – вот к этим двум – вы знаете, как это сделать. Провода будут висеть в третьей шахте – ночью работает только один лифт, первый. В тот момент, когда вы услышите звонок, прыгайте в лифт и поднимайтесь на двенадцатый этаж, вы нам понадобитесь.

Когда Кеннеди и я ехали в лифте, я не мог отделаться от мысли, что это идеальное место в центре города, офисное здание для совершения преступления, даже в этот ранний час вечера. Если улицы были пустынны, то офисные здания казались совершенно жуткими в своей мрачной, черной тишине, лишь кое-где горел свет.

Лифт в первой шахте снова спустился на первый этаж, и когда он исчез, Кеннеди достал из кармана две катушки проволоки и поспешно просунул их через решетку в третью шахту лифта. Они быстро развернулись, и я услышал, как они ударились о крышу пустой машины внизу, в подвале. Это означало, что Эндрюс на первом этаже мог дотянуться до проводов и прикрепить их к звонку.

Быстро в темноте Кеннеди прикрепил концы проводов к любопытной маленькой катушке, над которой я видел, как он работал в лаборатории, и мы прошли по коридору в комнаты, занимаемые Пуассаном. Кеннеди позволил проводу протянуться из шахты лифта вверх по этому коридору, и, когда он шел, провод ложился на пол рядом со стеной, где в темноте его никогда не заметили бы или не споткнулись.

Вокруг буквы “L” в холле я увидел окно из матового стекла, сквозь которое пробивался свет. Кеннеди остановился у окна и быстро положил маленькую катушку на выступ, вплотную к стеклу, с проводами, идущими от нее по коридору. Затем мы вошли.

– Вовремя с точностью до минуты, профессор, – воскликнул Пуассан, щелкая часами. – И это, я полагаю, тот банкир, который заинтересован в моем великом открытии по изготовлению искусственных алмазов любого размера и цвета? – добавил он, указывая на меня.