Kitabı oku: «Немая пуля», sayfa 7
– Ну, – сказал я, – для меня это непостижимо. Сначала я заподозрил самоубийство. Потом я заподозрил убийство. Теперь я почти подозреваю убийство и самоубийство. Дело в том, что я не знаю, что именно я подозреваю. Я как доктор Хэнсон – ошарашен. Интересно, Вандам добровольно принял бы все капсулы сразу, чтобы оказаться со своей женой?
– Одной из них было бы вполне достаточно, если бы "призраку" вздумалось, как я думаю, гулять днем, – загадочно ответил Крейг. – Я не хочу рисковать, как я уже сказал. Возможно, я ошибаюсь в своей теории этого дела, Уолтер, поэтому давай не будем обсуждать этот этап, пока я не сделаю еще один шаг вперед и не буду уверен в своей правоте. В любом случае, человек О'Коннора получит капсулы до того, как у Вандама появится шанс принять первую. У “призрака” была цель в этом сообщении, потому что О'Коннор сказал мне, что адвокат Вандама посетил его вчера и, по всей вероятности, составляется новое завещание, возможно, уже составлено.
Мы позавтракали в тишине, а затем поехали в кабинет доктора Хэнсона, который с энтузиазмом приветствовал нас.
– Наконец-то я решил эту проблему, – воскликнул он, – и это оказалось легко.
Кеннеди серьезно посмотрел на анализ, который доктор Хэнсон сунул ему в руку, и, казалось, очень заинтересовался вероятным количеством морфина, которое должно было быть принято для проведения такого анализа. У врача на столе лежал открытый учебник.
– Все наши старые представления о безошибочном тесте на отравление морфием развеяны, – сказал он, взволнованно начиная читать отрывок, который он отметил в книге. Я подумал, что неравенство зрачков, то есть там, где они не симметрично сужены, является доказательством того, что речь идет не о наркомании или отравлении морфином. Но профессор Тейлор зарегистрировал случай отравления морфином, при котором произошло несимметричное сокращение. Пока я случайно не наткнулся на то, что описано в одном из авторитетных источников, я предположил, что симметричное сужение зрачков глаз является отличительным симптомом отравления морфином, профессор Кеннеди, по моему мнению, мы можем, в конце концов, рассматривать наш случай как отравление морфином.
– Этот случай в книге – все, на чем вы основываете свое мнение? – спросил Крейг с чрезмерной вежливостью.
– Да, сэр, – неохотно ответил доктор.
– Что ж, – спокойно сказал Кеннеди, – если вы изучите тот случай, процитированный профессором Тейлором, вы обнаружите, что было доказано, что у пациента был один стеклянный глаз.
– Значит, мое утверждение рушится, и она не была отравлена?
– Нет, я этого не говорю. Все, что я говорю, это то, что показания экспертов опровергли бы то, что мы обнаружили. Но если вы позволите мне провести несколько собственных тестов, я легко смогу прояснить эту часть дела, теперь я уверен. Позвольте мне отнести эти образцы в мою лабораторию.
Я был удивлен, когда мы столкнулись с инспектором О'Коннором, ожидавшим нас в коридоре здания Уголовного суда, когда мы выходили из кабинета врача-коронера. Он бросился к Кеннеди и сунул ему в руку коробочку с таблетками, в которой гремели шесть капсул. Кеннеди внимательно осмотрел коробку, открыл ее и задумчиво посмотрел на шесть белых капсул, так невинно лежащих внутри.
– Одна из этих капсул стоила бы “Джону” сотни тысяч долларов, – задумчиво сказал Крейг, закрыв коробку и аккуратно положив ее во внутренний карман жилета. – Я не думаю, что даже сказал вам доброе утро, О'Коннор, – продолжил он. – Надеюсь, я не заставил вас долго ждать здесь. Вы получили образцы чернил?
– Да, профессор. Вот они. Как только вы позвонили сегодня утром, я послал своих людей отдельно за ними. Вот чернила из аптеки, это из библиотеки Вандама, это из комнаты Фаррингтона, а это из квартиры миссис Поппер.
– Спасибо, инспектор. Я не знаю, что бы я делал без вашей помощи, – сказал Кеннеди, нетерпеливо беря у него четыре маленьких пузырька. – Наука – это хорошо, но организация позволяет науке работать быстро. И быстрота – суть этого дела.
Днем Кеннеди был очень занят в своей лаборатории, где я нашел его в тот вечер после моего поспешного ужина, на котором он отсутствовал.
– Что, уже вечер? – воскликнул он, поднимая стеклянный стакан и наблюдая за реакцией чего-то, что он налил в него из пробирки.
– Крейг, я смотрю, что когда ты поглощен делом, ты скорее будешь работать, чем есть. Ты обедал после того, как я ушел от тебя?
– Я так не думаю, – ответил он, глядя на стакан. – Так вот, Уолтер, старина, я не хочу, чтобы ты на меня обижался, но на самом деле я смогу работать лучше, если ты не будешь постоянно напоминать мне о таких вещах, как еда и сон. Скажи, ты действительно хочешь мне помочь?
– Конечно. Я так же заинтересован в этом деле, как и ты, но я ничего не могу понять, – ответил я.
– Тогда я бы хотел, чтобы ты сегодня вечером нашел миссис Поппер и провел с ней приватный сеанс. Что я особенно хочу, чтобы ты сделал, так это получил хорошее представление о том, как выглядит комната, в которой она привыкла работать. Я собираюсь воспроизвести ее здесь, в своей лаборатории, как можно точнее. Я хочу, чтобы ты договорился с ней о частном "сеансе" здесь завтра вечером. Скажи ей, что это сеанс с несколькими профессорами университета, которые интересуются психическими исследованиями, и что мистер Вандам будет присутствовать. Я бы предпочел, чтобы она пришла добровольно, чем заставлять ее приходить. Кстати, понаблюдайте за ее менеджером, Фаррингтоном. Во что бы то ни стало он должен сопровождать ее.
В тот вечер я случайно заглянул к миссис Поппер. Она была женщиной большого ума и деликатности, как в физическом, так и в умственном восприятии, исключительной живости и сообразительности. Должно быть, она изучала меня более пристально, чем я предполагал, потому что я полагаю, что она полагалась на то, чтобы отвлекать мое внимание всякий раз, когда хотела добиться одного из своих действительно замечательных результатов. Излишне говорить, что я был совершенно озадачен ее выступлением. Она вела себя в духе, что сделало бы честь бессмертному Слейду, рассказала мне много вещей, которые были правдой, и многое другое, что было непроверяемым или безнадежно расплывчатым. Это действительно стоило того, и мне не нужно было притворяться заинтересованным, чтобы получить ее условия для сеанса в лаборатории.
Конечно, я должен был договориться с Фаррингтоном об условиях. Первый взгляд на него пробудил во мне подозрения. У него были бегающие глаза, а на лице застыло жесткое и корыстное выражение. Несмотря на мое отвращение, а может быть, скорее из-за него, мы быстро пришли к соглашению, и, выходя из квартиры, я мысленно решил не спускать с него глаз.
Крейг пришел поздно. Он весь вечер занимался своими химическими анализами. По его поведению я сделал вывод, что они были удовлетворительными, и он, казалось, был очень доволен, когда я сказал ему, что успешно организовал сеанс и что Фаррингтон будет сопровождать медиума.
Пока мы обсуждали это дело, прибыл посыльный с запиской от О'Коннора. Она была написана с его обычной краткостью: “Только что узнал от слуг, что у Фаррингтона и миссис П. есть ключ от дома Вандама. Жаль, что я не знал этого раньше. Дом под наблюдением. Никто не входил и не выходил из него сегодня вечером.
Крейг посмотрел на часы. Была четверть второго.
– Призрак не будет ходить сегодня ночью, Уолтер, – сказал он, входя в свою спальню для столь необходимого отдыха. – Я думаю, что, в конце концов, я был прав, получив капсулы как можно скорее. Призрак, должно быть, незаметно проскользнул туда сегодня утром, сразу после того, как горничная принесла капсулы от аптекаря.
И снова на следующее утро он поднял меня с постели рано утром. Когда мы спустились с Шестой авеню, он повел меня в странный маленький магазинчик в тени здания. Он вошел, как будто хорошо знал это место; но, с другой стороны, эта уверенность была особенностью Кеннеди и очень шла ему.
Полагаю, мало кто когда-либо видел эту мастерскую магии и обмана. Этот маленький магазинчик Марины был штаб-квартирой волшебников страны. Левитация и призрачно исчезающие руки были со всех сторон. Полки в задней части магазина были заполнены изделиями из никеля, латуни, проволоки, дерева и папье-маше, новыми и странными для непосвященных. И все же все было так же систематично, как в скобяной лавке.
– Синьор Марини дома? – спросил Крейг у девушки в первой комнате, увлеченной открытками с картинками. Комната была такой же обманчивой, как и торговля, потому что это была всего лишь прихожая к кладовой, которую я описал выше. Эта кладовая была также фабрикой, и полдюжины ремесленников усердно трудились в ней.
Да, синьор дома, ответила девушка, ведя нас обратно в мастерскую. Он оказался невысоким мужчиной с мягким, открытым лицом и откровенными глазами, полной противоположностью его профессии.
– Я договорился о сеансе с миссис Мэй Поппер, – начал Кеннеди, протягивая мужчине свою визитку. – Я полагаю, вы ее знаете?
– Действительно, да, – ответил он. – Я обставил ее комнату для сеансов.
– Ну, я хочу взять на сегодняшний вечер точно такие же столы, шкафы, ковры, все, что у нее есть – только напрокат, вы понимаете, но я готов хорошо заплатить вам за них. Я считаю, что это лучший способ хорошо посидеть. Вы можете это сделать?
Маленький человечек на мгновение задумался, а затем ответил:
– Си, синьор, да, очень близко, достаточно близко. Я бы все сделал для миссис Поппер. Она хороший клиент. Но ее менеджер…
– Мой друг, мистер Джеймсон, проводил с ней сеансы в ее собственной квартире, – вмешался Крейг. – Возможно, он сможет помочь вам вспомнить именно то, что необходимо.
– Я очень хорошо все помню, синьор. У меня есть дубликат счета, счета, который был оплачен этим Фаррингтоном чеком от банкира Вандама. Предоставьте это мне.
– Тогда вы соберете вещи сегодня утром и доставите их ко мне сегодня днем?
– Да, профессор, да. Это выгодная сделка. Я бы все сделал для миссис Поппер – она прекрасная женщина.
Ближе к вечеру я присоединился к Крейгу в его лаборатории. Синьор Марини уже прибыл на грузовике и расставлял принадлежности в лаборатории. Сначала он постелил толстый черный ковер. Миссис Поппер очень любила черные ковры, и я заметил, что в комнате Вандама тоже было черное ковровое покрытие. Я полагаю, что черный скрывает все, что не следует видеть на сеансе.
По комнате были расставлены шкаф с черной занавеской, несколько стульев, стол из светлой сосны, несколько банджо, рожков и других инструментов. С помощью нескольких моих предложений мы сделали изрядное дублирование гобеленов на стенах. Кеннеди явно не терпелось закончить, и, наконец, это было сделано.
После того как Марини ушел, Кеннеди задернул занавеску в дальнем от шкафа конце комнаты. За ней он поставил на полку аппарат, состоящий из маятников и магнитов. Мензурки и пробирки тоже стояли на этой полке.
Он также позаботился о том, чтобы шкаф был расположен так, чтобы он находился рядом с коридором, который проходил мимо его лаборатории.
– Сегодня вечером, Джеймсон, – сказал он, указывая на место на стене в холле сразу за шкафом, – я хочу, чтобы ты привел сюда моих гостей и немного постучал как дух, я скажу тебе, что делать, когда придет время.
В тот вечер, когда мы собрались в преобразованной лаборатории, там были Генри Вандам, доктор Хэнсон, инспектор О'Коннор, Кеннеди и я. Наконец послышался стук колес, и миссис Поппер подъехала в экипаже в сопровождении Фаррингтона. Они оба внимательно осмотрели комнату и, казалось, остались довольны. Я, как уже говорил, испытывал серьезную неприязнь к этому человеку и внимательно наблюдал за ним. Мне не понравился его вид спокойной уверенности.
Свет был выключен, весь, кроме одной лампы на шестнадцать свечей в самом дальнем углу, затененной темно-красным шаром. Было достаточно светло, чтобы видеть и с трудом читать очень крупный шрифт.
Миссис Поппер сразу же села за стол. Кеннеди и я сели справа и слева от нее соответственно в круге и держали ее за руки и ноги. Признаюсь, я испытал настоящий трепет, когда почувствовал, как легкий столик поднялся сначала на двух ножках, затем на одной и, наконец, остался висеть в воздухе, откуда он упал с глухим стуком, как будто кто-то внезапно убрал свою опору.
Медиум сидела спиной к занавеске шкафа, и несколько раз я мог бы поклясться, что чья-то рука протягивалась и проходила рядом с моей головой. По крайней мере, так казалось. Занавеска время от времени вздымалась, и казалось, что из шкафа дует легкий ветерок.
Через некоторое время такой работы Крейг постепенно подошел к просьбе о материализации духа из дома Вандама, но миссис Поппер отказалась. Она сказала, что не чувствует себя достаточно сильной, и Фаррингтон поспешно сказал, что он тоже чувствует, что “что-то работает против них”. Но Кеннеди был настойчив, и, в конце концов, она согласилась проверить будет ли “Джон” отвечать, даже если он не сможет материализоваться.
Кеннеди попросил разрешения задавать вопросы.
– Вы тот "Джон", который является мистеру Вандаму каждый вечер в двенадцать тридцать?
– Рэп! рэп! рэп! донесся слабый ответ из кабинета. Или, скорее, мне показалось, что он доносится с пола возле шкафа и, возможно, немного приглушен черным ковром.
– Вы поддерживаете связь с миссис Вандам?
– Рэп! рэп! рэп!
– Можно ли попросить ее поговорить с нами?
– Рэп! рэп!
– Не могли бы вы задать ей вопрос и изложить ее ответ по буквам?
– Рэп! рэп! рэп!
Крейг сделал паузу на мгновение, чтобы сформулировать вопрос, а затем выпалил прямо:
– Знает ли миссис Вандам сейчас в другом мире, заменил ли кто-нибудь в этой комнате капсулу морфия одной из тех, которые она заказала за три дня до смерти? Знает ли она, делал ли тот же человек то же самое с капсулами, которые мистер Вандам заказал позднее?
– “Джон”, казалось, сильно встревожился при упоминании капсул. Прошло много времени, прежде чем последовал какой-либо ответ. Кеннеди уже собирался повторить вопрос, когда послышался слабый звук.
– Рэп!…
Внезапно раздался дикий крик. Это был такой крик, какого я никогда в жизни не слышал. Это прозвучало так, словно в сердце миссис Поппер вонзили кинжал. Свет вспыхнул, когда Кеннеди повернул выключатель.
На полу лежал человек – это был инспектор О'Коннор. Ему удалось бесшумно, как змее, проскользнуть под занавеской в кабинет. Крейг велел ему следить за проводами или нитями, протянутыми от одежды миссис Поппер к выпуклой занавеске шкафа. Каково же было его удивление, когда он увидел, что она просто освободила ногу от туфли, которую я осторожно придерживал, и, сделав движение ногой назад, потянулась к шкафу за своим стулом и постучала пальцами ног.
Лежа на полу, он схватил ее за ногу и твердой рукой поймал за пятку. Она ответила диким воплем, который показал, что она знала, что попала в ловушку. Ее секрет был раскрыт.
Миссис Поппер в истерике начала упрекать инспектора, когда он поднялся на ноги, но Фаррингтон быстро вмешался.
– Что-то работало против нас сегодня вечером, джентльмены. И все же вы требовали результатов. А когда духи не приходят, что ей остается делать? Она забывает о себе в своем трансе; она сама производит то, что говорили бы духи.
Один звук голоса Фаррингтона, казалось, пробудил во мне всю враждебность моей натуры. Я чувствовал, что человек, который мог придумать такое оправдание, когда человека поймали на лжи, был способен почти на все.
– Хватит этого фальшивого сеанса, – воскликнул Крейг. – Я позволил этому продолжаться только для того, чтобы открыть глаза одному обманутому джентльмену в этой комнате. А теперь, если вы все сядете, я скажу кое-что, что окончательно установит, была ли Мэри Вандам жертвой несчастного случая, самоубийства или убийства.
С быстро бьющимися сердцами мы сидели в тишине.
Крейг взял мензурки и пробирки с полки за занавеской и поставил их на маленький сосновый столик, который так весело танцевал по комнате.
– Растущая частота, с которой в газетах появляются рассказы об убийстве с помощью яда, – официально начал он, – является доказательством того, как быстро наша новая цивилизация приобретает черты более старых цивилизаций за морями. Человеческая жизнь в этой стране стоит дешево; но способы, которыми у нас отбирали человеческую жизнь, обычно были прямыми, простыми, откровенными, в соответствии с нашими демократическими и пионерскими традициями. Пистолет и охотничий нож для отдельного человека, веревка и факел для толпы были обычными инструментами внезапной смерти. Но когда мы начинаем использовать яды, наиболее искусно составленные, чтобы ускорить ожидаемое завещание и устранить препятствия на его пути – что ж, мы практикуем искусство, которое вызывает все воспоминания об Италии шестнадцатого века. В этом стакане, – продолжал он, – у меня есть немного содержимого желудка несчастной женщины. Врач-коронер
обнаружил, что в ней были обнаружены следы морфия. Был ли морфин в таких количествах, чтобы быть смертельным? Без сомнения. Но в равной степени, без сомнения, анализ не смог обнаружить и доказать это перед лицом одного несоответствия. Обычный тест, который показывает отравление морфином, в данном случае провалился. Зрачки ее глаз не были симметрично сужены. На самом деле они были нормальными. Итак, убийца, должно быть, знал об этом тесте. Этот умный преступник также знал, что для успешного применения этого наркотика там, где другие потерпели неудачу, наркотик должен быть искусно смешан с чем-то другим. В той первой коробке капсул было шесть. Аптекарь составил их правильно в соответствии с рецептом. Но в промежутке между тем, когда они попали в дом от аптекаря, и тем временем, когда она приняла первую капсулу, той ночью кто-то, у кого был доступ в дом, вылил безвредное содержимое одной капсулы и наполнил ее смертельной дозой морфия – белого порошка, который выглядит точно так же, как порошок, уже находящийся в капсулах. Почему же тогда нормальные зрачки глаз? Просто потому, что преступник добавил немного атропина, или белладонны, к морфию. Мои анализы показывают абсолютное присутствие атропина, доктор Хэнсон, – сказал Крейг, кланяясь врачу. Однако лучшее доказательство еще впереди. Вторая коробка с шестью капсулами, все нетронутые, была обнаружена вчера у Генри Вандама. Я проанализировал капсулы. Одна из них вообще не содержит хинина – это все морфин и атропин. Это, без сомнения, в точности похоже на капсулу, которая убила миссис Вандам. Еще одна ночь или около того, и Генри Вандам умер бы той же смертью.
Старик застонал. Два таких разоблачения потрясли его. Он переводил взгляд с одного из нас на другого, словно не зная, кому он может доверять. Но Кеннеди поспешил перейти к следующему пункту.
– Кто изначально дал рецепт миссис Вандам? Она мертва и не может сказать. Другие не скажут, потому что человек, который дал ей этот рецепт, был тем человеком, который позже заменил смертельную капсулу на безвредную. Оригинальный рецепт находится здесь. Изучив почерк, я вообще ничего не смог из него извлечь. Да и текстура бумаги мне ни о чем не говорит. Но чернила… Ах, чернила. Я полагаю, что большинство чернил кажутся очень похожими, но для человека, который изучил химический состав чернил, они очень разные. Чернила состоят из танната железа, который при воздействии воздуха придает надписи черный цвет. Исходный пигмент – скажем, синие или сине-черные чернила – помещается в чернильницу, чтобы сначала сделать надпись видимой, и постепенно исчезает, уступая место черному цвету образующегося танната. Красители, используемые в современных коммерческих чернилах, варьируются по цвету от бледно-зеленовато-голубого до индиго и темно-фиолетового. Нет двух одинаковых реакций – во всяком случае, не при смешивании с таннатом железа для образования пигмента в письменной форме. Именно благодаря различию в этих предварительных вопросах окраски можно различать письма, написанные разными видами чернил. Мне легко удалось получить образцы чернил, которыми пользовались Вандамы, миссис Поппер, мистер Фаррингтон и аптекарь. Я сравнил написание оригинального рецепта с цветовой шкалой моей собственной конструкции и провел химические тесты. Чернила аптекаря в точности соответствуют надписи на двух коробочках с таблетками, но не рецепту. Один из трех видов других чернил полностью соответствует чернилам в этом рецепте, подписанном "Доктор К.У.Х.". Через мгновение моя цепочка доказательств против владельца этой бутылки чернил будет завершена.
Я не мог не подумать о двух маятниках на полке за занавеской, но Крейг на мгновение ничего не сказал, чтобы показать, что он имел в виду этот аппарат. Мы сидели ошеломленные. Фаррингтон, казалось, нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Миссис Поппер, которая еще не оправилась от истерического состояния, вызванного ее разоблачением, с трудом сдерживала свои эмоции. Вандам был раздавлен.
– Я не только устроил эту лабораторию так, чтобы воспроизвести комнату для сеансов миссис Поппер, – снова начал Крейг, – но я разместил шкаф примерно в том же положении, что и аналогичный шкаф в частной комнате для сеансов мистера Вандама в особняке Вандама.
– Однажды вечером мы с мистером Джеймсоном были в гостях у мистера Вандама. Ровно в двенадцать тридцать мы услышали самые необъяснимые постукивания из этого шкафа. Я особо отметил позицию шкафа. За стеной тянулся коридор. Это дублируется здесь. За этим шкафом находится коридор. Я слышал об этих стуках еще до того, как мы ушли, но боялся, что мне не удастся поймать призрака с поличным. Есть предел тому, что вы можете сделать, когда впервые входите в дом мужчины, и, кроме того, сейчас не время было вызывать подозрения у кого бы то ни было. Но у науки есть выход из любой дилеммы. Я решил кое-что узнать об этих стуках.
Крейг сделал паузу и посмотрел сначала на Фаррингтона, затем на миссис Поппер, а затем на мистера Вандама.
– Мистер Джеймсон, – продолжил он, – сопроводит доктора, инспектора, мистера Фаррингтона, миссис Поппер и мистера Вандама в мой имитационный зал особняка Вандама. Я хочу, чтобы каждый из вас по очереди на цыпочках прошел по этому коридору к месту, указанному на стене, за шкафом, и нанес в это место несколько резких ударов костяшками пальцев.
Я сделал, как велел Крейг, сначала поднялся на цыпочках, чтобы все могли повторить. Остальные последовали отдельно, и через мгновение мы молча вернулись в комнату, сдерживая волнение.
Крейг все еще стоял у стола, но теперь перед ним были маятники с магнитами, иглами и барабанами, работающими по часовому механизму.
– У другого человека, не входящего в семью Вандамов, был ключ от особняка, – серьезно начал он. – Этот человек, между прочим, был тем, кто ждал ночь за ночью, пока миссис Вандам не примет роковую капсулу, а затем, когда она приняла ее, сообщил старику об этом факте и укрепил и без того слепую веру в мир теней.
Вы могли бы услышать, как упала булавка. На самом деле вы могли бы почти почувствовать, как она упала.
– Тот другой человек, который незаметно имел свободный доступ в дом, – продолжал он в затаенной тишине, – сейчас находится в этой комнате.
Он смотрел на О'Коннора, словно ожидая подтверждения. О'Коннор кивнул.
– Информация получена от дворецкого, – пробормотал он.
– Я не знал об этом до вчерашнего дня, – продолжил Кеннеди, – но я подозревал, что нечто подобное имело место быть, когда доктор Хэнсон впервые рассказал мне о стуках. Я решил услышать эти постукивания и записать их. Итак, в ту ночь, когда мы с мистером Джеймсоном навестили мистера Вандама, я взял с собой этот маленький инструмент.
Почти с любовью он коснулся маятников на столе. Теперь они находились в состоянии покоя и удерживались в таком состоянии с помощью рычага, который предотвращал любую вибрацию.
– Видите, я отпускаю этот рычаг – теперь, пусть никто в комнате не двигается. Наблюдайте за иглами на бумаге, когда часовой механизм вращает барабаны. Я делаю шаг – очень легко. Маятники вибрируют, а иглы прочерчивают ломаную линию на бумаге на каждом барабане. Я останавливаюсь; линии практически прямые. Я делаю еще один шаг и еще, очень легко. Видите, как вибрируют тонкие маятники? Видите, линии, которые они прослеживают, – это неровные линии.
Он снял бумагу с барабанов и положил ее плашмя на стол перед собой вместе с двумя другими похожими листками бумаги.
– Как раз перед тем, как постучать, я положил этот инструмент в угол шкафа Вандама, точно так же, как я положил его в этот шкаф после того, как мистер Джеймсон вывел вас из комнаты. Ни в том, ни в другом случае не возникло подозрений. Все в обоих случаях было совершенно нормально – я имею в виду, что "призрак" не знал о присутствии, если не о самом существовании этого инструмента. Это усовершенствованный сейсмограф, – объяснил он, – по образцу совсем недавней модели князя Голицына из Императорской академии Санкт-Петербурга. Сейсмограф, как вы знаете, был разработан для регистрации землетрясений на расстоянии. Он измеряет не только размеры отдаленного землетрясения, но и фактическое направление, где происходят подземные толчки. Вот почему есть два маятника и два барабана. Магнитное устройство предназначено для того, чтобы прервать колебания, возникающие в маятниках, чтобы они не продолжали вибрировать после первого удара. Таким образом, они готовы в одно мгновение зафиксировать еще один толчок. Другие сейсмографы продолжают вибрировать в течение длительного времени только в результате одного толчка. Кроме того, они мало указывают на направление, с которого исходят подземные толчки. Я думаю, вы все должны понимать, что ваше хождение на цыпочках по коридору должно вызвать гораздо большее возмущение в этом тонком сейсмографе, чем даже очень сильное землетрясение за тысячи миль отсюда, для регистрации которого он был построен.
Он сделал паузу и внимательно просмотрел бумаги.
– Это запись, сделанная на прогулке "призрака" прошлой ночью", – сказал он, держа две бумаги в левой руке. Здесь на столе, на двух других более длинных листах, у меня есть записи вибраций, созданных теми, кто в этой комнате ходил сегодня ночью. Вот линия мистера Джеймсона – она совсем не похожа на линию призрака. Как и у мистера Вандама. Меньше всего линия призрака схожа с линиями доктора Хансона и инспектора О'Коннора, потому что они тяжелые люди. Теперь вот мистер Фаррингтон, – он наклонился ближе, – он худой человек, а призрак был легким.
Крейг играл со своей жертвой, как кошка с мышью.
Внезапно я почувствовал, как что-то пронеслось мимо меня, и со свистом воздуха и одежды я увидел, как миссис Поппер дико бросилась к столу, на котором лежали компрометирующие записи. В следующее мгновение Фаррингтон вскочил на ноги и сделал дикий прыжок в том же направлении.
Это было сделано так быстро, что я, должно быть, сначала действовал, а потом думал. Я оказался в гуще схватки. Моя рука была на его горле, а его – на моем. О'Коннор движением джиу-джитсу согнул другую руку Фаррингтона, пока он не отпустил меня с криком боли.
Прямо перед собой я увидел Крейга, сжимающего запястья миссис Поппер, как в тисках. Она смотрела на него, как тигрица.
– Неужели вы хоть на мгновение предполагаете, что эта игрушка убедит мир в том, что Генри Вандам был обманут и что дух, посетивший его, был мошенником? Так вот почему вы заманили меня сюда под ложным предлогом, чтобы сыграть на моих чувствах, оскорбить меня, воспользоваться одинокой, беззащитной женщиной, окруженной враждебными мужчинами? Как вам не стыдно, – презрительно добавила она. – Вы называете себя джентльменом, но я называю вас трусом.
Кеннеди, всегда спокойный и собранный, проигнорировал эту тираду. Его голос был холоден, как сталь, когда он сказал:
– Было бы мало пользы, миссис Поппер, разрушить это единственное звено в цепи, которую я выковал. Другие звенья слишком тяжелы для вас. Не забывайте о доказательствах чернил. Это были ваши чернила. Не забывайте, что Генри Вандам больше не будет скрывать, что изменил свое завещание в вашу пользу. Сегодня вечером он отправляется отсюда к своему адвокату, чтобы составить новое завещание. Не забывайте, что вы заставили Вандамов по отдельности подать рецепт, и что теперь вы пойманы на месте двойного убийства. Не забывайте, что у вас был доступ в особняк Вандама, что вы заменили смертельные капсулы на безвредные. Не забывайте, что ваш стук объявил о смерти одной из ваших жертв и призвал другого, жестоко обманутого и доверчивого старика, оставить миллионы вам, кто обманул и убил бы его.
– Нет, запись призрака на сейсмографе не принадлежала мистеру Фаррингтону, как я подразумевал в тот момент, когда вы так любезно предоставили это дополнительное доказательство своей вины, пытаясь уничтожить улики. Призраком были вы, миссис Поппер, и вы вольны изучать отметины так подробно, как вам заблагорассудится, но вы не должны их уничтожать. Вы проницательный преступник, миссис Поппер, но сегодня вечером вы арестованы за убийство Мэри Вандам и покушение на убийство Генри Вандама.
