Kitabı oku: «История Млечного пути», sayfa 4
Тут же один из техников доложил, что Пилигрим медленно, но теряет давление и Маер повернулся к главному витражу кабины пилотов. Хаотичная россыпь микроотверстий, практически незаметная человеческому глазу, покрывала площадь прозрачного экзоматериала, именно в той части, за которой располагалось место первого пилота. Потом поступил доклад о том, что пропало защитное экранирование судна.
Командир той экспедиции прожил еще двенадцать минут, прежде чем его сердце остановилось. Запястья, обхватившие подлокотники кресла так и не удалось разжать, чтобы перенести его в медицинский блок технического модуля. Хотя ему уже вряд ли что-то могло помочь. Из горсти, на редкость прочных песчинок, дрейфующих в глубоком космосе возможно миллиард уже лет, в него попало три. Они прошили его голову насквозь. Прошили подголовник кресла, дверь кабины пилотов, пролетели сквозь весь бытовой модуль, а в техническом, большинство почему-то изменили траекторию и, пробив потолок, снова устремились в космос. Остальных же остановила сверхпрочная панель обшивки реактора.
Почему упал экран, как впрочем, и почему система жизнеобеспечения начала бить тревогу только после того, как произошло столкновение с космическими телами, разбираться было не когда, но после перезапуска системы, экранирование восстановилось.
Грек Маер, согласно регламенту, принял на себя командование судном и экипажем. Чтобы устранить пробоины, он приказал начать торможение, потому что, чтобы исправить то, что натворили миниатюрные пылинки, необходимо было выйти наружу, а на такой скорости этого было сделать невозможно. Это происшествие он помнит всегда. До сегодняшнего дня он вспоминал о нем потому, что кресло, в котором погиб тогда командир Пилигрима, было креслом первого пилота ‒ его креслом, и во время вахты, только он и командир могли сидеть в нем, а значит и он тоже мог стать жертвой тихого отказа экранирования. А еще он помнит этот случай по тому, что Колониальная Федерация и Всемирное Научное Сообщество сделали из трагической смерти командира экипажа новостное шоу, а из действий Грека Маера, которые и без того предусмотрены штатным регламентом, героический подвиг, затмив тем самым позорный провал основной миссии перед общественностью.
Лицо умирающего командира снова предстало перед глазами. Грек помнил все. Все до мельчайшей детали. До последней капли пота, выступившей на его лбу и в момент остановки сердца, мгновенно пропавшей. Его сердечный ритм, хрипота, редкие резкие вздохи и непонимающий ужас в стеклянных налитых кровью глазах.
А не будет ли его смерть похожа на эту? Что случится с ним, когда, как сказал Альберт Малагвинов, кровеносный сосуд в его мозгу лопнет. Неужели ему предстоит закончить так же? Какая разница между микроастероидом проделавшим тоннель в голове через мозг и обширным инсультом? Вряд ли если она есть, то очень ощутимая! Было бы неплохо знать заранее, когда этот сосуд решит порваться и за несколько минут до этого пустить себе пулю в лоб.
Грек грустно усмехнулся сам себе, глядя, как стыкующийся Пилигрим выбросил очередные несколько струй сжатого газа, направляя свое грузное тело в тракцион. В последнюю секунду реактивная тяга маневровых двигателей сработала на гашение заданного движения, но судно вместо того, чтобы замедлиться, начало разворачиваться по оси. Самая распространенная ошибка пилота при стыковке с пирсом. Казалось, все было сделано правильно, и Пилигрим должен был синхронизироваться с орбитой станции, но периодические выбросы газов при работе пневматики на стыковке, совпали с тягой гашения, придав судну дополнительное ускорение. Дальнейшая работа маневровых двигателей могла только усугубить ситуацию, так что пилоты получили команду от диспетчера пирса не предпринимать никаких действий, а из одной из технологических ниш, тут же вынырнул беспилотный корректировщик и, присосавшись к передней части судна магнитными стропилами принялся исправлять ситуацию.
Сейчас он командир космического судна и работает на одну из крупнейших компаний на Земле, владеющей самыми современными технологиями полетов в Порту, а так же рудодобывающими шахтами в разных колониях. У него есть уважение и определенный статус. Но кем он станет, если перестанет летать? Ответ на этот вопрос жег сердце. Он боялся отвечать на него, хотя сам его и задавал. Да проще издохнуть в кабине пилотов, схватившись за подлокотники кресла, чем признаться себе и другим, что он бросает летать!
Он вздохнул, и твердо решил для себя откинуть раз и навсегда мрачные мысли, забыть обо всем, что ему наговорил Альберт и положиться на судьбу и свою команду. Он оторвал взгляд от Пилигрима, наконец-то завершившего стыковку и, высоко подняв голову, под электронный голос оповещения о начале какой-то посадки на соседней платформе, направился к лифтам. Там уже собралась небольшая очередь всех тех, кому нужно было попасть в Нижний уровень.
* * *
Станция Нижнего уровня кардинально отличалась от Центральной станции на Верхнем уровне, как по своей инфраструктуре, так и наводняющими ее обитателями. Здесь уже не было того размеренного и спокойного образа жизни. Здесь была одна большая пестрая толпа, сквозь которую, расталкивая щитами, двигались патрульные отряды Службы обеспечения правопорядка – СОП. По три человека, в черных бронированных экзокостюмах и всегда находящихся наготове для предотвращения любых противоправных действий со стороны толпы. Воздух спертый, а запах чего-то технического и горелого в сочетании с запахом человеческого пота, перебивали только запахи еды из передвижных закусочных. Вентиляционные системы, работая на полную мощность, явно не справлялись со своей задачей. В залах ожидания, в которых и намека не было на какие либо удобства, периодически можно было наблюдать спящих в креслах пьяных или под действием импульсных наркотиков мужчин и женщин. Время от времени патрули правопорядка отыскивали их в толпе, поднимали под руки и уводили в неизвестном направлении. Стоял шум слившихся в один постоянный гулкий звук, кричащих человеческих голосов, что невозможно было услышать свой собственный голос. Лишь системы оповещений электронными голосами выделялись из общего плотного гама заполняющего огромные помещения залов станции двадцать четыре часа в сутки.
На станции Нижнего уровня, было только одно место, где можно было спокойно посидеть и расслабится, перекусить более или менее нормальной пищи, выпить и поговорить в тишине, отстраненной от невыносимого гула общих залов. Естественно, вход в это заведение был ограничен администрацией, которая, переживая за порядок, установила правила для посетителей, и войти туда мог лишь тот, кто имел карту пилота или являлся владельцем космического судна. Туда и направился командир Грек Маер.
Расположившись на диванчике за столиком, он выбрал в раскрывшемся над столом проекционном меню чашку натурального кофе и его делс едва слышно пропищал уведомление о списании средств со счета. Цена, за которую это заведение предлагало кофе, была в четыре раза выше, чем на Земле или во многих других заведениях уровня. С другой стороны, покупать субститураты, выдаваемые за натуральные продукты, ему не хотелось. Тут, по крайней мере, все честно: хочешь реплику, пусть даже практически не отличимую по вкусу, цена одна; хочешь оригинал – плати соответственно больше.
Ожидая заказ, Грек подпер рукой подбородок, стал смотреть через прозрачную стену на то, что происходило в центре станционной площади.
В главном зале, в полумраке слабого освещения, под огромным экраном, показывающим расписание движений транспортников, в самой гуще столпившегося народа, происходило движение. Сначала один, потом другой, а потом и сразу несколько человек, махая руками и роняя поклажи, вылетали и падали. За ними в образовавшуюся брешь вывалился огромный бугай и едва держась на ногах от выпитого алкоголя, стал орать и махать огромными кулаками, целясь без разбора в толпу, которая волнами принялась шарахаться от него. Он явно был в состоянии помутнения рассудка и слабо понимал, что происходит и что творит. Кто-то попытался его успокоить, но тут же, получил сногсшибательный удар по голове. Завыла тревожная сигнализация и на место происшествия бегом стали прибывать отряды поддержания правопорядка. Окружая его, они все же опасались подходить на расстояние удара и, образовывая круг, снимали с пояса и раздвигали в длину телескопические шокеры. Нарушитель порядка стал метаться от одного врага к другому, все время, оборачиваясь и видя, что его берут в кольцо. Какой-то один выпад и бойцу отряда пришлось закрыться щитом. Кулак ударил по прочному пластику с такой силой, что тот едва устоял на ногах, отскочив на несколько шагов. Другой, подобрав момент, вонзил жало разрядника в бедро амбала и выпустил в его тело разряд электрического тока в несколько тысяч вольт. Громила упал на одно колено и завыл нечеловеческим голосом. Двое бойцов, оказавшихся сзади, тут же воспользовались моментом и накинулись на него со спины, нанося удары и стараясь угодить в голову и шею.
Один из патрульных СОП, тот, что находился немного в стороне, между борющимися с амбалом своими сослуживцами и толпой, как бы для предотвращения постороннего вмешательства в процедуру задержания, видя, что нарушитель, закрываясь руками, все еще стоял на одном колене и выносил удары, бросился на помощь. Удары сыпались на него такие, что любой другой человек давно бы потерял сознание. Но только он оказался достаточно рядом и занес для удара свой щит, нарушитель вдруг убрал руки из-за головы, и что было силы, ударил бойца в грудь, немного привстав с колена. Тот не ожидая ничего подобного, кубарем отлетел к стене, растеряв и щит и шокер. Однако удары по голове, каждый из которых выдавал еще и короткий импульсный разряд, сделали свое дело. Нарушитель упал, но продолжал выть и орать, и один из патрульных, придавив его сверху щитом, все еще пытался ужалить дубинкой снизу. К ним отдышавшись, подошел боец получивший удар в грудь, и, пребывая во власти обиды и злости, немного разбежавшись, что было сил, нанес нарушителю удар ногой, в мощном черном ботинке, по лицу после которого тот сразу затих и обмяк, потеряв сознание. Они надели на него наручники, и вчетвером взяв под локти, поволокли к выходу из зала, оставляя на полу, темно-кровавый след.
Постепенно толпа, снова поглотила образовавшийся свободный круг на месте происшествия и через несколько секунд тишины, снова слилась в едином потоке голосов, тут же забыв о случившемся.
Смотреть больше было не интересно и Грек, отвернувшись, принялся пить свой кофе, принесенный официантом пару минут назад. Еще через пару минут двери распахнулись, и внутрь вошла высокая женщина с повязанным на голове платком. Она прошла через зал и аккуратно присела напротив Грека.
– Мне тоже кофе. – Она сняла платок и на ее плечи упали черные вьющиеся волосы.
Грек усмехнулся и, вызвав меню, снова сделал заказ оригинального напитка. Он пригласил, ему и платить.
– Здравствуй, Лена. Принесла журнал?
Женщина достала из сумочки документальный гибкий планшет и протянула.
– Хорошо. Как девочки? – Он включил его касанием пальца и стал листать.
– Нормально. С бабушкой, как всегда. – Она положила локти на стол и недовольно посмотрела на собеседника. – Вылет послезавтра, Грек, я могла бы еще сутки быть дома.
– Я знаю, мне пришлось тебя просить забрать его, я сам не смог.
Она вдруг прищурила глаза, всматриваясь в лицо Грека и понимая, что что-то в нем сегодня не так.
– Что-то случилось?
– Я был у врача. – Он сделал глоток.
– Из-за глаз? – Она знала, что он периодически страдает приступами ухудшения зрения во время полетов, но тщательно это скрывает, боясь показать свою слабость другим.
– Я думал, может зрительные импланты мне установит.
Подошел официант и подал еще одну чашку кофе на блюдце.
– Поставил? – Лена открыла сахарницу и, зачерпнув маленькой ложечкой, белый порошок, вкус которого был почти идентичен вкусу натурального сахара, высыпала его в чашку и стала размешивать круговыми движениями.
– Он сказал, что мне нельзя летать.
– Нельзя летать? – Она постучала ложечкой о край чашки и положила ее на блюдце.
– Нужна какая-то операция и потом нужно будет беречь голову от перепадов давления. Какая-то болезнь…
– Какая еще болезнь? – Она скосила на него недоверчивый взгляд. – Я думала дело в глазах?
– Я тоже так думал. – Он развел руками. – Оказалось, что у меня в мозгу сосуд, который может лопнуть! – Маер усмехнулся. – В общем, сказал, что категорически нельзя летать.
Лена была его первым пилотом уже почти семь лет. За то время, что они знакомы, он научился доверять ей, так как никому другому. Он никогда не рассказал бы кому-то еще о том, что у него в мозгу «бомба замедленного действия», но она, как он решил, должна была знать об этом. К тому же ей не нужно было говорить о том, чтобы она не распространялась о той или иной информации. Маер был уверен, что то, что знает он и Лена, будут знать только он и Лена. Однако, его немного задела та безразличность с которой она отнеслась к его откровению о болезни. Показалось, что ей как будто совершенно безразлично на то, что ее командир может погибнуть во время первого же разгона.
– А что ты сам думаешь? – Она снова сделала глоток.
– Мне плевать, что и кто там говорит… Послезавтра у нас вылет. Может быть, достаточно важный вылет. – Последняя фраза была сказана не без иронии.
– Вот теперь я узнаю командира Маера! – Она привстала и по-мужски хлопнула его ладонью по плечу. – Ты нашел второго пилота?
– Да… – Грек Маер как-то загадочно улыбнулся, а Лена вопросительно смотрела на него.
– Думаю что нашел.
– Думаешь?
– Помнишь того парня, которого спящего в контейнере к нам докеры загрузили?
Лена нахмурила лоб, на секунду задумалась, вспоминая, но тут же, оживилась вспомнив.
– Грек, да это когда было? И он зеленый совсем!
– Это было три года назад. Я его устроил техником на один из Пилигримов Колониальной Федерации.
– Ну не знаю… – Видно было, что такая новость немного шокировала ее. – Может, кого-то из более знакомых кандидатов подберешь? Например…
– Лена, я уже все решил. – Он перебил ее, не желая слушать о том, кого она хотела бы видеть на месте своего помощника. – Я думаю, он готов.
– Готов так готов, тебе решать. – Она выдохнула и, опершись руками о колени, поднялась. – Я еще тогда тебя хотела спросить, зачем он тебе? Почему ты ему помог?
Грек посмотрел задумчиво в окно на немного опустевшую площадь, а потом снова повернул взгляд на своего первого пилота и улыбнулся.
– Он мне кое-кого напомнил.
В ответ Лена покачала головой и усмехнулась.
– Как скажешь. – Интонацией голоса она показала Маеру свое недоверие к его выбору и то, что ее профессионализм не собирается мириться с присутствием в команде дилетанта, каким она считала новую кандидатуру командира на место второго пилота.
Лена всегда отличалась прямолинейностью. Она говорила только правду и только в глаза, за что Грек уважал ее еще больше и соглашался мириться с ее своенравностью и сложным характером бунтарки.
С другой стороны, командир-то он… не она! Решение все равно за ним, нравится ей это или нет. Маер считает, что парень ему нужен, значит, Лене придется смириться. Просто она, должно быть, хотела видеть рядом с собой кого-то еще. Кого-то, может быть даже, конкретного. Обойдется.
Грек кивнул ей и немного улыбнулся по дружески, не как подчиненному.
– Ладно. – Он привстал и махнул рукой, подзывая официанта и давая понять, что разговор окончен. – Ты давай иди. Увидимся послезавтра на пирсе. У меня сейчас еще одна встреча тут. – Он поднял со стола бортовой журнал и спрятал во внутреннем кармане куртки.
Глава 4
Я Корин Ройа и это моя история
Вы любите смотреть на звезды?
Я знаю о звездах все! Когда-то, я мог часами, лежа в густой траве, смотреть на ночное небо. Я с самого детства знал наизусть каждое созвездие и многие звезды. Вот Большая медведица, вон там Орион, а это Кассиопея. Та яркая Альфа Центавра, Сириус, Венера, а вот это скопление ‒ Плеяды. Еще Пояс Астероидов: Троянцы, Спартанцы и главный большой пояс. Я всегда знал, что когда-нибудь, придет время и я стану пилотом. Пилотом, какого ни будь большого космического судна и отправлюсь покорять вселенную. Один из первых ступлю на невиданные планеты, с командой таких же безумных романтиков и мы откроем новые цивилизации и далекие миры. Я вынашивал эту мечту в своем сердце с тех пор, как только понял своим детским наивным сознанием, что такое Космос, Солнце, Галактика, Вселенная.
Со временем, казалось, детские мечты должны были потускнеть, уступив место взрослым реалиям жизни. Но только не со мной. Я был просто одержим космосом. Ничего не признавая кроме желания оказаться на орбите, я считал, что смысл моей жизни только в одном – стать пилотом. А может быть я просто так и не повзрослел.
Я считал, что именно это и есть мое призвание и если не так, то лучше и вообще никак! Я обклеивал свою комнату постерами с изображениями планет, собирал макеты Пилигримов и СИД, подвешивал их под потолком. Макет Сатурна с точным количеством спутников, сделанный из корпуса сельскохозяйственного метеозонда, служил мне ночным светильником.
Родители сначала не обращали внимания на подобное увлечение, считая все это детской глупостью, но когда, заканчивая последний учебный год в средней школе Варны, я однажды заявил, что хочу поступать в Высшую Летную Академию, отец пришел в ярость. Оказывается я наследник фермера! Не пилот! Мое место тут. Тут! Тут, где работали мой дед и мой отец.
В итоге, назло отцу, которому оказалось проще отречься от сына, чем признать мое право на собственный выбор, я все же поступил в Летную Академию Неополиса. Как? Об этом я еще успею рассказать, а сейчас о другом.
И да, это был лучший день в моей жизни. Первое парадное построение курсантов. Новая выданная синяя форма с логотипом академии, которая так и кричала всем, кто ее видел на мне: смотрите – элита, будущий пилот! Где бы я ни оказывался, взгляды всех присутствующих девушек были обращены на меня… или мне так хотелось думать. Как же я был горд!
Но очень скоро, я начал понимать, что этот мир принадлежит далеко не мне и не таким как я. Живя в заточении Холмова, я и не видел по сути других людей кроме своей семьи и наемных работников фермы. Ну, были и соседние фермеры, были приезжие скупщики, но все они были словно шаблонными персонажами моей жизни, на которых будто уже заранее было написано «хороший – плохой», «жадный – хитрый». В академии, я познавал жизнь исключительно на собственных ошибках. В моем новом мире, интриги и предательства были обычным делом среди курсантов, получивших воспитание в крупных городах. И причем, чем старше мы становились, тем жесточе становились способы достижения целей.
Жизнь и все ее высшие блага, оказалось, принадлежали тем, у кого было больше денег и власти. Понимание того, что мои детские мечты, возможно, будут сбываться для кого-то, кто имеет влиятельных родителей, гложили мое самолюбие на протяжение всего пятилетнего срока, проведенного в Академии. А когда дело дошло до распределения, я получил назначение в резерв второго пилота на мусоровоз в клининговую компанию занимающуюся вывозом бытовых отходов с орбитальной станции Порт.
В резерв! А это означало, что необходимо было ждать фактического освобождения вакансии. Однако я был рад и этому. Я готов был ждать, ведь я грезил сесть в кресло пилота космического судна.
Благодаря своему отцу, я не вернулся на родительскую ферму, ждать назначения. Я принял решение. Связавшись с матерью, я попросил у нее денег. В последний раз. Она плакала, просила не делать этого, умоляла приехать домой, вернуться, но перевод отправила. Денег мне хватило, чтобы приобрести посадочное место на транспортнике, поднимающемся в Порт.
Модуль оторвал меня и еще пару десятков пассажиров от поверхности Земли со скоростью в шестьсот километров в час. Когда, сначала мое тело обхватил жесткий и старый антиперегрузочный парк, встроенный в пассажирское кресло, а потом стала создаваться иллюзия плавного в него погружения, я вдруг ощутил разницу реального полета от полета в симуляторе.
Благодаря парку перегрузка не взбила мой мозг, словно шпинат в блендере, но с непривычки меня дважды едва не вырвало. И, наверное, вырвало бы, не будь в моем желудке совершенно пусто.
Больше я на Землю так и не вернулся. Больше никогда не ощутил кожей своего тела солнечное тепло, настоящий ветер, запахи цветов, зелени скошенной травы и навоза, которыми пропах Холмов и его фермы. Больше никогда не видел мать. Я решил, что должен доказать отцу, который с пеленок видел во мне лишь фермера, своего наследника и продолжателя семейного дела, самостоятельность и независимость своей личности, доказать, что я могу стать успешным в этой своей жизни, не ковыряясь в навозе и не перекладывая тюки сена с одного места на другое.
И вот, орбитальная станция Порт, встречает меня сквозняками тесных переходов, переполненными залами ожидания, спецификой технологических запахов и запахами портовых забегаловок, а так же людской злостью, ненавистью и осознанием того что я ничтожество. Все теперь было по-другому. Все вокруг казалось ненастоящим. Постоянное эхо в голосе, внезапные раскаты электронных служб оповещений в секторах, обрезиненные полы, металлы, полимеры. Частые сбои в работе полимагнитного ядра станции, иногда заставляли думать, что пол выскальзывает из-под ног, или проваливается, и я едва мог удержать равновесие.
Работу я нашел быстро. В доках и верфях нижнего уровня, вакансий было предостаточно. Опасные и вредные профессии ждали своих героев. Впрочем, я долго не выбирал. Зная, куда заходит на погрузку «мой» мусоровоз, первым делом я отправился искать работу именно туда и без труда получил должность оператора технической сцепки. А уже на следующий день, мне выдали желтый комбинезон, голографический пропуск на шнурке, чтобы вешать на шею, а потом провели инструктаж и показали объем работы.
Вонь там была адская, а график практически не оставлял шансов на личную жизнь. Желающих делать эту работу особенно не было. Прошлый работник погиб прямо в операторской будке. Задохнулся, когда докеры откачали воздух с погрузочной платформы, чтобы открыть шлюз. Его баллон с дыхательной смесью оказался не заправлен. Может по его собственной забывчивости, а может просто дал течь, не важно, но из операторской будки, которая тоже оказалась не герметичной, воздух вылетел в вакуум за несколько секунд, а мог бы его спасти.
В мои обязанности входила погрузка контейнеров с уже отпрессованным мусором, на борт судна. Сложного не было ничего. Цепляй из своей будки манипулятором контейнер и тащи его к аппарели. Ставь на салазки, отцепляй и тащи следующий. Перед каждым шлюзованием не забывай надевать маску с баллоном дыхательной смеси и поддерживай его всегда заправленным. Давление должна была сохранять сама операторская будка, но старые уплотнители плохо держали воздух внутри. Кое-как выравнивал давление и технический комбинезон, но лучше было не проявлять в нем особую активность, так как на него тоже надежды особой не было, а пока шлюзование не завершалось, комбинезон раздувался, словно воздушный шар, в нескольких местах перетянутый суставными скобами.
На деле все оказалось гораздо хуже. Прессовочный и сортировочный цеха были позади технического пирса и, как оказалось, в мои обязанности входила работа и там. Кадров не хватало, а мусоровоз приходил один раз в сутки. Так что руководство без дела сидеть не позволяло.
Первые несколько месяцев работы, мой бунтующий разум искал выхода из этой помойной ямы. Первый же свой заработок я потратил на старенький наручный делс, купленный мной в Центральном Коллекторе Нижнего уровня у какого-то маргинала, который, скорее всего, потратил вырученные средства на импульсные наркотики. Устройство, без сомнений было краденное и перепрошитое, но меня это мало тревожило. Используя внутреннюю общественную сеть Порта, я принялся отправлять заявки во все компании занимающиеся эксплуатацией космических судов. Я готов был работать даже в доках, где-нибудь на экипировке, лишь бы моя деятельность непосредственно была связана с эксплуатацией модулей, аппаратов и самих судов. Но компании, имеющие в штатах пилотов, отвечали мне отсутствием вакансий, а те, что обслуживали и осуществляли ремонт судов, сообщали о не подходящей квалификации.
Спустя какое-то время пришло отчаяние. Но благодаря адскому труду на сцепке и сортировке, я забывался, а потом убеждал себя, что нужно только подождать. Придет время и мой резерв превратится в реальное назначение. А спустя еще примерно год, наступило полное безразличие и смиренность перед той жизнью и судьбой, которая меня поглотила и, измазав помоями, сделала, казалось навсегда, своим рабом.
Мусоровозом был старый модифицированный Пилигрим. Двухреакторная неуклюжая и пузатая посудина. Его двигатели издавали оглушительный гул, который рассыпался по воздуху в промежутках между шлюзованиями и по металлу стен все время, что он был тут, а усыпанная клепаными заплатами серая обшивка гремела и скрежетала при вхождении в шлюз. Погрузочная рампа у него располагалась в носовой части и, стыкуясь с пирсом, он заводил внутрь и кабину пилотов на втором ярусе. После шлюзования оба пилота выходили и по верхнему переходу шли на станцию по своим делам в ожидании окончания погрузки. Времени у них было около трех часов.
Каждый раз я смотрел на них и мечтал. Как они выходили, как запечатывали технологический люк за собой. Иногда они шли и молчали, а иногда о чем-то говорили. Вот бы услышать, о чем! Но я не слышал. Общий шум и то, что они шли по верхнему ярусу пирса, не давали звуку их голосов добраться до моего рабочего места. Но я знал и верил, что однажды, тот старый, в синей куртке, уйдет на заслуженный отдых по выслуге лет, а второй пилот будет назначен на его место. Вторым же должен буду стать я. Я же в резерве! И придет время, когда я буду так же надменно как они поглядывать сверху на докеров в оранжевых комбинезонах, пахнущих помоями и будто смотрящих на весь остальной мир из глубокой мусорной ямы.
Прошло два года. Целых двадцать четыре месяца и несколько недель, я ждал своего назначения, таская контейнеры с отходами и помогая другим рабочим на сортировке. Смена длилась по двенадцать – пятнадцать часов. Домой, в свою комнату в Центральном коллекторе Нижнего уровня станции, я приходил не чувствуя ни рук ни ног. Я просто падал и спал, порою даже пренебрегая всякой гигиеной. Да что там говорить, последнее время я совершенно забыл о том, когда последний раз принимал душ. Редкие вылазки с товарищами по пирсу в портовые бары радовали дешевым алкоголем и безвкусной субститурированной едой, а по утрам редких выходных, разрывали голову на части похмельной болью.
И вот, в один прекрасный день, нажимая на джойстик регулировки стыковочного моста в своей кабинке и направляя сцепку траулера к рампе мусоровоза, я заметил какие-то изменения.
Пилоты. Сразу и не понять в чем было дело! Они как обычно, как и каждый раз, покинули кабину Пилигрима, набрасывая на ходу куртки, шли прочь от помойного пирса в ближайшую закусочную или кафетерий, а может просто по своим делам. Но… того старого, первого пилота, уже не было! Вместо него, командиром экипажа, был второй пилот, а на его месте, судя по всему, был кто-то еще. Кто-то новый! Как же так? Неужели они взяли кого-то вместо меня? А может мне только показалось? Расстояние-то до верхнего яруса не маленькое.
Но мне не показалось.
По телу пробежала дрожь. Я бросил джойстик и, хлопнув железной дверью своей будки, бегом рванул прочь с пирса наперерез пилотам, туда, где два уровня сливаются в один. «Эй! Ты куда! А ну вернись на свое место!» – кричал мне вслед старший докер, но я его не слышал.
В самом начале прессовочного цеха там, где вонь была еще не совсем резкой, где по одному переходу можно было попасть в административный блок и бытовой корпус, по другому выйти на станцию, я остановился и прижался к стене около спуска со второго уровня. Вот они подходят. Через несколько секунд пройдут мимо меня. Тот, что был вторым пилотом, уже поменял нашивку на куртке, а вот его новый напарник… совсем молодой парень, где-то моего возраста, проходя мимо меня, вдруг остановился и вытаращился удивленными глазами. Я оцепенел еще сильнее. Его лицо оказалось до ужаса знакомым.
– Корин? – Парень вскрикнул, улыбнулся и показал на меня пальцем. – Точно, Корин! Глазам не верю! Это и в правду, ты? – Он жестом показал первому пилоту, что должен ненадолго задержаться.
– Ты его знаешь? – В голосе нового первого пилота, звучало какое-то презрение.
– А! Это Корин. Мы вместе учились в академии! – Он посмотрел сначала на него, потом снова на меня.
– Ладно, догонишь. – Пилот засунул руки в карманы куртки и безразлично отвернувшись, пошел к переходу на станцию.
А я раскрыл рот и хотел сказать, что-то, ответить, но осознав, что стою перед ним в грязном желтом комбинезоне, обросший небритый и воняю помоями, просто не мог вымолвить не слова.
– Ты меня что, не узнал? – Он засмеялся и видимо хотел протянуть мне руку, но подумав, что потом ее долго не сможет отмыть, осекся. – Это я, Артур!
Конечно, я его узнал. Он учился курсом младше, и мы были соседями в академическом жилом корпусе. Наши комнаты располагались в одном крыле на этаже. Мы часто проводили вечера в одних компаниях и посещали одни и те же студенческие заведения. И вот он пилот. Он, кто еще не выпустился из академии, когда я был уже в резерве. В резерве! На этот сраный мусоровоз! На мой, сука, мусоровоз! Почему!? Почему он пилот, а я нет?!
– Представляешь, у меня сегодня первый день после резерва! Я наконец-то дождался! А ты? Ты что еще в резерве? – Он даже не насторожился, что я просто как истукан стоял перед ним и не говорил ни слова.
От стыда мне хотелось в тот момент выброситься из шлюза. А он? А он был счастлив. Он весь светился от радости, от того что наконец стал пилотом. Я вздохнул. Вся моя жизнь за секунду превратилась в ни что. Вспомнился почему-то отец. Может он был прав? Наверное, и в самом деле, не стоило мне рваться в академию, не имея за плечами богатых родителей. А у этого-то Артура, мать, по-моему, сидела где-то в правительстве Неополиса!
– Прости, Артур, мне нужно идти. – Сознание вернулось и, я просто ушел, оставив его у переходов стоять в недоумении и вообще непонятно что обо мне думать!
