Kitabı oku: «Принц, принцесса, белая роза», sayfa 3
Принимаю. Судя по запаху – от уже нетрезвого студента. Судя по весу и форме содержимого пакета – бутылка. Сплошные нарушения…
– Спасибо, Данила, – говорю. – Ребятам всем тоже спасибо передай. Вы молодцы! Удачи вам в жизни! Сам-то что собираешься делать дальше?
Рассказывает, что огромные у него планы. Отец новости привёз. В области у них производство было плохенькое, а теперь заказ большой получили, спонсор нашёлся. Словом, должно быть развитие. Отец у него финансист, а он там чуть ли не начальником производства будет…
– Что ж, – говорю. – Мозги у тебя есть, знания есть, а опыт появится. Удачи!
Он уже уходить собрался, как я опомнился:
– Подожди… А Лена… как она там?.. Исчезла куда-то…
Он вздохнул. Заговори нехотя.
– С Леной случилось что-то. Может на защите что было? Но «отлично» же поставили. Нервы у неё непонятные, истерики. Я ведь хотел, чтобы коньяк этот именно она вам подарила. Юлька, она… вообще предательница. К Петровичу ушла. Я – и нашим, и вашим, как говорится – и с вами, и с Фёдоровичем работал. Тихон в последнее время на заводе больше, а Лена, все знают, любимая ваша ученица. Вам наверняка от неё этот подарок получить было бы приятней. Но, как сказал ей про это, она орать – ни слышать о вас не хочет, ни видеть. Не знаю почему… Извините, если не так что сказал.
Вот оно как, значит… Обидел… Понять бы ещё – чем?..
– Данил, попробуйте ей передать, что мне очень с ней поговорить надо. Я сам не пойму, что случилось… Спасибо за подарок.
– Попробую…
Ушёл. А я, в совершенно растрёпанных чувствах, отправился на место наших встреч для похода в столовку. Ждал, уже понимая, что бессмысленно. Не придёт…
Лена
После того, как я умылась, дядя Коля усадил меня в очень мягкое и удобное переднее сиденье, практически, кресло. Плакать я перестала, внутренне успокоилась и зачем-то рассказала ему всю эту историю, все мои вопросы, всё, что я не понимаю. Заодно и у самой в голове прояснилось, по полочкам стало раскладываться. Но стройной картины у меня не получалось. Ошибка была где-то в алгоритме, явная лажа. Только никак я не могла понять – в чём она. Дядя Коля меня выслушал, ответил задумчиво:
– Сложно как-то всё. Для меня. Вы, молодёжь, как сами говорите – загоняетесь! Я вот думаю просто: нравится девка – женись! А мозги крутить не моги. Одно я понял – нанервничалась ты сегодня. Выпей-ка вот…
И протянул мне потрёпанную фляжку. Я испуганно взглянула на него. Пахла она явно чем-то крепким и медицинским.
– Не боись, Ленка, – подбодрил дядя Коля. – Верное средство. Только глотай сразу. Полегчает…
Я и глотнула. Обожгло, дыхание перехватило, даже дурой в очередной раз обозвать себя не могу. Закашлялась, запила тёплой минералкой. И как-то в самом деле стало тепло, уютно. Захотелось спать. Никаких сил нет сопротивляться.
– Посплю я, наверное, – сказала, глупо улыбаясь. – Извините.
– Ну вот и то! – непонятно ответил дядя Коля, достал подушку и отдал мне, вылез, достал ещё тёплое одеяло, укрыл меня. – Спи.
Последнее, что слышала, это его слова:
– Вот ведь девки выдумщицы! Цветочек уложила рядом с собой как котёнка, или как ребёночка даже…
А дальше я, наверное, уснула. И приснилось мне, что я с Вячеславом Игоревичем шагаю замуж. То есть мы с ним шагаем, сначала в ногу, потом в разнобой. Я точно знаю, что – замуж. А он не соглашается, спорит. По-другому, говорит, это должно называться! Я ему тоже возражаю, что он сам нас учил: главное – результат, а не теория и определения. Идём мы по красной ковровой дорожке. Она длин-н-ная, только далеко в конце видна светлая беседка и силуэт непонятно кого. Вокруг сплошной сад из белых роз. И аромат вокруг – необыкновенный. Мы держим друг друга за руки. Разговариваем, смеёмся, ссоримся. Иногда я обижаюсь, вырываю свою руку и хочу убежать. Но белые розы встают на моём пути и не пускают, не дают уйти с красной дорожки. Я возвращаюсь, покорно вкладываю свою руку в его – и мы идём дальше. А там и Вячеслав Игоревич вдруг начинает психовать, вырывает свою руку, тоже пытается убежать. Но белоснежный сад не пускает и его. И он тоже покорно возвращается. Берёт меня за руку, и мы идём дальше. Разговариваем, смеёмся. Нам очень хорошо вдвоём, несмотря на периодические ссоры и убегания. Но ноги устали, а конец пути, хоть и виден, но не становится ближе…
А потом что-то случается. Словно гаснет свет. И из роз, что вокруг, как будто кто-то выпивает всю воду, и они остаются стоять сухими и ломкими. Ковровая дорожка под нашими ногами вдруг превращается в грязь… Да и сами мы уже не держимся за руки. Мы близко, рядом, но не вместе. Мне хочется, чтобы какая-то часть меня оторвалась и навечно спряталась в Вячеславе Игоревиче. И часть его очень хочу спрятать в себе навсегда… А потом свет включают. Пустота. Пусто и холодно…
– Сильна же ты спать! Мать! – с чувством говорит Вера.
Вскакиваю. В открытое боковое окошко газельки вижу её с двумя огромными сумками. Мы около какого-то магазина. Впереди Юлька тоже тащит огромный пакет. Чувствуется, что ей тяжело.
– Девочки! Вы чего меня не разбудили? Я бы помогла. Где все? Где мальчики? Почему вы сами всё таскаете?
– Ого, сколько вопросов от спящей красавицы! – усмехается Вера. – Вылезай на воздух. Дождёмся, когда доползёт наша Юля – есть, что обсудить…
Выскакиваю, бегу к подруге, помогаю донести пакет. Она потная и запыхавшаяся. Зато успела переодеться.
– Ну что, девушки, – говорит, ещё не отдышавшись. – Совещание?
– Совещание!
Пока я спала, произошло много разных событий. Формальности, которые нам ещё по университету положены, почти решены. Впереди – вечеринка на свежем воздухе. Мальчишки сейчас расчищают полянку и жарят шашлык. Наша полянка – 11А. Корпус для занятий расположен фактически в лесу. А метров через сто от главного входа эти полянки и начинаются. Идёшь по большой тропе до дерева, на котором огромная буква «А» вырезана, а дальше по тропинке на одиннадцать часов, всё просто. Далее – к Даниле приехал отец, привёз радостные для него известия. Он теперь считает себя директором и ведёт агитацию – с ним в район ехать. Обещает золотые горы и даже больше. Людочка и ещё пару человек из группы, что вчера защищались, купились. Отец Данилы много самогона деревенского привёз, поэтому от мальчишек толку никакого. Один Тихон в норме, но он за шашлыком приглядывать оставлен. Всё, что девчонки сейчас закупили – надо отвезти. Про меня новости тоже есть – Данила кричит, что без меня никуда не поедет…
– Да пошёл он в… – говорю легкомысленно.
Совсем страшное слово не стала употреблять. Так, на грани литературных норм… Не об этой ерунде надо думать. Спохватываюсь – а сколько время?… Э-эх, пропустила время похода в столовую…
– А преподавателей приглашали на шашлыки?
– Да, должны были…
Значит, увидимся, Вячеслав Игоревич. Приняла коварное решение: расскажу ему свой сон. Глядя в глаза, буду рассказывать. Пусть объясняет: почему он мне дарит белую розу и ничего не говорит?, почему он мне сейчас снится?, а раньше не снился, и что мне от него надо?, если я сама не могу в этом разобраться.
– Юля, Лена… – нерешительно говорит Вера. – Вы только меня поймите правильно. Вам бы посидеть для приличия немного, а потом свалить от греха. Данила и всегда скользкий какой-то был, а сейчас его прёт не по-детски. Я и сама так хочу, но Люду попытаюсь отговорить. Не верю я ему.
– Со мной дядя Коля ещё… – резонно говорит Юля. – И Ленку мы в обиду не дадим… И ещё, Лен… Ты для леса одежду не брала?
– Нет.
– О-ох, – вздыхает. – Опять Юля головой за всех думай… У меня там в газельке есть кое-что, посмотри.
Залезаю посмотреть Юлин запасной гардероб. Зрелище знакомое, в принципе. Не раз, и ни два мы с дядей Колей путешествовали.
– Туфельки у тебя, конечно, не как моя шпилька, – говорит тем временем Юлька. – Но в лесу неудобно будет. Ну и футболки мои в районе груди, извини уж, болтаться будут…
Почему-то сначала я пытаюсь совместить своё платье с одеждой, пригодной для леса. Например, спортивные штаны, носочки, кроссовки под платье. Умора!, даже без зеркала понимаю. Значит, долой платье, всё равно помялось, пока спала. Надеваю футболку, мастерку. Мне, как бывшей спортсменке, одежда очень даже удобная и привычная. Бельё у меня, конечно, немного не подходит, но здесь уже ничего не поделаешь… Своё платье, колготки, туфельки аккуратно интегрирую в Юлин гардероб. Потом заберу, не в первый раз. Переодетая, возникаю перед девчонками.
– С изящной сумкой розовой и розочкой в руке… – пропела на какой-то полузнакомый мотивчик Юлия.
– Прынцесса, – подытоживает Вера. – Но хоть комары не покусают…
Славик
Возвращаюсь обратно. Вон там, в уголке возле окна у меня есть очень уютное местечко. Кресло и столик. Обычно, ты пишешь там что-то умное, Славик, читаешь, думаешь… Но этот уголок вполне пригоден и для обычной пьянки. Или для необычной. Потому что не каждый день предмет твоих грёз обижается на тебя неизвестно за что…
Что там принёс бывший твой студент, а ныне, наверное… Нет, важным хреном он пока ещё не стал. Но станет, если будет такая возможность, задатки есть… Коньяк! Страна-производитель? Непонятны. Но, если в приобретении участвовала Юлия, то, через её отца… Короче, почти наверняка – это классное пойло. Что есть к нему? Чем собиралась меня откармливать Наталья Алексеевна? Банка сайры, причём ключа для открывания нет… Банка малосольных огурцов… Подойдёт… Хотя огурец должен быть один, он должен быть солёным, а вместо коньяка должна быть водка. Ещё непременно полбуханки хлеба… Хлеб у меня есть? – Выше крыши… Что ещё? Семнадцать кружков колбасы средней паршивости и пять пластин сыра. Нормально.
Так вот… Водка (плюс запасная бутылка), один солёный огурец и полбуханки хлеба человек на пять… Это называлось «интегрирование по огурцу»! Если верить дням твоей весёлой молодости, то так можно было решить задачу любой сложности… В чём задача, Славик?
Первая пошла! Бульк… Огу-у-урчик обязательно…
В чём задача?.. Напиваться – это отвратительно, это не выход, ты это не любишь… Это не гарантия того, что поймёшь, что проблемы решатся или исчезнут… И тем не менее почему-то: иначе-то как?.. Так в чём задача, Славик? Когда и чем ты её обидел?.. Кстати! А зачем тебе это всё?! Ведь Юлия достаточно грамотно сформулировала все «но», в том числе и твои собственные…
Вторая пошла!
И ведь она, Юля, права! Своей правотой, естественно. Тебе её правота не нужна. Здесь важно, что нужно самой Елене? Но как это узнать? Хотя тебе ведь недавно сказали – чего она не хочет. Тебя видеть она не хочет! Без всяких причин… Так почему ты не желаешь с этим примириться?
Третья?.. Надо ли?.. А-а-а, третья пошла…
Почему не желаешь примириться? Любовь? Но ты ведь не знаешь: что это такое. Это просто громкое слово. Бессмысленное. Смыслом его наполняют поступки. Вот, например, готов ли ты исполнить любое её желание? Готов! Любое? Да. Без всякой патетики, типа «Лена, я делаю это ради вас!»? Да. Ну так и исполни! Она не желает тебя видеть! Вот и исполняй. Это и будет – любовь. Но тебя ведь ещё интересует: а почему-у? Значит, это не любовь никакая… А что тогда?..
Ох, надо бы сходить кое-куда… А то после четвёртой уже будет сложно… А домой, Славик, ты сегодня поедешь? Или будешь тут куковать?.. Надо бы поехать… Мама волноваться будет. И не могу уйти. Мне кажется, что она здесь, рядом. Что уйти – это будет ошибкой…
Так, – чет-вёр-та-я!, и кое-куда сро-очно…
Лена
На полянке, куда мы притащили все пакеты и сумки, было суетно. Кто-то ел, пил, шатался без понятной цели и смысла, подбрасывал дрова в костёр. Раз пламя уже на полную мощность жгут, то шашлыки, стало быть, готовы. Разгружаемся около импровизированного стола. Тот, кто привозит еду, не занимается её распаковкой. Замечаю некоторых преподавателей, как за столом, так и вообще вокруг. Но Вячеслава Игоревича среди них нет.
– Ба-а-а-рашек для Елены Прекрасной! – шутливо проблеял Тихон. – Бе-е-ег как зе-еницу ока! По вы-и-сшему распоряже-е-нию.
И протянул мне тарелку с мясом, зеленью, конвертиком лаваша.
– Спасибо, – беру, но кладу обратно на скатерть, заменяющую стол.
– Присаживайтесь, Коля! – Юлия указывает на брёвнышко для сиденья. – Угощайтесь… Где мясо?
– А где мой баран, БАРАН ? – грозно вопрошает Вера, нависая над Тихоном.
– Преподаватели все пришли? – я.
Тихон вертится между нами:
– Мясо вон там в мисочке, кого позвали, те и пришли…
– Вот ведь хамство, – негромко, но отчетливо произносит Вера. – Ни ко мне, ни к Юльке на защиту не пришёл. А Юльку там чуть не порвали, как говорят. А здесь сидит, разглагольствует небось: «Фафлычок седует есть с т’авками и ке’чупом»…
Но невозмутимый глуховатый Петрович, как ни в чём не бывало, продолжал чем-то хрумкать.
– Вячеслава Игоревича звали? – спрашиваю я.
– Данила звал, – хмуро говорит Тихон. – Коньяк наш ему относил. Сказал, что не придёт. Занят.
Мысленно делаю себе втык: «Дура № 2». Номер один – про привычный поход в столовку забыла, номер два – сама должна была коньяк этот отнести, это был и отличный повод, и возможность поговорить…
– Где Данила?
– Агитационная у нас во-он в том конце поляны, – указал Тихон.
Иду туда. Сейчас Данила показался мне почему-то похожим на баклажан. Зеленоватая рубашка, тёмно-синие штаны. В пиджаке, впрочем, ещё больше на баклажан был бы похож. Вокруг него стояли человек пять, им он что-то негромко втолковывал. Втискиваюсь между ними.
– Ты приглашал Вячеслава Игоревича на наш шашлык?
– Ле-енка! – он растопыривает руки и…
Обниматься, что ли лезет?.. Отступаю и разворачиваюсь правым плечом вперёд. К левому боку прижимаю свою розочку. Как будто защищаю её. Спрашиваю ещё раз:
– Приглашал?
– Славика-то. Конечно! Сказал, что занят… – тут он скорчил глумливую физиономию. – Интимное свидание у него…
– Не верю! – это вырывается из меня автоматически.
– Ле-енка! – опять растопырился Данила. – Да давай я тебя сам…
Но продолжение фразы комкает… Обращаясь ко всем, говорит пьяно и уверенно:
– Мужики! Ленка тоже с нами поедет! Мы там всё по высшему разряду ор-р-р-ганизуем…
– Ага! – саркастически восклицаю я.
Жгу его взглядом. Разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Стой! – опять хватает меня за правое предплечье.
Да что это за привычка – людей хватать и тянуть?! Мгновенно концентрируюсь. Розочка моя в правой руке? – Прячу её под подмышкой и далее вниз опускаю, а левой рукой сильно бью кулаком по Данилиной руке.
– Пошёл вон!
От неожиданности он отпускает меня и отступает. Растерян?
– Ты чего, Лен?..
– Что, не ожидал? Не видел меня такой?! Я тебе тут ещё что-нибудь взорву!
Ага! Если найду, что взорвать!.. Я не всегда серьёзная и уравновешенная. Отступаю, полуразворачиваясь. Напоследок хочется сказать что-то совсем обидное. Бросаю через плечо:
– Клоун!
Удаляюсь. Опять делаю мысленный втык: «Дура № 3. Про «крысёныша» забыла». От нормального настроения, которое было после пробуждения в газельке, ничего не остаётся. Решительно иду на выход из лесной зоны. Слышу сзади шаги. Оборачиваюсь. Юля.
– Подожди… – говорит она. – Не спеши так… Ты сейчас…
Сбавляю шаг. Идём по тропинке рядом.
– Я сейчас в корпус. Сюда не вернусь. Платьице моё пусть у дяди Коли пока, позвоню, заберу. Тогда и костюмчик твой верну.
– Подожди, Лен…
Юлия тихонько прикасается к моему локтю, как бы останавливая, разворачивая к себе. Смотрю – она прячет глаза. Так бывает, когда ей надо сказать человеку что-то неприятное.
– Что, Юль?
– Я не хотела тебе говорить… – она, тихо.
– Говори уж давай, – я, устало и обречённо. Что за очередная фигня меня ждёт?
Оказывается, пока я спала, Юлька, Вера, остальные бегали с какими-то нужными нам бумажками. Что мы, мол, никому нигде ничего и никогда не должны.
– Я и на тебя тоже подписала, – говорит Юля.
– Спасибо.
И в архиве, по словам Юли, она увидела фотографию моего Вячеслава Игоревича. Красивую, такую, где он причёсан нормально, представительную, не очень-то и мальчишки, каким мы видим его обычно. «Ой! – сказала Юля. – Я знаю этого человека. Это наш преподаватель». «Да! – ответила ей Мадам Архив. – Очень интересный молодой человек. Его вешают на Доску почёта. Я жду его сегодня».
– И что из этого, Юль? – спрашиваю устало. – Кого ещё вешать на эту доску, если не его?
– Понимаешь, – пытается объяснить Юля. – Во-первых, рабочий день уже давно закончился, все разошлись, а она его ждёт. Она приятная достаточно, по возрасту ему подходит, по росту. А потом… тон, с каким она это говорила… там было очень много личного, интимного… у них явно есть отношения…
– Не верю я, Юля. Мы работаем с ним три года. Виделись почти каждый день. Никогда и никакой Мадам Архив не было. Сегодня она, что ли, появилась?
– Отношения обычно скрывают…
– Не верю я, Юль! Зачем ты мне это сказала?
– Я испугалась за тебя, Лен. Ты же идёшь к нему. Вдруг ты сейчас придёшь, а они там… Ведь почему-то он к нам не пришёл…
– Почему-то не пришёл … Ну и что они там, Юль?
– Что ты тупишь? – рассердилась Юлька. – Целуются. Или даже детей делают. А тут ты…
– Места другого, как будто, нет…
И внезапно я свирепею. Стычка с Данилой эта… Картина, Юлей нарисованная, помимо воли предстаёт перед глазами… Бред какой-то!
– Если они там, как ты говоришь, делают детей, то я должна стоять и смотреть…
– Смотреть? – оторопела Юля.
– Да! Стоять и смотреть!
– Зачем? Я не понимаю.
– И не поймёшь! Потому что это и представить себе невозможно! Да! Должна стоять и смотреть! Стоять и смотреть… и выжигать в своём сердце! И Лену-Елену, и «спелое летнее яблочко», и «завлекушку», и Елену Прекрасную, и даже «отдушину»… Всё должна буду выжигать, Юленька! Сотню чувств я должна буду выжечь в своём сердце, как это можно понять?!
И я опять заплакала…
– Лен… Ты чего-то совсем не туда… Я же точно ничего не знаю, просто мне показалось…
Показалось ей! А я стой и реви! Который уже раз за сегодня! Что же это за день такой?!
– Пойду, – твёрдо говорю. – И во всём разберусь!
Иду. Слёзы – высушила. До остановки дошла, она на полпути между лесом и корпусом. Опять сзади топ-топ-топ. Уже не Юлька. Серёжа из братов-акробатов.
– Стой, Лена! Ты куда?
Ох и вертится на языке ответ нехороший! Из заклинаний технической магии слепленный…
– Тебе что за дело?
– Ты должна вернуться, Лен.
– Это ещё почему?
– Ты Данилу обидела. Он рвёт и мечет… Поручил мне тебя вернуть.
– Ты его раб? Цепной пёс?
– Я его соратник, типа. Моя деревенька от его предприятия недалеко. Самая для меня работа.
– Поздравляю!
– Вернись, Лен. Что я Даниле скажу?
Что же это за идиотизм сплошной!
– Скажи, что у меня критические дни! Знаешь, что это такое? – сказала, чуть не прокричала специально громко, чтобы на остановке услышали, заинтересовались.
Ага!, Серёжа тоже умеет краснеть. Он очень тихо говорит:
– Ты Данилу обидела, Лен. Вернись, пожалуйста, в лес. Он сказал – никуда тебя не пускать.
И тут я срываюсь. Ору, кричу: кто они, куда, откуда и как! Самыми страшными техническими заклинаниями. Даже не подозревала, что так свободно с ними обращаюсь! Почему-то вдруг вижу себя как бы со стороны. Девица в спортивном костюме размахивает сумкой. Молния опять не застёгнута, того и гляди вывалится что-нибудь. Я пытаюсь пнуть идиота Серёжу. Я великая заклинательница! Под моими словами он скукоживается, сморщивается, как раздавленный гриб-дождевик. Я точно не Елена Прекрасная. Они такими не бывают! Я похожа на пьяную дебоширку, не удивлюсь, если милицию сейчас вызовут…
…а в моей левой руке, точно как ребёнок, лежит моя розочка…
Закончила орать. Оглядываюсь. Маршрутка очень вовремя распахивает свои створки передо мной. Ныряю в них, как в раковину – в сумрак салона. Плюхаюсь в кресло. Можно перевести дыхание. Розочка… Целлофан обёртки помялся. Но сама она выглядит свежей, ни один листик не повреждён. Удивительно. После стольких событий. Аромат, по-прежнему, необыкновенный. Ну что ж, если это единственная память о Вячеславе Игоревиче, то пусть так и будет…
Еду домой. Хватит с меня приключений на сегодня.
29 июня – Новая квартира
Лена
Когда вчера я приехала домой, то думала, что упаду и не встану до утра. Но, войдя в квартиру, попав в привычный, знакомый, родной уют, вдруг поняла, что хочу… есть. Причём – зверски хочу! Как волк или как волчища.
– Доченька, – встретила меня мама. – Как всё прошло? Учёба закончилась? Почему ты в таком виде? Где туфли, платье? Что произошло? Откуда эта роза?..
– Произошло очень много, мама…
– Надеюсь, ничего ужасного… Ты выглядишь устало.
А я, сначала учуяв, а потом и увидев на кухонном столе огромный медовый торт, немедленно отрезала себе кусочек.
– Да, я устала, мама, но больше всего я хочу есть. Разогрей мне ужин, пожалуйста. И ещё… Вы с отцом сильно хотите спать?
– Ужин сейчас разогрею… Спать мы, конечно, хотим… Что случилось?
– Мне надо с вами поговорить. Сама я запуталась…
Потом я не выдержала и позвонила Вячеславу Игоревичу. Время позднее, пора ему уже быть дома. Никто не взял трубку. Он говорил, что живёт вместе с мамой, больше никого. Всегда было так: или никого, или он сам отвечает. Никого… то есть его нет дома… в это позднее время… Призрак Мадам Архив опять начал будоражить воображение… Через силу попыталась отбросить, забыть, не думать. Отправлюсь в душ!
Я смывала с себя все события этого дня, пока разогревалась еда. Нет, скорее, смывала всё несчастное и глупое. С некоторыми событиями расставаться мне не хотелось совсем. Потом, заелозив досуха кожу махрушками полотенца, я налила в ванну очень-очень холодной воды и уложила туда мою розочку.
– Это тебе водные процедуры. Отдыхай и набирайся сил, цветочек.
А потом я ела, рассказывала, пила чай с тортом, опять рассказывала, опять пила чай… Точнее, я не всё время рассказывала, я много отвечала на вопросы. Загадку Вячеслава Игоревича про мир, где не придётся есть пирожки с капустой, мои родители не разгадали. Сами они такие пирожки любят, мама умеет их замечательно печь.
– Такой мир глупый и невкусный! – сказала мама. – Пирожки – это тьфу! А солянка, а рагу! Как можно без жаренной или тушёной капусты существовать – не понимаю.
Папа, более склонный к анализу, сказал, что это может означать всё, что угодно. Или приглашение замуж, или желание просто пожить вместе, как сейчас у молодёжи принято, чего он не одобряет, или, действительно, приглашение в другой ресторан, более крутой, наверное, или желание без обязательств друг перед другом… гм…, или просто непонятная шутка.
– Я бы нажал на него – и пусть объясняет понятными словами, что он имеет в виду.
И что значит роза в молчании, без всяких дополнительных слов, им тоже было неясно.
– Может, это было просто поздравление с окончанием университета, – предположил папа. – Но почему только тебя? Юлия же, например, тоже завершила учёбу. Однако ей он розу не дарит – только тебе…
– Елена! – строго сказала мама. – Мы же не враги! Почему ты никогда не рассказывала нам, что у тебя есть отношения с преподавателем? Хотя с его стороны это, конечно, ни в какие ворота…
– Да нет никаких отношений, мам, понимаешь?!
Словом, хорошо, что есть родители, но понимают они тебя как-то не так, специфически, очень по-своему.
Папа, например, в первую очередь поинтересовался: не беременна ли я? А вот меня безмерно удивило, что моё «НЕТ!» его вроде как расстроило или разочаровало. Я даже решила его утешить:
– Внуков вы должны получить сначала от старшего сына…
– А-а-а, – безнадёжно махнул он рукой. – Дождёшься от него. Гастарбайтер. Но хоть на шее не сидел…
Я даже впервые серьёзно задумалась: а ведь семья и дети – это ведь не так плохо?
В конце концов, бесконечными повторениями, упрёками, объяснениями, пояснениями, ответами на вопросы мне удалось донести до своих родителей ситуацию в том виде, как она видится мне. А решение… я даже до их совета поняла: надо просто поговорить с ним. Или мне надо забыть его. Обычный примитивный логический оператор выбора, ничего сложного. Могла бы и сама догадаться…
– Только, доченька, меня очень испугали твои слова про желание увидеть его связь с этой мадам, про выжигание сердца… Бог ему судья, конечно, но тебе это не будет в радость. Я ни одной, даже самой плохой женщине, не пожелаю увидеть, как любимый человек ей изменяет. А для тебя сейчас это может быть страшным ударом, который всю твою жизнь исковеркает. Поэтому мой тебе совет: не надо самой суетиться. Просто подожди. Если ты ему нужна, он тебя найдёт. Если не нужна – поплачешь, забудешь…
– В самом деле, дочь, – поддержал отец. – Мужчине необходимо дать возможность быть мужчиной. Искать! Добиваться! Ухаживать! Найти! – и тогда уж… А если ты сама придёшь – вот она я… Мужики не ценят то, что им достаётся легко. Не любят они, когда ягоды сами собираются в кузовок, понимаешь?
Я была с ними согласна… наверное.
– А вот что меня беспокоит гораздо больше во всей этой истории, так это твой новоявленный директор завода! – заявила мама.
– Что тут беспокоиться, что он может сделать?!
– А вот и не скажи! Синяков-то уже тебе понаставил. В платье без рукавов теперь не покрасуешься, пока не пройдут. А тут ты одна остаёшься…
А-а-а! Втык-втык-втык-втык себе мысленно! Действительно. Родителям-то ехать утром, а я им спать не дала. Уезжают они, а я и не помню ничего со своими переживаниями. Они в новый медовый месяц собрались. Потому что старший сын, брат мой который, уехал в дальнюю даль. Младшая, я то есть, университет закончила, совсем взрослой стала, своей жизнью, может быть, жить начну. А они, вроде как, и не нужны никому. На пенсии, работа не держит. Вот и купили путёвки. Уже скоро, как совсем утро настанет, им и ехать…
– Я вас провожу обязательно! Выспаться вам не дала, бессовестная.
– Это ерунда, – говорит папа. – В поезде отоспимся. Действительно, одну тебя оставлять тут, как вы сейчас говорите, стрёмно!
Понимаю. Даже согласна.
– Я к Юле могу, конечно…
У Юлии огромный полупустой дом. Там десять меня поселить можно. Отец у неё гостеприимный, да и мама у неё, хоть и строгая, но мне всегда рада была. Бывало, что и ночевала у Юльки, даже жила недельку. О еде беспокоиться не надо. Но не хочу к ней сейчас. Люблю её, но хочу побыть одна… Совсем одна. Устала от всего, от всех…
– Ай! А сюрприз-то! – смешно хлопает себя по лбу мамочка. – Это же выход!
Сразу пугаюсь!
– Какой сюрприз?
Боюсь я уже сюрпризов!
– Да хороший сюрприз, – усмехается мама. – Самостоятельная жизнь для взрослой дочери. Совсем забыли, страсти-мордасти твои слушая…
– Это вариант… – соглашается и папа.
– О чём вы говорите?
Брат мой любимый, как школу закончил, грезил всё о самостоятельности. Учился дальше – и опять мечтал. Отдельно жить, самому работать, самому себя обеспечивать, а то и родителям помогать… Добился. Работал много, правда. Квартиру – снимал, с нами жить не хотел. Хотя мы его и любим. Полная самостоятельность, по его мнению, это, прежде всего, жить отдельно. И всё-таки купил он квартиру, оказывается. В новом районе. Маленькую, но свою. От родителей скрывал, неожиданно хотел. Новоселье с помпой справить. А как в Канаде вакансия для работы подвернулась, он туда сразу намылился, и о квартире пришлось родителям преждевременно рассказать. Пригляд же за ней нужен. Квартплата всякая. Там, как поняла, даже обои ещё не наклеены, батареи не покрашены…
– Мы думали, дочка, – сказал папа. – Потихоньку сделаем, как вернёмся. Деньги он оставил некоторые, да и мы собрали, в тумбочке лежат. Учёбу закончишь – а тут такой сюрприз! И выбирай: хочешь сама жить – есть такая возможность. Захочешь с нами – мы тебе всегда рады. Жить-то на квартире этой хоть и сейчас можно. Вода, свет, телефон, всё прочее – есть. На кухне стол, табуретка, холодильник. В комнате, единственное, раскладушка только. Спартанские условия, короче. Шкафов, столов, зеркал нет. Хотя в ванне есть зеркало.
Я даже обалдела немного. Жить самой? Это когда одна? И Юльку, пригласив в гости, поить чаем в собственной кухне? И в ванне сиди хоть целый день? Какая девушка не мечтает об этом? Я, например, не мечтала, но хотелось иногда. Скучно? Одиноко? Не знаю. Может быть, Ленка, это тебе награда за вчерашние страдания? От судьбы! Было бы здорово: пострадал – получай квартиру, ещё пострадал – ещё получай что-нибудь нужное. Ага!, пока пострадалка не кончится! Или получалка. Это рай называется.
А согласилась бы ты, Леночка, обменять квартиру на Вячеслав Игоревича, а? Ерунда!, только настроение себе портить такими мыслями! Почему нельзя и то, и то? Почему только «или-или»? Хочу, чтобы всё вместе! Да!
А что обои не наклеены, батареи не крашены – так этим меня не испугать! Обои клеить я даже люблю.
Люблю вас!, люблю, родители мои любимые!
Получаю адрес, ключи, телефон соседей, а у них и запасные ключи есть. Это на всякий случай.
– Ровно в восемь вечера будем тебе звонить. Каждый день. Изволь быть у телефона. Не ответишь – звоним соседям. Если они ничего про тебя не знают – звоним Юлии, а она поднимает панику: Ленка пропала – всесоюзный розыск! Про звонок – это я не шучу, доченька.
– Папа! Какие-то страшные шпионские страсти! Время связи изменить нельзя! Почему в восемь?
– Предлагай своё время…
– Да ну вас. Пусть в восемь. Поняла. Буду умницей.
Спешно собираю небольшую сумку всего, что мне там, где ничего нет, понадобиться.
– Посидим на дорожку – и в путь!
Ага!
– Стойте! Розочку! Розочку забыла из плена ванны вытащить. Я к ней уже привыкла. Она со мной жить будет. Всё веселей…
Славик
Вставай, алкоголик! Напился, значит, до бесчувствия, провалялся в не предназначенном для валяния месте, водой даже утренней запастись забыл… А теперь голова не понимает этот мир? То ли коньяк был неправильный, то ли правильные коньяки с нашими отечественными огурцами несовместимы… Вставай!
И первым делом бросаюсь к телефону… Лена, Лена… Нет ответа. Время? Для звонков – нормально. Сама она, может быть, ещё спит. Хотя говорила, что вставать любит рано. Как и ты, Славик. Сегодня вот только… Не стыдно тебе? А если бы были занятия, пришли люди, а ты тут, понимаешь…
По-прежнему нет ответа. С ней же вместе мама, папа, брат должны жить. Все ушли? Все спят?.. До обеда будешь это «никого нет дома» у уха держать? Давай-ка ты и сам домой. Мать успокоишь. Днём или вечером кто-нибудь да появится. Или Лена-Елена проснётся…
