Kitabı oku: «Дом там, где твое сердце», sayfa 4
Глава 9
– Дай мне пройти, Марис Стронберг! – глаза светловолосой девушки, взятой им в плен, метали молнии. – Чёрт тебя побери, мне нужно работать!
– Не сердись, Лиз, – он едва не мурлыкал от удовольствия, – только скажи правильный ответ и тебе не придётся больше работать – никогда в жизни.
– Ха! – девушка высказала откровенное презрение к его столь щедрому предложению. – Не буду работать? Тогда чем же мне заниматься, Стронберг, скажи на милость?
– Ну, – он пытался вспомнить, чем занимались его светские знакомые в другой жизни – до встречи с Лиз. – Ты можешь принимать торговцев…
– Перестань! – Элиза решительно толкала его в грудь, награждая всё более сильными ударами. – Я крестьянка, Стронберг, не королевна! Я приучена работать… ра-бо-тать… Да я загнусь в предложенном тобой раю на второй день от безделья!
Пронзающие насквозь глаза Мариса Стронберга сузились и искры в них сверкали подобно алмазам, голос звучал низко, протяжно и хрипло:
– А кто говорил, что у тебя будет время скучать? В медовый месяц я собираюсь заставить тебя трудиться побольше рабов на плантации.
– Что-что, а трудиться я умею, – мрачно подтвердила Лиз. – Вести дом, готовить, стирать, убираться…
– Тебе некогда будет заниматься этим, – прервал её Марис. – Собственно говоря, и на еду отвлекаться я бы не хотел.
Лиз изменилась в лице. Понимание сказанного окрасило её кожу сначала бледностью, а затем ярчайшей краской.
– А, ты всё об этом, – скучающе обронила она.
Глаза её наречённого потемнели, и уже одно это должно было предупредить её о небезопасности дальнейших выходок.
– Такой уж я примитивный, – процедил Стронберг сквозь стиснутые зубы.
– Я не то хотела сказать, – всё так же монотонно продолжила Элиза. – Ты каждый день красуешься передо мной своими мужскими способностями, как будто других талантов у тебя нет. И называешь это ухаживанием, – она печально разглядывала его своими чёрными, экзотически приподнятыми к вискам глазами. – Ухаживание – это приглашение к браку. А твоё – нет, твоё призывает быстренько спариться где-нибудь за сараем и разбежаться.
За свою дерзкую выходку она могла ожидать сокрушительной ярости Стронберга, но никак не его задумчивости. Пальцы Мариса легонько сжали её плечо:
– Я учту твоё замечание и поработаю над стратегией. Спасибо.
Почему-то именно в этот момент Лиз показалось, что она сотворила нечто непоправимое, то, что погубит её совсем скоро. И она поспешила добавить:
– Но вообще-то я не понимаю, что ты нашёл во мне. Лучше тебе отказаться от этой глупой затеи и подыскать себе другую женщину. Есть и умнее меня, и красивее, и прекрасно воспитанные…
– Конечно. Но не могу, – словно бы извиняясь, Марис пожал плечами. – Чем-то ты зацепила меня. Своим недоверием, ненавистью, своим хорошеньким личиком – не знаю. Хотел бы я, чтобы ты оказалась прелестной пустышкой, которой для счастья достаточно бриллиантов, мехов, дома в Париже. Но ты сопротивляешься так яростно… Ты вся – сплошной клубок противоречий. А малышкой была такой покладистой… пока я не научил тебя ненавидеть.
– Я не долго мучилась этим, – опустив глаза, солгала Элиза. – Мне было достаточно, что ты уехал.
– Ты не ждала, не мечтала? – с недоверием переспросил Марис. – Не мечтала, что публично унизишь меня, когда я приеду, а потом милостиво согласишься и войдёшь в мой дом королевой, которой будут завидовать все подруги?
– Это принадлежит тому времени, когда я была рассерженной маленькой девочкой, Стронберг, – она мягко коснулась его рукава, а потом глаза Лиз подёрнулись дымкой мечтательности. – Я перестала вспоминать о тебе, когда полюбила Андреса. Ты больше не был мне нужен для самоутверждения. Если бы ты приехал немного позже, я уже была бы самой счастливой на свете женщиной.
– Или самой несчастной, – цинично хохотнул Марис. – Подумай только, какой поднялся бы шум, когда тебя, замужнюю женщину, обнаружили бы в моей постели.
– В чьей постели? – тупо переспросила Лиз.
– В моей, милая, в моей, – Стронберг покрепче прижал её к себе, – я позаботился бы об этом. Даже если муж смог бы тебе потом простить измену, я не оставил бы тебя в покое и претендовал на отцовство каждого рождённого тобой ребёнка. Какой брак это выдержит, моя кошечка? Ну что, Элизабетта Линтрем, ты всё ещё хочешь выйти замуж за Андреса Ресья?
– Ага, – слабо пробормотала Лиз. – Ты не посмеешь.
Хищный оскал раздвинул губы Мариса:
– Приступим к эксперименту? Моя репутация уже ничего не стоит, и я с удовольствием займусь твоей. Для начала я заберу твою девственность. Во многом по практическим соображениям – я сделаю это, в отличие от Ресья, нежно.
– Откуда тебе знать о том, какой Андрес? Может быть, ты подглядывал, когда он заигрывал с какой-нибудь простушкой на сене? – несмотря на насмешливый тон, при одной мысли о возможности этого чёрная змея ревности грызла сердце Элизы.
У Стронберга хватило совести смутиться:
– М-м, я, наверно, преувеличил…
– Это уж точно, – сухо подтвердила Лиз.
– Но я не останавливаюсь на пути к цели, ma chere. Лучше откажи мальчику сразу, не заставляя его страдать.
– Ничего, – губы Лиз растянулись в пародии на улыбку. – Немножко страдания научит его ещё больше ценить то сокровище, которое ему принадлежит.
– Ай-ай, моя сладкая, – Марис привольно опёрся о стену спиной, – когда дразнишь хищника вкусным кусочком, смотри, чтобы тебе заодно не откусили пальчики.
– Отвяжись, – Лиз в ярости затопала ногами, возвысила голос, ничего уже не видя, кроме красного тумана, перед собой. – Отвяжись, отвяжись, отвяжись!!!
Её ультразвуковой визг заставил взлетевшую на ограду курицу тяжело свалиться вниз. Самозваный жених среагировал хладнокровно.
– Вот бы ребята из обществ защиты на тебя взъелись за издевательство над животными, – пробормотал он себе под нос.
Не чувствуя в себе больше сил выносить это, Лиз отбежала назад и бросилась, раскинув руки, лицом в сено, надеясь, что он поймёт намёк и исчезнет. Но, когда ему это было нужно, Марис Стронберг умел быть тупее давно не точенного ножа. Он подошёл, постоял сзади.
– Ты не будешь со мной разговаривать?
Лиз отрицательно замычала в ответ.
– А если я буду настаивать? Я умею быть очень настойчивым, знаешь ли, – в следующую секунду он доказал ей это.
Первой мыслью было, что её спина вот-вот сломается под тяжестью его тела; потом весь мир Элизы замкнулся на ощущении давления твёрдой выпуклости на мягкость её ягодиц. Она испугалась. Страх и отвращение были так велики, что она почувствовала горечь в горле. Прошептала:
– Не надо…
Марис начал двигаться, словно желая стереть их обоих в одинаковую массу. Он был тяжёлым, Лиз слышала его затруднённое дыхание над ухом, а руки мужчины, пробравшись под их тела, мяли её груди, оставляя на них болезненные следы. Элиза не представляла, как ей выбраться из этого положения. Но инстинкт подсказал ей – Марис едва не задохнулся от удара крепкого локотка под рёбра. Лиз воспользовалась нечаянной паузой, чтобы выбраться из-под него. Она была в такой ярости, что собиралась убить его. Марис ещё успел увернуться от нескольких ударов деревянной рукояти для вил, которую работники оставили на полу, чтобы потом соединить с железной частью; но стоило ему попытаться встать, как Лиз с особенным удовольствием поставила его на колени ударом именно по той части, которой он пробовал соблазнять ее чуть раньше. Второго удара не потребовалось – Стронберг свалился на пол без чувств. Лиз этого даже не заметила, продолжая добивать уже безразличного к этому человека.
Умом она понимала, что будет наказана стократно за каждый удар, нанесённый ею Марису Стронбергу, но не хотела этого знать. Едва ярость её утихла и сменилась тупой усталостью, она покинула помещение для просушки, даже не кинув последнего взгляда на дело рук своих.
Глава 10
Нога полностью онемела, и наступать на неё было уже не так больно, зато вновь жгла огнём рваная рана между рёбрами – он заработал её уже позже, когда споткнулся, выбираясь из сарая, и зацепил круг для заточки инструментов. В левом плече что-то похрустывало при каждом шаге, а лицо своё он старался не увидеть случайно в какой-нибудь луже. Судя по тому, как слёзы наворачивались на глаза при самом мелком вздохе, и трещина во втором или третьем ребре была ему обеспечена. Но кто же знал, что в этой женщине столько силы!.. Можно считать, что первая серьёзная ссора у них состоялась. Марис засмеялся сквозь слёзы. Он ощущал себя настоящим мужем, не поделившим что-то со сварливой женой.
Последним усилием надавив на дверь, он ввалился внутрь дома и упал на колени, не услышав испуганного вскрика Лаймен, которая в тот же момент собиралась выйти.
– Марис? – Лаймен с сомнением оглядела не контролирующего себя мужчину на полу. И сморщила носик. – Ты, что, пьян? Не рановато ли?
Глухой стон боли, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы, заставил её отнестись к сыну внимательнее. Она глянула на его лицо и окаменела.
– Господи Иисусе! Ты подрался? С Ресья? – её лицо покраснело от негодования. – Сколько раз я говорила тебе…
– Мама, – сын неглубоко и часто дышал, – прости… что прерываю, но не могла бы ты… помочь мне… или позови Рея…
Лаймен только вздохнула.
– Лида!!! Посылай скорее за лекарем в лечебницу!
– Нет… – Марис держался из последних сил. – Не надо, я сам. Только помогите мне добраться до постели… я лучше знаю, что чем лечить.
– Да? – Лаймен с сомнением посмотрела на застывшую в ожидании служанку.
– Что ты стоишь, как пенёк, Лида? Позови Раймонда или моего мужа.
Спустя достаточно неприятных десять минут Марис наконец с облегчением растянулся на собственной постели, а Лаймен захлопнула дверь за искрящимся остроумием по такому весёлому поводу Реем. И склонилась над сыном:
– Что мне сделать для тебя, Маак?
С самым большим удовольствием Марис потерял бы сейчас сознание, но человек, значивший для него больше, чем отец, научил его ничего не оставлять на потом. «То, что ты сделал после, ты не сделал», – говорил он.
– Быть моими глазами, мама, – Марис немного напрягся, когда Лаймен стала снимать с него одежду. – Сейчас я не очень хорошо себя вижу.
– Ja, – Лаймен явно чувствовала себя героиней военного времени. – Командуй.
– Хорошо. Нога. Правая. Медленно прощупывай кость… Ага, – он дёрнулся и зашипел почти сразу. – Понятно, откуда онемение – растянул связки. На синяки можешь даже не обращать внимания – они не смертельны.
– Ты хочешь сказать, что всё остальное – смертельно? – глаза Лаймен округлились от ужаса. – Марис, здесь сбоку совсем не симпатичная ссадина – даже, скорее, рана.
– Кровь идёт?
– Уже нет.
– Тогда просто антисептиком. Доверить зашивать свои раны я могу только одному человеку и это не местный лекарь.
– Как скажешь, – ужас Лаймен перешёл в новое состояние – хлопотливую растерянность. – Мой мальчик, ты так избит. Скажи мне, кто это сделал, и я уничтожу этого человека.
– Нет, спасибо, я оставлю его себе – на десерт. Чёрт! больно. Как будто я попал в тайфун «Элиза»…
Лаймен поняла эти слова по-своему:
– Я просила тебя не соперничать с Ресья из-за неё. Неужели мы тебе не найдём во всей Швеции красивой жены?
Марис упрямо фыркнул:
– Мне нужна эта. И разговор кончен, мать. С покушением на меня я сам разберусь. А теперь оставь меня зализывать мои раны.
Глава 11
– Лиза, – распахнув дверь, подружка замерла на пороге её комнаты в театральной позе, – случилось кое-что страшное и вообще нехорошее.
– Да? – в тусклых глазах Элизы было умеренное любопытство. – Страшное редко бывает хорошим. И что?
– Лиза, какой ужас, что с тобой? – забыв об избранной роли, Лида бросилась к подруге. – Что ты сделала с собой?
– Ничего, – вяло отозвалась Элиза. – Просто лежу. Ничего что-то не хочется.
– А ты не…? – сделав страшные глаза, Лида многозначительно замолчала.
– Нет. Разве что святым духом. Андрес говорит – сначала поженимся. Мне всё равно.
– Давно ли это тебе стало всё равно то, что касается Андреса?! – Лида шлёпнулась на кровать рядом, снова взглянула на бледное лицо подруги, её свалявшиеся волосы и усталые глаза. – Тогда я зря торопилась рассказать тебе первой.
– Что?
– Два дня назад, – осмотревшись, Лида склонилась ближе к уху подруги и конспиративным шёпотом засипела, – Мариса Стронберга крепко поколотили.
– Правда? Наверное, были причины.
– А это ты у Андреса и спроси.
– При чём здесь Андрес? О, нет… – Лиз приподнялась на постели.
– Вот именно. Лаймен Стронберг трясла и трясла сыночка, пока тот не рассказал, что на него напал в одном из сараев Андрес Ресья. В общем, Андреса схватят, наверное, и продадут в солдаты.
– Лида, – Элиза села посреди постели, – этой свинье сильно досталось?
Та, как зачарованная, смотрела в горящие яростью чёрные глаза подруги. Она как-то сразу поняла, о ком идёт речь.
– Он не встаёт и не выходит из своей комнаты. Я его видела только в тот день, так он даже идти не мог.
– О Господи! – Элиза закрыла лицо руками. – Что я наделала… что я… Лида! Что можно сделать?
– Ты о чём? – не поняла маленькая служанка из дома Стронбергов.
– Что мы можем сделать, чтобы спасти Андреса? Он не виновен, и я готова на всё, чтобы его защитить.
– Ты смелая.
– Ты ради Валя сделала бы то же самое. Не будем терять времени.
– От меня в таком деле пользы немного, Лиз. Я просто не знаю. А почему ты считаешь, что Андрес не виноват? Ты так веришь в него? – подруга смотрела на Лизу Линтрем с уважением.
Но та лишь сухо ей улыбнулась.
– Всё проще: я это сделала с Марисом Стронбергом – и отвечать мне.
Бросив дела, Лиз следующие два дня бродила вокруг господского дома. Ей надо было увидеть Стронберга. Пасть ему в ноги, вымаливая прощение, предлагать себя… На свадьбе с Андресом можно поставить крест. Её вина, не её, а только порченых невест не бывает. Станут вместе с Линетой прятаться от деревенских ребятишек. Вот так и рождаются истории о ведьмах в чаще леса…
Господский дом стоял неприступный и запертый, никто не выходил на балконы, любуясь солнцем, не прогуливался у фонтана под зонтиком. Что происходит? Похоже на траур. Ох нет, если Стронберг помер, Андресу не будет пощады! В огромную, в два человеческих роста, из благородного дерева дверь Элиза не решилась постучаться. Только представила себе, как величественный эконом открывает её, смотрит с презрением на букашку и цедит:
– Пошла вон, холопка.
Ужас какой! Слуги при виде её спешили скрыться, ни один не задержался на умоляющий взгляд. Ей так надо было узнать, что происходит! Лиза решилась на преступление. Ночью она заберётся в господский дом и подслушает разговоры.
Чёрную юбку матери пришлось быстро перекроить на штаны, остатки ткани пошли на рубашку без рукавов. Последним куском Лиз укрыла светлые волосы на манер платка, с собой захватила верёвку, пригодится, чтобы залезть на балкон.
Она тронулась в путь, как только зашло солнце, в лесу переждала возвращения слуг из поместья в деревню и ступила на запретную территорию. Собаки Эмиля Стронберга, которых она два дня до этого подкармливала по вечерам, встретили её, как родную. Они тёрлись о её ноги, отталкивая друг друга, обнюхивали Элизу и носами тыкались в её одежду в поисках карманов с едой. А получив желанные кусочки, спокойно разошлись по двору – охранять от чужих поместье. Лиз опасности для них не представляла. Вечерняя перекличка господских собак с деревенскими, наоборот, заглушила шум от штурма Элизой второго этажа. По карнизу шириной в пятнадцать сантиметров она, стараясь не смотреть вниз, добралась до окна покоев Стронберга и начала обдумывать стратегию проникновения внутрь как раз в тот момент, когда чьи-то невидимые руки очень услужливо распахнули окно ей навстречу. Терять Лиз было нечего, а увидеть, как прислуга падает от её неожиданного появления в обморок, было бы, наоборот, забавно. Лиз поставила правую ногу на подоконник.
– Я ждал тебя, – улыбаясь одними глазами, Марис подал ей руку. – Здравствуй, любовь моя.
– Не могу пожелать тебе того же, – буркнула Лиз в ответ, не отказываясь, впрочем, от помощи.
Опершись задом о подоконник, она лениво сложила руки на груди, продолжая следить за Марисом острым взглядом.
– Почему ты никому ничего не сказал? Отчего не велел притащить меня на судилище?
– Какое судилище, моя милая? – Стронберг лишь фыркнул. – Ну, вышла девушка из себя, эка невидаль. Не убила же.
– Я старалась, – рывком Лиз освободилась от своей опоры, прошлась по комнате, трогая привлекающие её предметы.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила словно бы невзначай.
Марис по-прежнему улыбался:
– Спасибо, хорошо.
– Жаль, – Лиз обернулась, стремясь поразить его своим гневом на месте. – Клянусь, я готова была убить тебя тогда, Стронберг!..
– Я почувствовал это на своей шкуре, – губы Мариса оставались расслабленными, но глаза закрылись на миг и открылись уже блестящими холодом. – И тем не менее ты пришла ко мне.
Лиз отмахнулась от его слов:
– Ты знаешь, зачем я пришла – просить не снисхождения, а справедливости. Андрес ни в чём не виноват.
– Я хочу, чтобы он уехал, – чётко проговорил Марис. – Или ты – но со мной.
Лиз не поверила своим ушам.
– Уехал? Он или я? А что, если мы поедем все трое, – едко предложила она. – Как чудесно путешествовать в компании!
– В компании двух мужей? – своим уточнением Марис в момент вызвал в ней страх. – Ты могла бы путешествовать с двумя мужчинами, не зная, в постели которого ты окажешься в эту ночь? Если тебя устраивает групповой брак, я не имею ничего против.
– Дурак, – Элиза прижала ладонь к панически заходящемуся сердцу. Он нарисовал перед ней совсем не сладкую картинку. Они оба это понимали. Но Лиз все-таки уточнила. – Ты дурак. А Андрес – замечательный. И попробуй разубеди меня в этом, не хвастаясь… не пользуясь своими пещерными методами.
– Едва ли у меня это получится, – сквозь зубы процедил Стронберг. – Я имею в виду «пещерные методы». Я даже не уверен, что вообще способен на что-то такое после твоего замечательного удара. В том числе и иметь детей.
Лиз почувствовала лёгкие угрызения совести.
– Ты пытался меня изнасиловать, – напомнила она.
– Больше не буду, – сухо отрезал Марис.
– Ну ладно, чего ты хочешь?! – гневным шёпотом взорвалась Лиз. – Чтобы я помогла тебе доказать, что как мужчина ты ещё что-то можешь? Ну так давай приступим, чего зря терять время! – она начала срывать с себя одежду.
Марис остановил её руки.
– Не так быстро. Вся эта ночь моя. И я растяну её до невероятных пределов.
– Звучит как угроза, – Лиз в замешательстве нахмурилась. Нерешительно коснулась его плеча. – Ты… тебе действительно было больно тогда, Марис?
– Не то слово. Ты знала, куда ударить мужчину. Какой из твоих любовников научил тебя этому?
– Никакой. Никто, кроме тебя, не вызывает во мне такого стремления к разрушению. Ты это знаешь, и тебе нравится.
– Да, нравится, – подтвердил Марис. – Со мной ты живёшь как нормальная женщина, а с Ресья вынуждена притворяться. Мне нравится, когда ты честна с собой, mon angel. Кричи, танцуй, пой, занимайся любовью – делай, что хочешь. Я всё равно буду любить тебя. И никому не будет позволено судить мою жену. Я дам тебе свободу, гарантированное прощение и денег – три вещи, которые ты никогда не будешь иметь с Ресья.
Лиз немного подумала, в глазах её, чёрных, как ночь, мелькали отблески тайных желаний. Но голос был спокоен:
– Свобода и безнаказанность развращают любую женщину, даже монашку. А что, если я захочу потратить твоё состояние на красивых молодых любовников?
– Я убью тебя, – Марис нежно ей улыбался.
Лиз беззаботно фыркнула, пожимая плечами:
– Видишь, не такой уж ты великодушный, как говоришь.
– Ну, с Ресья у тебя не будет и этого.
– А может, рядом с Андресом у меня не будет даже желания сходить с ума, – резонно возразила Элиза.
– Будет, – уверенно заявил Стронберг. – Ты слишком молода, чтобы желать покоя. В тебе кровь так и бурлит, моя малышка. И я с удовольствием буду помогать тебе выплёскивать эту энергию.
Девушка сурово глянула на него:
– Я говорю не о постели.
– И я, – с ослепительной белозубой улыбкой подтвердил Марис. – По правде говоря, один разговор с тобой заводит меня больше хорошего секса с другой женщиной.
Элиза поморщилась:
– Я никогда не пойму, чего все вокруг так носятся с этой постелью. Чего приятного в этом: сунул, вынул – ребёнок готов?
Марис искушающим движением эдемского змея обвил её плечи рукой.
– А твоей матери вроде бы нравилось, – доверительно прошептал он. – Сколько вас в семье – десять?
– Восемь, – мрачно поправила Элиза. – И как по-твоему, мою мать до сих пор можно считать идеалом женской красоты?
Марис открыл было рот, чтобы уверить её в этом, но потом вспомнил увядшее тело Мелиссы. Все свои соки эта женщина самоотверженно отдала детям, но едва ли её отвисшие груди и живот разбудили бы вожделение в каком-то мужчине. Нет, он не хотел бы видеть Элизу в старости такой.
– Разве что символом плодородия? – после длительной паузы неуверенно предположил он.
Лиз откинула голову назад и хрипло захохотала; а Марис, словно заворожённый, смотрел на жемчужные волосы, рассыпавшиеся по грубой ткани одежды.
– Ты прекрасна, – вырвалось у него; не давая Лиз времени ответить на это каким-нибудь саркастическим замечанием, он захватил в кулак на затылке её роскошные волосы и прижался к её губам. Он нежно покусывал их, пока они не раскрылись, и ворвался завоевателем в её сладкий рот.
Девушка гневно дёргалась, возмущённо мычала, пытаясь высвободить руки, которые он предусмотрительно прижал к подоконнику её собственным телом.
– Сука, – нежно пробормотал Марис, всё ещё почти касаясь её губ. Лиз с трудом сдерживала желание языком проверить, какой ущерб нанесло им это чудовище. – Ты холодна, как труп, для тебя в мире нет ничего, кроме твоего чёртова самолюбия. Но, клянусь, больше врасплох ты меня не поймаешь. Я знаю теперь, на что ты способна, но ты и не догадываешься, на что способен я…
Крепко сжимая руками её кисти и повернувшись так, чтобы не стать вновь жертвой её коленей, Стронберг неумолимо подталкивал её к постели, пока, наконец, Лиз не коснулась мягкого покрывала спиной. Одним рывком Марис подтянул её повыше.
– Не двигаться! – повелительно рявкнул он; однако Лиз и не чувствовала себя на это способной, настолько невероятное зрелище предстало её глазам.
Склонившись к задвинутой за шкаф большой сумке, Марис одну за другой достал несколько коробочек, в каждой из которых не поместилась бы и коричная булочка, какими славилась во всём лене её мать.
– Что там? – прошептала она, от любопытства едва дыша.
Марис не обернулся.
– Увидишь.
И она увидела. Из-под его рук из коробочек выползали невероятных расцветок шёлковые платки, и всё это происходило настолько быстро, что она не смогла бы сказать, где заканчивался один платок и где начинался другой. Когда пол у его ног был усеян слоем тончайшего шёлка, Марис решил, что достаточно.
– Больше всего мне нравятся беззащитные женщины, – доверительно сообщил он, связывая вместе руки Элизы и закрепляя получившийся узел на одном из колышков в изголовье кровати.
Не встречавшаяся даже в книгах ни с чем подобным, Лиз только смотрела на него изумлёнными глазами.
– А что будет дальше, чёрт подери? – мелодично разнесся по комнате её нежный голос.
– Будем играть, – Марис сияюще ей улыбнулся.
– И только? – девушка облегчённо перевела дух. И тут же насторожённо уточнила. – Во что?
Марио сделал вид, что задумался:
– В инквизицию? – предложил он. – Нет, это потом, когда определим, какие извращения мы предпочитаем. Лучше… да, в «Наложницу и султана».
Лиз скривилась:
– Лучше бы наоборот.
Опираясь на кровать коленями, Марис старательно освобождал из заплетённых туго косичек её светлые волосы.
– Потом, – терпеливо повторил он. – Для того, чтобы быть султаншей – хотя бы временно, прежде тебе следует осознать свою эротическую власть над мужчиной – как абстрактным понятием – и надо мной. И в этом познании твоим проводником буду я. Я научу тебя, как можно причинять боль и как творить наслаждение, близкое к боли, что можно сделать при помощи перьев или капель вина, и покажу грань соединения мужского и женского начала. Расскажу о женщинах, подчинивших себе весь мир… – его шёпот замер, растворившись в красоте звёздной ночи. Лиз заворожённо смотрела на своего бывшего жениха. Как жаль, право же, что она не может в него влюбиться! Этот мужчина будил странные потаённые чувства в ней, упрятанные столь глубоко, что Лиз даже не подозревала об их существовании в себе. Андрес… Господи, сделай так, чтобы он не догадался, что она – всего один миг – хотела испытать что-то иное!
– Забудь, – прошипела тень с яростно сверкающими глазами, – забудь его.
– Не могу! – в ужасе, что едва не изменила своему избраннику, Лиз попыталась освободиться. Беспорядочные рывки привели только к тому, что узлы затянулись ещё крепче.
– Не позволю, – Стронберг прижал её всем телом к кровати. – Этой ночью ты от меня не уйдёшь. Я поделюсь с тобой своим опытом, Лиз Линтрем, и заберу взамен долю твоей невинности. Я забыл, что это такое… – его руки скользнули под рубашку, чтобы легчайшими касаниями пальцев изучить её грудь.
Выгибаясь всем телом, Лиз сдалась ещё до того, как жаркий рот Мариса завладел одним из её сосков. А у него не потребовалось на это много времени. Больше сил уходило на то, чтобы удерживать бьющуюся в возбуждении девушку. Она запылала под его ртом и руками так быстро, что могла сгореть раньше времени. Следовало сбавить темп. Оставив припухшую грудь в покое, Марис просто припал щекой к шелковистости её втянувшегося животика.
– Спокойнее, спокойнее, ma petite, – шёпотом уговаривал он.
Но Лиз продолжала цепляться за него обеими руками. Чтобы утихомирить её, Марис прибег к жестокости, отрезвляющей разум: подтянувшись немного вверх на руках, он посмотрел на неё с неподдельным мужским удовлетворением.
– Ты даже не знаешь, что такое поцелуй, подлинный поцелуй, моя самочка, и собиралась прожить с этим незнанием жизнь. С такой абсолютной девственностью я ещё не встречался…
Элиза почувствовала, как щёки её начинают пылать от стыда. Господи, она предлагала себя ему ничуть не сдержаннее дешёвой шлюхи!
– Забудь, – пробормотала девушка, отводя глаза. – Со мной что-то случилось…
– И я даже знаю что, – ладонь Мариса неторопливо накрыла обнажённую беззащитную грудь. – Всё идёт замечательно, просто ты слишком торопишься. Познание друг друга не терпит суеты, его следует смаковать, словно хорошее вино, а не проглатывать сразу. Мы не станем спешить, Лиз Линтрем.
– Я не хочу этого, – неуверенно заявила Лиз.
– Отлично, я тоже, – завораживающе рокотал голос Мариса, – я тоже призываю не торопиться. Узнай меня, моя будущая жена, моя возлюбленная…
Элиза вздохнула:
– Ты так скоро забыл, что случилось два дня назад?
Марис был само всепрощение:
– Это была моя вина. Я поторопился и прибег к грубости. К непростительной грубости, – подчеркнул он.
– Действительно, – Элиза оживилась. – Так, может быть, я обижусь, и мы расстанемся навсегда?
– Только никчемный дипломат оставляет врагов на своём пути, – опираясь коленями на постель, Марис ей улыбнулся. – Хороший вернётся и загладит нанесённые обиды.
Лиз беззвучно застонала, изобразив соответствующее выражение лица. Марис негромко и сочно хмыкнул:
– Трусиха, – упрекнул он её. – Где же в тебе знаменитая авантюрная жилка твоей сестры? «Испытать всё» – вот девиз Линеты Линтрем.
– Вы с ней составили бы хорошую парочку, – гневно произнесла Лиз. Ей совершенно не понравилось испытанное при этом – на крошечную долю секунды – странное собственническое чувство по отношению к Марису Стронбергу. Она ведь никогда не была «собакой на сене».
– Я знал таких женщин, – Марис чуть криво улыбался, – и устал от них. Куда стремиться, когда достигнута цель? Такую любовницу ничем не шокируешь и не удивишь, а предсказуемая женщина не интересна.
– Значит, тебя потянуло на молодую дичь, Стронберг, – тон Лиз не предвещал ничего хорошего.
– Да, – легко согласился Марис. – И, будь уверена, я превращу её в изысканнейшее гастрономическое блюдо.
Лиз вскрикнула, почувствовав руки мужчины между своих бёдер и под собой. Он крепко сжимал её ягодицы, гладил пальцами расщелину между ними – жар его рук прожигал её штаны насквозь.
– Ты хотела знать, насколько может быть больно человеческому существу, моё сокровище? Я обеспечу тебе это знание, – несколькими взмахами короткого кривого ножа он распорол рубашку и штаны прямо на извивающемся женском теле пополам.
– Тебе это больше не понадобится. Если повезёт и нас застанут здесь вместе, завтра с утра ты сразу оденешься в подвенечное платье, – рывком Марис стащил с неё всю нижнюю часть одежды.
Элиза открыла рот, чтобы закричать, но эти слова «если повезёт» всплыли в её памяти совсем некстати. С лёгким звуком её зубы сомкнулись намертво – она будет молчать, пока хватит сил. А их должно хватить, чтобы не опозорить Андреса. В конце концов, она сама вляпалась в это дерьмо – сама и должна выбираться.
Первое прикосновение едва не застало её врасплох. Рукоять плети, инкрустированная каким-то металлом, холодила чувствительную кожу между ног, вызывая противную дрожь во всём теле.
– Ну, кричи! – резко приказал Марис.
Лиз яростно блеснула глазами:
– С чего это? Ты же не кричал, когда я расправлялась с тобой.
– Мне это не было нужно.
– А мне не нужно сейчас. И если это всё, на что ты способен… – не договорив, она со всхлипыванием втянула в себя воздух – боль от удара была ошеломляющей и неправдоподобной. Инстинктивно её колени попытались сомкнуться – но ласковые шёлковые путы не позволили сделать это. Новый удар был ещё сильнее.
– Сдавайся, признай своё поражение, цыплёнок. Тебе не справиться со мной. Ты не можешь убить человека, даже ненавидя, а я делал это не раз. Я знаком с сотнями разновидностей пыток и умею причинять боль, – методично, с равными промежутками кончик плети жалил внутреннюю сторону бёдер, ягодицы, промежность. Лиз молилась о спасительном обмороке, но темнота не торопилась спрятать её от боли.
– Не надо, умоляю, не надо, – всхлипывала она.
– Боль – странная вещь, – тем временем философствовал Марис. – Она сопровождает нас всю жизнь, но мало кто умеет обратить её на пользу, укротить её. Боль делает человека уязвимым, – отшвырнув плеть, он поднял вверх руки, чтобы снять с себя через голову рубашку.
Стон замер в горле Элизы, когда она увидела, что скрывается вместо прежнего безупречного тела Стронберга под этой одеждой.
– Это сделала я? – прошептала она недоверчиво, стараясь не видеть особенно глубокую длинную рану, окружённую кровоподтёками. И обречённо расслабилась. – Ты прав, я заслужила своё наказание. Я не знала… ты двигаешься так легко…
