Kitabı oku: «Дом там, где твое сердце», sayfa 6
Омар Лалие улыбнулся, лениво пошевелил кистью руки с зажатым между пальцами мундштуком, коротко уронил в сторону дочери экономки:
– Уходи.
Рейхан молча поклонилась, задом попятилась к двери, не поднимая на Омара глаз, и исчезла за нею. Лиз Линтрем в лёгкой растерянности застыла посреди спальни хозяина, сохраняя в тщательно подведённых чёрной краской глазах так безумно волнующее его бунтарское выражение.
Омар повелительно поднял руку:
– Подойди сюда, Феризат, – скомандовал он по-французски. Шведская девушка в ответ лишь презрительно фыркнула. – Подойди и сядь, – повторил Лалие. – Я хочу рассмотреть тебя повнимательнее.
– А вы видите здесь меня?! – запальчиво возразила Лиз Линтрем. – Эти чёртовы женщины с ног до головы покрыли меня разной краской, обмазали какими-то мазями, обрядили в одежду, в которой я не умею и шага-то ступить… Где вы видите здесь меня, повелитель?
Омар откинулся на подушки, тяжёлые веки слегка пригасили проницательность его взора.
– В твоём голосе слышится недовольство оказанной тебе честью…
– Стать вашей женщиной – для меня не честь, а бесчестие, – отрезала она, словно остро заточенной бритвой полоснув по его самомнению.
– Отчего же? – мягко поинтересовался он. – Ведь у тебя есть все шансы стать женой социально значимого человека, пусть даже чужой тебе культуры. И это при том, что ты уже не молода – возможно, даже более двадцати лет…
– Не исполнилось и девятнадцати! – гневно отреагировала Лиз в полном соответствии с его надеждой.
– Я не нравлюсь тебе?
– Не то… не знаю… не имеет значения. Меня пугает именно то, что вы называете «чужой культурой». Для меня противоестественно оказаться всего лишь одной из двадцати, тридцати жён обеспеченного мужчины.
– На самом деле их не может быть больше чётырех, – тихо поправил её Лалие. – Остальные – наложницы.
– Разве есть особая разница? – Лиз выглядела удивлённой. – Они все ваши женщины, вы спите по очереди с каждой.
Мужчина чуть приподнялся с подушек, мягко взял её за руку и подтянул к себе. Голос его звучал тихо и завораживающе:
– Это правда, любовь моя. Но когда ты станешь моей женой, я буду принадлежать тебе безраздельно… а ты – мне.
Элиза коротко хохотнула:
– Замуж? Нет уж, спасибо. Я дважды была замужем – по любви и по обязанности…
– Была замужем? – залитые чернотой глаза Лалие сузились, женщину полоснул холодный взгляд волка. Она вздрогнула, поднесла руку к горлу, торопливо исправилась:
– Ну, почти была…
– Так не бывает, любовь моя, – лицо Лалие вновь расцвело в улыбке. – Невозможно быть женщиной и невинной девушкой одновременно, невозможно сразу быть и не быть женой мужчине.
– Ещё как возможно, – угрюмо возразила ему Лиз. – Во всяком случае, я была обручена – это значит, что мой жених может прохлаждаться, где ему вздумается; но, вернувшись, он сможет найти меня, никем не тронутую, ни в кого не влюблённую, на прежнем месте.
– Думаю, что он пожалел о своём отсутствии, увидев тебя, Феризат, – усмешка светилась в глазах араба. – Наверное, он подумал, что, по меньшей мере, уже три года мог бы владеть этим прекрасным телом, если бы не покинул тебя.
– Это его проблемы, – к Лиз снова вернулось угрюмое настроение.
А Лалие обратился опять к интересующей его теме:
– Так ты невинна, моя красавица, или уже успела познать мужчину – до возвращения своего жениха?
– Какого чёрта… – Лиз пробормотала по-шведски проклятие и осеклась. – Вас это не должно волновать, повелитель, – с очаровательным хладнокровием улыбнулась она.
В глазах мужчины понемногу распускал лепестки алый цветок ярости:
– Феризат, ответь мне… или я узнаю это самостоятельно.
Она посмотрела сквозь плотную ткань на него с плохо скрываемой неприязнью:
– Попробуйте.
– Merci beaucoup, – с изысканной вежливостью поблагодарил он. – Хотя я и не нуждался в твоём разрешении.
Его рука протянулась к мягкому кокону, окутавшему её, легонько потянула за край, и покрывало упало на пол, открыв всю женщину его взору – от кончиков изукрашенных ручной вышивкой туфель до поднятых вверх белых волос, втиснутых в головной убор незамужней девушки, из-под которого на свет вырывались только несколько крохотных завитков. У Омара Лалие вырвался лишь потрясённый вздох, когда он рассмотрел повнимательнее неподвижную маску, сменившую очаровательное, полное жизни лицо. Женщины Хусейна придали Элизе привлекательности в соответствии со своими собственными понятиями о таковой – тяжёлые украшения оттягивали ей уши, оставляли следы на нежной шее и заставляли склоняться вниз заносчиво выпяченный подбородок; веки были полузакрыты под гнётом пронзительно-голубой краски, толстым слоем нанесённой на них руками Голе-Мохтар, старшей жены Хусейна, относившейся к Омару, словно к собственному ребёнку, которого она не имела, но хотела безумно. Эта же женщина, миниатюрная и невесомая, будто изящная статуэтка, раскрасила щёки Лиз розовой краской, а губы – яркой помадой, сильно пахнущей миндалём; ресницы Элизы стали вдвое длиннее и торчали острыми ярко-синими стрелочками в разные стороны.
– Minois de poupee. Куколка, – пробормотал Омар, испытывая почти что благоговейный ужас перед размахом Голе-Мохтар: начав закрашивать природную красоту Элизы Линтрем, та не пропустила ни единого фрагмента, где могла оставить свой след. Мягкая, чуть ироничная улыбка согрела его лицо. – Первое, что я хотел бы сделать – это умыть тебя, дитя моё.
– Я не ваше дитя, – угрюмо отозвалась Лиз.
– И это великолепно, – подхватил Лалие. – Иначе я вряд ли бы смог любить тебя… как свою женщину.
– Mon Dieu, как же мне убедить вас, что я не хочу этого! – закричала она в отчаянии.
Омар продолжал улыбаться.
– Красавица моя, зачем тратить напрасно силы? Решение уже принято.
– Вот ещё! – сразу же ощетинилась Элиза. – Моему жениху не принесли никаких результатов пять месяцев ухаживания, а вы надеетесь, повелитель, овладеть мною в эту же ночь? Я с вами не лягу.
– Феризат, – мягкий упрёк прозвучал в его голосе, – как ты могла подумать, что я прикоснусь к тебе без твоего на то согласия? Возможно, подобные нравы господствуют в твоей дикой, холодной стране… но на Востоке, прежде чем взять женщину, мужчина должен покорить её сердце. Наша брачная ночь не наступит ни сегодня, ни завтра – ты молода и испугана, а я не хочу иметь такую жену на своём ложе, – он проигнорировал её отчётливо громкий, полный облегчения вздох. – Тебе ещё многое предстоит узнать, Феризат, перед тем, как мулла произнесёт над нашими головами священное слово «иншаллах».
– Это означает заключение брака? – тревожно вспорхнули ресницы Элизабетты.
– Это означает благословение Аллаха на то, чтобы ты принадлежала мне.
– Я и так вам принадлежу, – пожала плечами Элиза, – вы купили меня.
– Почему же ты мне не подчиняешься? – веки Лалие полузакрылись, словно его не очень-то интересовал ответ на этот вопрос.
– Вы требуете от меня невозможного, – просто отозвалась Элиза. – Есть человек, за которого я собираюсь замуж… в первый раз я должна принадлежать только ему.
В полумраке огромной спальни глаза мужчины, напоминающие два агата, ярко блестели.
– Похвально, – сухо обронил он. – Только, по-моему, у тебя проблемы с французской грамматикой – здесь следовало употребить прошедшее время. Ты собиралась замуж и должна была хранить целомудрие. Сейчас я намереваюсь стать твоим мужем.
– Мечтайте, если так хочется, – равнодушное пожатие плеча и ледяная улыбка имели целью смутить его. Омар Лалие улыбался.
– Ты красавица, Феризат. Ты мне напоминаешь дикий цветок среди полыни. Пока что твоего шарма хватает на то лишь, чтобы разбивать сердца слугам. Твой ум – ум пятилетней девочки, femme fatale… ты неиспорченна и прекрасна, – уложив, не без некоторого сопротивления, её на подушки рядом с собой, восточный вельможа смочил платок в воде, пахнущей травами, и нежными ласкающими движениями начал стирать с совсем юного личика старящую его краску. Элиза Линтрем ощущала лишь божественную истому, погрузившись в невероятную мягкость ложа, как в птичий пух; она даже не обратила внимания, как осторожно отцепили впивающийся в голову жемчужный венец и Омар Лалие со сжигающей страстью во взоре выкладывает белые пряди длинных волос нимбом вокруг её головы; смочив слюной указательный палец, он медленно обводил контуры нежных губ, когда неожиданно для Элизы, но ещё больше – для него самого, женский рот приоткрылся, зубки слегка прихватили кончик пальца и розовый язычок облизал его. Приглушённый стон Лалие привёл Лиз в чувство; ужасаясь своему поступку, она покраснела, попыталась вскочить, неловко бормоча:
– Боже, простите, простите! Не знаю, что на меня нашло…
Мужчина пытался её успокоить:
– Перестань, Феризат, всё хорошо, всё правильно. Здесь только моя вина, я не сдержался. Я слишком сильно желал тебя, так, что едва не выплеснулся от твоей крохотной инициативы.
– Едва не – что?
Брови Лалие озадаченно сомкнулись на переносице:
– Возможно, я начинаю этот разговор чересчур рано, Феризат, но ты хотя бы знаешь, чем отличается мужчина от женщины?
– Я не ребёнок, – гневно фыркнула Лиз, – у нас в семье восемь детей, старший – брат. Конечно, я знаю, как выглядят парни… наверное, эта штука причиняет им много неудобств.
В темноте над ухом она услышала нечто, напоминающее мягкий смех.
– Это точно. Особенно сейчас, – отыскав руку Лиз, Омар Лалие приложил её к нижней части своей одежды, заставив обхватить пальцами твёрдый пульсирующий столбик. – И так в самые неподходящие минуты. Сама понимаешь, скрыть своё возбуждение мужчине трудно, когда все мысли только о сладком, влажном входе в рай.
Элиза нахмурилась:
– Вы говорите загадками. Я вас не понимаю. Если речь идёт о совокуплении, то разве оно приятно? Однажды, – она покраснела, – я застала, когда была маленькой, на берегу озера парня с его невестой. Она так стонала, что мне хотелось убить его, чтобы он перестал её мучить… – голос её затих, потом шёпот снова прорезался – еле слышный. – Это жестоко – так поступать с женщиной во имя продолжения рода.
Длинные пальцы мужчины перебирали её волосы, он придвинулся к ней совсем близко:
– Ты маленькая дурочка, Феризат. Когда-нибудь ты продолжишь мой род и поймёшь, как это сладко – создавать себе подобное существо.
Лиз полоснула его неприязненным взглядом:
– Похоже, вы убеждены, повелитель, что мир вращается вокруг вас. Жаль, но в ближайшее время ваш ребёнок не входит в мои планы.
– Какие шипы! – нежные пальцы погладили её рот. – Я не настаиваю на рождении сына уже через девять месяцев. Чем больше попыток потребуется для этого, тем лучше.
– Прощайте, мой господин, – ощущая, как полыхают в темноте её щёки, Элиза сделала попытку встать с подушек, затягивающих в свою умиротворяющую мягкость, словно обманчивые пески. Ей уже удалось перенести неподатливую тяжесть тела на четвереньки – не самая изысканная поза для одалиски, потом сесть на колени, когда рука господина обвилась вокруг её левой лодыжки, мягко, уверенно потянула к себе, с усилием, впрочем, не достаточным, чтобы сдвинуть Лиз с места. Пытаясь сохранить равновесие, девушка приняла вертикальное положение.
– Я снова допустила в чём-то ошибку? – смиренно выдохнула она. И скорее почувствовала, чем увидела, утвердительный кивок Лалие.
– Это мне решать, милая, – пояснил он. – Мне решать, когда ты уйдёшь и когда вернёшься. Ты принадлежишь мне. Моё желание для тебя – закон. Слышала когда-нибудь выражение господина по отношению к верному слуге? «Я говорю «прыгай» – он спрашивает, как высоко, я говорю «убей» – он спросит лишь, кого именно…» Отныне это твоя жизнь, соблазнительница, – он ласкал длинными пальцами её ногу так, словно в его руке была, по меньшей мере, женская грудь.
Рывок последовал для Лиз неожиданно; он был таким сильным, что девушка не удержалась на ногах и рухнула на лениво развалившегося на подушках мужчину, почувствовав это падение всеми частями своего тела. Встать снова ей не удалось: даже ослеплённый прохладным водопадом укрывших его лицо волос, господин безошибочно охватил руками тонкую талию, колени намертво стиснули податливые женские бёдра. Надёжнее этих уз Лиз не встречала в своей жизни.
– Чёрт побери, что вы делаете? – пробормотала она.
Ответ был для неё неприятен:
– Учу покорности свою женщину. Думаю, придётся немало с тобой повозиться, чтобы ты поняла, кто твой хозяин, милая…
– У меня уже был хозяин! – выкрикнула она. – Он точно так же, как и вы, хотел моё тело, он заставлял меня слушать рассказы о тех вещах, которые мечтал со мной сделать. Возможно, он будет меня искать… – голос её затих, как ручеёк, теряющийся среди песка.
Омар Лалие некоторое время ждал продолжения, но безуспешно.
– И кого бы ты предпочла, появись здесь твой прежний хозяин?
– Андреса!
– Его, значит, – мягко констатировал повелитель.
– Нет, – Лиз покраснела. – Его звали Марис Стронберг. Андрес же – мой жених, человек, которого я люблю.
– Ничего, – житель песков отнёсся к возникшей неожиданно конкуренции совершенно спокойно, – я помогу такой неприятности. Я люблю, когда женщины меняют свои решения, их прелесть – в непостоянстве. Ты поможешь мне скрасить ночи и дни здесь до возвращения на Восток, прекрасный ангел. Я буду твоей Шахерезадой…
– Чем будете? – сдавленным шёпотом переспросила девушка.
Он обратил на неё мечтательный взор своих тёмных глаз, блестящих, как драгоценные камни редкой породы.
– Твоим рабом, о прекраснейшая! Я расскажу тебе тысячу и одну сказку о влюблённых, и ты вознаградишь меня своей нежностью.
Элиза яростно замотала головой, и пряди белых волос снова упали ему, лежащему под девушкой, на лицо:
– Даже и не мечтайте! Если уж я буду вынуждена испытать боль, так пусть это сделает человек, которому я доверяю…
– Так всё и произойдёт, богиня. Ты научишься мне доверять прежде, чем взойдёшь со мною на ложе, – холодный самоконтроль этого человека, его уверенность в будущем начинали смущать её. А он продолжал говорить ужасные по своей сути, непристойные вещи. – Я научу тебя любовному искусству моей страны, расскажу, как женщины ласкают мужчину руками и ртом, благодаря за оставленное в них семя…
Сдавленно пискнув, Элиза рывком вскочила, выбежала из спальни до того, как он успел среагировать. Услышанное превышало меру её возможностей. Господин не собирался догонять строптивую, напуганную рабыню; он рассмеялся, закрыл глаза, взялся вновь пальцами за мундштук кальяна. Надо дать ей время привыкнуть. Никто никогда не упрекнул бы Омара Лалие за принуждение женщины. В ожидании тоже есть своя прелесть…
Глава 14
Запыхавшись, Лиз Линтрем ворвалась в «Покои малой жемчужины», отведённые ей для жилья Рейхан бен Сина на время её пребывания в доме в качестве развлечения господина. Ей не было даже позволено вернуться в маленький дом к остальным женщинам или поговорить с Эдере или Ренатой наедине. «Отныне ты не такая, как они, Феризат, – сказала ей дочь домоправительницы. – Ты другая. Тебя выделил господин». Даже помочь ей переодеться ко сну прислали Полетту, личную горничную французской жены Хусейна Низель. Как свободная женщина могла мириться с положением одной из трёх, даже не старшей жены, казалось Лиз неразрешимой загадкой; Низель Лалие, тем не менее, обожала своего мужа, не желая никаких перемен, и жила с остальными женщинами – холодно-элегантной арабкой Голе-Мохтар и добродушной гречанкой Федой – в спокойствии и в мире. Свою нехитрую философию Низель изложила Элизе месяц спустя во время прогулки по саду, разбитому перед домом расторопными слугами: «Он любит их, но и меня тоже. Хусейн – крепкий мужчина, его любви хватает на всех нас. Отчего же мне испытывать к ним неприязнь?»
Лиз Линтрем удивлялась её рассказам, но ещё более её ставило в затруднение поведение собственного господина. Омар Лалие был непредсказуем. В общении с ним Лиз с самого начала избрала не самую подходящую тактику поддразнивания и бегства в критический момент. Менее выдержанный человек давно бы уже преступил черту и удавил бы её на месте, но не очаровательный тёмноглазый молодой араб. Не раз ей казалось, что он готов нарушить своё обещание и ночью прийти к ней; однако Омар Лалие никогда не догонял свою рабыню, не упрекал и не наказывал её, а в его глазах привычно стояла смесь любопытства и лёгкой иронии, отчего Элиза ощущала себя порой несмышлёным ребёнком или ручной зверушкой, выходки которой лишь веселят хозяина. И он был прав в тот, первый вечер: с каждым днём она избегала общения с ним всё меньше, наслаждаясь его великим даром рассказчика восточных преданий, сказок; он умел играть на самых необыкновенных, причудливых инструментах, названия которых Лиз не могла даже повторить. В зависимости от настроения, менявшегося у него, как погода на озере, он пел на разных языках – французском, английском, на языке своей родины, а Лиз в свою очередь учила его некоторым шведским словам и выражениям. Он схватывал знания на лету, словно родился в Швеции, не забывая ни на секунду при этом, где его настоящая родина. Его описания шумных и красочных восточных базаров заставляли широко раскрываться глаза Лиз, а Улугбек, древний правитель великого Самарканда, король-учёный, которым восхищался Омар, завоевал и сердце Феризат по его рассказам. Она говорила ему о Нордах, валькириях и Валхалле, а он смеялся над предрассудками, объединяющими все религии мира: в мусульманский рай женщины тоже не допускались, для преисподней исключения не были так строги. Омар Лалие наполнял её жизнь каким-то потайным смыслом, он был очарователен, искрился весельем и остроумием… больше не покушался на её тело; Лиз всё чаще ловила себя на пугающей мысли, что молодой господин стал более для неё реален, чем Андрес Ресья, он заслонил собой лицо Андреса, и почему-то облик её возлюбленного, приходивший к ней по ночам, уже имел густые тёмные волосы, смуглое тело, насмешливо кривящийся красивый рот. Не замечая того, Лиз отдавала Омару своё сердце… Ну разве мог сравниться с великолепным космополитом провинциально-ограниченный Андрес, никуда не выезжавший за всю свою жизнь дальше Стокгольма! Успокаивая совесть, поначалу Лиз представляла себе, что Омар Лалие – это огонь, звезда, которая вскоре исчезнет за горизонтом и никогда не вернется вновь, а Андрес… Андрес был верным и тёплым светом костра, без обмана зовущим к себе во мгле. Он был надёжен, чего так не хватало красивому господину Востока! Но Омар не переставал её удивлять, обнаруживая день за днём всё новые черты характера, каких Лиз у него и не подозревала. Он страстно любил детей, умел обращаться с ними – Элизабетта своими глазами видела, как ловко однажды он перепелёнывал грудного ребёнка одной из служанок, не обращая внимания на расползающиеся по его парадной одежде слюни. Он хотел иметь много детей. Упоминание о малышах являлось единственной критической точкой в их отношениях – не было никакой возможности убедить Омара Лалие в том, что матерью его сыновей может стать всякая женщина, а не только Лиз Линтрем. По счастью, тема эта в их разговорах появлялась не часто. Больше всего он хотел знать о её бывшем хозяине, их взаимоотношениях, собираясь, наверное, учиться на чужом опыте, чтобы не допускать промашек Стронберга, которыми тот отпугнул от себя Лиз.
– Не понимаю, – расположившись, как и в первый раз, на подушках, он прижимал к себе упругое тело девушки так, что её волосы покрывали его сильные бёдра. – Почему ты обиделась на его слова? Он сделал тебе комплимент, сказав, что хочет тебя.
– В этой стране так себя не ведут. Шведские девушки воспитаны по-другому. То, что говорил мне Стронберг, чаще всего было пошлостями.
– Вот как? – задумчиво повторил араб. – А если я скажу, что твои волосы похожи на жидкий жемчуг и сияют так, словно в них запуталось солнце, а твои глаза, – он потянулся к её лицу и запечатлел лёгкий поцелуй на губах, – такие загадочные и тёмные, говорят об ожидающих нас ночах наслаждений – это тоже окажется пошлостью или дерзостью?
– Нет, наверное, – Элизабетта растерянно пожала плечами.
– Тебе приятно это слышать?
– Каждой женщине приятно услышать о том, что она красива.
– А о том, что она соблазнительна – разве нет?
– Опять то же самое! – Лиз покраснела. Ему очень хотелось знать, от ярости или стыда. Он предпочёл бы ярость.
– Ради Аллаха, перестань смущаться своего тела! – он поднялся рывком, усадил её к себе на колени. – Такое прекрасное тело, как у тебя, не так часто встречается…
– Уж не думает ли мой господин, что я – просто неодухотворённый кусок плоти? – с раздражением осведомилась Лиз, делая попытку вырваться.
– Думает, – так же сердито подтвердил Лалие. – Потому что единственное, что в тебе настоящее – вот, вот, вот! – он провёл пальцами по её губам, грубо потискал грудь и, несмотря на сопротивление, просунул руку между крепко стиснутых девичьих бёдер. – И это всё, что от тебя будет нужно мужчине, а вовсе не разговоры, – он не удержался от искушения пошевелить пальцами в своём уютном горячем убежище.
Лиз застонала чуть слышно, вцепилась ногтями в его руку:
– Лалие…
– Да, милая? – насквозь фальшивым невинным голосом переспросил он. – Может быть, ты желаешь, чтобы я закончил то, что сейчас делаю? Хочешь сгореть в единственном огне, который возрождает из пепла, а не превращает в него? – он продолжал её ласкать обеими руками, потом наклонился и поцеловал виднеющуюся под полупрозрачной тканью грудь, с давно забытым волнением ощутив, как мгновенно напрягся в ответ под его ладонью нежный сосок.
Ругательство, вырвавшееся сквозь стиснутые зубы Лиз, отвлекло его.
– Новое слово. Это по-шведски?
– Нет, по-гречески!
– Ты и греческий язык знаешь?
– Перестань, Лалие, – она с отвращением уставилась на его руки – ухоженная смуглая кожа, длинные пальцы с серебряным лаком на ногтях, гармонирующим с сиянием аквамаринов в браслетах на запястьях. Лиз отодвинулась. – Не знаю, каких демонов ты вызываешь, чтобы сотворить такое со мной, да и не хочу знать. Я не хочу, чтобы ты делал это!
– Не хочешь? Ха-ха, – так же жёстко отозвался её хозяин, не сводя глаз с напряжённой женской груди. – Я купил тебя не для того, чтобы показывать гостям или держать за стеклом, как величайшую драгоценность. Ты здесь для моего удовольствия и доставишь его мне сполна, – быстрым движением – Лиз даже не сообразила, что происходит – он прижал её своим телом к постели, закинул наверх руки… и, даже не поцеловав, отпрянул. С саркастичной улыбкой на губах он любовался ею. Лиз разозлилась, рванулась вперёд, чтобы ударить его, но осталась на месте. Испытывая чувство, близкое к ужасу, она кинула взгляд на свои руки – запястья накрепко были привязаны к столбикам кровати – произведениям ювелирного искусства из золота и драгоценных камней разного цвета.
– Лалие? – замирающим голосом прошептала она, и вопрос повис в воздухе.
– Такой ты мне больше нравишься, – наконец улыбнулся её мучитель. – Хорошо бы ещё заткнуть и твой очаровательный грязный ротик, умеющий извергать такие непристойности. Но тогда я не услышу твоих стонов, чего не хотелось бы пропустить.
– Ты собираешься меня пытать? – Лиз побледнела.
– Пытать? – Омар задумался. – Да, в некотором роде.
Он опустился перед ней на колени, нежно погладил напрягшийся от его прикосновения живот, накрыл его раскрытой ладонью, словно бы измеряя пространство для будущего ребёнка. Лиз вздрогнула, поймав себя на этой мысли. Его блажь, похоже, сказалась и на её умственных способностях. А следующее действие господина и вовсе отняло у неё всякое желание размышлять. Неторопливо развязав на её широких штанах из прозрачной зелёной ткани, лёгкой, как дым, плетёный пояс, он потянул их вниз. Газовая ткань лужицей растеклась у её ног. Когда он взялся за крохотные панталончики из хлопка, Лиз закричала.
– Чёрт тебя побери, merdè, что ты делаешь?!
– Ах, ах, как грубо, любовь моя, – Лалие покачал головой. – Подожди и узнаешь.
– Не хочу! – девушка завизжала.
Плавным движением, словно перетекая из одной формы в другую, Лалие встал, запечатал ей рот горячим и жадным поцелуем. Лиз дрожала, пока его язык по-хозяйски исследовал нежный рот, а груди словно таяли от жарких ласк. В тёмных глазах её стоял туман, когда мужчина отодвинулся со стоном. Она даже не пошевелилась, снова и снова переживая поцелуй и едва ли заметив, что нижнего белья на ней уже нет, а мужская суть господина тверда, как гранит. Араб опустился на колени, пытаясь скрыть реакцию своего тела.
– Нам будет хорошо вместе, Феризат, – хрипловато произнёс он. – Держу пари, он никогда не целовал тебя так, как могу я. Твой рот, мёд и перец, это ещё не всё, – уверенными ладонями он раздвинул ей ноги.
Дыхание Лиз прервалось, из головы выскочили последние мысли, когда она ощутила его губы ТАМ. Она слабо задёргалась, и смуглые пальцы вцепились в пушок, прикрывающий её женственность, прижимая жертву к постели. Лалие пошевелился, обнял её за бёдра, и Лиз ощутила, как захлёстывают её горячие волны, густые и тяжёлые, как любимый Аде ликёр, и такие же расслабляющие. Она бы непременно упала, если бы не лежала уже поверх мягкой, как пух, постели. К губам Лалие присоединились его пальцы, не менее ловкие, лишённые всякого стыда. Лиз дрожала всем телом, металась на подушках, сжимала бёдра, дыхание короткими всхлипами вырывалось из её рта.
– Тебе нравится, да? Нравится, – так же горячечно шептал её любовник. – А теперь твоя очередь поласкать меня, – почти незаметное движение, и узлы, стягивающие её руки, распались, стекли вниз струйками эфира. Мужчина вытянулся с ней рядом, совершенно нагой, и его горячая твёрдая плоть легла на её бедро. Омар схватил её руки, одну положил себе на грудь, совершенно лишённую волос, а пальцы другой сомкнув именно там, где он хотел ощущать её. Шокированная Лиз, осознав, как далеко завёл её угар страсти, забилась.
– Я не хочу, не хочу! Пожалуйста, не надо…
Мужчина пытался ещё изменить что-то, целуя её грудь, но ужас неопытной одалиски лишь возрастал. Она сопротивлялась, скидывая господина с себя.
– Отпустите меня, прошу вас! Господи, помоги мне… не хочу этого…
Омар отпустил её. Она сорвалась с постели, торопливо натянула штаны, боясь, что он будет преследовать её.
– Элизабетта.
– Да? – она остановилась у самой двери, нерешительно оглянулась, увидев лишь упругие ягодицы своего повелителя, так как Лалие продолжал лежать без движения, уткнувшись лицом в подушку, отчего голос его звучал глухо.
– Я поторопился. Прости меня, Элизабетта. Прости меня.
Испытав необъяснимое волнение от этих слов, Лиз коротко и неловко кивнула, чего он не заметил, и побежала к себе. Что-то неуловимо странное было во всём этом…
Догадка пришла к ней только глубокой ночью, когда, мучаясь от бессонницы, она плескалась в небольшой ванне, наслаждаясь экзотическим ароматом трав, щедрой рукой насыпанных туда Полеттой. И заставила её похолодеть от испуга: свои последние слова извинения Омар Лалие произнёс на великолепнейшем шведском языке.
