Kitabı oku: «Жуткое утешение», sayfa 4
– И что стало с теми людьми?
– Для тени ты очень мало знаешь о порабощении.
– Мне все это еще в новинку.
– Ну так вот. Тело создано только для одной души, не для двух – и похоже, что такие штуки могут проделать только боги. Истории гласят, что люди сходили с ума, что за несколько дней их тела сгнивали изнутри. Кто-то разрывал себя на части голыми руками, сражаясь с чужой душой. Почти в каждом случае погибали обе души – навсегда.
Я инстинктивно ощупал себя, проверяя, на месте ли я и не начал ли гнить. Ну а безумие… я ведь уже разговаривал с мечом. Задумываться об этом я не стал.
– И как они это назвали? Живопорабощение?
– Вселение, Келтро. Это назвали «вселение».
Вселение. Я снова и снова крутил в сознании это странное слово, словно заводную игрушку, разбирал ее на части и снова собирал.
Острый умолк. Возможно, сейчас он слышал, как лязгают шестерни в моем мозгу. Когда же молчание слишком затянулось, он заговорил – и в его голосе зазвучали нотки страха.
– А почему ты спрашиваешь?
Я вздохнул, еще не до конца веря в происходящее. Твою мать. Терпеть не могу, когда кто-то оказывается прав – особенно боги.
– Потому что, господин Меч… Острый… я, кажется, только что вселился в тора Баска.
Глава 5. Весьма прибыльное убийство
Порабощение душ открыли несколько веков назад, и с тех пор строительство хранилищ и производство дверей превратились в важную отрасль промышленности.
По мере того как люди утрачивали доверие друг к другу, а аристократы становились все более оторванными от мира, они верили, что мастера, создающие убежища и двери, защитят их самих и их монеты. Телохранители и наемники также стали много зарабатывать, и из Скола, Красса и с Разбросанных островов в Аракс хлынул поток воинов, готовых защищать того, кто заплатит им больше.
«Город Множества Душ: проницательный проводник»
Песчаная буря одолела Просторы за несколько часов; она сжала хижины и многоэтажные дома своими желтовато-коричневыми челюстями и проглотила.
Не насытившись, она потянулась к вершинам города, и солнце соскользнуло в море, оставив Аракс защищаться в одиночку.
Могучие башни превратились в каналы для ветра, выжимавшие из бури еще больше ярости. Воющий ветер и ревущий, больно кусающий песок врезались в ставни, заставляя их дребезжать. Улицы опустели; на них остались лишь тени, которых под вечер отправили с поручениями бессердечные хозяева, а также несчастные, у которых не было ни башен, в которых можно спрятаться, ни дверей, которые можно захлопнуть за собой. Брошенные телеги и навесы торговцев катились кубарем по улицам, усиливая грохот беспощадного потока воздуха.
Столкнувшись с холодным океаном, буря устремилась вверх и захватила самые высокие башни.
В оранжевой тьме, накрывшей район Куара, одинокая фигура с трудом пробиралась к башне, похожей на витую раковину моллюска. Сражаясь с ветром, фигура пошатнулась, закачалась, но затем нашла в себе силы идти дальше. Вытянув руки, она нащупала стену, а затем зашагала боком, переставляя ладони, пока не нашла арку.
За аркой находился внутренний дворик, который уже превратился в песчаный вихрь; облако песка скрывало все, кроме двух накрытых колпаками ламп у двери. Кулак ударил по железным панелям. Ветер дважды сгонял фигуру со ступенек, но она каждый раз возвращалась, чтобы снова и снова стучать в металлическую дверь, покрытую мелкими отметинами.
– Прошу вас! – крикнул женский голос, заглушенный куском материи и ревом бури. – Помогите!
Лязгнуло железо, и в двери открылось окошко. Мутный воздух разрезали лучи света. За решеткой появился мужчина, но он сразу же отшатнулся, получив пригоршню песка в лицо. Когда его кашель стих, послышался грубый голос:
– Что надо?!
Женщина прижалась лицом к решетке.
– Прошу убежища!
– Прочь, нищенка!
– Я не нищенка!
Она сдвинула вбок тряпичную маску, показав губы и глаза, накрашенные молотым лиловым кварцем.
– Я – дочь тал Патры! Укройте меня! Аристократы должны помогать друг другу!
Окошко с щелчком закрылось. Женщина забарабанила кулаками по железной двери от гнева и отчаяния.
– Дайте мне убежище! Мой отец будет перед вами в долгу!
Перекрывая шум бури, мощно лязгнули скрытые в двери шестерни. В центре дверного проема вспыхнула полоска света; в этой тьме она ослепляла.
Двое людей в капюшонах и масках поманили ее:
– Входи, талесса Патра!
Женщина застыла на пороге; ее плащ потрескивал от порывов ветра.
Вежливости хватило ненадолго.
– Заходи, женщина! Бегом в дом!
Та из двух фигур, что была поменьше, набралась храбрости и вышла наружу, чтобы взять женщину за руку.
– Чего ты ждешь… ох!
Из горла человека вышло лезвие кинжала, а за ним последовала дуга темной крови. Человек прижал ладонь к ране; на его лице было написано недоумение. Моргнув, он опустился на колено перед женщиной, булькая и захлебываясь собственной кровью.
Тем, кто находился внутри башни, происходящее могло бы показаться внезапно начавшейся романтической сценой, если бы не кровь, которую ритмично выталкивало наружу слабеющее сердце.
– Вот срань! – крикнул второй охранник, толкая тяжелую дверь обеими руками.
Раздался грохот: кулак, закованный в сталь, встретился с железом. Охранник повалился назад и заскользил по мраморному полу. Вслед за женщиной в свет лампы вышла огромная фигура, закованная в стальную броню и с шипастым шлемом на голове. Между частями доспеха виднелось голубое свечение; в тех местах, где на него попадал песок, оно тускнело, становясь зеленым. Огромным копьем призрак с одного удара проткнул насквозь охранника, и тот с воплем упал.
Мимо женщины, стоявшей на пороге, в башню хлынули новые фигуры – стена из черной кожи и кольчуг, ощетинившаяся острыми предметами.
– Отлично, моя дорогая! – воскликнул кто-то, перекрикивая лязг металла.
Полетели белые искры, и из дымки появился человек. Свет ламп заиграл на медных когтях.
Боран Темса снял маску и одобряющим жестом положил руку на плечо женщине-официантке, которую он на время забрал из своей таверны. Женщина была высокая, и ему пришлось тянуться.
– Великолепно, Балия. Я знал, что ты умеешь не только выжимать серебро из пьяниц. Похоже, у тебя есть и другие таланты.
– У меня их очень много, босс Темса. Тор Темса.
Сделав реверанс, Балия взяла Темсу под руку и позволила ему завести себя в башню.
Стена из кожи и доспехов расступилась, открыв им дорогу в широкий внутренний двор, выложенный мрамором с красными прожилками. По двору, словно желтая плесень, уже распространялся песок. Из ниш на них смотрели статуи, сделанные из гипса; на их бледных лицах застыли гримасы отвращения. Между статуями висели длинные – от пола до потолка – плотно натянутые полосы алого шелка. Символы, нарисованные на гладких стенах, складывались в истории, узнавать которые Темса совсем не хотел.
– Какой шик, – заметил он, с трудом задирая голову и глядя по сторонам.
Темсу залил голубой блеск, и кто-то зарычал у него за спиной. Даниб вытащил копье из лежавшего у двери трупа; кровь стекала с наконечника и собиралась в лужу на полу. Вопль охранника разбудил прислугу, и на верхних этажах затопали сапоги. Даниб искоса посмотрел на своего хозяина.
Темса взмахнул рукой, словно отгоняя песчаную муху.
– Конечно, можно, старый друг. Мы же не гобеленами пришли любоваться, верно?
Призрак устремился вперед, лязгая сталью. Люди Темсы рассыпались цепью у него за спиной; они срывали с себя маски, радостно ухмыляясь. Похоже, что происходящее нравилось им почти так же, как и Темсе. Почти.
Темса остался во дворике и, положив руки на трость, беспечно наблюдал за тем, как его люди разбираются с охранниками, бегущими вниз по лестнице. Каждый раз, когда звенела сталь или раздавался предсмертный вопль, Балия крепко сжимала его руку.
У обученного человека есть один недостаток: если его, например, научат резать и рубить определенным способом, его действия будут ограничены этими правилами. Овладев каким-то методом, он оказывается в западне, для него бой превращается в бальный танец – один из тех, которые танцуют аристократы.
Вот почему Темса предпочитал необученных головорезов. Они не цеплялись за правила, не принимали заученные позы. Их движения были похожи не на танцы знати, а скорее на пляски кочевников из пустыни или дикарей с далеких островов. Обученный человек ничего не мог противопоставить подобному варварству.
Скачки, прыжки, грязные приемчики – все это помогало людям Темсы порезать охранников на куски. Даже когда их противники, дрожа, падали на пол, головорезы не останавливались, пока не отрубали им конечности – вместе с броней и всем прочим. Вниз по лестнице текла река из кусков мяса, крови и дерьма.
В сопровождении Ани и Балии Темса прокладывал себе путь среди тел. Если кто-то еще шевелился, Темса пускал в ход свои золотые когти. Когда через несколько дней тени убитых естественным образом выйдут наружу, он отправит их на юг, в стоящие посреди пустыни шахты. Там их историю никто не услышит.
Они поднимались все выше, захватывая этажи башни, убивая одного охранника за другим. Вскоре Балии опротивел вид крови, и ей пришлось вернуться во внутренний дворик. Эхо ее рвотных позывов разносилось по лестнице. Тени на коврах и в нишах падали ниц, не желая умереть еще раз. Их Темса не трогал: товар не должен пострадать.
Ее они нашли на одном из верхних этажей башни, где раковина моллюска утончалась, превращаясь в спиралевидный шпиль. Тал Хейю-Небра даже в лучшие времена была морщинистой и скрюченной женщиной, а сейчас же напоминала больного проказой. Скрюченная, словно ручка ведра, она сидела на коленях и размахивала сложенными вместе руками. Если бы не шелковые простыни, в которые она была замотана, Темса, возможно, бросил бы ей самоцвет, приняв за нищенку. «Интересно, чем она так разозлила будущую императрицу, если та включила ее в список?» – подумал он.
– Тал! Как это мило с вашей стороны – принять нас в столь позднее время.
Хейю не умоляла, как могло показаться, а молилась – бормотала какую-то банальщину, обращаясь к старым богам.
– Вижу, вы застряли в прошлом. Разве вам не сказали, что боги мертвы?
Вздохнув, Хейю распрямилась, чтобы посмотреть на людей, столпившихся в ее спальне.
– Господин, смелость – это качество, свойственное глупцам.
– Или храбрецам, – ответил Темса, почесав бороду. – Как бы то ни было, я уже здесь, и нам нужно разобраться с одним делом.
– С делом? – фыркнула Хейю. – Вы имеете в виду убийство? – Вам не хуже моего известно, что наши правители и аристократы давным-давно превратили убийство в прибыльное занятие. Я просто следую их примеру.
Старая тал неуклюже слезла с постели. Темса взял лежавшую рядом трость и протянул ей. Ее красные, остекленевшие глаза спокойно и осуждающе взглянули на него. Страха в них не было.
– Доведите дело до конца, – сказала она. – Бандитов я ни о чем умолять не буду.
Темса погрозил ей пальцем.
– Не так быстро, моя дорогая тал. У меня есть вопросы, мне нужны подписи. Не думайте, что я какой-то портовый душекрад. Все это уже в прошлом. Как я и сказал, нам нужно разобраться с делами. Из надежных источников мне известно, что у вас есть хранилище. Человек, который цепляется за прошлое, не станет полагаться на банки, верно?
Должно быть, Хейю впервые в жизни засомневалась. Темса понял это, видя, как дрожат ее губы: ее вера в правосудие пошатнулась. Она дерзко вздернула голову – возможно, она верила не только в богов, но и в ма-ат. Полоумная.
– Делайте свое черное дело.
Темса подошел к ней так близко, что их носы едва не столкнулись.
– Госпожа, именно так я и собираюсь поступить.
Он щелкнул пальцами, и его люди вынесли Хейю из спальни. Даниб снова навис рядом с ним; с копья капала рубиново-красная кровь.
– Расколоть ее будет непросто, – заметил Темса. – На солнце эти старые клячи становятся твердыми, как кремень.
Призрак молчал, но в его синих глазах скрывался целый мир смыслов.
– Мой старый друг, ты отлично поработал. Скоро настанет черед Хорикс. Ну что ж, давай приступим.
За дрожащими окнами продолжала реветь мощная и безжалостная буря.
Глава 6. Самое подлое убийство
Прежде чем убить своего отца, принц Фаразар женился. Его невестой стала Нилит Райкхар, Повелительница Сараки, вторая дочь Конина, короля Красса.
Это был не только брак, но и сделка; таким образом старый император Милизан позволил Конину сохранить свои владения и мир между двумя странами. Его сын не нарушил договор и воевал не с Крассом, а с Разбросанными островами.
Гаэрвин Джубб, «История Дальних Краев»
– Я думал, что император красивее. На серебряных монетах ты выглядишь лучше.
– Да пошла ты нахер, птица.
Фаразар двинулся обратно к фальшборту – это слово они узнали у Гираба. Нилит подавила смешок. Непристойности, которые изрыгал рот – или клюв – Безела, – стали усладой для ее уставших от ворчания ушей. Хотя они мало общались и его верность по-прежнему вызывала сомнение, Нилит, конечно, уже прониклась к нему симпатией.
Сокол задумчиво почистил клювом перья.
– Но это правда. А ты, императрица, вышла замуж за эту рожу. Я понимаю, почему ты его убила.
Шум реки заполнил паузу. За последние, очень долгие, дни Нилит привыкла к реке, и страх перед ней уплывал вместе с деталями пейзажа на берегах. Тем не менее обосновалась она в самом центре баржи. Если корабль прямоугольный, то в его центре ты дальше всего от воды. Простое правило геометрии.
Стены ущелья возвышались над ними; теперь, когда Ашти обмелела, они стали красными, словно угли; за много веков речная вода отполировала их до гладкого состояния. Нависающий выступ, под которым пряталась баржа, теперь практически сошел на нет. Половина баржи уже поджаривалась в лучах солнца, которые падали прямо в ущелье.
Гираб ни на шаг не отходил от руля. Днем и ночью он вел баржу рядом с каменной стеной, и его карие глаза, казалось, приклеились к воде. Время от времени он переводил взгляд наверх, высматривая на краю скалы черные фигуры и черных лошадей. Он почти не разговаривал и совсем не обращал внимания на пассажиров, хотя один из них был мертвым и непорабощенным императором аркийцев. Доверять людям в Арке было опасно, но Нилит решила рискнуть и положиться на лодочника.
Пока что удача от нее не отвернулась: Кроны и ее «упырей» пока нигде не было видно. Прошлой ночью Нилит услышала лишь слабое эхо топота копыт. Полная луна осветила Нилит и Гираба; стиснув зубы, они насторожились, морщась от одной мысли о вражеских стрелах. Нилит не могла бы сказать, что она в безопасности, но после той ночи в таверне посреди пустыни еще ни разу не чувствовала себя такой защищенной, как сейчас.
Безел, внезапно ворвавшийся в их жизнь, сейчас в основном отсутствовал. Он часами кружил над баржой, пронзал окрестности острым, словно кинжал, взглядом и, вернувшись, сообщал спутникам о том, каких успехов они уже добились. По словам птицы, Дюнные равнины походили на чистый лист папируса, и поблизости не было ничего, кроме солончаков. Но когда его спросили про город, Безел просто пожал крыльями и сказал:
– Вы к нему приближаетесь.
До сих пор Нилит только раз видела чужеродное порабощение. Когда ей было девять лет, один герцог из свиты ее отца прибыл ко двору вместе с волкодавом. Волкодав был злым и саркастичным и постоянно жаловался на запах варваров. В конце концов герцога попросили покинуть дворец, и Нилит больше никогда не видела ни волкодава, ни его хозяина.
Озлобленность, похоже, была свойственна и этому соколу. Возможно, такова природа человеческой души, запертой в примитивном теле. Да, Нилит завидовала тому, что он умеет летать, – эта зависть сидит в каждом существе, которое хоть раз видело птицу, – но Нилит понимала, чем вызвано его раздражение. У него нет ни рук, ни пальцев, ни губ; от него остались только голос и мысли. Отсутствие личности явно зажгло в пернатой груди огонь ненависти. Его было сложно в чем-то упрекнуть. Кроме того, он попал к ее дочери, и это вряд ли улучшило его положение. Сейчас сокол спустился, чтобы немного отдохнуть, и Нилит решила воспользоваться этой возможностью, чтобы задать ему пару вопросов.
– Безел, – сказала Нилит, и птица сурово посмотрела на нее. – Как давно ты служишь Сизин?
– Семь лет твоя дочь владеет мной, – буркнул он.
– Она о тебе не упоминала.
Разговоры Нилит с соколом были короткими и обрывочными. Она так боялась, что их настигнут «упыри», что так и не начала с ним торговаться.
– До Сизин мной владел тот осел-северянин, принц Филар. Этот идиот так и не научился пользоваться серебряным колокольчиком, с которым я связан. Он подарил меня твоей дочери, когда приехал, чтобы ухаживать за ней. Это ты помнишь?
Нилит помнила не только это, но и то, что от нее ничего не зависело. Мысль найти Сизин жениха пришла в голову Фаразару.
– Сизин сразу просекла, что это за колокольчик. Вызвала меня и приказала шпионить за вами обоими, за сереками и тал. Платила тем, что еще может меня порадовать – едой, вином, девками, свободой летать где вздумается. Она никому про меня не рассказывала.
– Неудивительно, она всегда была скрытной. Она почти со мной не разговаривает, а если и решает пообщаться, то ее слова наполнены злобой, презрением, упреками. Знаешь, за последний год мы с ней обменялись десятком фраз, не больше. Она избегает меня с тех самых пор, когда Фаразар заперся в хранилище.
Сизин двадцать два года, и ближе всего они были в тот день, когда Нилит родила ее. Фаразар, наставники и родители Фаразара – до того, как последних отправили в ссылку, – все они старались превратить Сизин в идеальную аркийскую принцессу. У них это получилось, и теперь она плела интриги лучше всех в семье, мечтая занять отцовский трон.
– Тебя не беспокоит, что она осталась одна? – спросил сокол, взмахивая крыльями.
– Должно беспокоить, – прошипел Фаразар, который, как всегда, подслушивал.
Нилит кивнула. Она провела немало бессонных ночей, думая о том, что может натворить ее амбициозная дочь, когда останется одна. «Упыри» отвлекли внимание Нилит, но с появлением сокола тревоги вернулись к ней, словно змея, которая заползает в спальню. По крайней мере, пока тело Фаразара у Нилит, возможности Сизин будут ограниченны.
Безел щелкнул клювом.
– Ну, раз уж дело дошло до вопросов, то я тоже давно хочу тебя кое о чем спросить.
– О чем?
Безел взглянул на призрака.
– Как ты его поймала? Как ты его выследила?
Нилит негромко рассмеялась.
– Ну что ж, сокол, это можно. Но сначала скажи, что ты хочешь получить в награду за помощь? Зачем ты здесь?
Безел надменно откашлялся.
– Не сейчас, – сказал сокол, и разговор раскололся на части.
Забив крыльями, сокол взлетел в небо. Пронзительный крик тянулся за ним к полоске синевы.
Нилит смотрела ему вслед, снова чувствуя приступ ревности. Она мечтала о том, чтобы Безел превратился в грифона и отнес ее и Фаразара к самому Великому колодцу Никса, пока не поздно. Сейчас она не слышала стука копыт, в ее руках не было поводьев, и она полностью зависела от течения Ашти. Рекой она могла управлять не больше, чем ходом времени; река и время вступили в сговор, чтобы усилить ее тревогу. Нилит словно стояла в огромных песочных часах, и минуты лупили ее по голове. К счастью для нее, Ашти текла уже не так вяло, как раньше. Русло сужалось, пощипывало реку, заставляя ее течь быстрее.
Нилит подошла к Аноишу, который научился спать, не обращая внимания на глубокую рану. Древко стрелы, попавшей в его заднюю ногу, сломали, а наконечник вытащили, хотя при этом Аноиш громко ржал и метался. Нилит он не раз отбрасывал через всю баржу и едва не переломал ей ребра, но в итоге жуткое дело было доведено до конца. Теперь к ноге коня была привязана мощная повязка с мазью и травами, которые нашлись у Гираба. Она напоминала горку гарнира, который кто-то положил на недожаренный кусок мяса. Нилит жалела о том, что сейчас у нее нет запасного призрака и воды из Никса, как тогда в Абатве. Ее собственные раны уже почти затянулись, и из-за этого она почему-то чувствовала себя виноватой.
Конь грустил. От жары он высунул язык между серых губ, а его глаза превратились в два печальных темных шара, которые следили за Нилит, пока она суетилась вокруг него. Она трогала его, проверяла рану, шептала разные глупости в его поникшие уши. В ответ Аноиш бил копытом, но, кроме этого, она ничего не могла от него добиться. Вздохнув, Нилит устроилась на палубе рядом с его головой – там, где плоский корпус рассекал воду.
Когда она набиралась смелости, чтобы посмотреть на поток, то видела под хрустально-чистой водой темно-коричневое дно, усеянное валунами. Валуны были размером с карету и обросли водорослями. Камни, похоже, находились очень близко, и от этого Нилит становилось неуютно, но она знала, что глаза могут ее обманывать. Она зачерпнула пригоршню воды, чтобы умыться, и ахнула – вода оказалась ледяной.
Небо и солнце заставляли воду сверкать и придавали ей лазурный цвет. Чем дальше Нилит устремляла взгляд, тем больше цвета похищала река у неба. А там, где стены ущелья затеняли воду, река становилась зеркалом, в котором отражались красные скалы.
Нилит просидела там час, а может и больше, приспосабливаясь к качке. На то, чтобы договориться со страхом, особенно иррациональным, требовалось время. Логика тут мало помогала. Тут были нужны конкретные доказательства – то, что видят глаза, а не то, что может представить себе разум. Чем дольше баржа оставалась на плаву и доказывала свою надежность, тем слабее становился узел в животе Нилит, тем спокойнее билось ее сердце.
Спокойствие длилось недолго.
– Пороги! – заверещал Безел, падая между двумя камнями, похожими на костяшки пальцев, которые возвышались над баржей. Это слово ударило Нилит в живот, словно нож.
– Что?
– Боишься воды, жена? – мерзко усмехнулся Фаразар.
– Заткни пасть, призрак.
Гираб фыркнул, увидев их раскрытые от испуга глаза.
– Не пороги, птица, а просто водовороты, – сказал он, словно отец надоедливому ребенку.
– Это что еще такое?! – воскликнул Фаразар.
– Ты уверен? – спросила Нилит у Гираба.
В ответ лодочник лишь плюнул, но руль из рук не выпустил. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Нилит вернулась на свое обычное место в центре баржи. Она очень жалела о том, что корабль такой плоский. Она чувствовала, как волны шлепают по дереву под ее пальцами. Нилит показалось, что река ускоряется и ее уши наполняет усиливающийся грохот потока. Она снова позавидовала Безелу, который бесстрастно парил над ними, словно воздушный шар.
– Водовороты.
Это слово было слишком мягким, чтобы описать воду, которая вскипала на камнях или кружила в воронках у стен ущелья. Нилит смотрела в эти водяные рты, которые уходили вниз, в темноту. Они вызвали в ней новый страх, который заставил ее похолодеть. Она не хотела думать о том, что чувствует человек, попавший в одну из этих воронок. Впереди еле заметная завеса из капель воды закрыла высокие тени. Воздух расчертили радуги, но их красота не успокаивала ее.
– Гираб? – вскрикнула Нилит.
– Доверься мне! – завопил он, перекрикивая шипение и гул воды.
Нилит прижалась щекой к прыгающей палубе и, прикрыв глаза, следила за тем, как мимо баржи проплывает высокая каменная игла. Ее холодная тень упала на Нилит.
– Гираб!
– Это просто Клыки. Не волнуйся!
Ее подвело нездоровое любопытство: прежде чем спрятать голову, Нилит заметила на пути баржи еще три уродливых каменных шипа.
– «Не волнуйся»? Серьезно?! – крикнула она.
Их корабль, которым управлял опытный Гираб, крутился из стороны в сторону, рассекая воронки и водовороты.
Используя похожий на весло руль, Гираб бросал баржу на каждую отмель и на каждый подъем, и, отталкиваясь от них, набирал достаточную скорость, чтобы обходить острые камни.
Как только над баржой прошла последняя тень, Нилит сразу почувствовала, что бурление под палубой успокоилось. Ее страх быстро ослабел. Она вдруг поняла, что каким-то образом задерживала дыхание все то время, пока они шли через пороги, и только теперь смогла выдохнуть. Быстро оглянувшись, она увидела, что стены ущелья отступают, а звук бурлящей воды становится все тише. Его сменили шипение и треск тростников, которые встречались с носом корабля. Нилит увидела их – они торчали над фальшбортом, желто-зеленые в косых лучах солнца.
Вежливое покашливание Гираба заставило ее встать. Гордо подняв голову, он посмотрел ей в глаза. Нилит сделала реверанс.
– Я напрасно сомневалась в тебе.
– Многие сомневаются, – отозвался лодочник. – Не ты первая, не ты последняя.
Нилит перевела взгляд на край крошечного озера в форме слезы. Это озеро посреди реки было похоже на бугор на теле змеи, в который превращается проглоченная крыса. Озеро обнимали поля тростника; среди стеблей расцветали огромные лотосы и розоватые лилии, которые крутились, словно колеса телеги, когда баржа проходила мимо них. Между их листьев, похожих на зеленые тарелки, сновали маленькие крокодилы-альбиносы. На отмелях, словно часовые, неподвижно стояли ибисы с длинными ногами, похожими на ручки швабр. Нилит представляла себе, что они – скульптуры, пока один из них вдруг не превратился в белое пернатое облако и не ткнул клювом в воду, чтобы поймать извивающуюся рыбу.
Нилит повернулась к солнцу, вытянула руки, чтобы почувствовать последние лучи, и вдохнула аромат цветов. Это был редкий миг блаженства – несмотря на то, что Фаразар не прекращал расхаживать по палубе.
– Никаких следов твоей подруги Кроны, – сказал сокол голосом, похожим на свист ветра. Он сделал еще один круг над озером, убедился, что рядом нет разбойников, а затем приземлился на палубе. – Только стадо коз, деревня, новые солончаки и, может, пара диких верблюдов.
В правдивости его слов Нилит не сомневалась. Золотистые глаза Безела скорее всего заметили бы даже мышь за пятьдесят миль.
– Мне не нравится, что мы у всех на виду, – буркнул Фаразар.
– Это ненадолго. Скоро мы пройдем через Кел-Дуат, – сказал Гираб.
– Где это?
– В аду… ваше величество. – Гираб откашлялся; скорее всего, он не привык возить обладателей таких титулов. Представление о королевских особах здесь, на окраинах, отчасти теряло свой смысл. Власть императора в глуши не была сильной, и за пределами Просторов его имя не обладало особенным весом. – В Белом Аду. Я думал, что такие, как вы, знают про него. Разве это не ваша страна?
Нилит никогда не слышала про это место. В животе у нее что-то сжалось.
– Снова водовороты?
Лодочник улыбнулся.
– Нет, госпожа. Сами увидите.
– Безел… – начала Нилит, но остановилась, увидев, что улыбка на лице Гираба быстро погасла.
– Все еще не доверяете мне? – спросил Гираб.
– Я… ладно. Безел, оставайся на барже.
Сокол пожал крыльями.
– Ладно. Но если это мерзкое корыто начнет тонуть, я сваливаю на хер.
Хотя Нилит и была знатного рода, Безел разговаривал с ней, словно со слугой-призраком. Поначалу подобное обращение заставляло ее вскипать от злости, но теперь ей это даже нравилось. Он обходился без церемоний, не угождал, не болтал о ерунде, как придворные. В его словах были лишь правда и разум.
Нилит притворно нахмурилась.
– Видишь? Мы доверяем тебе, Гираб.
– Хм…
Больше лодочник ничего не сказал. Нилит начала помогать ему управлять кораблем, пока он направлял баржу в узкие протоки, распугивая белых крокодилов. Она прикусила губу; ее сердце все еще не успокоилось после прохода через Клыки.
Они вернулись в коридор, образованный красными скалами; солнце уже опустилось достаточно низко и поэтому почти не освещало его. После озера тени скал казались тяжелыми и холодными. Аноиш заржал, предвещая недоброе. Животные чувствуют опасность – будь то буря или воины с мечами в руках.
Даже сейчас, когда солнце уже не припекало, Нилит почувствовала, что по ее лбу снова ползут капли пота. Она посмотрела на Гираба и увидела, что он расслабился и слегка прикрыл глаза. Он был абсолютно спокоен. Это утешило Нилит, и она тоже решила устроиться поудобнее. Прислонившись к фальшборту, она прислушалась к своему сердцу, пытаясь утопить ускоренное сердцебиение в журчании воды. Несмотря на то что река могла убить ее и причинить ей другие неудобства, Нилит обнаружила, что песня реки успокаивает ее. Услышав пение Ашти, даже проклятый Фаразар прекратил расхаживать по палубе.
Новый кусок Ашти звучал более басовито. Поначалу Нилит подумала, что слышит эхо камней, но с каждым поворотом звук усиливался. Даже когда полоса неба стала шире, а стены ущелья – ниже, шум по-прежнему заглушал звуки реки.
Нилит бросила взгляд на лодочника; в ее голове всплыли самые разные слова для огромных, сокрушающих все на своем пути масс воды. Гираб с шумом втянул в себя воздух.
– Ты сказал, больше порогов не будет, – осторожно заметила она.
– Точно.
Фаразар повернулся к ним.
– Значит, это водопад?
Этот вопрос заставил Гираба фыркнуть.
– О нет, не водопад. Это стучат молоты в большой старой шахте, где добывают известняк. Ей почти сто лет, и там до сих пор кипит работа. Говорят, что погибших душ в ней больше, чем камня. Это Кел-Дуат. Белый Ад. Вы, короли, вообще о нем не слышали? – Он удивленно перевел взгляд с призрака на Нилит.
– Аркийская империя велика, – со вздохом объяснил Фаразар. – Это самое большое государство во всех Дальних Краях.
– И вы никогда не задумывались о том, откуда берется белый камень для ваших красивых башен?
– Из Палаты Великого строителя, или Палаты Торговли, разумеется.
Лодочник сурово посмотрел на него.
– А они где его берут? – спросил он и неодобрительно зацокал языком.
Фаразар пришел в ярость.
– Ты на кого цокаешь, простолю…
Топнув ногой, Нилит заставила обоих умолкнуть.
– Фаразар хотел сказать, что для этого и нужен Великий строитель. Королевские особы – и особенно императоры – сами не заключают сделок с торговцами и архитекторами.
– У нас есть дела поважнее, – буркнул призрак.
Гираб кивнул.
– Веселиться в вашем знаменитом хранилище и воевать с соседями? Ну что ж, ваше величество, скоро вы увидите, что бывает, если бросить королевство без присмотра.
Его слова заставили Фаразара искать самый дальний угол на барже. Нилит улыбнулась. Она сама не сказала бы лучше, даже если бы постаралась.
За час удары молотов из гула превратились в рев. Когда Нилит увидела огромный шлюз, рев уже можно было сравнить с раскатами грома. Нилит потянулась за трезубцем, который прислонила рядом с рулем, и взяла его словно посох.
Путь им преградили тяжелые ворота из окованных железом досок и брусьев. Побелевшее на солнце дерево зарастало зеленой слизью. Она уже захватила половину стены и, похоже, в течение следующих десяти лет собиралась забрать себе все остальное. Зубцы на стене были украшены изогнутыми черными шипами. Между ними на фоне темнеющего неба выделялись черные фигуры в плоских широкополых шляпах и с арбалетами в руках.
