Kitabı oku: «Человек заката», sayfa 3
Шли годы. Хозяин мастерской старел. Постепенно почти вся основная работа перешла в руки старшего механика и Ника. Благо, Ник никогда не подводил. Да и жалоб от клиентов на него не поступало. Разве только благодарности. А он продолжал свои ночные отлучки. Знали бы хозяева двухколесных, какие тест-драйвы Ник устраивал!.. Само собой, сложился круг новых знакомых – дерзких и бесшабашных, как и он сам. Его давно звали на уличные гонки и совместные приключения. Ник отказывался. Он катал один.
Но, как у нас в России водится, ничто так не огорчает людей, как успех ближнего. После развала Союза Питер «переподелили» на районы криминальные группировки и начали устанавливать свои порядки, собирая дань с предпринимателей. «Крышующие» мастерскую сначала подняли сборы. Хозяин ворчал, но прогибался. А потом «братки» решили: хорошее – не значит лучшее. И ждали случая, дабы прикрыть бизнес.
Им сыграл на руку характер Ника. Упрямый, гордый, он предпочитал в качестве аргументов пускать в ход кулаки. Младший брат лидера криминальной группировки в силу борзости его нрава и отсутствия сдерживающих сил вскоре и нарвался на эти самые кулаки. В отместку банда нагрянула вся разом. Мужики из мастерской дали отпор, но нападавших было больше. Они разграбили и сожгли мастерскую. Старшему механику показательно поломали обе руки, Ника пырнули ножом. Хозяина мастерской избили до полусмерти.
Так Ник во второй раз потерял работу. Через неделю после выписки из больницы хозяин мастерской и Ник встретились и скрылись в неизвестном направлении. Еще через некоторое время «братков» не стало. Кто-то подорвал машины вместе с главарем банды и его приспешниками. После хозяин мастерской уехал на Дальний Восток, а Ник остался пробивать себе дорогу в жизнь кулаками.
А потом, со временем, все наладилось, и он вернулся к мотоциклам. Год спустя у Ника появился этот самый подвальчик. Старые клиенты потянулись с заказами. Вначале было грустно: лишения, много ручной работы, нехватка инструментов, дополнительные расходы на лакокрасочные материалы, кожу для перетяжки сидений и пошива кофр и прочее.
Но постепенно он поднялся и стал работать один. Как и прежде, Ник торопился закончить каждый новый заказ. И не только потому, что ночная дорога звала его сильней чего бы то ни было. Он занялся созданием индивидуальных моделей, кастомом. Торопился творить, создавать, наделять механизм душой и характером.
Бандитское время кончилось. Ник работал все больше и больше, вылез из долгов. Обзавелся приличным инструментом. Берлога превратилась в полноценную мастерскую. Появились новые люди, которые сами привозили к нему мотоциклы. Объясняли, чего хотят. Ник начал брать финансово неплохие, а главное, интересные заказы.
Выходил наверх он только когда становилось нечего есть и ради трассы. И еще ради злости и боли. Воспоминания он нес с собой на ринг, в «клетку», а под утро возвращался в берлогу к своим мотоциклам, своей действительности, своему миру и пространству, куда не было входа никому.
После ремонта, тюнинга или сборки новой модели мотоцикла, на которую могли уйти долгие месяцы, Ник с замиранием сердца выгонял очередной мот и выезжал в закат, к первым звездам. И всякий раз серьезное неулыбчивое лицо байкера светилось счастьем…
Возвращаясь в настоящее от нахлынувших воспоминаний, Ник утирает лоб тыльной стороной ладони и окидывает Бывалого довольным взглядом. Мот стоит чистый и сухой. Наступает самый приятный этап: полировка хромированных частей до волнительно-таинственного блеска. От его созерцания сердце приятно тревожится ожиданием нового выезда.
Чуть в стороне от Бывалого дремлют начищенные до блеска «Урал» и «Днепр». У каждого свой характер, норов, история. Советский «Урал» почти в стандарте, на ходу. Поначалу он был «колясычем». Но благодаря чертежам, болгарке, прочим волшебным штукам и неделям труда стал одиночкой. «Днепр» был собран полностью из запчастей. Эти моты по сути давно служили в качестве экспонатов, отдыхали в безвременном отпуске. С появлением Бывалого Ник ни разу ему не изменил. Ключи висели по старинке – на гвоздиках. Как у отца и деда.
Закончив с Бывалым, Ник развешивает мокрую экипировку сушиться. Спать по-прежнему не тянет. Бесполезность дня наваливается с новой силой.
«Надо ехать», – думает Ник, смотрит на часы и понимает: еще рано. Сильное, неистребимое, ненасытное желание скорости не дает покоя. За дверью по-прежнему идет дождь, заливая город. Дождь его не остановит. Ник давно «клал болт» на погоду.
В дождливую, слякотную, морозно-гололедную погоду у большинства байкеров моты стоят «на приколе», в гаражах. Это разумно. Более чем. Сезон начинается весной, по сухой трассе, и завершается осенью. Понятия «сезона» для Ника не существует. Катает всегда. При любых погодных условиях. Даже когда под носом сосулька и рук не чувствуешь, потому что пальцы промерзают. Темный, колючий, голодный ветер байкера кружит рядом, зовет, требует насыщения. Неукротимый голод подстегивает. Ник торопится кормить ветер. Торопится жить.
В его жизни все просто и понятно – моты, бои, друзья, бабы. В редкие свободные вечера Ника можно найти в баре у Ската. Говорит он мало, в основном пьет пиво и слушает, как обсуждают мотоциклы, футбол и женщин, а потом занимается тем, ради чего стоило рождаться на свет.
Все было просто и понятно до вчерашнего дня. Вчера оказалось, что Ник недостаточно торопился гореть и жить. А еще остается невыполненным одно дело. Тут вспоминается ящик коньяка. Байкер лезет в дальний угол берлоги.
Вместе с коньяком на свет божий появляется запыленный двигатель. Ник радуется возможности занять себя не только мыслями. Убитый механизм не поддается, упирается. Ник тоже упирается, терпеливо и настойчиво возится с разборкой.
«Ну вот, – размышляет Ник. Он разложил детали перед собой и утирает руки ветошью, – колено целое. Шатуны один целый, другой – на грани допуска. Основной вопрос в головке блока».
Время идет, капает дождем за стенами берлоги. Бывалый дремлет. Коньяк потихоньку идет, незаметно убавляется. Ник усердно трудится. Неожиданно он отрывается от работы, вскидывает голову и говорит, обращаясь к своему «Харлею»:
– Скоро в поход, Бывалый! Последний. Самый дальний. На другой конец света.
Мотоцикл вслушивается в слова с интересом.
– Ты увидишь много интересного. Мы вместе увидим, – обещает Ник.
Бывалый косится на Ника фарой. Он заинтригован. Так далеко они еще никогда не отправлялись.
После Ник еще накатывает немного коньяку и представляет, как с ревом и грацией летит на моте по земле предков. Это хорошо! Это правильно! Будет что сказать ТАМ отцу при встрече.
Бывалый молча наблюдает за процессом и не устраивает истерик, когда Ник седлает его даже в изрядном опьянении, хотя, по правде сказать, редко такое случается. Бывалый относится к выпивке философски. Надо же человеку тоже заправляться.
Уставший, Ник растягивается на диване. Немного поизучав потолок, отыскивает телефон и набирает номер с визитки.
Глава 4. Мечты сбываются
Старый пес печально взирает на людей. Больших размеров, с рыжеватой шерстью на спине и белой на лапах, шрамами на угрюмой темной морде, пес повидал их немало. Весь день до вечера он дремал в тени, пока голоса не потревожили его сон. Подняв голову, пес лениво лает в знак приветствия, подбирает лапы и наблюдает за приближением уставших работников.
Чаго бежит навстречу, чтоб приласкать. Пес бьет хвостом, вздымая горячую пыль. Его нашли сбитым где-то на дороге недалеко от плантации и привезли в кокаиновой машине. Чаго тискает пса. Пес рад вниманию. Он поднимается, шамкает челюстью с редкими обломанными усами, тычется в малыша носом, норовя залезть под мышку, тихонько поскуливает, зевает и облизывается одновременно. Чаго чешет его за ухом, смеется и убегает ужинать. Пес бежит следом, но гневный окрик кухарки останавливает его на полпути.
Малыш стал приглядываться к людям. Кто сможет подсказать ему, как можно уйти с плантации? Кто поможет? Нет. Не поймут они. Еще запрут в подвале, будут бить и продержат с неделю на одной воде, как Хайме… Выходит, самому нужно думать. Пока суть да дело, Чаго греет себя мечтами, потихоньку таская съестное с кухни про запас.
Вскоре Чаго понимает – старика не любят на плантации. Его не принимают всерьез. Для работников старик нищ и безумен. «Придурастый» – насмешливо зовут его работники меж собой за неуемное бормотание о всяких небылицах. А старику все равно. Каждый вечер подсаживается он к костру и говорит, говорит Чаго о просторах океана и его тайнах. Восторг светится в бесцветных глазах. Скрипучий голос смущает ум малыша.
– Пока есть мечты – жизнь продолжается. Время сомнений проходит, и понятно, куда тебе идти! – улыбается старик.
– Ага! – охотно соглашается Чаго. Он впервые узнает невероятные вещи. Они могут произойти на его глазах. И даже с ним! Обмурашивает. Воображение увлекает. Мысли летят далеко. – Вот бы увидеть, какой океан сейчас! – вздыхает малыш.
Старческое лицо приобретает мечтательное выражение, слова сами срываются с губ, и перед внутренним взором Чаго встают ночные волны, высотой с горы. Они сотрясают землю, вгрызаясь в берег и унося с собой часть суши в бешеных пенных потоках. А наутро солнце первым своим лучом укрощает ярость океана, и на прибрежной полосе остаются лежать его сокровища: невиданные волшебные камни, кусочки неизвестных растений и драгоценности с затонувших кораблей времен конкистадоров, а иногда – и таинственные существа, некогда населявшие мир и ушедшие в глубину веков. И щедрое солнце высушивает волшебно-белый песок. И океан становится сине-зеленым, прозрачным, ласковым. И нежный ветерок дарит ощущение счастья в ярком и беззаботном мире.
Чаго слушает с неизменным изумлением и благоговейно вздыхает. Все его маленькое существо стремится туда. А старик знай себе тихонько посмеивается
– Мой тебе совет, – говорит старший, обращаясь к Чаго, – делай свое дело и не слушай пустых россказней, к добру они не приводят.
– Разочаровывайся в людях сразу, экономь время! – поддакивает кто-то рядом.
По лицам работников проносятся мимолетные ухмылки.
– Не забивай ему голову! – ворчит пожилая работница, проходя мимо с корзиной выстиранного белья. Неодобрительно смотрит на старика. – Мальчику работать надо.
– Разве он не работает наравне со всеми? – спокойно возражает ей старик.
– Говорю тебе, брось заниматься ерундой, старое трепло! – сварливо откликается она.
– Чего она прицепилась? – недоумевает Чаго. – Отстань от нас! – вдруг выкрикивает он и сам пугается. За такое поведение его могут наказать. Малыш с тревогой оборачивается к старику, ища поддержки.
Женщина осуждающе качает головой.
– Поговори мне тут! – прикрикивает она на малыша, развешивая на провисшие веревки свои застиранные парашютообразные труселя.
Чаго хмурится, утыкаясь подбородком в тощие коленки. За что они все так ненавидят старика? Будто он делает гадости или рассказывает какие-то жуткие или непристойные истории. Почему-то до появления старика никому до него дела не было, а тут все кому не лень стали делать замечания.
В отличие от малыша старик не обращает внимания на злые слова, все придирки переносите завидной невозмутимостью и неизменно добрым взглядом.
– А все потому, что ты сам позволяешь себя обижать!– вдруг вспыльчиво заявляет Чаго.
Старик бросает на малыша изумленный взгляд, потом негромко смеется.
– Я не в обиде, – миролюбиво произносит он. – Это лишь реакция на их собственные страхи.
Малыш надувается, предпочитая отвернуться. Старик со всеми говорит прямо и честно. Почему же его не любят?!
Неприятный разговор вскоре забывается. Работа течет своим чередом. Опять солнце припекает кожу. Собирая листья, Чаго обливается потом, переходя от одного куста к другому.
Недалеко проходит охранник, останавливаясь в конце ряда. Чаго следит за ним исподлобья. Грузному охраннику гораздо тяжелее: он расхаживает по такой жаре в сапогах, таская на себе громоздкое оружие.
Небо плавится, поднимая на воздушных потоках одинокого хищника. Из джунглей доносится звук сломленной ветки. Громко и тревожно вскрикивает неизвестная птица у кромки леса. Очнувшись от знойной одури, охранник быстро шагает туда, на ходу снимая с плеча автомат.
Чаго поправляет сползающую набок соломенную шляпу и продолжает монотонный труд. Руки сами делают дело, а в голове бродят разные дерзкие мысли. Восторг сменяется сомнениями.
«Может, старик врет? И океан на самом деле не такой прекрасный?» – закрадывается подозрение. Слишком много всякой всячины понарассказывал. Чаго не знает. Он еще долго думает над услышанным, пока работает в поле, собирая кокаиновые листочки.
Вечером, маневрируя с полной тарелкой меж работников, Чаго разыскивает старика.
– Если океан так прекрасен, зачем ты покинул его и пришел сюда? – поспешно спрашивает Чаго, подсаживаясь к нему. В голосе слышится тревога.
Сегодня старик выглядит утомленным больше обычного. Сидя на земле, он сосредоточенно ест. Вместо ложки использует кусок кукурузной лепешки, ловко поддевая им тушеные овощи и отправляя в рот. Затем долго жует. Чаго это обстоятельство смешит. Наполовину разваренные овощи и без того мгновенно тают во рту. Старик делает вид, что не замечает его, посматривая по сторонам спокойным взглядом, полным отчуждения от забот и хлопотности окружающего мира.
– Стар я и слаб, – наконец откликается старик, – не могу рвать жилы, как прежде… а собирать листья каждый может. Старости никому не избежать, – прибавляет он с сожалением.
– А как ты рвал жилы? – не понимает Чаго, внимательно присматриваясь к его высохшим рукам.
– Как-нибудь потом расскажу, – бормочет старик.
– Потом ты забудешь, – Чаго нетерпеливо дергает за рукав.
Старик глядит на него искоса.
– Ешь. Не то простынет, – сокрушенно вздыхает он, разжевывая последний кусок.
Чаго покорно замолкает. Молча поев, все поднимаются и отправляются в барак на ночевку. Сборщики засыпают под приглушенный шум из строения, по виду напоминающего ангар. Там приступает к работе ночная смена. Через несколько часов результат их стараний аккуратно фасуется и упаковывается под дулами автоматов.
Барак оглашается храпом. Один Чаго, закинув руки за голову, таращится в темноту. Мысли гонятся за мечтой! Чаго верит: он непременно придет – тот день, когда он увидит океан. А потом все оттенки океана смотрят на него из снов. Сны малыша тают, желание остается.
На следующий день погода гнусная. Обложной дождь виснет непроходимой серостью меж холмами, накрывая плантацию коки целиком. Но людей все же гонят на сбор листьев. Густота теплого тумана забирается в легкие липким удушьем. Стопроцентная влажность. Вымокнув и продрогнув, работники после обеда отсиживаются в бараке. На улице никого.
Чаго и пес меряют лужи: Чаго прыгает босиком в самые большие и глубокие, пес внимательно наблюдает за брызгами. Оба грязные и счастливые. Безразличные лица следят за ними из глубины барака. Один старик улыбается.
Вечером дождь прекращается. Кто-то приносит бутылку рома. Мужчины заметно оживляются, собираясь в круг подле костра. Повеселевшие лица разных оттенков коричневого озаряются всполохами огня. Что такое одна бутылка на пятнадцать человек? Ром смешивается с соком, дабы растянуть удовольствие.
Старик тоже выходит посидеть со всеми. Ему не наливают, да он и не просит.
В тропической ночи слышится короткая автоматная очередь. Разговоры обрываются на полуслове. Все поднимают головы, напряженно вслушиваясь. Стреляют за складами. Выстрелы не повторяются. Безмятежность ночи снова накатывает со всех сторон с мелодичным стрекотом насекомых.
– Все в порядке. Охрана развлекается, – замечает старший, – наверное, по обезьянам.
Чаго не спится. Покидая барак, он бродит по территории. Упорно выискивая способ сбежать, нетерпеливо поглядывает, как груженая машина скрывается за ограждением.
Бывают дни, когда ему начинает казаться невозможным убежать отсюда. Но Чаго упорный. Он отбрасывает сомнения и верит. Там, на его берегах, все намного лучше: и люди, и жизнь не похожи на те, что здесь на плантации. И Чаго продолжает сборы. Под его матрасом скапливается достаточно провизии.
– Чаго!
Малыш вздрагивает и оборачивается, услышав собственное имя. Это старик подошел совсем близко, а он и не заметил.
– Давно за тобой наблюдаю. Говори, не бойся, что задумал, я не выдам.
Подняв чумазое личико, малыш напряженно смотрит на старика. Но время сомнений проходит. В душе плещется далекий океан. Он съедает его мысли.
– Я хочу уйти отсюда, – твердо заявляет Чаго.
– Куда же? – спокойно интересуется старик, не выказывая удивления, словно речь идет о совершенно обыденных вещах.
– К океану, – признается Чаго.
Старик пару секунд напряженно всматривается в его глаза. Морщинистое лицо разглаживается.
– Ступай, – ласково отвечает он.
Чаго смотрит с сомнением.
– Но как?! – пожимает он плечами, напоминая жестом про забор и охрану.
Старик склоняется над Чаго. На увядшем лице вспыхивает озарение. Кажется, в нем просыпается нечто такое, чего он сам уже давно не испытывал.
– Я помогу тебе сбежать! – решительно шепчет он.
– Когда?! – сверкает глазами Чаго.
– Прямо сейчас!
Чаго ушам своим не верит.
– Я припас еды… сейчас сбегаю и вернусь! – загорается он.
– Даже не думай! – охлаждает его пыл старик. – Ты все дело провалишь. Бежать необходимо прямо сейчас.
Чаго смущается.
– Пошли, – говорит старик каким-то странным тоном.
Вдвоем они устремляются вдоль границы участка. В одном месте старик останавливается и неожиданно опускается перед изгородью на колени, ненадолго осторожно раздвигая руками кусты. Чаго успевает заметить небольшой подкоп. Он слишком мал, чтобы взрослый человек сумел протиснуться под колючей проволокой, но для худенького тельца малыша вполне подходит. Старик не рыл его, лишь заприметил. Старый пес с обломанными усами постарался.
Поднимаясь, старик копается в карманах неопрятного балахона и протягивает замусоленные бумажки.
– Это мне? – удивляется малыш, разглядывая деньги.
– Возьми, пригодится, – говорит старик, оглядываясь по сторонам, – сейчас я отвлеку охрану. Ты меня услышишь и пролезешь вот здесь. Дальше до леса только ползком, слышишь? Медленно-медленно ползком, а не бегом!
– Хорошо, – согласно кивает Чаго. Широко раскрыв глаза, он взволнованно слушает. Маленькое сердечко бешено колотится в груди.
– Там вглубь не ходи, – продолжает напутствовать старик, – возьмешь вправо и выйдешь на дорогу с плантации. Где у тебя правая рука?
– Не знаю, – огорошенно признается Чаго.
– Вот эта, – невозмутимо указывает старик. – Так вот, все время иди по этой дороге и никуда не сворачивай, пока не окажешься на дороге побольше. Там будет много машин. Опять свернешь направо. Пешком до океана не дойти. Попроси тебя подвезти, но сам не рассказывай, кто ты и, главное, откуда. Говори, что едешь к дальним родственникам. Если все пойдет хорошо и с тобой по пути ничего не случится – ты увидишь океан.
– О! – выдыхает Чаго, одновременно обрадованный и озадаченный услышанным.
Посмотрев на малыша чересчур пронзительным взором, быстро и бесшумно старик уходит по направлению к центральному посту охраны.
Чаго прячется в высокой траве у забора и ждет. Вскоре до него доносятся странные вопли. Это старик изображает не то пьяного, не то блаженного. Как сумасшедший, он машет руками и орет, передвигаясь на манер покалеченной птицы.
– Вот мерзавец! Надрался. Смотри, что «исполняет»! – говорит один охранник другому. Покинув контрольно-пропускной пост, оснащенный камерами по всему периметру, они грубо ругаются на старика, не стараясь унять. Но добродушие их быстро меняется, стоит старику направиться к проходной, делая вид, что намеревается открыть ворота.
– Назад! – командует один из охранников. Резко отрывая старика от прутьев ворот, охранник разворачивает и толкает его по направлению к бараку, откуда начинают выбегать потревоженные работники, пытаясь выяснить, что происходит.
Потеряв интерес, второй охранник направляется на пост. Заметив его действия и громче выкрикивая слова, старик подбегает к машине, пытаясь залезть в кузов, где уже стоят ящики ценного груза.
– Стой, стрелять буду! – разносится над спящей плантацией.
Следом раздается автоматная очередь. Повиснув на борту машины, хрипло вскрикивая, старик сильно отклоняется назад и замертво падает навзничь.
Тем временем, оцарапав камнями живот, Чаго юркает в подкоп, протискиваясь в дырку под ограждением. Дрожа от возбуждения и страха, малыш ползет прочь от плантации, постоянно путаясь и заплетаясь в растениях. Мокрый и грязный, тяжело дыша, он облизывает губы, упрямо пробивается к лесу.
Автоматная очередь заставляет вздрогнуть и замереть, прильнуть плотнее к земле. Понимая, что стреляют не по нему, Чаго тревожится нехорошими мыслями. Воплей старика теперь не слышно. Нижняя губа малыша начинает дрожать, а сердце мучительно сжимается.
«Хоть бы стреляли в воздух!» – шепчет себе под нос Чаго, возобновляя движение к лесу.
За спиной шумно. К проходной сбегаются охранники. Включаются дополнительные прожектора. Резкий свет прощупывает внутреннюю территорию. А неподалеку в траве у кромки леса продолжают колыхаться травы. В общей сумятице отсутствия ребенка не замечают. Никто не догадывается о побеге. Все обсуждают выходку старика, собравшись у трупа.
Чаго ползет, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить и не побежать. Из-за облаков выходит круглая луна. Окрестности озаряются бледным свечением. А вдруг его заметят с вышки? При мысли, что его поймают, малыш покрывается гусиной кожей и потеет. Не хочет он назад! Щупленький, Чаго дрожит от пережитого страха и собственной отваги, вползая в лес. Поднимаясь и оправляя линялые шортики, позабыв обо всем, он торжественно улыбается, потом вдруг бросается бежать, петляя между деревьями.
Легко отыскав дорогу, он устремляется прочь от плантации, то радуясь свободе, то печалясь и гадая о судьбе старика. Гористая лесная местность сменяется полями. Как и обещал старик, Чаго попадает на оживленную трассу. Поначалу, не чувствуя себя в безопасности, он то и дело прыгает в придорожные заросли, едва услышит за спиной шум транспорта. Вскоре привыкает, немного успокаивается и перестает скрываться.
К полудню Чаго выбивается из сил. Спотыкаясь от усталости, он ни разу не останавливается, чтобы передохнуть. Время от времени безуспешно поднимает руку, прося проезжающих его подвезти. Машины проносятся мимо на большой скорости, обдавая малыша волной пыли и горячего воздуха.
Дорога приводит его к автозаправке, где Чаго натыкается на водителя старенького самосвала. Забыв про жажду, голод и усталость, малыш умоляет довезти его до океана, протягивая все деньги, что получил накануне от старика.
Удивленный водитель берет деньги, молча выслушивая Чаго. Многодетный отец, проживший полжизни за рулем и повидавший много несправедливости, он входит в положение.
– Зачем тебе так далеко? – спрашивает он, садясь в машину.
– Позарез надо! – спешит уверить его Чаго, взирая с таким отчаяньем, словно это его единственный и последний шанс.
– Залезай, – слышится в ответ.
Они целую вечность трясутся в пропахшей бензином кабине, прежде чем въезжают в небольшой городок со странным запахом йода и чего-то необыкновенно волнующего. Такой долгой тряской можно укокошить кого угодно! Чаго дурно, сводит живот, но он молчит.
– Тебе туда, – машет водитель рукой в сторону утопающих в зелени светлых домиков.
