Kitabı oku: «Прочный корпус. Записки подводника», sayfa 3

Кругосветка

Прибыл на место службы со своим «чемоданом без ручки» и портфелем, как ни странно, тоже без ручки. Контейнер с незатейливыми пожитками из солнечного города Баку в Находку отправил заблаговременно. И здесь нарисовалась проблема, откуда не ждали: в гостинице законной супруге место нашлось, а мне – нет!

После долгих переговоров хозяйка приюта пообещала, что в крайнем случае поставит мне раскладушку в коридоре. Перспектива была заманчивая, аж возжелал двинуть спать на ночь к давней подружке по стажировке. Но совесть тогда ещё была кристально чиста, решил не искушать судьбу при живой-то жене.

Честно говоря, ещё на стажировке в Приморье жемчужный Тихас не очень полюбился, мягко выражаясь. Особенно возмущала разница в зарплате. Тяжба такая же, корабли те же, что и на Севере, где коэффициент выплат 1,5, на Камчатке – аж 2,0. А в Тихасе – будьте любезны, получите, распишитесь – 1,15. Почувствуйте разницу! Погодные условия в расчёт не беру, если вопрос идёт о деньгах. Итог печальный – настроение на нуле, близкое к депрессии. Кому повезло, тот уехал на Камчатку, а мне, «залётчику», нарушителю воинской дисциплины, достался Тихас. Никогда не забуду наглую рыжую рожу мичмана, дежурившего тогда в столовой. Жалею, что на прощание ему леща не отвесил.

Да, почему же приехал с чемоданом без ручки. Просто – так говорили о жёнах, искренне веровавших, что они декабристки и должны ехать на голое место, в Тьмутаракань, вместе со свежеиспечённым офицером, не думая о невероятных проблемах, которые создают своему суженому в первые дни становления на флоте. А портфель без ручки всплывёт в третьей части «кругосветки».

Утром потопал представляться пред ясные очи начальника отдела кадров 26-й дивизии. Прибыл в штаб, но на месте вершителя судеб не оказалось, и я целый день проторчал в коридоре, до самого вечера. Ближе к ужину появился какой-то важный павлин, завёл меня в кабинет и начал расспрашивать:

– Вы, химик, что знаете про законы термодинамики?

Я сильно удивился, но ответил:

– Вот именно, я – химик! Физику забыл сразу после экзаменов, и спрашивать меня теперь бесполезно.

Термодинамику люблю и уважаю, то, что не знаю, ляпнул в шутку, можно сказать, сдуру. Главный вопрос – как эти самые законы будут регулировать мою жизнь на флоте – в тот момент меня мало беспокоил.

Перец аккуратно сложил свой красивый павлиний хвост и отпустил меня обратно в посёлок с наказом:

– Лейтенант, явиться в понедельник утром. Ввиду вашего незнания законов термодинамики лучшее место для вашей службы как раз в Чажме, где даже вода для питья привозная.

Чажма – печально известное место, где рванула крышка реактора на лодке и засы́пала радиоактивными нечистотами всю территорию посёлка и окрестностей. В общем, грустя, вернулся в гостиницу – и встречаю там минёра Васю из ВВМУППа. Это училище выпустило в свет не только известных адмиралов, но также и нынешнего Главкома ВМФ, писателей Валентина Пикуля (на радость любителям литературы отчисленного в начале учёбы), Виктора Конецкого и других известных личностей, ознаменовавшихся на страницах истории.

Мы с минёром Васей стажировку вместе коротали в одном экипаже.

Он радостно так сообщает:

– Мне места здесь не нашли, отправили в кадры Тихоокеанского флота во Владивосток.

А тут у моей благоверной, единственной и неповторимой, от жары случился сердечный приступ. Я весь в трауре, ума не приложу, куда её девать? В Чажму отправят – смерти подобно: квартиры нет, знакомых нет, – головная боль неимоверная. Каким-то провидением предписание к месту службы в 26-ю дивизию оставалось у меня на руках.

Вася подкидывает идею:

– Слушай, поехали в понедельник во Владик вместе, ну, не звери же там сидят в кадрах, обрисуешь ситуацию, может, прокатит.

По молодости слыл авантюристом и мог себе позволить всякое немыслимое. Ударили по рукам и с утра в понедельник вместо бухты Павловская отправились во Владивосток. Ближе к обеду появились в штабе ТОФа, в приёмной у кадровика.

На входе дежурный офицер строго спросил:

– Чего сюда припёрся, у тебя же направление в Тихас?

Наплёл невероятный бред:

– Так это, там место мне не нашли, сказали, чтоб к вам ехал, если не получится, вернусь – и меня на Аляску отправят.

Дежурный ответил:

– На Аляску, хм, что-то далековато…

И отнёс мою бумажку на стол начальника отдела кадров. Приёмная полна таких же лейтенантов-выпускников. Я уселся и стал ждать. После обеда очередь потихоньку рассосалась, остался я один. Меня никто не замечал!

Наконец, в начале шестого вечера из кабинета вышел капитан 2-го ранга и спросил:

– Кто таков?

Я ответил, как положено, вытянувшись в струнку, как часовой у Мавзолея.

– Заходи, бравый какой!

Отыскав на столе мою бумажку, удивился:

– Какого егеря сюда явился?

Настал мой час! Я включил дурака, точнее, артиста – недаром в художественной самодеятельности клоуна играл. Театр Советской Армии отдыхает! Начал со скорбным лицом Пьеро правдиво и уверенно о своей тяжкой доле начинающего карьеру адмирала, но пока лейтенанта.

Начальник проникся:

– А я-то чем могу тебе помочь?

Опять пускаюсь в пространные речи о тяжести бытия и быта.

И как бы невзначай:

– Жена сердешная и братишка у меня старший – тоже химик.

– Не понимаю, какая связь?

– Брат на Камчатке служит, и климат там лучше для супруги, и брат присмотрел бы за болезной, в смысле жена его.

Уже почти шесть, такая тишина в кабинете, слышу голодное урчание желудка кадровика.

Он покряхтел, задумался, потом решил:

– Вот что, приходи завтра после обеда, придумаем тебе казнь. Шучу, разберёмся, помогу, чем могу, – и был таков, ушёл.

На следующий день заявились в кадры. Минёр Вася получил предписание и проездные в Палдиски (Эстонская ССР, в учебный центр на новое формирование экипажа). Мы обнялись, больше с Васей по службе не пересекались, но помню его. С тех времён знал: «Минёр решительный и не тупой, минёр – величина, друг человечества, возможно, и точно – друг химика!»

Наконец, появился кадровик, пробормотал, негодуя:

– Как ты мне надоел, заходи!

Молча вынул бумажку из стола. Я прочитал и онемел, от счастья радостно крикнул:

– Ура! Камчатка!

Получил от кадровика Тихоокеанского флота предписание, что называется «из рук – в зубы», читаю – и глазам своим не верю: «Камчатка!» От счастья хотел расцеловать капитана 2-го ранга.

– Прошу разрешения! – и умчался.

Уже сквозь дверь услышал вдогонку крик кадровика:

– Проездные получишь в строевой части!

Сразу же купил билеты Владивосток – посёлок Тихоокеанский на пароход «Советский Союз». По приезде обрадовал жену, что здесь нам не жить, нашёл дыру пошире, с природой на загляденье. Встал вопрос, что делать с контейнером? Поехал в Находку и переписал маршрут моего барахла, нажитого непосильным трудом, на Камчатку, доплатив советской твёрдой деньгой.

Через неделю отправились плыть на Камчатку. Посадка на пароход «Советский Союз» напомнила эвакуацию Белой армии из Крыма в фильме «Бег». Служивые с семьями и детками возвращались из отпусков. Четырьмя днями позже мы высаживаемся на берег желанный. Очаровываемся крутыми сопками, горами, вулканами. Виды завораживают!

Встреча с родным братом по маме, Олегом. Рукопожатия – объятья. Братишка! Олежик! Брат служил в 10-й дивизии во втором экипаже на атомоходе 670 проекта. В 1970 году 20 сентября я принял присягу на верность Советскому Союзу и, как раньше, в сорок первом году, говорили – «трудовому народу». А старший брат уже имел достойную должность – заместитель командира роты на 4-м курсе, без пяти минут лейтенант.

Здесь самое время вспомнить про портфель без ручки, с которым приехал в жемчужину Приморья – Тихас. Дело в том, что, когда я отбывал на флот, тёща всучила мне буквально насильно трёхлитровую банку маринованного острого перца, сопроводив словами:

– Сынок, приготовила специально для тебя вкусняшку. Тебе, бедолаге, служить на атомных лодках, а там радиация… А мне ой как хочется внучков понянчить.

Понял, что творится в голове у мамы моей декабристки, и положил сосуд вожделения в старый портфель. Руки заняты чемоданами, а здесь ещё этот портфель в зубах, а ведь ещё в аэропортах сгружать-перегружать. Намаялся с ним. Не ближний путь от азиатского города Баку до приморского Тихаса. А тут, бляха без мухи, посадка на пароход, дикая давка перед трапом, кто плавал на т/х «Советский Союз» на Камчатку, знает, как людская масса плотно сдавливает и несёт во чрево корабля. Когда полегчало, с удивлением обнаружил, что в руке у меня лишь ручка от портфеля, а банка пропала. Как народ рассосался, пустился на поиски пропажи. Нашёл тёщин презент. Ручку прицепить обратно не получилось, портфель дальше таскал под мышкой.

У братишки Олега на квартире, когда отмечали встречу, банку открыли, предвкушая последствия. Говорят, что острый перец благотворно влияет на перец мужской. Но, откупорив желанную баночку, расстроились. Снадобье оказалось редкой безвкусной гадостью. В результате тёщина «вкусняшка» нашла достойное место на помойке.

Миновала неделя жития у брата в «коммуналке», далее – два месяца романтики с моей любимой на плавказарме. Наконец, получаю назначение в дивизию ракетоносцев проекта 667А. Возликовал! О, думаю, пароходы ещё свежие по тем временам и большие, повезло! Рано радовался.

В нашей дивизии доживали свой корабельный век две лодки проекта 658 с резервным экипажем, куда, собственно, меня и направили. Захожу на корабль, а там – бардак. Припёрся в казарму, где искреннее праздничное настроение. Ищу командира, его нет. Старпом – за старшего.

Не успел доложить как положено:

– Таищ, прибыл для дальнейшего прохождения службы. Назначен на должность начальника химической службы!

Старпом мне сразу в лоб зарядил:

– Шмотки, чемоданы распаковал?

– Нет! – говорю.

– Ну и правильно, мы скоро в Гаджиево выдвигаемся, на Северный флот предписание у нас.

А мне квартиру вне очереди пообещали, плавказарму срочно расселять собрались от семейного засилья по указанию свыше. Мда-а-а, трава и морские водоросли, без всяких океанских гадов! Но, здраво поразмыслив, согласился с судьбиной офицерской, Гаджиево – тоже неплохо, засим угомонил волнительные мысли.

Через месяц двинулись в путь: Петропавловск-Камчатский – Хабаровск – Москва. Заехал в Баку. Далее: Москва – Мурманск – Гаджиево. По ходу стремительных событий, развивающихся по принципу военно-морского маховика, чем ближе к финалу, тем стремительней он раскручивается. Опять съездил в Петропавловск и перенаправил свои шмотки на Север.

Теперь о флотском бардаке!

Поведали нам старшие товарищи, что в том достопамятном году Камчатку посетил Главком. В том числе нашу дивизию ракетоносцев. Главком в целом оказался доволен, ещё бы, атомный ракетный флот – его детище. Однако немало подивился, что на двух лодках проекта 658 (старушек боевых, аж с тремя баллистическими ракетами) на Тихоокеанском флоте есть резервный экипаж, а в Гаджиево, на Северном флоте, на шести лодках – ни одного!

Заплечные борзописцы, что стояли за спиной Главкома аккуратно записали этот факт в блокнотики и приняли как руководство к действию. Так родилась гениальная директива, что на Краснознамённом Северном флоте резервный экипаж нужнее.

Такую легенду нам, по крайней мере, рассказали. Дальше – интереснее. По прибытии в Гаджиево в 18-ю дикую дивизию, утром нас построил начальник штаба Юрий Пивнев (впоследствии командир дивизии, контр-адмирал). Собрал путешественников с Камчатки, чтобы поприветствовать:

– Ребята! Какого унитазного утёнка расслабляетесь? Чемоданы не распаковывайте, весной идём в Гремиху!

Что называется, приплыли! О его особенностях мы ещё в системе наслышаны. Нас этим богом проклятым местом пугали, как засранцев-детсадовцев Бармалеем!

Да, важно, за три дня до прибытия всего экипажа заслали в Гремиху парламентёров подготовить встречу нас, героев.

Там сильно удивились:

– Знать ничего не знаем, и нахрен вы нам сдались? Припёрлись тут с Камчатки!

Стали разбираться, пока не нашли где-то под сукном в штабе Северного флота в Североморске указявку о передислокации.

В развороте стремительных событий сообразил предусмотрительно отправить жену в Баку к папе и маме рожать мне подобного генетического наследника с горячей осетинской кровью.

Итого. Возрастные лодки дивизии были распиханы по заводам на ремонт. В полной тишине и ясной погоде плыли мы в неизвестность. Контейнер со своими пожитками, наконец, получил и заныкал на чьей-то пустующей квартире в Гаджиево. Тогда же понял, что барахло настоящему моряку-подводнику уже никогда не пригодится.

Недолго грустил в тоске без моря, без которого жить не могу. Через месяц вызывает меня флагманский химик:

– Пи… й, то бишь иди, на пароходе «Клавдия Еланская» в Архангельск.

– Не ближний свет, двое суток по Баренцеву и по Белому морю, – размышляю вслух.

Прибыл в Северодвинск – город-красавец с отзывчивыми женщинами, по достоинству прозванный Северным Парижем. Любовные приключения – отдельная песня, пусть автор отдувается и описывает в подробностях, ему можно, он холостяк. Перегнали лодку в Палермо³, уж извините, с этакой чехардой забыл тактический номер. Точно помню «забор» 658-го проекта.

К концу очередного года отремонтировались и уже по весне вышли из Пала-губы. После ремонта – Североморск, болванки перегружали в губе Окольная и, радостные, скучающие по боевым походам, сиганули на мерную милю в Мотовский залив. Вот таким образом через два года моя «кругосветка» завершилась. Лодочка, ранее приписанная к 18-й дивизии, наконец, обрела место базирования. А экипаж – покой в Гремихе. И ветер нам показался не такой сильный, каких-то 25 метров в секунду, и летающие по посёлку собаки гостеприимно улыбались. Ведь не зря Гремиху назвали «Город летающих собак».

Если с помощью курвиметра по карте посчитать мои передвижения по стране, то как раз примерно длина экватора и получится.

Засим оканчиваю свой рассказ. Хотя на любопытном пути происходило, как обычно, множество забавных флотских эпизодов.

Дуплет из Макарыча

Это рассказ о любви. Не о той, рафинированной тургеневской, о которой ты, скорее всего, подумал, мой дорогой читатель, а о самой что ни на есть плотской. Жизнь флотская многогранна, и одной из важных её сторон является не только служение Родине, но и воспроизводство грядущих поколений.

Как раз с этим порой возникают серьёзные проблемы. И не только когда муж в далёком океане. Бывает, жена – вот она, рядом, а супружеский долг отдать нет условий!

Возвращаюсь к кругосветке.

Всего сутки перелёта из Баку во Владивосток, два часа на автобусе, и ты в Тихасе. Гостиница «На пяти ветрах». Жена приютилась в пятиместном номере с такими же, как она, подругами по «счастью», я же сплю на раскладушке в коридоре, устроен только на ночь, на рассвете должен убраться на все четыре стороны.

На выходе встречаю лейтенанта, с которым несколько месяцев назад курсантами проходили стажировку. Выходим на крылечко пообщаться на животрепещущую тему – как остаться наедине с любимой в толпе народа. Он мне по-дружески советует:

– Знаешь, а я нашёл выход. Здесь в одном номере четверо гражданских специалистов, приехали с завода какой-то дефект на лодке устранять. Днём на железе пашут, в гостиницу только спать приходят. Я договорился, они мне на день ключ от номера дают. Так что у меня личная жизнь в полном порядке!

– Слушай, – спрашиваю робко, – можешь золотой ключик и мне одолжить?

– Да, без проблем! – отвечает друг и мой спаситель.

Выхватываю ключ к счастью и несусь к любимой, а у той некстати просыпается природная стеснительность, вылезают комплексы и моральные ограничения – пришлось долго уламывать, подключив авторитет главы семейства. Наконец, все барьеры сломлены, ничья честь не пострадала, мой первый интим лейтенанта в Приморье с собственной женой случился. Выходим счастливые из покоев работяг, а под дверью уже выстроилась очередь из желающих последовать нашему примеру в укромном месте! От кого прошла утечка информации – для меня до сих пор загадка. Поскольку ключ был с правом передачи, спросив разрешения владельца, отдал первой в очереди счастливой паре:

– Друзья мои, любите и размножайтесь!

Во время краткосрочного пребывания в Тихасе замечательное для офицеров и рядовое для обычных людей событие из супружеской жизни, к моему глубокому разочарованию, не повторилось. Затем последовали четверо суток в шестиместной каюте парохода «Советский Союз», которые проплыли на Камчатку (к очередному месту службы) также серо, продлив затянувшийся перерыв в близости. Наедине оставались лишь на верхней палубе, тесно прижавшись друг к другу от холода для совместного досуга – разглядывания свинцовых волн Охотского моря.

По приезде на Камчатку продолжили участие в реалити-шоу «Большой Брат», только без интима, теперь уже в коммуналке брата: в одной комнате он с женой и дочкой, я с женой, и ещё две семьи по другим комнатам малометражной трёхкомнатной квартиры. Родственные чувства смогли пройти испытание совместным проживанием лишь пару дней, пришлось в экстренном порядке искать новое место проживания. Гостиница ожидаемо оказалась забита под завязку, идти было некуда. В толпе таких же, как и я, молодых лейтенантов, ищущих ночлежку, прошёл слушок, что бездомных принимают в плавказарме, и даже с собой можно привести вторую половину. Рванул туда сломя голову, к командиру судна, без мотора:

– Тащ старший лейтенант, войдите в положенье, жена и всё такое, дайте хоть какую крышу семье бездомного офицера, желательно без соседей.

Старлей с высокомерием военного, прослужившего на целых три года больше меня, по-садистски безжалостно заявил, что мест нет, да ещё и послал подальше, цинично погасив последнюю искру надежды. Спускаюсь по трапу плавучего отеля, бреду по бесконечным узким коридорам, ждать оставалось лишь чуда, которое не замедлило тут же случиться. Спасло опять случайное знакомство – без таких совпадений жизнь на флоте оказалась бы невыносимо тяжела и мучительна. Увидев знакомое лицо, подошёл, разговорились.

– Про то, что мест на этой посудине нет, старлей не врёт. На флотилию прислали столько будущих адмиралов, что всех разместить реально большая проблема. Однако всё не так печально! Пойдём-ка со мной, кое-что покажу.

Спускаемся на нижнюю палубу, заходим в двадцатипятиместный кубрик для матросов, а там, на первый взгляд, в разгаре совместная гулянка: пока ещё не распределённые по экипажам лейтенанты и их жёны маются, кто как может, от вынужденного безделья. Матросские кубрики на ПКЗ интересно устроены: на одной половине стоят несколько длинных столов для досуга и приёма пищи, а на другой половине – ячейки на четыре двухъярусных койки. На нижних ярусах обитают жёны, на верхних – их мужья. Перегородками для сокрытия частной жизни в ячейках служили либо простынь, либо одеяло. Все ячейки ожидаемо оказались занятыми, а вот койки ближе к обеденным столам, которые ничем не прикроешь, популярностью не пользовались и были, к моему счастью, свободны.

– Друг, удача – твоё второе имя, занимай!

– Без разрешения? – тогда я ещё не успел взрастить в себе здоровую флотскую наглость, подкреплённую нахальством.

– Да ты посмотри, какая толпа народа здесь шляется, разве всех упомнишь? Занимай, не робей! Главное – сделать это вовремя, потом на улицу уже не выгонят!

Под покровом ночи, втихаря, как тати, поселились в плавучей общаге, приобретя статус «нелегалов». Жена тряслась от страха рядом. На пару ожидали позорного разоблачения и боялись изгнания из плавучей трущобы.

Первые сутки в трюме ПКЗ стали незабываемыми! Ближе к ночи молодёжь потихоньку расползлась по своим углам и замерла, потушили свет. На какое-то время воцарилась тишина. Вдруг в дальнем углу кто-то перевернулся с одного на другой бок, и предательски скрипнула сетка кровати. Это послужило своего рода сигналом, и в ответ на случайный скрип, как по команде, дружно заскрипели пружины всех остальных кроватей, наполнив матросский кубрик звуками интимной жизни. Мы с испуга затаились, как две мыши, и никак не могли уснуть, не решаясь присоединиться к интимному строю плохо сдерживаемых стонов и характерных звуков. На вторую ночь ритуал в трюме ПКЗ повторился, но теперь, привыкнув к обстановке, мы с женой уже крепко спали.

Так продолжалось неделю, пока в очередной раз, придя вечером со службы, не узнал от благоверной последние новости плавучего дома:

– Утром приходили какие-то чины, сказали, что офицерские семьи расселяют по каютам, освобождая место для матросов экипажа.

Све́дения жены оказались точны – для нас отыскалась четырёхместная каюта. В соседях оказались старлей, служивший на «букахе»⁴ с женой – интеллигентная, правда, не уверен в каком поколении, ленинградская пара. Моральные устои новых соседей оказались так же крепки, как и наши, поэтому зажили мы дружной семьёй, продолжив, не сговариваясь, совместное воздержание.

Шли дни. Неуёмная плотская природа настойчиво хотела взять своё. Однажды жена по секрету намекнула, что каждое утро соседка с подружкой уходят в посёлок по своим делам и бродят до обеда. Намотав ценную информацию на ус, я начал поджидать удобного момента. В ту пору меня прикомандировали к одному из экипажей 8-й дивизии и, чтобы не умирал от скуки, через день отправляли «под ремень». Вариантов было всего два: либо сутки бродить по посёлку с двумя матросами и «Макарычем»⁵ на боку, либо бдеть дежурство на комбинате питания флотилии.

Наконец, воздержание припёрло с особой силой, доставляя массу беспокойства. Сменившись в 9 утра в комендатуре, решил: «Сейчас или никогда». Сдавать пистолет в казарму не пошёл – время поджимало. «Какая разница, сейчас или перед обедом. Меня, временного нахлебника, никто не ждёт». Сгорая от любовного томления, я сайгаком прыгал к любимой в плавучий альков. Всё оказалось в точности по женскому докладу: соседки не было, муж отсутствовал на службе.

Я начал быстро разоблачаться. Но здесь произошла заминка – куда пристроить пистолет, оружие всё же, мало ли что! Недолго думая, сунул «Макарыча» жене под подушку, а сам забрался к ней, ещё тёпленькой ото сна, под одеяло. Звёзды сошлись в то утро, и таинство у нас случилось во второй раз с начала офицерской жизни, причём с далеко идущими последствиями, о которых я узнал через два месяца.

Через несколько дней меня перевели на Север, поэтому те мгновенья семейного счастья оказались нам прощальным камчатским подарком судьбы, о котором я вспоминал ночами во время двухмесячного путешествия на другой конец страны.

Началась служба в Заполярье – мурманские углы всех коммуналок в радиусе километра от Морвокзала, тяжело проходивший токсикоз жены, совершенно истощавший её хрупкий молодой организм. Тогда-то и стало ясно, что «бриллиант любви» зачат тем памятным утром в железной банке плавказармы.

На этом можно было бы и закончить рассказ, если бы не один существенный нюанс, который выяснился чуть позже.

Жену я отправил рожать в человеческие условия, домой, в тёплый и солнечный Баку. До приобретения статуса отца оставались считаные дни, когда меня отправили из Гремихи в командировку в Северодвинск, откуда дал телеграмму жене, чтоб писала на главпочтамт до востребования. Был конец июля, я поселился в доме у мичмана Виктора, семья которого уехала на Большую землю. В самом разгаре были олимпийские летние игры в Монреале. Мы с Витей часов до трёх ночи смотрели соревнования, а к восьми спешили на подъём флага, хронически не высыпались. Мичман, к тому же, у старпома был за машинистку – строчил приказы как из пулемёта, двумя пальцами.

Подхожу к старпому:

– Тащ капитан второго ранга, срочно нужно в тыл, проверить обеспечение химимуществом, и мне нужен в качестве сопровождающего мичман.

Старпом дал добро, а мы двинули домой на лечебный сон. По дороге взяли бутылочку сухого в качестве снотворного. Пришли, быстро приняли лекарство и завалились спать. И тут снится мне сон, что получаю красочную телеграмму с текстом такого содержания: «Поздравляем Днём рождения сына и дочери = целуем = папа мама». Проснувшись от странного сновидения, делюсь впечатлениями от пережитого, а мичман весело так говорит:

– Так это сон в руку!

Вернулись в экипаж. Я было начал слоняться по казарме, но, вспомнив сон, в конце концов не выдержал и рванул в город:

– Я на главпочтамт!

На почте женщина, покопавшись в ящичке, протянула сложенную вчетверо телеграмму. Я обомлел на месте. Текст один в один, как во сне – двойня! Разница лишь в том, что во сне была цветная открытка с текстом, а здесь обычный почтовый бланк.

От совпадения такого я даже выругался смачно, за что удостоился осуждающего взгляда. Мне же показалось, что это продолжение дневного виденья. Возвращаюсь, подхожу к мичману:

– Сон мой сегодняшний помнишь? Держи, читай!

Тут настала очередь обомлеть Виктору.

– В самом деле, вещий сон! Обалдеть! Такое срочно полагается обмыть!

Телеграмму ту я сохранил, она и ныне хранится как напоминание о замечательном событии однажды утром, в плавказарме, во флотском прошлом. Сейчас двойняшкам тем уже по сорок пять – сын и дочь.

Вот так, в стеснённых условиях, дуплетом из «Макарыча» сотворилась новая жизнь сразу двух людей!