Kitabı oku: «Тот ещё кадр», sayfa 3
– Или я тебя на сделку поставлю – так можно и двести в месяц заработать. Понимаешь?
Горло сжалось от волнения. Я с трудом представляла такие деньги. Мне сразу же почудились пачки пятитысячных, которые бы не помещались в руках.
– Держи, – Владимир Ильич протянул мне документы. И я, не в силах говорить да и просто соображать, только и смогла, что кивнуть и уйти.
Двести тысяч. Двести! Не просто двести – двести тысяч! Это были баснословные деньги для меня. Невероятные. Неосуществимые. Заработать за один жалкий месяц целые двести тысяч.
Это значит, что всего за каких-то полтора месяца, ну ладно два, я смогу издать свой роман. Мечта так близко маячила перед носом, что я рисковала заработать косоглазие, пялясь на нее так беспардонно.
Всего два месяца работы и я смогу полностью погрузится в ведение блога и написание новых историй. Всего каких-то два месяца, а за ними желанная жизнь. Нужно только потерпеть, поработать ударно, постараться и все будет, как в розовых сладких мечтах.
Но я тут же ударила себя по рукам. Не стоило обнадеживаться раньше времени. Владимир Ильич сказал, что две сотни получают на сдельной зарплате, а любые слова работодателя можно делить на два. Что если он назвал потолок, а что если приукрасил или округлил? Лучше всего, ориентироваться хотя бы на зарплату фрезеровщика. Хотя, с моим вторым разрядом, стоило закатать губу и на этом.
Я принялась воодушевленно батрачить. Таскать коробки, мести полы, подменять коллег. Серьезно меня никто не воспринимал. Чего и стоило ожидать от великовозрастных работяг.
– Это ты сейчас в облаках витаешь, в телефоне сидишь, чтобы потом в свои инстаграмы фоточки делать? А ты попробуй двадцать лет у станка простоять. Вот и будешь красоваться.
– Ага, гляди, все строчит что-то, может это? Доносы на нас?
– Отстаньте от нее, может учится? Ей надо институты кончать или замуж. А здесь девке не место.
– Не место, – соглашались остальные на обеде. Люди только смеялись, пока я в торопях глотала холодные макароны, и писала идеи для новых видео в заметках телефона. Мне было плевать на все смешки.
В лучшем случае мне придется проторчать здесь только два месяца. За это время, я даже могла бы поддерживать жизнь на ютуб-канале. Сейчас можно выкладывать те видео, что заранее сделаны. А по мере занятости записывать потихоньку ролики, которые выйдут во второй месяц работы. Только бы придумать что-нибудь интересное, но простое.
"Книги, которые должен прочитать каждый"?
"Лучшие книги в подарок близким"?
"Топ-5 книг, которые ты должен немедленно сжечь"? Нет, топы давно никто не смотрит.
"Он вам не Дмитрий Быков". Черт, нет, меня же съедят.
"Каких книжных видеоблогеров стоит смотреть"?
"Почему современная литература такая всратая"?
Или может просто как-нибудь сесть и прочесть бестолковую книжку и поорать на нее на камеру? Тогда надо выбрать что сейчас популярно.
Вот только возвращаясь домой, я каждый раз садилась за работу и не могла себя заставить даже закончить монтировать старое видео. Я открывала монтажную комнату и глядела до отупения на часы бесконечного бестолкового видео.
Так и прошла неделя: в мыле, в страданиях и неопределенности. А сейчас я каким-то образом оказалась посреди кухни великолепного соседа, грела ноги в его тазике и пыталась понять, кто я. Вот кем я работаю? Писателем? Видеоблогером? Станочником? Лучше бы я и вправду дралась в грязи за деньги…
– Вьетнамские флешбэки? – с улыбкой спросил Виктор.
– Вроде того.
– Если это что-то криминальное, то лучше не говори.
– Да нет, просто сложно сформулировать. Можно сказать, я разнорабочая.
– Необычный выбор.
– Я его принимала примерно также как и президента.
– Не понял.
– У меня не было выбора.
– Понял.
Мой телефон зашелся истеричной трелью. Впопыхах натянув на мокрые ступни носки, я бросилась ответить на звонок.
– Васенька, – послышался старческий и нежный голос старушки, – спускайся, забери ключики, я подъехала к парадной.
– Да, спасибо большое, бегу!
Я суетливо убрала телефон, подскочила к выходу, второпях втиснулась в сапоги и, прежде чем нажать на ручку двери, потянулась по привычке к прощальному поцелую. Виктор стоял привалившись плечом к косяку, его руки были сложены на груди, а глаза скучающе обращены ко мне. Не знаю, понял ли он, что делает, когда едва склонил голову мне навстречу, но я быстро одернула себя, отвернулась, выпрыгивая из квартиры.
У меня не было ни сил, ни терпения ждать лифт, так что я опрометью бросилась в сторону лестниц и мигом сбежала на первый этаж, перепрыгивая по пол пролета за раз.
– А, Васенька, – меня обдал морозный ветер, уколовший разогретую кожу щек и рук. Я не сразу смогла совладать с холодом и разглядеть пожилую даму за рулем внедорожника. Машина скрывала за матовыми грозными стеклами бабусю, чьи кудряшки белоснежных локонов и громоздкие очки на цветастой цепочке бусин резко контрастировали с брутальностью одежды и транспорта. Старушка высунула из окна худощавую руку, звякнула ключами и сказала ласково, – я подожду, открой дверь и спускайся обратно.
Я послушно кивнула, расторопно, не тормозя, выхватила связку и приспустила наверх. В Петербурге с бабками не шутят.
***
Прерывающийся звон, шипение, хлопки искр подняли Виктора из постели до восхода солнца. Домофон захлебывался в сломанной мелодии, не переставая шуметь даже когда Виктор поднял трубку. Пришлось выключить устройство вовсе. И, вместо того, чтобы лечь спать, оставив эту проблему до лучшего времени, Виктор позвонил в домофонную службу.
Там его конечно же обматерили, но пообещали прислать работника.
И вот уже битых десять минут тот стоял на пороге, держа дверь нараспашку, и сонно разглядывал сломанную трубку.
– И прямо искрилась? – недоверчиво спросил он.
– Искрилась.
Работник цокнул языком, мотнул головой, упер руки в бока. Вздохнул тяжело:
– Да, дела. Ну, тут разбираться надо. Подай-ка плоскую отвертку.
Работник принялся разбирать пластиковый короб домофона, оставив хозяину квартиры заботы по поиску инструментов в своей рабочей сумке.
А Виктор, хоть и не интересовался ремонтными штучками, уж мог различить крестовую отвертку от плоской. Он без труда выудил необходимое, когда дверь напротив распахнулась.
– Доброе утро, – поприветствовал Виктор. Глаза Васи в ответ расширились, она замерла испуганной мышкой, и попыталась медленно закрыться обратно.
– Ха! – послышалось вдруг весело от работника службы, – угробить меня решил?
И Вася и Виктор обратились к мужчине лицом, пока тот продолжал ковыряться в технике, отмахнувшись от предложенной Виктором отвертки.
“И что не так?” – одними бровями спросил Виктор у соседки. Та мягко улыбнулась и охотно подсобила: присела у сумки с инструментами и легко достала новую – практически такую же отвертку.
– Ага, спасибо, – отозвался рабочий. И Виктор взивлся, раздраженно взмахнув рукой, он будто безмолвно спрашивал “а в чем разница?”. И Васька едва слышно шепнула ему на ухо:
– Резиновая ручка не проводит электричество, – девушка не переставала улыбаться, ее бесконечно смешило то, что Виктор мог не знать такой очевидной мысли. Даже более того, Вася решила проверить мужчину. Достала из той же рабочей сумки две упаковки с мелочевкой, и спросила тихонько, – где шурупы, а где болты?
Виктор ткнул наугад. Он отчего-то сам улыбался, когда видел довольное выражение лица Васи, а потому легко вовлекался в ее игры. Девушка только подавила смешок:
– Они оба саморезы. А чем отличается дрель от перфоратора?
– Парой букв?
– Ясно, – громогласно послышался недовольный возглас работника, он дал отмашку хозяину: – вырубай свет.
Виктор не был дураком и прекрасно понимал, что его просят отключить подачу электричества, но он позволил себе секунду заминки, чтобы протянуть руку к выключателю света. Он глядел в глаза Васе, будто демонстрируя свою шутку, и она охотно беззвучно смеялась.
Все же они подошли к щитку. Открыли дверцу. Виктор даже не старался сделать вид, будто что-то понимает. Он просяще уставился на соседку.
– Что такое дюбель? – спросила напоследок Вася.
– Это я.
И девушка не стала докапываться, опустила разом все рычажки от квартиры Виктора, вырубив электричество, ткнула соседа локтем на прощание и ушла.
А Виктор так и остался стоять. Странно, но эта глупая встреча подняла ему настроение. На губах Виктора растянулась насмешливая улыбка, а брови нахмурились.
Оставив электрика ковыряться в проводах, Виктор сел за работу. Он, как и другие некогда популярные видеоблогеры, должен был изредка напоминать зрителям о себе. Кто-то избрал путь реакций, выпуская пустые развлекательные видео. Кто-то – подкастов, прикрывая пустоту злободневными темами. А такие как Виктор выбрали новостной формат, пытаясь оставаться хоть и пустыми и блеклыми, но хотя бы информативными.
Уткнувшись в телефон, Виктор нашел парочку стоящих тезисов для будущего выпуска, но на этом его продуктивность была исчерпана.
Без зазрения совести Виктор отложил телефон и погрузился в мысли.
Вот что он думал: ему нравилась забавная соседка, это он мог признать, не пускаясь в детское стеснение или подростковое отрицание. Но симпатия это была скорее призрачной. Виктор не стал бы разменивать комфорт холостяцкой жизни на отношения. Позволить постороннему человеку хозяйничать в его квартире, нарушать его личное пространство? Никогда.
В дизайне Виктора была выверена каждая картина, каждая подушка, как он мог бы допустить, чтобы на диване появился новенький девчачий плед? Ни за что.
Знакомые говорили, что Виктору уже пора найти жену. И он не спорил. Но и не соглашался.
В его жизни были девушки, с которыми он жил вместе годами, с которыми встречался и строил общий быт, но так случилось, что все эти девушки уже давно замужем.
"Привет, помнишь мы расстались шесть лет назад, потому что я не хотел свадьбы? Теперь я, кажется, готов. Что? Ты была готова еще шесть лет назад? У уже тебя двойня? Любящий муж?
Не нужен второй?"
Нет, это было бы странно.
– Хозяйка, принимай работу, – из раздумий Виктора выдернул рабочий, – во, теперь звонилка как новенькая, ты только поаккуратней в следующий раз.
– Так я ничего не делал.
– Ну, так аккуратней это самое, ничего не делай. Понял?
– Понял.
– Давай, – они пожали руки и попрощались.
Виктор завис у входа, разглядывая дверь соседской квартиры.
И что ему понравилось в этой соседке?
Быть может то, что она усиленно делала вид, будто в нем не заинтересована? А что? Все прошлые свидания навевали скуку и простоту именно от того, что оба человека понимали, для чего пришли. Любая женщина уже заранее его узнала, оценила и согласилась. Соседка же, хоть и проявляла к нему явную симпатию, будто говорила при этом "а ты еще заслужи мое расположение". И Виктор как дурак был согласен играть и что-то доказывать.
Он мог бы сварганить впечатляющий ужин, а потом, под предлогом одолжить сущую мелочь вроде соли или перца, зайти к Васе и завязать разговор. Или даже угостить собственноручно приготовленным блюдом. Глупость? Да, так и есть. Осталось решить будет ли это паста болоньезе или лапша в сырном пюре.
Рабочие мудни
Я не спешила, прогуливалась вдоль широких проспектов, глазела на архитектуру, наслаждалась свежим воздухом. Мне нравилось выходить на работу сильно заранее и медленно бродить по городу.
Признаться честно, я не воспринимала завод как полноценную работу, я думала, что вот отпашу пару месяцев и свободна. Это не единственный вариант, чтобы прокормиться. Это не обязательная, не пожизненная кабала, не тюрьма, не наказание. Да и не работа как будто. Словно в любой момент могу уйти и ничего мне за это не будет.
Да и люди вокруг не относились ко мне серьезно. Это был плюс, послабление, преимущество. Но это и самый существенный минус. Меня не воспринимали как полноценного сотрудника.
– Вася, хрен тебя за ногу, не мешайся, отгрузи гайки отсюда!
И я садилась за погрузчик и послушно отвозила партию на склад. И хотя я была специалистом, способным работать с цветными металлами, читать чертежи и чинить мелкие неисправности станка, люди все равно видели во мне девочку на побегушках. Мне не доверяли серьезную работу. Странно было бы ожидать, что коллеги будут относится ко мне с таким же пиететом и вниманием, как и на производстве отца, но я почему-то все равно ожидала.
– Твою налево, Вася, ты на кой черт это сюда притарабанила? Видишь, места нет!
Я раздраженно ударила по рычагам, вот мол сами сначала решите, куда вам гайки девать, а потом меня гоняйте.
– Куда тогда ставить?
– Заказчику сгружай.
– Так нет заказчика, опаздывает машина.
– А я тебе что сделаю? Все вопросы не ко мне! Иди, звони контрагентам, спрашивай где машина!
Прикрыв глаза, вздохнув глубоко, я призвала на помощь всю фантазию писателя, чтобы в красках представить, как чуть-чуть наезжаю на Лену своей тарантайкой. Раздражение попустило.
– Васька, – обратился ко мне Раиль Ильясович, – ты поставь у въезда. А если спросят, скажи, что я так сказал. Ты любые косяки, не бойся, на меня вали. Мне с зарплаты не урежут, а тебе хоть штрафа не будет. Давай, поставь у ворот.
Раиль Ильясович был щуплый худощавый старичок, который целыми днями передвигался из угла в угол, перебирал инструменты или ковырял полы метелкой. Неясно было для чего Раиль Ильясович вообще ходил на работу, но он целыми днями торчал на производстве.
Послушно оставив машину у въезда, я поскакала в бухгалтерию, узнать где заказчик.
– Владимир Ильич, а где…
– Да вот же! Уже приехали! – начальник впопыхах накинул куртку, он на ходу выскочил из кабинета, выдворяя меня за собой.
И мы отчетливо услышали как гудит у входа газелька заказчика – она не могла проехать, мешался погрузчик.
– Это-то что за фокус, кто здесь бросил технику? – сокрушался Владимир Ильич, пока я, взлетев в погрузчик, отъехала назад. Пришлось повертеться, чтобы не задеть ни вахту, ни авто работников, и подъехать с гайками к складу.
– Давай шустрее, тебя что ли одну все ждать должны?!
И загрузив, и отпустив машину, Владимир Ильич, злой до трясучки, собрал нас перед цехами. Грозил кулаком, злился, кричал, надувая вены на шее, спрашивал в исступлении:
– Бухгалтерия, вы у меня шутки ради сидите? Что сложного правильно запомнить время приезда? Почему вы работникам не можете правильно сказать, когда приедет машина?!
– Так мы сказали! Мы сказали Раилю Ильясовичу, это он там как-то передал!
Директор повернулся грозно на старика, тот пожал едва плечами и улыбнулся, словно извиняясь. Владимир Ильич махнул на него шапкой и повернулся уже к бригадиру:
– А ты, Лен?! Ты же знала, что сейчас гайку нужно будет выгружать, чего копошишься? У тебя в одну кучу все свалено, самой не стыдно? Ты за что деньги получаешь, за стояние на месте? Организовывай работу!
– Так я организовала! Это вон Раиль Ильясович… – Лена даже не договорила, директор оборвал ее на полуслове, повернулся ко мне, взглянул своими красными бычьими глазами и гаркнул:
– А ты? Ты оставила погрузчик у въезда?
Я едва оглядела толпу. Все вокруг будто обратились против меня. И только Раиль Ильясович улыбался безмятежно, пряча глаза в добродушном узком разрезе глаз. Я вдохнула поглубже и ответила:
– Да.
– "Да"! Ты не маленькая уже, соображай головой-то! Я ко всем обращаюсь, вы когда работаете, вы мозги включайте! По уму делайте! А то стоят, спустя рукава болты пинают… Вы если делаете что-то, вы понимайте что вы делаете и зачем. А то я вам деньги плачу, а вы мне их только теряете. Работайте!
И он ушел.
Люди переглянулись, постояли, помолчали и побрели по делам.
– Что же ты, – рядом со мной материализовался Раиль Ильясович, – это ведь я тебе сказал поставить погрузчик у входа.
– Вопрос был: кто поставил погрузчик, а не "кто приказал поставить".
– Признать ошибку – значит больше ее не допускать, – наставнический тоном произнес старик. И испарился среди пара котельной.
Я призадумалась. Что он имел в виду? Что было мне уроком? Не обвинять других в своих ошибках, признавать, когда я не права? Или просто не слушать тупые советы коллег? В любом случае, я решила, что дед просто сошел с ума, и вернулась в цех.
– Вася, тащи ведро!
***
Рабочий день Василисы окончился как всегда в пять. Большинство коллег сдуло домой, стоило дверям открыться. За станками остались стоять только самые тихие и стойкие мужики – работники на сделке. Понять, что кто-то работает можно было по тонкой струйке сигаретного дыма и лязганью металла, самих людей было не видно.
– Вася, – директор стоял у фрезеровки, устало уперев ладони в столешницу. Его изможденное состояние грозило для Васи выговором или увольнением, но стоило девушке подойти, как директор взмахнул листком, вымазанным в масле и грязи, и спросил, – знаешь, что это?
– Заглушка.
– Да я про саму бумажку, а не что на ней нарисовано.
– Это чертеж.
– Умеешь работать по чертежу?
– Да.
– Ну, давай. Я посмотрю.
Васька оглядела схематичный рисунок заглушки и принялась за работу. Достала лист стали, примостила на станке, настроила консоль и включила.
Можно было бы подумать, что сегодняшний инцидент с погрузчиком стал для Васи проверкой от директора и Раиля Ильясовича. И что Вася проверку прошла. А может на нее просто впервые обратили внимание, впервые позволили выточить деталь, впервые отнеслись как к полноценному работнику, а не просто как к глупенькой девочке.
– Готово.
– Отлично, – Илья Владимирович хлопнул Васю по плечу, – теперь таких нужно еще шестьдесят.
И на этом он удалился, оставив Васю в немом недоумении.
– И все? – спросила она себя, – я теперь на сдельной оплате?
Она оглядела цех.
Ей бы хотелось домой, отдохнуть. Она отпахала полноценные восемь рабочих часов, а теперь ей предстояло выточить еще шестьдесят заглушек. Это было похоже на издевательство, на насмешку, на наказание. Но для Васи это было сродни признанию. Как будто ее пустили на фрезерный станок и вот теперь она официальный станочник на зарплате семьдесят обещанных тысяч.
Вася энергично, даже возбужденно, сверлила металл, у нее внутри бурлила дурная мысль, просто догадка, что она не просто работает как фрезеровщик, она фрезеровщик на сделке. Что нужно просто доказать, что она может, умеет, способна работать и будет получать заветные двести тысяч.
Стоит ли говорить, что домой Вася вернулась только к ночи на автобусе, умерев где-то между черной речкой и петроградской. Ее ноги гудели, в голове не переставая стреляло, спину ломило, а пальцы саднило. Все ее тело напрочь отказывалось влачить дальше свою жалкую жизнь.
Высыпав свои кости на остановке, Вася еще посидела на лавочке добрых двадцать минут, не решаясь встать на ноги. Она сидела, откинувшись головой на холодное стекло, закрыв глаза, и просто вдыхала морозный воздух поздней осени.
Город затих, небо почернело и только тогда аккуратно зажглись желтые фонари, они тепло осветили мокрый асфальт и блестящие искры листьев. И в столбах лампового света фонарей можно было увидеть первые снежинки: еще неоформившиеся, неуверенные, маленькие существа, они кружились в безветренном куполе неба и ложились мягко на землю, тут же пропадая навсегда.
Вася почувствовала, как колючий, но теплый снег оседает на ее щеках и ресницах, и улыбнулась.
В произвольном порядке она хотела помыться, покушать и лечь спать. И ни на что из этого ей не хватало ни моральных сил, ни физических.
Стоит ли удивляться, что вернулась в квартиру девушка только к одиннадцати часам.
Виктор к этому времени успел не только приготовить пасту, но и съесть ее, побить баклуши, помаяться скукой, обнаружить жир на вытяжке, помыть ее – а следом и плиту, фартук кухни, шкафчики, ручки, начистить кастрюли, стаканы, ложки. Помыть окна.
Виктор чувствовал себя бестолково. Он словно бесился с жиру: у него все было и от того ничего не хотелось. Не развлекали ни фильмы, ни музыка, ни сериалы, не интересовали ни спорт, ни прогулки, ни рестораны. А потому он остервенело натирал несчастную резинку на оконной раме.
Но она упрямо не хотела оттираться.
– Да что же ты будешь делать?
Виктор порылся среди бутылок с мылом. Не нашел ничего стоящего. Раздраженно стянул резиновые перчатки и, даже не накинув куртку или шапку, выскочил из квартиры. Он намеревался спуститься в магазин прямо под домом, купить самое злющее из чистящих средств и показать плесени на окне кто тут папочка, но на лестничной площадке столкнулся с Васей.
– Есть сода? – как-то слишком напористо спросил Виктор. Соседка в ответ чуть вильнула головой, намереваясь ответить отказом, но задумалась. А что? От других жильцов может и осталась пачка другая.
Девушка, оставив открытой дверь, прошла в квартиру не раздеваясь, пошарилась по шкафчикам, полкам, не особенно надеясь хоть что-то обнаружить.
Виктор прошел следом, поумерив свой пыл, он осознал как же затекла поясница и, в попытке совладать с усталостью, примостился на стул. Он наблюдал за тем, как Вася открывает шкафы, заглядывает планомерно в каждый отсек и не находит ничего. Вообще ничего. Квартира Василисы была полностью пустая.
На кровати не было постельного белья, на окнах – занавесок. Даже не было мыла у раковины.
– И давно ты тут живешь?
– С неделю. А что?
– Да ничего. Как-то не обжито тут, неуютно. Вася на всякий случай даже в холодильник заглянула в поисках соды, но быстро захлопнула, ничего не найдя. А Виктору было достаточно одного только взгляда, чтобы ужаснуться. Пока Вася зашаркала в ванну, силясь найти соду, Виктор распахнул дверцы холодильника.
– Да у тебя тут мышь повесилась!
– Не обманывайте. В этом холодильнике отродясь не бывало мяса.
– Боже мой, Вася… А это… Ты что, хранишь хлеб в холодильнике?
Девушка победно вынесла из ванной комнаты красно-желтую коробочку. И сдулась. Она выхватила из рук соседа пакет с нарезанным батоном, совершенно не понимая, в чем проблема:
– Где мне еще его хранить?
– В хлебнице, – Виктор услужливо поднял затвор маленького ящика на кухонной тумбе. Вася с удивлением поглядела на деревянный короб, она даже не подозревала, что эта штука называется хлебница.
– Ладно, – она сунула пакет в предложенное ложе, решив не спорить с Виктором. Но тот только разошелся:
– И кто хранит молоко в дверце? Оно так быстрее портится. Молоко следует ставить на верхние полки. А у дверцы слишком тепло, здесь лучше хранить таблетки, маски, помады…
– Таблетки? Помады? Кто хранит косметику в холодильнике?
– Есть органическая косметика и она портится в тепле…
– Одежду Вы тоже в холодильник кладете? Знаете, в мире существуют и другие шкафы, кроме холодильных.
– Ага. Духовые. И это мне говорит человек, который хранит в холодильнике хлеб?
– Все, – Вася окончательно выдохлась, сунула Виктору в руки соду и вытолкала в коридор, – идите отсюда.
Она удивительно весело улыбалась, резко захлопывая перед лицом соседа дверь.
А молоко, все же переставила наверх.
Поверхностное притяжение
Наконец наступил выходной. Я ждала его чтобы закончить монтировать Оруэлла и Замятина. Проснувшись по привычке в шесть, я еще два часа провалялась в кровати – не было ни сил, ни желания вставать.
Глупо, наверное, пытаться вести свой блог, записывать видео, общаться с аудиторией. Но, ходят поверья, что иначе никто тебя читать не станет. Вот только и смотреть тебя, сказать по-правде, никто не собирается. И вообще, если на то пошло, сам ты никому не нужен.
Я глубоко вздохнула, перевалившись с одного бока на другой. Все мое естество отказывалось работать. Мой организм саботировал любые попытки к монтажу. Голова кружилась, мышцы гудели, живот крутило.
Тогда я приняла волевое решение: сначала сделать, а уже потом вставать с кровати. Решение глупое, но действенное. И к одиннадцати дня я уже была на ногах, разгуливала от туалета до кухни и обратно и ожидала, когда готовое видео загрузится на ютуб.
С лестничной площадки предательски тянуло сладким запахом выпечки. Я крутилась у двери, представляя, что это мне сейчас повезет завтракать блинами.
В кастрюле слиплись макароны.
За окном сыпался град.
Видео неспешно загружалось, раздражая своей вредностью и медлительностью.
Нет, меня слишком манил аромат блинов. Я приоткрыла дверь, высунула нос, постаралась определить откуда доносится запах.
Конечно же это Вавилов печет сладости. А как иначе? Это же он вчера резко выпрыгнул на меня в поисках соды. А теперь, наверное, стоит злобно склонившись над плитой и жарит остервенело блинчики с моей содой.
Я боязливо высунулась в коридор, призадумалась. Если он из моей соды готовит поесть, то у меня есть право запросить долю. Я позвоню под предлогом забрать соду, спрошу что это у него так вкусно пахнет и может мне перепадут крохи с барского стола.
– Сосед, доброе утро, – я постучала в дверь. Та удивительно быстро открылась, являя Виктора в переднике и с лопаткой наперевес. Он, увидев меня на пороге, даже не удивился, кивнул в приветствии и вернулся к плите, оставляя дверь распахнутой.
Это был странный знак дружелюбия и расположения – оставлять вот так вход. Виктор будто говорил: я доверяю тебе самой закрыть дверь, не важно с какой стороны.
И я, подавляя лишнее стеснение, вошла. Набрала побольше воздуха в грудь, чтобы спросить про соду или подарочные блины, но Виктор перебил:
– Будешь блины?
– Буду, – только вякнула я и уселась поскорее за стол – второй раз могут и не предложить.
– В холодильнике джем.
– "Джем"…
– Джем.
– Может варенье?
– Может и варенье, но в банке с надписью "джем". Достань, пожалуйста.
Было странно так по-хозяйски лезть в чужой холодильник. С другой стороны, прошлым вечером Виктор без зазрения совести лазил в моем.
Холодильник Виктора был серого выпендрежного цвета, у него было углубление для подачи воды и дисплей на дверце. Но самым удивительным было то, что холодильник Виктора был двустворчатым. Я постаралась одновременно открыть обе створки, те не сразу поддались и явили мне экстаз ОКРщика. Светящиеся от чистоты полки, заполненные ровными рядами контейнеров, банок, бутылок.
– Вау!
Виктор отвлекся от блинов, поглядел мне через плечо в холодильник, кивнул в сторону джема и усмехнулся:
– Никогда раньше еды не видела?
Мое восхищение улетучилось как ни бывало, я с грохотом поставила джем на стол и зыркнула злобно на Виктора. Тот едва улыбался, выливая последнюю порцию раствора на сковороду.
Он скинул половник в миску и поставил их вместе в раковину замачиваться. Но стоило включить воду, как из крана пару раз недовольно хрюкнули, зашипели и пустили грустную слабую струю воды.
– Не расстраивайтесь, – сказала я особенно жалостливо, – с возрастом так у всех бывает.
– Да, давно уже что-то сломалось. Надо было сразу, как заметил, позвонить сантехникам да все забываю.
– Сантехникам? – я на пробу, выключив кран, открутила носик, прочистила фильтр, закрутила обратно. И из крана брызнула резво вода. Я самодовольно обернулась, – а чтобы лампочку заменить, Вы электрикам звоните?
Виктор закинул последний блинчик на широкую тарелку, поставил на стол, взглянул на меня с укором. Но не подействовало. Я продолжила упражняться в юморе:
– А Вам не бывает одиноко, не хочется чтобы дома иногда появлялся мужчина?
Виктор сдернул фартук, взял в руки банку джема, затянул потуже и толкнул ее по столу ко мне.
Умник.
К удивлению, мне действительно не поддалась крышка. Я взяла нож, попыталась просунуть лезвие между крышкой и банкой, выпустить воздух, но открыть все равно не удалось. Тогда я постучала банкой по столу. Поставила то под горячую воду, то под холодную. Ничего.
– Ладно, Ваша взяла, – я протянула Виктору его джем. Он самодовольно взялся за банку и… Тоже не смог открыть.
– Блин.
– Серьезно?
– На седьмом этаже есть с виду сильный мужчина…
– Вы предлагаете попросить другого человека открыть банку?
– А почему нет?
– Ладно…
– Только ты попроси, к тебе вопросов будет меньше.
– Эй, это Вы закрутили, Вы и позорьтесь.
– Ладно, пошли вместе.
Мы спустились по лестнице на седьмой этаж. Позвонили в дверь. Виктор старался выглядеть спокойно. Я же не переставая переступала с ноги на ногу.
– Кто там? – сосед был действительно огромным, вроде кабана или медведя. Он выпятил нижнюю челюсть, глядя на нас с непониманием.
– Вы не поможете открыть банку?
Кабан только взявшись, тут же, без усилий щелкнул крышкой и открыл нам джем. Не разрывая зрительного контакта с Виктором, кабан вручил ему банку и с силой захлопнул дверь.
– Я уже раскрутил, поэтому…
– Да-да, верю.
Блины были вкусные: пышные, толстые, обильно смазанные маслом. Они пряной периной опускались на язык и таяли словно сахарная вата. Изголодавшись по вычурным блюдам, я была готова окрестить эти блины самыми лучшими на свете. Восхищения добавляла богатая обстановка и крутой сосед. Я чувствовала себя тем самым Иденом на обеде с невероятной, аристократичной, великолепной Руфью. Конечно, Виктор не был королевских кровей, он не питался святым духом и не передвигался на спинах рабов, но он все равно вызывал во мне странное благоговение, будто это был не просто чужой человек, будто это был человек из чужой касты, сословия, и будто бы это было большим обманом, вздором и мошенничеством, что мы оказались за одним столом.
Вернувшись в свою квартиру, я ощутила насколько пустой она была. Действительно не хватало уюта. Жизни.
Мне захотелось убраться прочь, погуляться, быть может даже зайти в магазин и прикупить себе какую-нибудь милую безделушку. Я проверила, что видео полностью загрузилось, поставила его на публикацию и…
– А, – Виктор застал меня у порога, – я забыл вернуть, – он протянул мне соду. Замешкался у стола, и все же послушно вышел, когда я вытолкала его прочь.
***
Совершенно случайно, Виктор увидел, что у Васи есть книжный канал. Он бы и не хотел лезть в ее дела, но телефон с экраном загрузки видео сам высветился в лицо Виктора.
Он вернулся в свою квартиру, плюхнулся на диван, поработал для вида, распределил сценаристам, дизайнерам, монтажерам информацию для подготовки нового видео, попытался оформить подводки от одной новости к другой, но быстро выдохся.
Новость об очередном выходе Резидента воодушевили Виктора, он вспомнил о предзаказе и решил убить пару часов, играя и ностальгируя.
Первые пару эпизодов игры Виктор даже честно был вовлечен. Слушал все диалоги, искал все сокровища, выполнял все побочки, но уже скоро игра превратилась в бесконечное лутание патронов и убийства монстров.
Рука как-то сама собой потянулась, чтобы найти бестолковых видео на фон, только чтобы заполнить тишину белым шумом.
Вот его недавний подкаст с Мишей, можно было бы глянуть, но Виктору не хотелось. Вот обзор на какую-то куклу для коллекционеров, Виктор лишь раз выбрал одно такое видео на фон, и теперь каждый раз ему рекомендовали ролики с этого канала. Вот критическая трехчасовая бравада о новых Елках. Как будто их правда кто-то смотрит. Вот какой-то интернет-психолог разбирает по косточкам давно погасшую звезду.