Kitabı oku: «Страна не для него», sayfa 4
– Как там в твоей гребаной Японии? – раздался приглушенный и гипнотизирующий голос Курта, недавно подвергшийся ломке.
Он стоял весь мокрый, прислонившись к дверному косяку. С нестриженых с весны волос, куртки и кончиков пальцев ручьями стекала вода. Он продрог до мозга костей, но не чувствовал этого. Его черные глаза были широко открыты, а синие от холода губы растянулись в жуткую неуместную улыбку. Мартин, объятый ужасом, не осмеливался на него обернуться, но знал, как то, что сейчас умрет от страха, что Курт смотрит на него, его глаза широко распахнуты, а нервный оскал на лице то появляется, то исчезает.
– Хорошо, – ответил Мартин, проглотив комок в горле. – Где ты был?
Курт молчал. Став постарше, он научился передвигаться бесшумно, а еще хорошо ориентировался в темноте, поэтому Мартин не мог сказать наверняка, стоит ли он еще в дверях или его там уже нет. В гостиной царила такая мертвая тишина, что можно было услышать лишь биение сердца напуганного до смерти Мартина. Каждой клеткой своего тела он чувствовал, что Курт медленно и плавно, как во сне, идет к нему, капая на ковер дождевой водой, глядя неотрывно перед собой широко распахнутыми черными глазами и улыбаясь жуткой застывшей улыбкой. Мартин не знал, как быстро это чудовище, которое еще вечером было его любимым племянником, доберется до кресла, поэтому резко дернулся, когда холодные мокрые руки неожиданно обняли его за плечи со спины, а лицо обдало холодным дыханием с алкогольным душком.
– Ты пил? – тихо спросил Мартин, сглотнув и боясь пошевелиться.
Курт снова ничего не ответил, потерся холодным острым носом о его макушку, вяло скользнул ладонью по ключицам, потом резко вывернулся и легким кошачьим прыжком оказался у Мартина на коленях.
– Заяц, перестань!
Курт не отвечал, лишь крепче обнял дядю за шею и притулился к нему всем своим холодным худым телом. Его глаза были широко раскрыты и бездвижны, а улыбка резко исчезла. На секунду Мартину показалось, что он просто переутомился и дал волю своим нервам, а с несносным племянником все в порядке и он его всего-навсего дурачит. Он очень осторожно обнял его в ответ.
– Может, ответишь, что ты пил и что творишь в данный момент? – спросил Мартин уже смелее. – Ты как бы уже не маленький, чтобы на коленках у меня сидеть.
Курт хихикнул ему в плечо и ответил тем же притихшим гипнотизирующим голосом:
– Ты как бы тоже не маленький. Неужто никогда не догадывался, чего я от тебя хочу?
– И чего же? – спросил Мартин, нервно сглотнув.
И тут оказалось, что кошмар, которого он так боялся, имел место не во сне, а наяву. Курт поглядел ему в лицо, и сквозь отросшие мокрые пакли черных волос были видны широко раскрытые черные глаза и жуткая застывшая улыбка посиневших от холода тонких губ. Мартин тихо ахнул от ужаса. Его так кондрашка хватил, что он потом не мог вспомнить, действительно ли Курт ТАК сказал или это снова была игра его больного воображения.
– Кровосмешения!
…Все Хартлессы были похожи…
Бедный староста
– У меня заканчиваются сигареты, – объявил Курт за ужином.
Мартин скептически наблюдал, как он ковыряется хаси в тарелке, и решительно не знал, радоваться ли тому, что племяш, наконец-то, научился ими пользоваться, или сделать замечание, что копошиться ими в еде нельзя.
– Я же тебе на днях покупал, – сказал он, в конце концов.
– А я кое с кем поделился.
Мартин улыбнулся одним уголком губ и с коварным видом дернул бровью.
– Как дела в университете? – спросил он, и Курт почувствовал, что его челюсти занемели и не могут прожевать этот резиновый кусок долбанного осьминога.
– Да нормально, вроде.
– А на курсах как?
Курт с силой протолкнул застрявший в горле кусок и понял, что его песенка спета. «Один раз всего пропустил, ему и то настучали!» – подумал он и проникновенно улыбнулся.
– Хорошо. Замечательно. Прекрасно. Великолепно. Манифик. Белиссимо. Перфект. Зер гут. Сугой.
Мартин вздохнул, с нежной улыбкой залюбовавшись этим наглым созданием.
– Где ты шляешься второй день?
Курт прыснул и снова начал копаться хаси в своем экзотическом японском ужине.
– Вчера я был в гостях, а сегодня ходил в музей. Потом мы сидели в кафешке, и меня учили есть мисо-суп этими долбанными хаси.
Мартин насторожился и с надеждой подумал, что Курт просто сочиняет на ходу.
– А правдоподобнее ничего придумать не можешь?
– Так все и было! – обиделся тот и внезапно вспомнил, что у него еще остались вещественные доказательства. Курт быстренько сбегал в свою комнату и принес остатки самодельных конфет, которые ему подарил Кицуне. – Вот, это делает мама того парня, у которого я был в гостях. Рейджи, а ты так умеешь?
Толстая кухарка вздрогнула над своей плитой, у которой стояла неслышно и невидно до сего момента. С недавних пор Курт начал с ней разговаривать, и от этого ей было еще более неловко, чем когда он ее дичился.
– Ты завел себе друга? – спросил Мартин недоверчиво.
– Да, его зовут Кицуне. Еще я подружился с Акумой, но он такой псих! Кстати, его имя означает «демон», представляешь? Видел бы ты этого неврастеника!
Мартин с обреченным видом покачал головой:
– Ты и здесь нашел, с кем связаться.
– А почему нет? Люди – социальные животные.
– Может, оно и к лучшему. Я заметил, что за последние несколько дней твой японский стал намного лучше, чем за предыдущие пять месяцев. Видать, от уличной шпаны гораздо больше толку, чем от дорогостоящих курсов.
– Они не уличная шпана, они мои одногруппники! Над одним издевались в школе, а второй – психованный ботаник.
– Даже так? – удивился Мартин.
– Да, а что такого? А еще староста пригласил меня на горячие источники.
В этот самый момент Мартин хлебал кофе и подавился.
– Это уже слишком! Жертва школьных издевательств, ботаник, староста! А в Манчестере, помнится, ты водился с бездомными! Что не так с твоей способностью заводить друзей?
Курт пожал плечами.
– Ну, это Токио, а не Манчестер. Я тут вообще ни одного бездомного не видел. Вот и приходится дружить со всякими психами.
– В любом случае, – отмахнулся Мартин и подцепил креветку своими хаси, – мне не нравится идея с горячими источниками. Ты еще недостаточно хорошо разбираешься в этих японских заморочках. А ты что думаешь, Рейджи?
Толстая кухарка обернулась и растерянно улыбнулась, застигнутая врасплох.
– Я думаю, что только европейцы запивают морепродукты кофе, Марутин-сан, – сказала она вежливо.
…Эта несчастная история с горячими источниками случилась вчера.
– Можно вопрос? – громко спросил Курт, подняв руку на уроке астрономии. – В чем смысл гипотезы о белых дырах, если их даже увидеть невозможно?
По обалделому виду побледневшего преподавателя и пристальному вниманию всех до одного ошалевших одногруппников Курт понял, что опять капитально опрофанился.
– Прошу соблюдать тишину, – попросил преподаватель сдержанно и продолжил лекцию.
Акума сердито ткнул Курта под ребра.
– Ты совсем уже? В Японии ученику не разрешается задавать вопросы учителю.
– Это еще почему? – вякнул Курт удивленно.
– Потому что вопрос ученика может смутить учителя, он растеряется и потеряет лицо.
– Что-что он потеряет?!
– Лицо, придурок! Потерять лицо – это значит, выглядеть глупо, потерянно и некомпетентно. В Японии очень важно уметь сохранить лицо, как свое, так и окружающих.
– Неужто у вас учителя такие тупые, раз они теряют лицо от какого-то дурацкого вопроса ученика?
– Вы! – гаркнул преподаватель, когда шушуканье в первом ряду его вконец достало. – Староста! Как ты допускаешь такие безобразия у себя в группе?
Гин Хасегава, виновато опустив голову, покорно поднялся с места.
– Простите, сенсей…
– Ты понимаешь, что подобные выходки разлагают единство вашего коллектива?
– Да, сенсей…
– Эй, а можно еще вопрос? – снова заголосил Курт Хартлесс, вскидывая руку. – Почему чуть что, так сразу староста? Если у Вас есть к кому-то претензии, то выскажите их лично ему, причем тут староста-то?
– Закрой рот! – рявкнул на него преподавать, ткнув указкой чуть ли не в лоб. – Еще одно слово, и ваша группа останется после уроков убирать лабораторию!
– Эй, это нечестно! – зароптали со всех сторон. – Это гайдзин виноват, наказывайте его!
– Молчу-молчу-молчу. Все, я заткнулся, – Курт умиротворяюще замахал руками, показывая сорока своим разъяренным азиатским одногруппникам, что он сдается, и аккуратненько сел за партой, как прилежный ученик.
И едва преподаватель вновь обрел внутреннюю гармонию и собрался продолжить лекцию, как в столе Курта Хартлесса раздалась бешеная барабанная дробь и дикий вопль кого-то только что жестоко убитого.
– Ой, сорян… – Курт виновато зыркнул на перепуганных одногруппников. – Звук забыл выключить.
Вытянув телефон, он увидел сообщение с незнакомого номера. Поскольку оно было на чистом японском, да еще и содержало такие иероглифы, каких Курт отродясь не видел, он обратился за помощью к Акуме, и тот перевел ему:
«Я хочу с тобой поговорить. Выйди, пожалуйста, после урока на пожарную лестницу. Гин Хасегава».
– Что? – приглушенно завопил Акума. – Семпай?..
– Это кто? – спросил Курт.
– Ты что, совсем дурак? Это наш староста!
– Тот здоровый, что ли?! Откуда он знает мой номер?!
– Он же староста, балда, у него все наши документы и личные данные!
– Ты такой счастливый, Куруто-кун! – прошептал Кицуне, захлебываясь от восторга. – Семпай тебя заметил!
– Чтобы не заметить эту нецивилизованную обезьяну, надо быть кретином! – прошипел Акума.
Потом все трое во все глаза уставились на сгорающего со стыда Гина Хасегаву. Тот уже двести раз пожалел, что решил отправить гайдзину сообщение.
– Наверное, я его достал и он хочет меня избить, – запаниковал Курт, скуля и грызя костяшки пальцев. – Что мне теперь делать?
– Извинись перед ним за то, что ты такой бесячий, и научись, наконец, культурно себя вести, – сказал Акума.
– Да как это называется?! – заорал преподаватель, когда с первого ряда снова раздалось шуршание. – Староста!..
– Да оставьте старосту в покое, он меня и так уже убить хочет! – заверещал Курт, в отчаянии хватаясь за голову.
В любом случае, Курт решил встретиться со страхом лицом к лицу и на перемене пошел на пожарную лестницу, чтобы поговорить со здоровяком Гином Хасегавой. И Гин Хасегава не только не стал его бить, но и пригласил на горячие источники.
На следующее утро все трое обсуждали, кто что решил.
– Мартин сначала такой, типа: «Ты никуда не поедешь, ты не умеешь себя вести, бла-бла-бла», а Рейджи ему, типа, такая: «Бла-бла-бла», а Мартин, типа, такой: «Ну окей, езжай». Вопрос – что, блин, она ему сказала?
– Вопрос – когда ты научишься говорить на человеческом японском? – закатил глаза Акума.
– Я думаю, тебе и правда стоит побывать на горячих источниках, – сказал Кицуне радостно. Мама его тоже отпустила. – Это добрая японская традиция. Заодно узнаешь нашу культуру получше.
– Да не облизывайтесь вы! – решил испортить их радужное настроение Акума. – Семпай, может, просто прикололся над нами. Он с нами даже не разговаривает в открытую, а тут вдруг пригласитл на горячие источники. Что-то тут не сходится.
– Ты так думаешь? – удивился Кицуне. – А по-моему, семпай хороший. От него исходят положительные вибрации.
И как только он это сказал, Курту прилетело сообщение от Гина Хасегавы: «Что вы решили? Только не кричи, пожалуйста».
Воспользовавшись услугами ходячего переводчика Акумы Катайи, Курт поискал глазами старосту. Была перемена, поэтому мало кто был на своих местах. Но Гин Хасегава болтался поблизости, раздавая очередные ценные указания парням из спортивного сектора. Поскольку Гин вежливо попросил его не кричать, Курт Хартлесс скомкал листок бумаги и метко запустил им в старосту, чтобы привлечь его внимание. Когда тот офонарел и обернулся, Курт ему кивнул, да с таким видом, будто был королем, который великодушно разрешает астрономам назвать в свою честь новую планету.
– Чего это он? – начали дергать старосту парни из спортивного сектора.
– Кто его знает… – ответил Гин Хасегава, краснея, и подобрал скомканную бумагу. – Он просто иностранец, давайте не будем обращать на него внимание.
На следующем уроке он отправил Курту сообщение: «Хорошо, я рад, что вы согласились. Скажи Митсюзаки-куну и Катайе-куну, чтобы взяли с собой кимоно. Не переживай, если у тебя его нет, я дам тебе свое. P.S. Спасибо за то, что обладаешь талантом не привлекать к себе внимание».
Акума и Кицуне переглянулись.
– Куруто-кун? Обладает талантом не привлекать к себе внимание? Да семпай смеется над нами!
А Курт тем временем уже вовсю щелкал пальцами, махал руками и громким шепотом дозывался старосту через всю аудиторию, чтобы сказать ему «спасибо» за комплимент.
Два три в пользу Акумы
– Мне так жаль, что из-за меня ты не успел на курсы… – Акума Катайя, действительно, чувствовал себя виноватым за то, что утащил Сото в музей и тому пришлось прогулять очень важные занятия.
– Подумаешь! – отмахнулся Курт, смеясь.
– Нет, не подумаешь! – настаивал Акума. – Это же одна из самых дорогих языковых школ в Токио, ты не можешь позволить себе пропускать занятия! Не говоря уже о том, что ты ничему не научишься! Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину и угостить тебя ужином!
Акума сложил руки и поклонился Курту.
– Да забей, – покраснел тот. – Но если ты настаиваешь, я не прочь перекусить, потому что проголодался, как скотина.
– Это все потому, что ты куришь и мало ешь!
Парни завернули в ближайший семейный ресторанчик. Наблюдая, как неуверенно Курт усаживается за столик и диковато рыскает глазами по сторонам, Кицуне спросил:
– В чем дело, Куруто-кун? Ты еще не бывал в японских ресторанах?
– Смеешься? – пробормотал Курт. – Я у себя в Манчестере-то нигде толком не бывал, только в кафе-мороженом в далеком-далеком детстве. У нас семья была бедной, мы не могли позволить себе ходить по ресторанам.
– Бедной? – подавился воздухом Акума. – Как же ты учишься в ТАА? Там один семестр стóит без малого полтора миллиона йен! А как же те дорогие языковые курсы, которые ты посещаешь? А элитный жилой комплекс, в котором ты живешь?
Видя, что Курту становится все более неловко от этого разговора, Кицуне поспешил сменить тему:
– Так ты из Манчестера, так? Я думал, ты из Лондона.
– Конечно, я не из Лондона! Только педики живут в Лондоне! – фыркнул Курт.
– Почему ты так говоришь? Потому что в Лондоне нет «Манчестер Юнайтед»!
– О, я что-то слышал об этом от старших пацанов! Что это?
Кицуне уронил челюсть.
– Известнейшая футбольная команда. Ты из Манчестера, ты должен знать.
Однако видимо, Курту доставлял неудобства разговор не только о семье, но и о Манчестере в целом.
– Я не фанат футбола, – отмахнулся он и схватился за меню. – Ладно, что прикажете выбрать?
Кицуне и Акума переглянулись.
– Какой-то он немного странный, – сказал Акума одними губами.
Кицуне кивнул.
Все блюда в меню были написаны по-японски. Но даже если б Курт сумел их прочитать, он все равно, хоть убей, не понял бы, что такое «Хвост дракона» или «Сон под сакурой».
– Что здесь написано? Я отродясь таких иероглифов не видел! – скулил он, вертя меню с ног на голову и обратно. – Это даже написано так, что отбивает всякий аппетит! Это вообще съедобно?
– Давай сюда, – вздохнул Кицуне и наклонился к нему. – Что ты любишь? Рыбу? Мясо? Лапшу? Овощи? Суп?
– Да я как бы всеядный, но думаю, что суп – это то, что доктор прописал.
– Тебе нравится мисо-суп? – спросил Акума.
– Нет, – категорично ответил Курт, сдвинув брови с самым серьезным видом. – А что это?
Кицуне хихикнул, прикрыв рот рукой.
– Думаю, тебе стоит это попробовать, – улыбнулся Акума злобненько.
– Ну ладно, мисо-суп так мисо-суп, – пожал плечами Курт. – Я люблю супы. В детстве у меня была жуткая инфекция во рту. Приходилось есть одни супы, я даже как-то отвык от нормальной еды.
– Инфекция? – вскинул бровь Акума.
– Ага. Наверное, залез в рот грязными руками.
Акума подпер подбородок кулаком с самым философским видом.
– Право, мне действительно интересно, как бедный мальчик из Манчестера с грязными руками умудряется учиться в очень дорогом частном университете в Токио и посещать дорогущие языковые курсы.
– Что посоветуете заказать мне в следующий раз? – спросил Курт, тыча пальцем в меню. – Ой, прости, что перебил, – обратился он к Акуме как бы невзначай. – Ты что-то сказал?
– Не, ничего, – улыбнулся Акума с таким видом, будто прекрасно понял, что Курт проигнорировал его реплику нарочно.
Подошла официантка, и Акума сделал заказ на всех. Курт принялся ждать, когда ему принесут этот таинственный мисо-суп. Сначала принесли хаси, и Курт наивно подумал, что это для риса. Затем принесли пиалу с красноватой мутной жижей и кусками чего-то белого. Принесли рис. А ложки все не было.
– Ну что, итадакимас! – сказал Акума и только сейчас обратил внимание на замешательство Курта. – Чего уставился, как баран на новые ворота? Если что, та белая штука – это просто тофу. Ешь, пожалуйста.
– Но мне не принесли ложки, – сознался Курт несмело, шкурой чувствуя подвох.
Акума подавился рисом.
– Тебе и не принесут, потому что традиционные японские супы едят хаси. Не могу поверить, что ты не знаешь таких элементарных вещей!
– Чего?! – вякнул Курт. – Как я должен есть суп палочками? Вы надо мной издеваетесь?
– Вовсе нет, – вмешался Кицуне. – Сначала ты съедаешь палочками все твердое, а жидкость просто выпиваешь из чашки. Все просто.
– И после этого вы европейцев варварами называете?!
– Ну, ты можешь попросить у официантки ложку, – сказал Акума, улыбаясь от уха до уха. – Иностранцы, которые не умеют пользоваться хаси, в Токио не редкость, поэтому для них всегда найдется ложка, вилка и нож. Попробуешь?
– Кто? Я?! Я не уверен, что смогу это сказать!
– Я могу… – решил было услужить Кицуне, но Акума бесцеремонно его прервал:
– Нет! Он сам! Как быстро, ты думаешь, он заговорит на человеческом японском, если он вообще избегает на нем говорить, м?
– Пожалуй, ты прав, – отступился Кицуне, виновато улыбнувшись.
– Соберись! – приказал Акума Курту. – Ты наверняка проходил это на своих дорогущих языковых курсах. Просто напряги мозги и постарайся вспомнить.
Курт повиновался. Скрежеща зубами и извилинами, он действительно вспомнил подходящую фразу, а Кицуне и Акума услужливо подсказали, что нужно не забыть попросить прощения за беспокойство и сказать «пожалуйста». И вот, собравшись с силами, Курт Хартлесс готов был задвинуть свою первую в жизни серьезную японскую речь. Акума подозвал официантку, и Курт, весь зардевшись, неловко вымучил:
– Простите за беспокойство, могу ли я попросить ложку, пожалуйста?
Кицуне, гордо улыбаясь, мягко положил узкую ладонь ему на затылок и уверенно надавил, подсказывая, что нужно слегка поклониться, чтоб уж было совсем по-японски. Официантка умиленно посмеялась в кулак, сообразив, что к чему, и поспешила помочь несчастному иностранцу.
– Конечно. Подождите минуту, пожалуйста, я скоро вернусь.
– В этом нет надобности! – вдруг резко остановил ее Акума, улыбаясь во все тридцать два и глядя на Курта взглядом изощренного садиста. – Молодой человек будет учиться есть мисо-суп хаси, как положено!
– Ах ты, демон! – заорал Курт на Акуму. – Ты заставил меня говорить по-японски, а теперь заставляешь есть суп треклятыми палочками! Что плохого я тебе сделал, что ты так надо мной издеваешься?!
Акума начал загибать пальцы:
– Катание на роликах в неположенном месте, прогулы занятий, несделанные уроки, курение на пожарной лестнице музея Мирайкан. Жду не дождусь, когда ты научишь меня воровать, и тогда я отведу тебя в театр Кабуки!
Горячие источники в Никко
Вторая вещь, которая довела Акуму Катайю до белого каления в эту субботу, – это то, что он учтиво поклонился ненормальному Кицуне Митсюзаки, как всякий благовоспитанный японец, а Сото, как дикий, бросился к нему обниматься и тот даже не был против! Акума прикусил губу в праведном гневе. Он тоже хотел, чтобы его так же обняли! «Да какого черта со мной происходит?» – подумал он: «Эти ненормальные мне не друзья, и на следующей неделе я от них отсяду!»
А потом на горизонте, а точнее, на ступеньках эскалатора появился грозный силуэт здоровяка Гина Хасегавы, с которым они условились встретиться на станции, чтобы вместе отправиться в Никко.
– Простите, что заставил вас ждать! Здравствуйте! – добродушно поздоровался староста, учтиво поклонившись.
– С добрым утром, семпай! – хором отозвались Акума и Кицуне, поклонившись в ответ.
И только Курт продолжал стоять истуканом, сделав загадочный круговой жест рукой, и сказал:
– Хао, землянин!
Однако мягкая, но уверенная рука Кицуне, упавшая на затылок, красноречиво дала понять, что он не исключение и тоже должен приветствовать старосту почтительно.
– У моего дяди есть прекрасный сад, там даже еще сливы не отцвели, – рассказывал Гин Хасегава уже в поезде, когда все четверо устроились в комфортных креслах друг против друга. – Поэтому мы можем еще раз отпраздновать Ханами, а потом погреться в онсэне (*Горячие источники). Дядя обещал приберечь для нас одну купель. В выходные у него всегда много постояльцев.
– Здорово, правда? Я с этой учебой и Ханами нынче пропустил! – посетовал Акума.
– А что это? – как и следовало ожидать, поинтересовался Курт.
– Чего и следовало ожидать! Это старинная японская традиция, праздник любования цветами, балда! Чему тебя вообще учат в твоей дорогущей языковой школе?
У Гина отвисла челюсть.
– Акума-кун… Я никогда не слышал, чтобы ты так разговаривал…
– Да он постоянно орет. У него от учебы крыша едет, – засмеялся Курт.
Кицуне захихикал в кулак:
– Куруто-кун и Акума-кун такие милые, когда начинают спорить.
Гин неловко улыбнулся, чувствуя себя не в своей тарелке, и поспешил сменить тему:
– Мне интересно, почему ты решил учиться в Японии, Куруто-кун. В твоих документах сказано, что у тебя были такие успехи в школе, что ты запросто мог поступить в Оксфорд.
– Что ты сказал, семпай?! – вскричал изумленный Акума. – Хочешь сказать, этот нищий, дурно воспитанный разбойник хорошо учился в школе? Ни за что не поверю!
Курт немного хмуро глядел на бесформенные полоски пейзажей, проносящихся мимо мчащегося, как пуля, поезда синкансэн (*Японские скоростные поезда).
– У меня здесь дядя работает, – ответил он нехотя и опустил глаза.
– В «Глории», правда? – спросил Гин вежливо.
– В «Глории»?! – заорал Акума.
– Да, он владеет половиной, – кивнул Курт.
– ЧЕГО?! – заорали все трое.
– Почему вы так реагируете? – удивился Курт. – Вы что, никогда не слышали про «Глорию»?
– Смеешься? Каждый японец слышал про «Глорию»! – завопил Акума с энтузиазмом. – Пять лет назад она прогремела на всю Японию и с тех пор не выходит из списка лидеров, выпускающих суперсовременные технологии! Каждый уважающий себя японец считает своим долгом купить цацку от «Глории», хоть автомобильный навигатор-автопилот, хоть чокнутый будильник, который будет орать, стягивать с тебя одеяло и обливать водой до тех пор, пока ты не сделаешь зарядку на электронном коврике и не попадешь в электронную мишень из электронного пистолета!
– Неплохо, кстати, бодрит! – кивнул Гин. – Японцы любят продукцию от «Глории», это уж точно!
– Значит, твой дядя – совладелец? – спросил Акума. – То есть, он не простой инженер или компьютерщик или что-то типа того, так?
– Я точно не знаю, но он там определенно большая шишка, – ответил Курт.
– Как здорово! – вскричал Гин. – Раз у тебя такой крутой дядя, я даже не представляю, кто у тебя родители, Куруто-кун!
Курт резко нахмурился, на лице на долю секунды отобразилась боль.
– Извините, мне нехорошо. Я сегодня рано встал, чтобы успеть на поезд, и меня всегда тошнит в транспорте, когда я еду спиной вперед.
– Серьезно, что ли? – закатил глаза Акума.
Кицуне глянул на него и на Гина предупреждающим взглядом, безмолвно прося прекратить этот разговор.
– Хочешь поменяться местами, Куруто-кун? – спросил он с заботливой улыбкой.
– Нет, все нормально, мне просто нужно немного отдохнуть.
– Ты, наверное, очень сильно устаешь. Привыкнуть к чужой стране – это довольно изнурительное занятие, не так ли?
– Он устал, потому что чуть не разгромил станцию метро сегодня утром! – вскричал Акума.
– Неправда, я ничего такого не делал! – возразил Курт.
– Мне даже пришлось с тобой подраться, чтобы пресечь твое возмутительное поведение! Я никогда раньше не дрался, да тем более в метро!
– Никто не просил тебя за мной увязываться!
…Ни о чем не подозревая, Курт Хартлесс вышел из дома в солнечную токийскую субботу с собранным рюкзаком за спиной и вдруг увидел терпеливо выжидавшего его Акуму Катайю во дворе своего жилого комплекса.
– Что ты здесь делаешь? – удивился Курт.
Акума смутился.
– Ну… Я так переволновался из-за этой поездки, что сегодня встал чуть свет и уже не мог заснуть. У меня появилось немного свободного времени, да к тому же, я знаю, где ты живешь… Короче, я решил, что неплохо будет за тобой зайти и вместе поехать на вокзал.
– Боишься, что я опять заблужусь? – надулся Курт, покраснев. – Я что, по-твоему, совсем дурак и на метро ездить не умею?
– Это в целях безопасности токийского населения! – возразил Акума, тоже покраснев.
Через пять минут Курт Хартлесс попытался пролезть на эскалатор без очереди.
– Куда ты летишь, дурная голова?! Не видишь, очередь?! – закричал на него Акума, схватив за руку.
– Очередь на эскалатор?! Что за бред?! Мы опоздаем, если будем здесь торчать! Мы же торопимся!
– Можно подумать, все эти люди здесь просто так стоят! Сегодня суббота, все отправляются отдохнуть загород, на станциях столпотворение. Мне страшно представить, что бы случилось, если б я за тобой не зашел! Ты бы всех растолкал и по головам полез, невоспитанная обезьяна!
– Но это ж чокнуться можно! Я никогда раньше такого не видел!
– Это ты еще в час пик не попадал.
– Хочешь сказать, у вас еще хуже бывает?!
– Ха! По сравнению с токийскими давками то, что ты сейчас видишь, – это просто на парочку людей больше, чем обычно.
Курт раскрыл было рот, чтобы что-нибудь сказать, да так и не смог. Чтобы сесть в поезд, им снова пришлось встать в очередь за красной линией, которая не давала Курту покоя в течение всего их с Акумой разговора ни о чем.
– Что будет, если я ее переступлю? – спросил, в конце концов, Курт. – Тоже оштрафуют?
– Надеюсь, ты не собираешься проверить это здесь и сейчас, – закатил глаза Акума. – Стой спокойно, пожалуйста.
Однако один кед Курта уже был над краской линией.
– Что ты творишь?! – завопил Акума, как голодная кошка.
– Да ладно тебе! – засмеялся Курт. – Ты так реагируешь, будто я упал на рельсы и меня переехал поезд!
– Перестань!
Курт соизволил-таки убрать свой наглый кед из запретной зоны. Акума выдохнул было с облегчением.
– Сделай, пожалуйста, одолжение. Не…
Курт снова поднял ногу и с топотом поставил ее за красную линию.
– Ты издеваешься? Прекрати сейчас же! – заорал Акума в ярости.
– Да мне просто интересно, как это – быть оштрафованным за такой пустяк, – отозвался Курт увлеченно, убрал ногу и снова ее поставил.
– Тебе не суждено этого узнать, потому что я сейчас тебя убью!
– Быть убитым за то, что ты просто пересек вшивую линию в метро?! Япония, ты серьезно?!
Акума принялся толкаться, пихаться и даже не заметил, как сам вместе с Куртом оказался на краю платформы далеко за красной линией, сердито колошматя его на загляденье скучающих в очереди японцев.
…– Какой позор! – вздохнул Акума несколько часов спустя, накрыв пылающее от стыда лицо ладошкой.
– А мне кажется, тебе было очень весело, – сдержанно хихикнул Кицуне. – Не каждый день выпадает возможность подраться с племянником владельца «Глории» в метро.
Пока Акума повествовал об их утренних приключениях, Курт уснул в кресле.
– Вот так удача, правда? – шепнул Гин, поглядывая на спящего. – В документах Куруто-куна действительно сказано, что его опекуном является дядя, Марутин Харетересу, и он действительно работает в «Глории». Но там не сказано, что он владелец. С ума сойти! Теперь понятно, почему Куруто-куну многое спускают с рук.
– Этот парень просто до тошноты богат! – зашипел Акума, наклоняясь к Гину и Кицуне. – Он посещает одну из самых дорогих языковых школ в Токио. Говорю вам, я видел жилой комплекс, в котором он живет, это просто дворец!
– Вот почему ты решил зайти за ним сегодня утром? – сказал Кицуне, подло хихикая в кулак.
– Что? Нет! – вспыхнул Акума. – Ни в коем случае! Я зашел потому… потому что… Короче, я действительно не хотел, чтобы он снова потерялся по пути на вокзал, ясно? Мне плевать, будь он хоть родственником самого Папы Римского, понятно? И клянусь, что отсяду от вас на следующей неделе, потому что этот человек просто невозможен!
– Но ты уже неделю от нас отсаживаешься и все никак не можешь отсесть. А после того, как ты сказал, что Куруто-кун богат до тошноты, я еще сильнее засомневался, что ты когда-нибудь от нас отсядешь.
– Хочешь сказать, я вожусь с ним только ради денег?!
– Ну что ты! Просто дружба гораздо крепче, когда твой друг богат, правда?
– Да пошел ты! Дружить с чокнутыми и безответственными людьми не в моих правилах, какими бы богатыми они ни были!
– Кицуне-кун, – вдруг сказал Гин, одарив Кицуне теплым взглядом, – тебя стало не узнать. Ты просто светишься…
Тот, казалось, раскраснелся до корней волос, смущенно опустил голову и тихо ответил:
– Я просто счастлив, что семпай был так добр и пригласил нас на горячие источники.
– Ну что вы, какая ерунда, – отмахнулся Гин Хасегава. – Это я должен быть счастлив, что вы приняли мое приглашение.
Затем он проглотил подступивший к горлу комок горечи.
Примерно через три часа они добрались до Никко и пешком отправились в усадьбу дяди Гина, на ходу любуясь пейзажами цветущего городка, одного из старейших религиозных и паломнических центров Японии.
– Я думаю, будет здорово, если сегодня мы посмотрим на цветение сакуры и отдохнем в онсэне, а завтра побродим по Никко, здесь много всего интересного, – так расписывал планы на эти выходные Гин Хасегава, а Кицуне и Акума просто захлебывались от восторга.
– Здесь так красиво, семпай!
– Недаром же говорят: «Не говори “великолепно”, пока не увидишь Никко»!
– О, а Мартин мне постоянно говорит: «Не говори “фу”, пока не попробуешь»! – сказал Курт с детской непосредственностью. – Иначе бы я никогда к вашей еде не привык.
Гин, Акума и Кицуне лишь молча и отчаянно переглянулись.
Дядя и тетя Гина Хасегавы очень радушно встретили племянника и его гостей, даже несмотря на то, что их усадьба была переполнена постояльцами, за которыми нужен был глаз да глаз. Дядя Гина тоже оказался добродушным здоровенным детиной, созданным как раз для того, чтобы вкалывать на горячих источниках.
