Kitabı oku: «В тени императора», sayfa 3
– Дело скверное. Работает КГБ. Сам не справлюсь. Придется обратиться к Игорю Александровичу, Вадиму Сергеевичу или Олегу Васильевичу. В крайнем случае, попрошу тестя. Сделаю всё, что в моих силах.
Сверху на них сочувственно смотрел Пётр: все-таки это он открыл окно в Европу.
Через несколько дней Павел Солнцедаров был отпущен. По официальной версии – за отсутствием состава преступления. На самом же деле, майор Пестелевич, получивший указание прекратить дело в отношении Солнцедарова, будучи настоящим профессионалом, человеком дальновидным, распорядился освободить и Павла, и еще одного курсанта-практиканта, проходившего по тому же делу.
Две цели преследовал опытный чекист: отводил ненужные подозрения в стукачестве от Солнцедарова и планировал использовать Павла в дальнейшем. Ему приглянулся смышленый паренек.
Во время последней беседы теперь уже подполковник Пестелевич, досрочно получивший звание за успешное расследование крупномасштабного дела о контрабанде, дал подписать Солнцедарову соответствующую бумагу и сказал, пожимая руку: «Павел Иванович, мы рассчитываем на вас. Продолжайте учебу. После выпуска из училища и присвоения звания младшего лейтенанта будете направлены на Северный флот. Нам там нужны верные, преданные Родине люди».
Двойственные чувства овладели Павликом. Он понимал: прощай, загранка, прощай, вольная жизнь, прощай, теплый океан. Здравствуй, холодное Северное море, здравствуй, безжалостная флотская дисциплина.
С другой стороны, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство облегчения. Удалось избежать сурового наказания, пусть даже ценой предательства. Да и перспективка вырисовывалась: покровительство могущественного ведомства поможет быстро сделать карьеру. Нравственная сторона вопроса молодого человека не интересовала. Однако психологическую травму он получил. Навсегда в его сознание впечаталась семьдесят восьмая статья Уголовного кодекса РСФСР.
Кроме того, у Павла в течение многих лет любые часы вызывали настоящую идиосинкразию – он не переносил вида часов, тиканья часов, само движение стрелок было ему неприятно.
Вечером юноша впервые напился до бесчувствия. Отец и мать встретили узника празднично накрытым столом, в центре которого стояла внушительная бутылка – дорогой 45-градусный джин «Капитанский» с якорем на этикетке.
«За тебя, Павлуша. За тех, кто в море», – трезво произнес отец и налил сыну целый стакан.
Павел особой тяги к спиртному вообще-то не имел, но в этот день ему требовалась встряска. Крепчайший джин был частью педагогического замысла старшего Солнцедарова, который не хотел, чтобы Павлик пошел по его стопам, стал пьяницей. И решил напоить сына так, чтобы навсегда вызвать у него отвращение к спиртному. Мать против эксперимента не возражала.
Отец добился своего: больше двадцати лет Павел не пил джин. Его мутило даже при виде бутылки с названием этого напитка. Правда, результат эксперимента, как это часто бывает, оказался непредвиденным: Солнцедаров-младший с тех пор с удовольствием употреблял любые другие спиртосодержащие жидкости всех цветов, оттенков и градусов.
Впереди оставался последний год учебы. В дальнейшем, когда Павел пытался вспомнить это время, он словно проваливался в какую-то черную дыру.
В стране бушевала Перестройка. Демократически настроенные и доверчивые граждане выходили на митинги. Предприимчивые товарищи открывали кооперативы. Гремели смелые лозунги: Гласность! Независимость! Свобода!
Чего-чего, а свободы Павел ощутить никак не мог. Его угнетала подписка, данная подполковнику Пестелевичу. Он боялся. Боялся, что о его тайной миссии станет известно однокурсникам, что во время сна в казарме он случайно проговорится, выдаст тайну.
Бывшие одноклассники с трудом признали бы в этом осунувшемся, бледном, с погасшим взглядом молодом человеке прежнего любимца публики, заводилу, весельчака.
Павел делал всё автоматически. Без энтузиазма грыз гранит морской науки, ходил в наряды, готовился к выпускным экзаменам. Не было больше самоволок, танцплощадок, девушек из кулинарного училища, которые могли вкусно накормить и приласкать.
И вот государственные экзамены, банкет в ресторане «Морской волк», тосты за тех, кто в море. Выпускников ждали моря и океаны, экзотические страны, романтические встречи. И обнявшись, качаясь, словно на волнах, они пели:
В кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но прежде, чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся, Вливаясь в улицы.
И клеши новые ласкает бриз.
Они пошли туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин, и вина.
Тут Солнцедаров, с трудом сдерживая слезы, освободился от братских объятий и бросился прочь.
В туалете никого не было, и Павлик смог дать волю чувствам. Он плакал. Не видать ему ни Кейптауна, ни Жанетты. Его, единственного с курса, ждут суровый и неприветливый Север, военно-морской флот. В голове против воли зазвучало:
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля.
Корабль мой упрямо качает
Крутая морская волна,
Поднимет и снова бросает
В кипящую бездну она.
Обратно вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.
На последних словах песни слезы хлынули ручьем.
– Я разделяю ваши чувства. Я бы тоже плакал от счастья. Такая судьба впереди! – тяжелая рука опустилась на плечо Павла. – Хоть волны и стонут, и плачут, и плещут на борт корабля, но радостно встретит героев Рыбачий, родимая наша земля, – речитативом произнес подполковник Пестелевич (а это был он).
Сотрудник КГБ крепко пожал руку молодому офицеру.
– Поздравляю с окончанием училища! Уверен, вы с честью выполните свой долг перед Родиной. Волосатово – городок небольшой, но место стратегически важное. Недалеко от Рыбачьего, кстати. Внешний враг туда не сунется. Опасней враг внутренний. Связь будете держать только со мной.
Слезы моментально высохли. Павел расправил плечи, и они в едином порыве запели:
Нелегкой походкой матросской
Иду я навстречу врагам,
А после с победой геройской
К скалистым вернусь берегам.
В эти мгновения они по-настоящему любили море, Родину, Северный флот.
Поездом до Мурманска, дальше два часа автобусом. Младший лейтенант Солнцедаров поглядывал в окно и читал купленную на вокзале книжку о Кольском полуострове:
«Кольский полуостров – один из живописнейших и суровых регионов Советского Союза. Благодаря законам полярных широт смена дня и ночи в этих местах дарует неописуемое сказочное зрелище – Северное сияние. Неотъемлемой частью пейзажей являются озера с чистейшей водой, красивые водопады, потрясающие воображение скальные выходы. Девственная природа, практически не тронутая человеком, бросает вызов климату и радует глаз яркими праздничными красками».
Павел перевел взгляд с книги на пейзаж за окном и не увидел ни ярких праздничных красок, ни девственной природы. Зато увидел низкорослые кривые березки, серые сопки, скособоченные постройки, ржавые конструкции неизвестного назначения. Увиденное кардинально отличалось от прочитанного, но Павел был готов к любым неожиданностям.
Населенный пункт Волосатово встретил молодого офицера гостеприимно. На автобусной остановке лохматая дворняга приветливо махнула хвостом. Солнцедаров миновал контрольно-пропускной пункт.
Военный городок не отличался от великого множества других, разбросанных на необъятных просторах СССР. Всё звало к подвигам и образцовому выполнению воинского долга.
Павел прошел по чисто выметенной дорожке вдоль фанерных щитов с наглядной агитацией. Были здесь патриотические лозунги и выдержки из уставов. Взгляд задержался на плакате, с которого на вновь прибывшего в упор смотрел суровый матрос в бескозырке и с автоматом. Павел поежился: матрос удивительно походил на подполковника Пестелевича. Надпись на плакате призывала: «Не теряй бдительность. Будь всегда начеку!»
Солнцедаров согласно кивнул.
Далее – представление по случаю прибытия и размещение в офицерском общежитии. Усатый комендант в тельняшке выдал ключ, постельные принадлежности, графин для воды, два граненых стакана и негромко, словно о чем-то интимном, сообщил: «Каюта двухместная. Но пока поживешь один. Пока освоишься, то да сё…»
Павлу показалось, что старый моряк на что-то намекает.
В маленькой комнате стояли две кровати с панцирными сетками и скатанными матрасами, стол, два стула, шкаф и две тумбочки. Все предметы были украшены бирками с инвентарными номерами.
Из чемодана Павел извлек тельняшки (летнюю и зимнюю), спортивный костюм, новенькие кроссовки Adidas – подарок матери, бутылку кипрейки «Царская» (экспортный вариант) – подарок отца. И купленную у спекулянтов книжку с картинками. Книжка называлась «Камасутра». А еще в чемодане были коричневая тетрадь с собственными стихами, томик поэта Николая Рубцова, тоже служившего на флоте, блок сигарет Marlboro, десяток фирменных пластмассовых зажигалок (для подарков), несколько плиток шоколада «Вдохновение» (на всякий случай) и шариковая авторучка, внутри которой находилась фигурка стройной девушки в легком платье. При переворачивании ручки девушка расставалась с одеждой – сеанс стриптиза в миниатюре.
Павлик повертел ручку и вздохнул. Очень хотелось есть.
В кафе «Снежинка» Солнцедарова встретили как родного.
– Новенький? – заинтересованно спросила рыжеволосая буфетчица.
«А она ничего, аппетитная», – подумал Павел, оценив достоинства фигуры.
– Сегодня прибыл. Из Ленинграда. Младший лейтенант Солнцедаров Павел Иванович. Буду служить здесь.
– Маша. У нас очень вкусный борщ. И палтус в кляре. Наше фирменное блюдо.
Павел увлеченно работал ложкой (готовили в кафе действительно вкусно) и думал: «На маму похожа. И зовут так же».
Служить младшему лейтенанту Солнцедарову предстояло на одной из баз Северного флота, в штабе части. Должность у него была невысокая, но ответственная. Приходилось иметь дело с важными документы, в том числе и секретными. Поэтому мы не может рассказывать о том, как проходила служба нашего героя – в целях государственной безопасности. Скажем только, что через семь лет Павел уже стал капитан-лейтенантом. Начальство ценило его за исполнительность, скромность, глубокое знание основ марксизма-ленинизма.
А вот сослуживцы относились к нему с настороженностью, хотя Солнцедаров был человеком компанейским, нежадным, покладистым. Товарищи чувствовали, что он не так прост, как кажется.
Рутинная служба, тоскливые пейзажи не располагали к поэзии, но не писать Павел не мог. Его творческая натура искала выхода. Он должен был выразить недовольство товарищами по службе, опостылевшим жилищем с удобствами в конце коридора и вечным запахом жареной трески.
Высказать открыто недовольство Солнцедаров опасался – это могло разрушить образ «своего парня». И тогда появился дневник – коричневая тетрадь на девяносто шесть листов за сорок четыре копейки, первоначально предназначенная для стихов.
Двадцать лет доверял Павел свои тайны этому единственному другу. Когда Солнцедаров делал записи в дневнике, он преображался, он блистал. Под его пером рождались гениальные образы. Как в кривом зеркале отражались портреты сослуживцев. Описание быта и нравов городка Волосатово могло соперничать с сатирой Салтыкова-Щедрина.
«Ай да Солнцедаров! Ай да сукин сын!» – восклицал Павел, завершая очередную запись.
Мы, уважаемый читатель, имели возможность познакомиться с дневником Павла Ивановича. Особых литературных достоинств не обнаружили. Попадались, конечно, отдельные яркие, язвительные характеристики – Солнцедарову не откажешь в наблюдательности. Он не щадил сослуживцев, начальников, редко находил слово доброе и для женщин, с которыми был близок. Это и понятно – наш герой продолжал мстить своей первой любви – девушке Лиде, предательнице.
Некоторые дневниковые записи помогают понять метущуюся душу автора. Полистаем тетрадь:
Комендант Потапенко, добрый человек, не стал ко мне никого подселять. Всего-то за бутылку коньяка. Живу один, никто не храпит, не лезет в душу.
Ознакомился с достопримечательностями: магазин, кафе, клуб. В километре от КПП – блага цивилизации. Не Петровск, конечно, но жить можно. Пятиэтажки, кинотеатр, стадион, школа, библиотека, универмаг, ресторан.
В ресторане «Белые ночи» отмечали начало моей службы. Пили коньяк. Напоили, гады. Все выходные отлеживался.
В части много женщин – и вольнонаемных, и в погонах. Пока присматриваюсь. Некоторым я, похоже, нравлюсь.
Каждый вечер зовут выпить. Пьем шило – так на флоте называют разбавленный спирт.
Проснулся в чужой комнате. Рядом – она. Не девушка моей мечты. Вчера снова перебрал в «Белых ночах». Надо бросать пить.
Не пью почти месяц. Пошел в библиотеку. Хотел взять что-нибудь о родном Петровске – все-таки иногда тоска берет. Библиотекарша ничего такая, так и ест меня глазами! Проснулся в ее постели.
Пошел в кино. Фильм «Выйти замуж за капитана». Рядом симпатичная блондинка. Заметил: обратила внимание на мою морскую форму. После фильма пошли в ресторан. Опять много выпил. Опять проснулся в чужой кровати.
Заместитель командира части капитан второго ранга Савицкий, плешивое ничтожество, при всех обматерил меня. Запах ему мой не понравился. Себя бы лучше нюхал! Трезвый, видите ли, он. Не налили вчера, наверное. А эта гнида, мичман Будаладзе, еще подсмеивался, как будто не с ним мы вчера пили.
Листаем дальше:
Вчера опять напился…
И так далее, и тому подобное. Целый год. Стоп! Осень 1987-го:
Вчера с Машей расписались. Чего тянуть? Она от меня без ума. Мне тоже нравится. Готовит не хуже мамы, а это большое достоинство для женщины. Да и вообще, пора уже остепениться, а то сопьюсь или подхвачу чего-нибудь. Нам обещают выделить квартиру – скоро переедем.
Отмечали мое звание. Мне присвоили лейтенанта. Процесс пошел!
Год 1988-й:
Мать пишет каждую неделю. Скучает. Спрашивает, когда приеду, с Машей хочет познакомиться. Ехать пока никак не могу: отец по секрету от матери написал, что меня какие-то двое спрашивали. Сказали, что друзья, вместе в загранку ходили. Сами улыбаются, а глаза злые. Допытывались, где я, куда пропал. Отец, молодец, сказал, что я где-то в Заполярье, на острове, в секретной части. Неприятное известие. Петровск для меня теперь закрытый город.
Вступил в партию. В рекомендациях написали: политически грамотный, служебные обязанности выполняет образцово, хороший семьянин, настоящий товарищ, морально устойчив. Ха-ха-ха!
Зачем вступил? Беспартийному карьеру не сделать. Взносы, правда, теперь платить придется. Но это потом окупится.
Год 1989-й:
В Норвежском море затонула наша подводная лодка. В числе погибших Антон Курков – с ним я познакомился в части в прошлом году. Десятки моряков погибли. А ведь могли бы жить да жить. Кто их гонит под воду, на глубину? Риск, опасность… Сидишь, как в тюремной камере, никаких тебе удовольствий. Каждая минута может стать последней. А они всё равно идут.
Я тогда спросил у Антона: «Зачем тебе это? Зачем рисковать?». Он посмотрел на меня, как на дурачка, ничего не понимающего в жизни, и сказал только: «Кто-то должен…» и ушел, даже руку не пожал. Я так и стоял с протянутой рукой. Вот они – те, кто должен, и погибли.
Дорогой дневник, доверяю тебе самое сокровенное. Машка у меня жена хорошая, баба верная. А у меня с верностью проблемы. Дамы нашего городка – из тех, с которыми у меня было, не умеют держать язык за зубами. Делятся впечатлениями о моих достоинствах, мягко выражаясь. Надо быть поосторожнее, а то побьют еще. Член КПСС с фингалом – некрасиво.
Побаловал Машку – отдыхали в Сочи. Такие девушки! На будущий год поеду один.
Год 1991-й:
Был в командировке в Москве. Подробности раскрывать не могу – служба. Постоял в очереди в американский ресторан Макдональдс. Пообедал. Машка готовит лучше. И чего они сюда ломятся? Почему-то вспомнил Антверпен. Ведь всё могло сложиться иначе…
Видел Ельцина на танке. Здоровенный мужик! Толпы народа у Белого дома. Кричат: «Долой ГКЧП, долой КПСС!» Партбилет в кармане у меня зашевелился, словно почуял что-то. Ушел…
Партию запретили. Зря вступал. Партбилет сохранил. Мало ли как всё повернется.
Год 1994-й:
Капитан-лейтенант. Четыре звезды на погонах. Раньше бы – почет, уважение, хорошие деньги. Сейчас – полная жопа. Выплаты задерживают, дома холодно, продуктов нет. Хорошо, что Маша с работы приносит.
Отпустил усы. Выгляжу солидно. Но Машка недовольна, говорит: «Рыжие, жесткие, на кота похож».
Мать посылок больше не присылает. Пишет: «Завод раздербанили, в помещении столовой – спирт «Рояль» – склад устроили новые русские. Всё, что заработала, всё, что для тебя берегла, сынок, накрылось медным тазом. Эти сволочи-реформаторы хуже бандитов! Кое-какие украшения остались на черный день. Отец сильно болеет – сердце. Не пьет больше.
Видела дружка твоего Мишку. У него два ларька, прямо на площади рядом с Петром поставил – напротив райкома партии! Дрянью всякой торгует импортной: ликеры польские, сникерсы, отрава разная. А как райком прикрыли, там банк разместили. Наш бывший первый, Иван Михайлович Петрушин, банкиром заделался. Иногда вижу его – о тебе справляется. А тех парней, с кем ты в море ходил, выпустили недавно. Теперь они хозяйничают в городе. Мафия. Так что ты не приезжай пока».
Год 1995-й. В дневнике Павла Солнцедарова впервые за эти годы появился стих:
Она фигурою плоска,
Тверда, упряма, как доска.
И чувства ее так плоски,
Что можно умереть с тоски.
Черты отменной плоскости,
Нет чувств, ума и совести.
Поэтические строки эти посвящены Ангелине. Ангелина Львовна Прокопенко – супруга капитана второго ранга Прокопенко Сергея Михайловича, заместителя командира части по тылу. Большой человек! Всё материальное, от тушенки до портянок, в его руках. Под ним склады с продовольствием, обмундированием, горюче-смазочными материалами и другими благами.
Ангелина не дает мне прохода. Глаз положила. Сама – ни кожи ни рожи, а туда же! Придет в штаб, меня найдет, спрашивает: «Можно ваши усы потрогать?» Трогает и норовит прижаться, вроде нечаянно. И оттолкнуть нельзя. Ё-моё, что делать?
В клубе танцы. Пошел развеяться. И попался. Ангелина пригласила на белый танец. Шепчет: «Павел Иванович, муж уехал в командировку. А у меня кран потек – капает, спать мешает. Не могли бы вы посмотреть?»
И посмотрел… Всю спину расцарапала, зараза. А куда деваться? Откажешься – неприятностей не оберешься. Они же, как кошки, мстительные. Однако есть о чем подумать…
Обстановка в квартирке – закачаешься. Ковры, вазы, ванна огромная с пузырьками – джакузи называется. Она меня туда загнала и сама залезла, костлявая. При такой еде могла бы и поупитаннее быть. Давно так не ел. Сплошные деликатесы и даже ананас откуда-то возник. Потом кофе с коньяком пили из чашек китайского фарфора. Можно и на Севере жить нормально! А я чем хуже?
С Ангелиной встречаемся, когда муж уезжает в командировки. Много интересного узнал! Бабы болтливые. Все силы ей отдашь, а она еще поговорить требует. Обычно глупости всякие, но и полезная информация есть. О кап-два Прокопенко много узнал. Ясно теперь, откуда джакузи и ананасы.
Это когда другим жрать нечего! Как тут поддерживать обороноспособность нашего флота! Что на это скажет подполковник П.? Давненько я ему не докладывал.
Нам стало известно содержание доклада Павла Солнцедарова подполковнику Пестелевичу:
«Довожу до вашего сведения, что мною обнаружена противоправная деятельность заместителя командира части по тылу капитана второго ранга Прокопенко С. М.
Из внушающих доверие источников получена информация о том, что Прокопенко С. М., пользуясь служебным положением и фактической бесконтрольностью, совершает хищения материальных средств, в том числе продовольствия.
В результате проведенных мною оперативных мероприятий установлено, что в январе сего года по распоряжению Прокопенко с продовольственного склада гражданским лицам были проданы 20 ящиков тушенки и 3 ящика сгущенного молока. Деньги Прокопенко С. М. присвоил. В апреле таким же образом ушли на сторону неустановленным лицам 54 комплекта постельного белья и 80 комплектов белья нательного (хлопчатобумажные кальсоны и майки)».
В завершение доклада капитан-лейтенант Солнцедаров высказывает некоторые соображения:
1) Действия Прокопенко С. М. наносят ущерб военно-морскому флоту, подрывают боеготовность.
2) Следует усилить контроль за сохранностью и распределением материальных ресурсов воинской части.
3) Считаю, что на этом участке работы должен находиться человек, наделенный доверием руководства, который сможет навести порядок. При необходимости готов возглавить этот участок.
Вскоре в воинскую часть прибыла комиссия. В результате проверки капитан второго ранга Прокопенко с супругой покинули ставший для них родным городок Волосатово.
Капитан-лейтенант Солнцедаров был переведен на новую должность и получил доступ ко всем материальным ресурсам, хранящимся на складах воинской части. Получил он доступ и к мичману Зинаиде Сорокиной, которая умела многое и была готова выполнить любое требование начальника. И делала это с удовольствием.
События последующих десяти лет не отличались большим разнообразием. Павел Иванович верно исполнял свой долг, не щадил ни себя, ни подчиненных. Он смог реализовать коммерческий талант, который дремал в нем все годы службы.
Солнцедаров усовершенствовал и развил дело своего предшественника. Он комбинировал, придумывал разные хитроумные схемы, заводил полезные знакомства. В результате счет в банке «Честное слово» становился всё внушительней. А матросы на базе в Волосатово тем временем недоедали…
Несмотря на огромную занятость, Павел Иванович иногда делал записи в заветном дневнике.
Год 2002-й:
Наконец-то у нас родился сын! Столько лет я этого ждал! Назвали Алексеем. Наследник! Сообщил матери. Она счастлива.
Мать пишет: Павлик, отца похоронили. Хотел тебя увидеть перед смертью. Понимаю, что ты приехать не мог. Меня в Петровске больше ничего не держит, и ноги болят, ходить тяжело. Хочу уехать на родину, в Псковскую, к сестре. Там дом остался, огород, яблони. Скучаю. Хотелось бы Алёшеньку, внучка, увидеть. За квартирой в Петровске соседка присмотрит, тетя Нина, ты ее должен помнить.
Однажды, утомившись от трудов и забот, Павел Иванович решил прогуляться к морю. Черные волны, белая пена, огромные валуны – что-то первозданное виделось в этом Солнцедарову. Он вдруг почувствовал себя частицей грандиозного мира и одновременно понял свою ничтожность и бессмысленность собственного существования. Но все-таки поэтическое начало брало вверх. Особенно в тот момент, когда брызги мягко коснулись его лица.
Павел расправил плечи. И в этот миг что-то упало… Прямо на голову.
Громадный альбатрос с криком покидал место действия, устремляясь в пучину морскую. Солнцедаров, провожая альбатроса взглядом, провел рукой по волосам и обнаружил…
«Тварь! Мерзкая тварь!» – схватил камень и запустил вслед обгадившей его птице.
Смывая гадость с головы, Павел чуть не заплакал. От бессилья. Где-то в глубине души он осознавал, что это, казалось бы, ничтожное событие, на самом деле – награда ему. Награда за его неправедную, но очень сладкую жизнь.
И вскоре грянул гром! Такого Солнцедаров не ожидал. Казалось бы, всех перехитрил, всех перемудрил, обвел вокруг пальца. И проглядел.
Был у него помощник Владислав Чернявский – свой в доску. Павел ему полностью доверял, деньгами не обижал, жизни учил. А тот донос написал. И приехала в Волосатово комиссия – практически в том же составе, что и десять лет назад.
Хорошо, не посадили. Сумел откупиться, и дело замяли. Но со службой пришлось расстаться.
Как говорится, беда не приходит одна. Банк «Честное слово» лопнул, управляющий сбежал, накопления развеялись как сон, как утренний туман.
Если раньше Павел Иванович, что называется, закладывал, то после этой истории просто запил! За месяц превратился из бравого офицера в опустившееся неряшливое существо. Жидковат оказался на расправу. Ненавидел всех, кроме сыночка Алёшеньки. Машу бил, как будто она во всех бедах виновата.
«Павлик, – говорила верная Мария. – Давай уедем отсюда в Петровск. Там и квартира есть, и работу найдем. И для Алёши будет лучше – всё же климат другой, а то он болеет часто».
«Какая же я все-таки скотина, – в минуты просветления думал Павел Иванович. – Она же меня любит. Прощает всё. Она же мне сына родила».
Солнцедаров приникал к ее плечу и плакал. В эти минуты он жалел себя, Марию, родителей, пропавшие деньги.
Справедливости ради отметим, что Солнцедаров оставался верен себе и уже на следующий день приникал к плечу мичмана Сорокиной, просил у нее прощения за всё. И плакал. Себя он ни в чем не винил. Виноваты были обстоятельства, его доверчивость, предательство пригретого им Владика Чернявского, равнодушие подполковника Пестелевича, мошенничество сволочей-банкиров. Но изменить что-либо было невозможно. У Павла Ивановича Солнцедарова начиналась новая жизнь.
С лязганьем, скрипом и шипением поезд дальнего следования из Мурманска остановился у платформы железнодорожного вокзала города Петровска. Проводница второго вагона открыла дверь, и Солнцедаровы вышли на перрон. Впереди с двумя объемистыми чемоданами шел глава семейства в парадной военно-морской форме с кортиком, в черно-белой фуражке с якорем на кокарде и тремя юбилейными медалями на левой стороне груди. Правую грудь украшали полдюжины значков разного цвета и неизвестного происхождения.
Со всем этим великолепием не гармонировало бледное испитое лицо капитана второго ранга. За ним семенила верная Мария с сумками. Мальчик Алёша с рюкзачком за спиной замыкал процессию.
«Носильщик, ко мне!» – потребовал Павел Иванович.
И вот он – Петровск! Слов не хватит, чтобы описать чувства, которые нахлынули на Солнцедарова, когда он ступил на привокзальную площадь. Двадцать лет прошло…
Смешались восторг и печаль, страх и надежда. Что ждет его на родине? Тихие слезинки покатились по небритым щекам.
Родной вокзал всё тот же, с облупившейся краской. Памятник Петру позеленевший и какой-то бесприютный.
«Непорядок», – подумал опытный хозяйственник.
Зато сверкал и блистал, подавляющий всё вокруг, новенький торговый центр. Даже храм, тоже новенький, с иголочки, проигрывал ему в величественности.
Спохватившись, Солнцедаров снял фуражку и перекрестился. В такт ему перекрестилась Мария. Алёшке, который крутил головой, озирая окрестности, отец дал подзатыльник. И вразумленный сын перекрестился тоже.
Одухотворенное, возвышенное состояние не помешало Павлу Ивановичу прикинуть, во сколько обошлось строительства магазина и церкви. Без видимой причины он повеселел. Сам собой родился стих:
Здравствуй, город мой родной.
Наконец-то я с тобой!
«Ждите здесь», – скомандовал офицер и бодрой походкой направился к вокзальному туалету или, говоря на флотский манер, гальюну. Теплое чувство шевельнулось в груди у Павла – в далеком детстве вместе с приятелями он подбрасывал в воду заменяющего унитаз сооружения карбид, который громким шипением и отвратительным запахом пугал посетителей заведения.
Этим же поездом прибыло еще одно семейство. В купейном вагоне под номером тринадцать в Петровск приехал Андрей Егоров, отработавший в геологоразведке пятнадцать лет. Если бы он надел свой пиджак, предназначенный для торжественных случаев, то мы увидели бы орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и медаль за трудовую доблесть.
Вместе с ним прибыли жена Ольга и четырехлетняя дочка Варенька. Носильщик погрузил на тележку вещи, и Егоровы направились к выходу с вокзала.
Исполнив задуманное, Солнцедаров подошел к внушительных размеров зеркалу, поправил фуражку и галстук. Затем повел плечами, отчего медали торжественно зазвенели. Из зеркала на Павла смотрел вполне бравый офицер. Но, как человек самокритичный, он не мог не заметить мешки под глазами и одутловатость физиономии. Усы, придававшие ему мужественность и сексуальность, висели уныло. На бледном лице, измученном горькими размышлениями, выделялся нос странного лиловатого оттенка. Больше всего расстроили Солнцедарова глаза: когда-то синие-синие, они потускнели и напоминали цветом водянистых медуз Баренцева моря.
В этот момент зеркало отразило еще одно лицо. Андрей Егоров после дальней дороги тоже решил посетить туалет. По поведению вошедшего было ясно, что внешность его абсолютно не интересует. Он помыл руки, пригладил мокрой ладонью волосы, подмигнул в зеркало следившему за его действиями офицеру и ушел.
Солнцедаров отдал должное богатырской стати мужчины, его волевому, чуточку плакатному лицу. Он отдал должное и скромным на вид часам известной швейцарской марки. «Тысяч на пять баксов потянут», – прикинул знающий толк в часах Павел.
И вдруг, словно какой-то механизм сработал – исчезло старое неприязненное отношение к часам, как к чему-то враждебному. Возникло неудержимое стремление обладать самыми лучшими в мире часами! Перед мысленным взором пронеслись картинки: президент с часами, папа римский с часами, премьер-министр, наследный принц, эмир, шейх, султан. Солнцедаров представил себе, как надевает часы: одни, другие, третьи, Ролекс, Брегет, Патек Филипп… Блестит золото, сверкают бриллианты, бегут стрелки…
«Время, вперед!» – воскликнул про себя Павел Иванович. «Мы еще им покажем!» – пригрозил он неведомо кому.
На привокзальной площади Мария Солнцедарова с Алёшей и Ольга Егорова с Варенькой оказались рядом, на одной скамейке.
– Тоже с севера? – спросила Ольга.
– С Северного флота! – ответила Мария.
Алёша, не отрываясь, смотрел на девочку. Та показала ему язык.
Во время поездки на такси Павел Солнцедаров узнавал и не узнавал родной город. Памятники Петру стояли там же, где положено. Фонтаны работали, скверы благоухали, на разноцветных детских площадках резвились, качались, прыгали маленькие жители Петровска. Чуть ли не на каждом шагу завлекали покупателей многочисленные магазины и магазинчики, павильоны и павильончики, рестораны и кафе, салоны красоты и просто парикмахерские. А названия: Pelmennaya, Zakusochnaya, Bulochnaya, Suvenirnaya Lavka. Чем не Антверпен!
С виду всё вполне благополучно и благопристойно. Но наметанный взгляд бывшего руководителя крупного тылового подразделения отмечал: кое-где облезли фасады, требовали ремонта дороги, с вывески «БИБЛИОТЕКА» куда-то пропала первая буква «Б», и получилось нечто не совсем приличное.
«Непорядок, – размышлял Солнцедаров. – Или деньги не выделяют, или работать не умеют, или воруют».
