Kitabı oku: «Как почти честно выиграть выборы», sayfa 4

Как фальсифицировать и не попасться

Если вы ждете мастер-класс по изощренным и вполне законным предвыборным фальсификациям, добро пожаловать в США. Хотя эту страну считают мировым образцом демократии, именно в Америке были обкатаны многие схемы, пользующиеся сегодня популярностью. В особенности это относится к двум наиболее проверенным методам получения предвыборного преимущества: перекройка избирательных округов и подавление избирателей.

Первый из методов восходит к Элбриджу Герри, в честь которого и получил свое название на английском (gerrymandering, джерримендеринг). Герри родился в Массачусетсе в 1744 году, когда США еще не отделились от Великобритании. К 18 годам он начал торговать рыбой на местном рынке, а через десять лет, вдохновившись революционным идеями, прошел в Законодательное собрание Массачусетса⁷¹. В 1776 году, в разгар Войны за независимость США, Герри участвовал в Континентальном конгрессе в Филадельфии (с этого конгресса началась самостоятельная история Соединенных Штатов).

В течение следующих десяти лет он играл важную роль в политическом развитии страны, а в 1787 году на Конституционном собрании внес ключевой вклад в систему сдержек и противовесов, которая используется в Америке и поныне. Герри отказывался подписывать изначальный вариант конституции без Билля о правах⁷². Он проиграл ту битву – в 1789 году конституцию приняли без Билля – но выиграл войну: два года спустя документ все же был принят. Отчасти именно благодаря Герри американцы пользуются официально закрепленными правами и свободами, такими как свобода слова и свобода прессы.

Более того, будущий президент Джон Адамс был под таким впечатлением от его законотворческих успехов, что написал: «Если бы все присутствующие равнялись на Герри, правам и свободам Америки был бы не страшен сам дьявол»⁷³. Может быть, и так, но впоследствии многие и впрямь стали равняться на Герри в избирательных вопросах, и это нанесло правам граждан большой урон. К несчастью для себя, он вошел в историю не как отец-основатель Билля о правах, а как отец-основатель американских фальсификаций. В 1810 году его избрали губернатором Массачусетса. Америка на тот момент была еще молодой и хрупкой демократией, и, подобно многим другим странам, упомянутым в этой книге, избирательное законодательство было еще слабым, процветала скупка голосов. Герри состоял в Демократическо-республиканской партии Томаса Джефферсона. На выборах 1812 года она столкнулась с жесткой конкуренцией со стороны Федералистской партии Александра Гамильтона. В преддверии выборов отделение партии в штате Массачусетс решило сформировать избирательную карту таким образом, чтобы сторонники федералистов оказались компактно расположены в немногочисленных округах, а Демократическо-республиканская партия получила бы максимальное преимущество в парламенте штата.

В итоге они настолько исказили границы избирательных округов, что люди начали замечать неладное. В выпуске «Boston Gazette» от 26 марта 1812 года вышла карикатура на один из новых округов причудливой формы. Художнику осталось дорисовать крылья и раздвоенный язык, и получилась саламандра. Подпись гласила: «ГЕРРИМАНДРА: новый вид чудища…»⁷⁴ Словечко прижилось и затмило все прочие достижения Герри. Это несколько обидно, ведь сам он, как сообщали, не только не имел отношения к замыслу, но и высказался резко против. Впрочем, в итоге он неохотно подписал закон с изменениями⁷⁵.

Как бы то ни было, тактика сработала превосходно – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. По всему штату федералистам досталось на 1602 голоса больше, ситуация явно складывалась не в пользу партии Герри. Однако, благодаря искаженным границам, федералисты одержали победу лишь в 11 из 40 избирательных округов. Что касается долгосрочных последствий, эта стратегия принесла Герри большие проблемы. Неприкрытая манипуляция волеизъявлением избирателей вызвала шквал критики. Репутация Герри была запятнана, и ему не удалось переизбраться на следующий срок. Впрочем, он восстановил свое положение и продвинулся до поста вице-президента при президенте Джеймсе Мэдисоне. В этой должности и умер – в 1814 году, в возрасте 70 лет⁷⁶.

Перекройка избирательных округов впоследствии вошла в целый ряд политических систем по всему миру, особенно там, где низкий уровень распространенности СМИ и общественного наблюдения позволял проворачивать дела незаметно. И даже в сегодняшних США эта форма фальсификаций продолжает существовать в более тонком и хитром виде, искажая результаты голосований с серьезными последствиями для качества американской демократии⁷⁷.

Проблемы, вызванные искривлением границ, хорошо иллюстрирует парадокс, который бросает тень на каждые выборы в Конгресс. Социологические опросы последовательно демонстрируют, что лишь 10–20 % американского населения положительно относятся к этому законодательному органу. Аналогичный уровень расположения американцы испытывают к тараканам (да, такие соцопросы тоже проводились)⁷⁸. Но, несмотря на общественное презрение, лишь 8 из 435 народных избранников не смогли переизбраться в 2016 году⁷⁹. Это один из самых низких показателей в мире – гораздо ниже, чем такие же показатели в законодательных органах стран Африки южнее Сахары, а ведь этот регион по остальным параметрам считается куда менее демократическим.

Разумеется, одна из причин подобного положения дел – границы округов, заранее продуманные заинтересованными парламентами штатов. Текущим руководителям разрешили рисовать избирательную карту, определяющую места, за которые они конкурируют. С таким же успехом можно поставить лис сторожить курятники. В результате многие карты округов напоминают чернильные кляксы, а не нормальные географические районы. К примеру, в Иллинойсе четвертый избирательный округ прозвали «латинскими наушниками», потому что он объединяет два отдельных района, населенных преимущественно латиноамериканцами, а между ними тянется тонкая полоска, местами шириной в одну дорогу⁸⁰. Из-за такого причудливого территориального деления сторонники Демократической партии оказываются максимально сконцентрированы на единственном искривленном участке, а республиканцы могут одерживать победы в прилегающих районах, хотя с географической точки зрения они в подавляющем меньшинстве. В сухом остатке получается ослабление представительства латиноамериканцев и несоразмерно большое количество округов, голосующих за республиканцев, которое не подтверждается избирательной статистикой.

Общий вклад этих исторических практик весьма сомнителен. Некоторые современные политологи утверждают, что перекройка округов не оказывает губительного влияния на партийный состав американской Палаты представителей⁸¹. Она, конечно, искажает волеизъявление избирателей, но это происходит с обеих сторон, а значит, ситуация симметрична и в масштабах страны справедливость в целом сохраняется⁸². Более того, некоторые полагают, что махинации с географическим распределением голосов основаны на предубеждениях: считается, что люди, занятые в одной сфере и проводящие время вместе, проживают по соседству и имеют похожие взгляды. Это объясняет, например, различия между Нью-Йорком и сельскими районами этого штата⁸³.

Экономические факторы, народные предпочтения и паттерны миграции, разумеется, частично объясняют современные избирательные результаты в США. Правда и то, что взаимные махинации выравнивают счет между партиями. Но ограничиться этим было бы большой ошибкой. Есть другие свежие эмпирические исследования, например, анализ, проведенный в мае 2016 года Центром правосудия Бреннана, где показано, что в сухом остатке перекройка округов приносит преимущество лишь одной из партий. А именно, электоральное мошенничество оставляет республиканцев с 16–17 дополнительными местами, которые они бы не получили без специально нарисованных окружных границ⁸⁴. Для сравнения, чтобы текущее большинство принадлежало не республиканцам, а демократам, нужно поменять лишь 24 места. Разница такого масштаба может оказаться критически важной.

Вдобавок эта общенациональная диспропорция складывается из-за горстки штатов, в которых одна партия имеет несоразмерное преимущество над другой. Согласно количественному анализу Центра Бреннана, самые жульнические результаты приходятся лишь на три штата: Северную Каролину, Мичиган и Пенсильванию. Остальное преимущество при распределении мест республиканцы получают во Флориде, Огайо, Техасе и Вирджинии. Со стороны демократов самые злостные фальсификаторы – Массачусетс, Мэриленд и отчасти Иллинойс. Однако общий вклад этих трех штатов гораздо меньше, чем отклонения из республиканских штатов. По сути, в таком случае меньше четверти американских штатов искажает партийное распределение мест в национальном законодательном органе.

Эти десять штатов имеют еще одну общую черту: процесс формирования избирательной карты находится целиком в руках одной партии. Другими словами, чиновники, избранные от демократов либо республиканцев, получают возможность выбирать своих избирателей. Это важно, поскольку подчеркивает факт, что какая бы из партий не получила итоговое несправедливое преимущество, вся эта практика наносит большой ущерб демократической системе. Из-за произвольно нарисованных границ округов избиратели теряют влияние на принятие законов в стране, а политики перестают чувствовать ответственность перед людьми, интересы которых должны представлять.

Независимо от того, какая партия получает таким образом перевес, страдает все общество. Чтобы работала демократическая подотчетность, у избирателей должна быть возможность отозвать негодного представителя. В свою очередь, для этого нужно, чтобы большинство голосований проходили в конкурентной обстановке – а если нет, то политики могут почивать на лаврах, не считаться с мнением людей, прекрасно зная, что теплое местечко они не потеряют. Однако на выборах в Палату представителей в 2016 году средний разрыв между победителем и проигравшим составлял 37,1 %⁸⁵. Иными словами, типичное голосование было существенно перекошено: один кандидат получал почти 70 % голосов, а другой едва переваливал за 30 %. Такого рода картина уместна на декоративных выборах в Северной Корее или России, но не в крупнейшей демократии мира.

Нехватка конкуренции на выборах 2016 года становится понятнее, если посмотреть на количество избирательных гонок, где оба кандидата шли примерно вровень. Из 435 мест в Палате представителей лишь 17 таковых были избраны с перевесом до 5 %, а еще 18 – с перевесом до 10 %⁸⁶. Это означает, что за оставшиеся 400 мест практически не было борьбы. Большинство результатов были понятны еще до того, как были напечатаны бюллетени. В некоторых случаях фактически не было никакой конкуренции: например, в 2016 году выборы в Палату представителей прошли без нее в 42 из 50 американских штатов. Разумеется, виновата не только перекройка округов. Серьезно влияет на политику существующий разрыв между городской и сельской местностью, а кроме того, несколько штатов невозможно перекроить – там избирается лишь один представитель, и, следовательно, границы избирательного округа совпадают с границами штата. Но, несмотря на эти оговорки, бросается в глаза, как много американских политиков беспрепятственно попадает в заветные кабинеты – главное выиграть праймериз ⁸⁷, и дело в шляпе.

Неудивительно, что явка избирателей на парламентских выборах весьма низка. В 2014 году на промежуточных выборах в Конгресс пришли на участки лишь 36 % зарегистрированных избирателей (см. мировые тенденции по явке в Приложении 10). Это значит, что почти две трети американцев не принимали участие в формировании Палаты представителей и Сената. Что ж, в контексте бесконкурентных выборов людей можно понять. К чему утруждать себя, если уже понятно, кто выиграет?

Даже в такой политически открытой и прозрачной системе, как США, политики могут спокойно перекраивать округа в свою пользу. Неудивительно, что более авторитарные страны тоже приняли эту стратегию на вооружение. Один из самых ярких примеров можно наблюдать в Зимбабве, где президент Роберт Мугабе провел львиную долю последних 20 лет президентства (до свержения в ходе военного переворота)⁸⁸ в поисках новых способов обыграть оппозицию и контролировать все политическое поле.

Его правление начиналось совсем иначе. В 1980-х годах Мугабе пользовался репутацией стабильного и прогрессивного лидера, который старательно выстраивал эффективное государственное управление. Он пришел к власти в результате освободительной борьбы против Яна Смита, установившего режим белого меньшинства, и обрел славу национального героя и вождя, который учтет интересы военных ветеранов в перераспределении земли таким образом, чтобы не повредить производительности и экономическому росту. В результате Мугабе был награжден целым рядом почетных званий от уважаемых университетов, получил почетное рыцарство от Великобритании и даже завоевал награду от проекта «Голод» – нью-йоркской филантропической организации – за то, что при нем Зимбабве стала «примером сельскохозяйственного успеха» в Африке⁸⁹.

Однако к началу 2000-х годов правительство Мугабе ощутило давление как изнутри, так и снаружи страны. Новое поколение членов партии обвиняло старых лидеров в том, что те отстали от жизни. Одновременно ухудшались экономические условия, а ветеранам освободительной войны не нравились задержки в перераспределении земель. Не дремало и оппозиционное «Движение за демократические перемены» (ДДП)⁹⁰. Мугабе пришлось действовать, и он достал из своего арсенала авторитарные инструменты – политическое насилие (см. главу 3), исключение конкурентов и перекройку округов.

В преддверии выборов 2008 года ДДП переживало настоящий подъем. Хотя движение расширялось в пригородных и сельских районах, самая сильная поддержка оппозиции была в городской местности, где у людей было больше доступа к информации и образованию и где правящая партия не могла положиться на традиционных лидеров, чтобы контролировать избирателей⁹¹. Вооружившись этими фактами, правительство постаралось качнуть весы парламентских выборов в свою сторону. В январе 2008 года избирательный комитет представил в парламенте доклад о разграничении, чтобы изменить границы парламентских округов. В нем предлагалось перекроить карту, чтобы увеличить количество мест в Законодательном собрании со 120 до 210. Подавляющее большинство представителей избиралось в сельских районах. Так, 62 из 90 новых округов были расположены за пределами основных городов. При том что Булавайо, второй по величине город, выставлял лишь 12 представителей, провинциальные районы вроде Восточного Машоналенда, Западного Машоналенда, Масвинго и Маникаленда получили более 20⁹².

Оппозиция отлично поняла, что означает эта реформа. Ян Маконе, который помогал ДДП вести избирательную кампанию, отметил: «Наш избирательный комитет постановил, что из 210 округов, избирающих Законодательное собрание, 143 приходятся на сельскую местность и лишь 67 – на города и пригороды. Еще ни один избиратель не бросил бюллетень в урну, а у правящей партии “Зимбабвийский африканский национальный союз – Патриотический фронт” (ZANU-PF) фактически уже есть две трети в Нижней палате»⁹³.

Этот прогноз не подтвердился. Оппозиции удалось собрать огромную поддержку, партия ДДП получила небольшой перевес в парламенте и лидировала в президентской гонке. Но в конце концов правящая партия вытеснила ДДП, применив политическое насилие и воспользовавшись рычагами власти над Законодательным собранием. В свободном и честном голосовании лидер ДДП Морган Цвангираи одержал бы убедительную победу в первом туре, и его партия стала бы доминирующим большинством в парламенте. Но в реальности жестокие репрессии вынудили Цвангираи выйти из второго тура президентских выборов, а перекройка округов обеспечила правительству достаточно мест, чтобы оппозиция никак не влияла на политическую систему.

Этот эпизод стал ключевым в укреплении верховенства партии ZANU-PF. Разумеется, она столкнулась с широким осуждением – как внутри страны, так и извне. Ей даже пришлось согласиться на переговоры с оппозицией, в результате чего Цвангираи занял пост премьер-министра, а члены ДДП получили половину министерских портфелей. Но президентский пост и несоразмерное большинство в парламенте позволили ZANU-PF прекратить расследования вопиющих избирательных нарушений и отклонить реформу силовых ведомств. Даже сегодня, после свержения и смерти Мугабе, партия остается у власти.

Зимбабве – лишь один из многочисленных примеров того, как перекройка избирательных округов позволила получить преимущество еще до выборов. Эта стратегия пользуется большой популярностью среди стран конкурентного авторитаризма. Достаточно вспомнить такие яркие примеры, как Кения, Малави, Замбия, а также во многом Латинская Америка, где в 1990-е годы наблюдалась «редкая по мировым меркам парламентская диспропорция» – в Аргентине, Чили, Эквадоре и Венесуэле⁹⁴. В Азии особенно выделяется Малайзия, в которой перекройка избирательных округов в пользу правящей партии применяется на постоянной основе⁹⁵.

Подбор «правильного» электората

Хотя манипуляции с границами округов используются повсеместно, они спасают не всякое правительство, поскольку возможности такого инструмента ограничены выборами в законодательные органы. Если президент избирается всей страной, тут перекройка не поможет, ведь, по сути, вся страна – один большой округ. Следовательно, имеет смысл изменять границы округов там, где парламентское большинство обладает полномочиями формировать правительство. Если же основная власть сосредоточена в руках президента, эффект от перекройки округов гораздо слабее. Это важный нюанс, поскольку со временем президентская модель становится все популярнее: в 1970-х годах подобных стран было 25 %, а сегодня более половины. Частично так сложилось, потому что по такому пути шло большинство новых демократий⁹⁶.

В этих странах перекройка округов помогает руководителю обеспечить себе более сговорчивый парламент, как в Зимбабве. Но если не используется какая-либо форма коллегии выборщиков, то президентское кресло эта форма фальсификаций не принесет. Это значит, что лидеры должны искать альтернативные стратегии, которые дадут им преимущество и не вызовут большого сопротивления. Так, перекройку округов можно дополнить подавлением избирателей. Этот инструмент также был отточен в США, где политики давно поняли: если не получается выбрать себе избирателей, можно попробовать заглушить часть голосов. Особый талант в подавлении голосов проявили республиканцы – они научились уменьшать явку малообеспеченных меньшинств, которые, как правило, голосуют за демократов.

У этого аспекта американской демократии весьма неприглядная предыстория. После отмены рабства в южных штатах США долго действовали законы Джима Кроу, исключавшие возможность чернокожих граждан участвовать в голосованиях. Еще в 1964 году афроамериканские избиратели в Луизиане были обязаны проходить абсурдную «проверку на грамотность» из 23 вопросов, которые вызывали трудности даже у очень образованных людей⁹⁷. Эта проверочная работа пестрела головоломками и подковырками: «Напишите данное слово печатными буквами вверх ногами, но в правильном порядке»; «Нарисуйте фигуру квадратной формы. Разделите ее пополам прямой линией из северо-восточного угла в юго-западный угол, а потом разделите ее еще раз ломаной линией из середины западной стороны до середины восточной стороны». Единственная ошибка, даже формальная, – и афроамериканца выгоняли с избирательного участка. В 2014 году такую же проверочную работу дали группе студентов Гарварда. И что бы вы думали? Никто не справился⁹⁸.

Законы Джима Кроу остались в прошлом благодаря Закону об избирательных правах 1965 года, но их современное воплощение – законы об идентификации избирателей, которые также непропорционально лишают меньшинства возможности голосовать. В США избирательные предпочтения заметно коррелируют с этнической принадлежностью. Это проявляется не только в явке, но и в поддержке партий. Например, латиноамериканские граждане США голосуют гораздо реже, чем белые. В 2012 году на избирательные участки пришли 48 % зарегистрированных латиноамериканских избирателей, а среди белых явка была 64,1 %⁹⁹. В 2016 году соотношение осталось таким же.

Что касается партийных предпочтений, здесь тоже существуют характерные закономерности. Прежде всего, афроамериканские избиратели стабильно поддерживают Демократическую партию. Так, в 2012 году 95 % чернокожего населения США проголосовало за Барака Обаму. В 2016 году этот показатель чуть снизился: за Хиллари Клинтон проголосовали 88 % представителей этой группы. Но, как бы то ни было, Дональд Трамп получил лишь 8 % ее голосов. Та же тенденция наблюдается у латиноамериканских избирателей, пусть и в меньшем масштабе. В 2012 году 68 % поддержали Обаму на перевыборах, а в 2016 году 66 % проголосовали за Хиллари Клинтон¹⁰⁰. Когда предпочтения избирателей так предсказуемы, республиканцам легко рассчитать свое преимущество – нужно лишь сделать так, чтобы в день голосования меньшинства остались дома. Демократам же будет выгодно обратное.

И тут появляются законы об идентификации избирателей. В США подобный закон в той или иной форме действует в 34 штатах, причем в 11 из них – в весьма жесткой форме¹⁰¹. Их формальной целью является борьба с подставным голосованием. Но многочисленные расследования избирательного процесса в США не выявляют никаких свидетельств систематического либо широкого подлога. Во время президентских выборов 2016 года Дональд Трамп сделал заявление, что миллионы людей проголосовали незаконно. Это не соответствует действительности. К примеру, проверка, проведенная после выборов в Северной Каролине, обнаружила единственный мошеннический голос среди миллионов брошенных в урны бюллетеней¹⁰². Тем не менее республиканцы продолжают настаивать на ужесточении законодательства, которое призвано бороться с несуществующей проблемой, а на деле отгоняет от избирательных участков социальные группы, традиционно голосующие за демократов.

В тех штатах, где закон об идентификации избирателя действует в жесткой форме, человек просто не получит бюллетень, если не принесет действующее удостоверение личности с фотографией. На первый взгляд, ничего сложного тут нет, но дело в том, что для большинства американцев удостоверением личности служат водительские права либо паспорт для международных поездок. Среди малообеспеченных людей несоразмерно высока доля тех, у кого нет ни того ни другого: они гораздо реже покупают машины и ездят за границу. В результате часть этих избирателей не хочет тратить время и уплачивать пошлины за документ, который нужен лишь для голосования. Таким образом, строгий закон об идентификации избирателей вместе с системой, не обеспечивающей граждан автоматическими и бесплатными удостоверениями, по сути, оборачивается имущественным цензом.

Недавние исследования наглядно показывают, что данные стратегии действительно успешно подавляют голосование меньшинств. Если в штате действует строгий закон об идентификации избирателей, то на всеобщих выборах латиноамериканцы приходят на избирательные участки на 10 % реже, чем в штатах без такого закона. Аналогичные снижения наблюдаются на праймериз, где явка и без того обычно мизерная. Эти законы «не только ослабляют участие меньшинств, но и усугубляют разрыв между избирательной активностью белого и цветного населения»¹⁰³. Иначе говоря, подобные ограничения систематически завышают влияние белых социальных групп за счет остальных. Независимо от этнической принадлежности те, кто относит себя к республиканцам, значительно реже страдают от законов об идентификации избирателей по сравнению со сторонниками демократов. В итоге данная система мер работает на победу республиканцев.

Мы не можем точно сказать, как эти законы повлияли на исход голосований, потому что чрезвычайно сложно оценить количество избирателей, которые пришли бы на участки при более благоприятных условиях. Однако кое-что увидеть можно. Возьмем штат Висконсин, где закон об идентификации избирателей ввели сравнительно недавно. В 2016 году Дональд Трамп победил здесь с незначительным перевесом – лишь в 30 тыс. голосов. Однако в день голосования у 300 тыс. жителей штата отсутствовали документы, необходимые для идентификации избирателя: даже если бы они пришли, их бы не пустили на участок¹⁰⁴. Кроме того, было зафиксировано снижение проголосовавших в районе Милуоки, где сконцентрировано черное население штата. На предыдущих выборах 2012 года, когда жесткого ограничения не было, там проголосовало на 60 тыс. человек больше. Нельзя гарантировать, что все эти избиратели проголосовали бы против Трампа, но похоже, что без идентификации избирателей он проиграл бы в этом штате.

Как и перекройка округов, подавление избирателей – стратегия международная. В странах конкурентного авторитаризма по всей Африке, Азии, Латинской Америке и Ближнему Востоку правительства намеренно затрудняют доступ к голосованию, создавая бюрократические препоны избирателям, склонным голосовать за оппозицию¹⁰⁵. Классический способ – не регистрировать граждан и не допускать их до голосования без предъявления государственного удостоверения. Как только принято подобное ограничение, правительство начинает ужесточать условия его выдачи либо, напротив, облегчать тем или иным группам населения, фактически становясь охранником на пропускном пункте.

Как и в случае США, эта стратегия особенно эффективна, если в электорате хорошо выражены демографические группы и географические регионы, поддерживающие оппозицию. Например, в ряде африканских стран, таких как Кения, Малави и Танзания, оппозиционные лидеры заявляют, что правительство осознанно затруднило их сторонникам доступ к получению удостоверений: регистрационные центры расположены далеко от протестно настроенных областей, а документ выдают только лично в руки¹⁰⁶. В ходе избирательной кампании этот прием можно скомбинировать со второй преградой – потребовать личного присутствия во время занесения в списки избирателей. Таким образом, даже те сторонники оппозиции, которые раздобыли удостоверения, могут быть отстранены от участия в голосовании.

Как партия власти может заблокировать нежелательным социальным группам дорогу к избирательному участку, снова наглядно иллюстрирует Зимбабве. Вдобавок к перекройке округов правящая партия ZANU-PF внедрила целый ряд мер, чтобы подавить и наказать тех, кто голосует против нее. В оппозиционных регионах ограничили выпуск удостоверений и одновременно постановили, что без таковых недоступен ряд государственных услуг. Это подорвало электоральную мобилизацию оппозиционной партии ДДП, а ее сторонники лишились шанса на соразмерное представительство во власти. Хотя точные цифры установить трудно, сообщества гражданских активистов считают, что власти прилагают сознательные усилия, чтобы повысить в «своих» регионах долю граждан с удостоверениями, и поэтому в оплотах оппозиции гораздо меньший процент избирателей обеспечены ими – при том что они чаще живут в городах и лучше образованы¹⁰⁷.

Кроме того, последние несколько лет ходят слухи, что стремление к политическому доминированию толкает правящую партию к более радикальным мерам. Согласно недавним докладам, у каждого третьего ребенка в Зимбабве нет свидетельства о рождении. А в некоторых школах, расположенных в районах поддержки ДДП, свидетельства отсутствуют почти у всех¹⁰⁸. Учитывая, что без этого документа не выдается удостоверение личности, в сложившейся ситуации целое поколение сторонников ДДП останется без доступа к голосованию. Рост количества детей без документов отчасти обусловлен тем, что в некоторых больницах перестали выдавать свидетельства о рождении, если мать не может заплатить пошлину¹⁰⁹. Интересно, почему это правило действует не по всей стране, а лишь в конкретных регионах.

В июле 2017 года руководитель Генерального регистрационного управления Тобайва Мудеде, ответственный за регистрацию рождений и смертей в стране, был вынужден опровергнуть обвинения в том, что правительство не выдавало свидетельства о рождении в областях, традиционно голосующих против ZANU-PF¹¹⁰. Один из авторов этой книги, Ник, не мог поверить, что правящая партия способна на такую циничную и долгосрочную фальсификацию выборов – аж на 18 лет вперед (именно с этого возраста можно голосовать). Во время одной из поездок в Зимбабве Ник договорился о встрече с бывшим чиновником ZANU-PF, чтобы выяснить правду¹¹¹. Когда его собеседник услышал о таком предположении, то откинулся в кресле и усмехнулся: «Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эти данные… но, чтобы вы знали, ZANU-PF – ранние пташки, и их конкурентам лучше не зевать»¹¹².

Помимо проверок личности, политические партии и лоббирующие группы, которых они зачастую нанимают, подавляют избирателей, дезинформируя их. Во время кенийских выборов в 2017 году сообщалось, что кандидаты различных уровней неверно инструктировали сторонников оппозиции. Людей убеждали, что для правильного заполнения бюллетеня нужно поставить галочку напротив нужного кандидата, а остальные клетки перечеркнуть крестом¹¹³. Сложно сказать, сколько людей попалось в эту ловушку, но те, кто поступил таким образом, невольно испортили свой бюллетень. Само собой, для выбора кандидата можно ставить хоть крестик, хоть галочку, однако пометки и в других клетках делают бюллетень недействительным.

Опять же, не только автократии применяют эти хитрости. Аналогичные кампании проводятся и в США – руками неофициальных заинтересованных групп, которые действуют по поручению конкретных партий. Эти тактики фальсификаций особенно привлекательны тем, что кандидат либо партия всегда могут откреститься от организации такого мошенничества. Возьмем, к примеру, эпизод 2008 года на выборах в Вирджинии. Неизвестные лица распространили листовку, похожую на официальный документ Избирательной комиссии штата. В ней жителям объясняли, что «в связи с повышенной нагрузкой на избирательные участки из-за ожидаемой высокой явки» республиканцы должны голосовать 4 ноября, а демократы «проголосуют 5 ноября, согласно внештатной инструкции, утвержденной Законодательным собранием штата Вирджиния»¹¹⁴. Сами выборы, разумеется, были назначены на 4 ноября. Неизвестно, сколько людей поверили этой листовке и пропустили день голосования. Может быть, их было и немного, но теоретически подобная кампания по дезинформации может иметь большие последствия. Другой случай произошел в Мэриленде на губернаторских выборах в 2010 году, где глава избирательного штаба республиканцев решил уменьшить явку за соперника. Он обзванивал афроамериканские районы и убеждал избирателей, что голосовать за их предпочитаемого кандидата, демократа, нет необходимости, поскольку он и так выиграет: «Все отлично! Просто включите вечером телевизор и посмотрите, как объявят его победу»¹¹⁵.