Описать жизнь подростка можно по-разному. Первый вариант, можно показать его смелым бунтовщиком, борцом за правду, влюбленным в соседку по парте светлым, безгрешным чувством. Второй вариант, можно писать о непонимании подростком стремительно надвигающейся взрослой жизни и неприятии всего и всех в силу паники перед этим своим непониманием. Писать о вонючих носках, прыщах, онанизме и влюбленности сразу во всех девчонок вокруг. Писать о ежедневно меняющихся ориентирах и о полной зависимости от мнения ровесников. Писать об обкатываемых на языке новых пока для него матерных словах. Писать о новых вкусовых ощущениях – вкусах алкоголя, сигарет, чужих губ. Писать о волосках на верхней губе, с которыми непонятно, блин, что делать – то ли гордиться, то ли стыдиться.
Что из этого более реалистично? Понятно, что второе.
А что бы нам хотелось читать? Понятно, что первое.
Хотя…
Иногда все-таки хочется чего-то более жизненного, приземленного и потому более яркого. Взросление Генри, главного героя книги Буковски, далеко не так глянцево, как показывают в «Голодных играх» или «Бегущем в лабиринте». Оно описано глазами циничного поэта. Или, если угодно, поэтичного циника. Грязь и несправедливость взрослой жизни все чаще задевают наивный детский мир. Подросток всеми силами пытается сбежать из детства, но взрослость… Взрослая жизнь его пугает. И пачкает. И оставляет на нем зазубрины – те самые, которые однажды сольются в стандартную форму болванки стандартного взрослого человека. В сердце подростка все еще живет искренность и вера в добро, но туда уже пытается проникнуть злость и презрение.
Легче всего понять «Хлеб с ветчиной» тем, у кого отрочество было сложным и неоднозначным, тем, кто погружался в несправедливость и грязь не постепенно, сначала издали и как бы невзначай, вскользь, а въехал в них сразу, с размаху, всем лицом. И совсем не обязательно, чтобы тебя в этом возрасте били, отец у тебя был алкоголиком или у семьи не было денег, чтобы купить тебе приличный прикид. Достаточно того, что ты однажды осознаешь, насколько всем окружающим на тебя плевать, что миром правит не праздник, а тщета, смешанная с рутиной, что бессмысленность – это наиболее вероятный лейтмотив твоей будущей жизни. И подросток этот постоянно ощущает, что те, кому он доверял, на самом деле ему врут – родители со своим «учись хорошо и все будет в порядке», преподаватели со своим «нужно быть честным», книги со своим прекраснодушием… Все это только ослабляет. Рамка поведения, описанная в детских сказках, со всей очевидностью не работает, но где грани, до которых позволительно дойти во вранье, подставах, злобе, зависти и похоти, но за которые нельзя заходить, чтобы не стать мерзавцем, главным содержанием которого как раз и станут вранье, подставы, злоба, зависть и похоть? Человеку в первый день на работе требуются совсем другие ориентиры, чем в школе, ведь так?
И все же «Хлеб с ветчиной» - очень оптимистичная, жизнеутверждающая книга. Потому что через мат, жестокость, онанизм, похмелье и ниспровергательство всего пробивается в конце концов вполне нормальный человек, вроде бы и такой, и в то же время не такой, как все, реальный человек, тот, который будет жить рядом, вместе с нами.
«Хлеб с ветчиной» описывает взросление во времена Великой депрессии Генри Чинаски, сына молочника из Лос-Анджелеса. Это своеобразное продолжение романа «Женщины», своеобразный приквел к «Голливуду». «Хлеб с ветчиной» несомненно автобиографичен. И в силу автобиографичности – очень смел. Кто, если не смелый человек, напишет о своих носках, что они невыносимо воняли? Кто еще признается, что целыми днями напропалую занимался онанизмом? Кто еще расскажет, как мучил друга просто ради нового для себя ощущения, что мучаешь другого человека? Кто еще возьмется описывать свое состояние, когда отец выгоняет тебя из дома, а бабушка размахивает распятием, чтобы изгнать из тебя дьявола?
Думаю, этот роман, именно этот «Хлеб с ветчиной», был бы полезен мне самому в подростковом возрасте. Этот роман дал бы мне если не ответы, то хотя бы намеки на те открытия, которые мне предстояло сделать самому, методом неправильных проб и болезненных ошибок.
И да, в книге есть мат, пьянки и дрочка. И нелюбовь к работе по дому. И фурункулы. И неосознанная злоба. И неосознанная жестокость. Все знают, что это часть реальной жизни, но не все готовы об этом читать. От биологии не спрячешься, и Буковски от нее и не прячется. И от реальной жизни, не книжной, не прячется. Взросление его героя оттого получается настоящим, рельефным, трехмерным. С неприятным запахом и грязью. Ярким и реалистичным.
Роман написан просто, без украшательств, без подсластителей. Он оставляет ощущение очень понятной истории, пусть и местами выходящей за общепринятые рамки – но не искусственно, нарочито вытягиваемой за рамки ради красивости, а выходящей за рамки именно там, где за них выходит настоящая, реальная жизнь. И ничего ведь сверхъестественного в книге нет, и оттого главное, что поражает после ее прочтения – это осознание того, что читал-то ты не о неком Чинаски, а о людях на улице, о тех, кто рядом, тех, кто под уверенным целеустремленным лицом прячет себя-ребенка.
«Хлеб с ветчиной» kitabının incelemeleri, sayfa 16