Kitabı oku: «Приключения Оливера Твиста», sayfa 6

Глава 10. Оливер ближе знакомится с характером своих новых товарищей и приобретает опыт весьма дорогой ценой

Несколько дней подряд Оливер не выходил из комнаты еврея, и все это время выводил метки с носовых платков, которых за эти дни принесли очень много; иногда он даже принимал участие в вышеописанной игре, которой еврей и два мальчика забавлялись каждое утро. В конце концов он стал томиться отсутствием свежего воздуха и при всяком удобном случае просил еврея разрешить ему пойти на работу вместе с двумя товарищами.

Оливер страшно волновался и не мог дождаться, когда наконец и он примет участие в работе, особенно видя, как строг и взыскателен был еврей. Если Доджер или Чарли Бетс осмеливались прийти вечером с пустыми руками, он сейчас же делал им выговор, упрекая их в лени и нерадивости, а в некоторых случаях даже отсылал их спать без ужина. Однажды он так рассердился на них, что спустил обоих с лестницы. Но обычно он почти не прибегал к такому внушению добродетельных принципов.

В одно прекрасное утро Оливер получил наконец позволение, которого так долго жаждал. Работы с платками совсем не было в течение двух-трех дней, и обед оказался очень скудный. Надо полагать, что старый еврей имел свои причины, давая такое разрешение; как бы там ни было, но он позволил Оливеру идти, поручив его надзору Чарли Бетса и Доджера.

Три мальчика вышли вместе; Доджер с завернутыми кверху рукавами сюртука и в нахлобученной шляпе, Бетс с заложенными в карманы руками, и между ними Оливер, который никак не мог понять, куда это они идут, и какому ремеслу он учится.

Шли они очень медленно, еле передвигая ноги, и Оливер начал уже думать, что товарищи его сговорились надуть старого джентльмена и совсем не намерены работать. Его поразили, кроме того, порочные наклонности Доджера, который сталкивал шапки с голов маленьких мальчиков, сбивая последних с ног, и слишком своеобразные воззрения Чарли Бетса на права собственности, который то и дело стягивал с лотков, местами стоявших в грязном переулке, то яблоки, то лук, моментально пряча их в карманы, которые находились, по-видимому, во всем его сюртуке. Все это произвело на Оливера такое неприятное впечатление, что он собирался уже заявить о своем намерении вернуться назад, когда мысли его приняли несколько другое течение при виде таинственного поведения Доджера.

Они только что прошли небольшой двор, находившийся недалеко от открытого сквера в Клеркенуэлле, известного под странным названием «зеленого», когда Доджер вдруг остановился, приложив палец к губам. Вслед за этим он осторожно оттащил своих товарищей назад.

– В чем дело? – спросил Оливер.

– Тсс! – ответил Доджер. – Видишь ты того старика у книжной лавчонки?

– Старого джентльмена на той стороне? – спросил Оливер. – Да, вижу.

– Он нам на руку, – сказал Доджер.

– Как раз на руку! – многозначительно заметил мистер Чарли Бетс.

Оливер с величайшим удивлением взглянул сначала на одного, затем на другого, но ему не удалось произнести никаких вопросов, потому что его товарищи двинулись наискось через улицу и остановились позади старого джентльмена. Оливер на несколько шагов отстал от них, не зная, идти ли ему дальше или вернуться обратно, и с безмолвным удивлением смотрел на своих товарищей.

Старый джентльмен отличался весьма почтенным видом; он был в напудренном парике и золотых очках. Одежда его состояла из сюртука бутылочно-зеленого цвета с черным бархатным воротником и белых брюк; под мышкой он держал красивую бамбуковую трость. Он взял с прилавка книгу и спокойно, как у себя в кабинете, читал ее. Он, видимо, очень заинтересовался книгой и так углубился в нее, что решительно ничего не видел – ни улицы, ни мальчиков, одним словом, ничего, кроме самой книги. Прочитав одну страницу, он переворачивал лист, читал дальше, затем переходил на следующую и так далее все с тем же интересом.

Каковы же были ужас и огорчение Оливера, когда он, стоя в нескольких шагах оттуда, увидел наяву, с широко открытыми глазами, как Доджер опустил руку в карман старого джентльмена и спустя секунду вытащил оттуда носовой платок! Затем увидел, как он передал его Чарли Бетсу, и как оба бросились бежать во всю прыть, скрывшись за углом.

В эту минуту глаза его открылись, и он понял тайну носовых платков, часов, драгоценных вещей и еврея. Он стоял, а кровь кипела в его жилах от ужаса, и ему казалось, что он горит в огне. Придя в себя, он от страха пустился бежать во все лопатки и, не сознавая, какой вред наносит себе самому, все больше и больше прибавлял шагу.

Все это произошло в течение какой-то минуты. В тот момент, когда Оливер пустился бежать, старый джентльмен опустил руку в карман сюртука и, не найдя платка, оглянулся назад. Увидев удирающего во все лопатки мальчика, он, само собой разумеется, вывел заключение, что это-то и есть похититель. «Держи вора!» – крикнул он и, не выпуская книги из рук, пустился за ним вдогонку.

Но не один только старый джентльмен поднял этот крик. Доджер и мистер Бетс, не желая привлекать к себе внимание, если побегут по улице, скрылись в первых попавшихся воротах за углом. Как только они услышали крик и увидели бегущего Оливера, они тотчас же догадались, в чем дело, и постарались извлечь из этого пользу. С громким криком «Держи вора!» они пустились преследовать его, как истые добрые граждане.

Несмотря на то что Оливер воспитывался философами, он не был теоретически знаком с прекрасной аксиомой, которая учит, что самосохранение есть первый закон природы. Знай он ее, то постарался бы заранее приготовиться ко всему. Но он не был подготовлен к этому, а потому страшно огорчился, когда мчался, как ветер, а по пятам его гнались старый джентльмен и два его товарища, кричавшие и ревевшие во все горло.

«Держи вора! Держи вора!» Слова эти, как и всегда, произвели магическое действие. Приказчик вышел из-за конторки, ломовик оставил повозку, мясник отставил в сторону свой лоток, булочник корзину, молочник ведро, мальчик для посылок свои пакеты, школьник сумку с книгами, каменщик кирку, ребенок волан. И все это понеслось вперед как попало, перегоняя, толкая друг друга, крича, свистя, наскакивая на прохожих, выходящих из-за угла, спотыкаясь об собак и приводя в недоумение птиц. И всему этому вторили и улицы, и скверы, и дворы.

«Держи вора! Держи вора!» Крик этот подхватывали сотни голосов, и толпа увеличивалась на каждом повороте. Погоня усиливалась, летели брызги грязи, стучала мостовая, открывались окна, из домов и дворов выбегали люди, и вперед, все вперед неслась толпа; зрители на самом интересном месте бросили Панча⁴ и, присоединившись к бегущим, с удвоенной силой подхватывали крик: «Держи вора! Держи вора!»

«Держи вора! Держи вора!» В натуре человека лежит какая-то особенная страсть к преследованию. А бедный, несчастный мальчик, задыхаясь от усиленного бега, с трепещущим от страха сердцем, с выражением смертельного ужаса, с крупными каплями пота на лице, напрягал каждый свой нерв, каждый мускул, чтобы перегнать преследователей. Но толпа нагоняла его, с каждой минутой выигрывая пространство и выражая свою радость по этому поводу громким криком, гиканьем и визгом. «Держи вора!» Ах, держите его, ради Бога, ради сострадания к нему!

Поймали, наконец! Ловкий удар. Вот он на мостовой… Толпа волнуется, жестикулирует… Приходят новые зрители… Они проталкиваются сквозь толпу… Теснят ее, чтобы взглянуть на него. «Отойдите в сторону!» – «Дайте ему больше воздуха!» «Пустяки! Не стоит он этого!» – «Где джентльмен?» – «Вот он, идет по улице!» – «Дайте место джентльмену!» – «Тот ли это мальчик, сэр?» – «Да!»

Оливер между тем лежал, покрытый грязью и пылью, изо рта у него шла кровь; он дико оглядывался вокруг на лица окружавшей его толпы, когда стоявшие впереди люди пропустили к нему старого джентльмена.

– Да, – сказал джентльмен, – боюсь, что это тот самый мальчик.

– Боится! – пронесся шепот по толпе. – Какой он добрый!

– Бедняжка! – сказал джентльмен. – Он сильно ударился.

– Я ударил его, сэр! – сказал высокий неуклюжий человек, выступая вперед. – Я хватил его кулаком по роже. Я остановил его, сэр!

Неизвестный притронулся к шляпе и осклабился, видимо, надеясь на то, что ему дадут что-нибудь за труды. Но старый джентльмен взглянул нa него с отвращением и тревожно оглянулся вокруг, как бы высматривая место, куда ему уйти. Весьма возможно, что это ему бы удалось, если б не полицейский, который в эту минуту протиснулся через толпу и, подойдя к Оливеру, схватил его за шиворот.

– Ну ты, вставай, – сказал он грубо.

– Это не я, сэр! Право, не я, это два мальчика, – сказал Оливер, протягивая к нему руки с мольбой и оглядываясь вокруг. – Они где-то здесь.

– Не видно их, – ответил полицейский несколько насмешливо, не подозревая, что говорит правду. Доджер и Чарли Бетс еще некоторое время назад дали тягу через первый попавшийся двор. – Вставай же!

– Не обижайте его, – сказал старый джентльмен.

– Не обижу, сэр, – ответил полицейский и в доказательство своих слов изо всех сил дернул мальчика за куртку. – Вставай! Я всех вас хорошо знаю. Встанешь ли ты, наконец, на ноги, негодяй!

Оливер еле мог стоять, и ему пришлось употребить неимоверные усилия, чтобы подняться на ноги. Полицейский взял его за шиворот и быстрым шагом повел по улице. Джентльмен пошел рядом с полицейским, а некоторые из толпы опередили их и то и дело оборачивались назад, чтобы взглянуть на Оливера. Сзади всех шли мальчики и громко вскрикивали от восторга.

Глава 11. О мистере Фенге, полицейском комиссаре, и о том, как иногда совершается правосудие

Преступление было совершено в округе, относящемуся к находившемуся поблизости полицейскому участку, одному из наиболее известному в столице. Толпа, таким образом, имела удовольствие проводить Оливера всего лишь через две-три улицы и площадь Меттон-Хилл, и видеть, как его повели крытым ходом, откуда он вышел на задний двор, небольшой и грязный, но мощеный. Во дворе его встретил здоровенный мужчина с густыми бакенбардами и связкой ключей в руке.

– В чем дело? – спросил он.

– Охотника молодого поймали, – ответил полицейский, державший Оливера.

– Не вас ли ограбили, сэр? – спросил мужчина с ключами.

– Да, – ответил старый джентльмен, – только я не уверен, что именно этот мальчик взял мой платок. Я… я хотел бы поскорее прекратить это дело.

– Все же вам нужно пройти к комиссару, сэр! – сказал тюремщик. – Его милость разберется со всем в полминуты. Ну ты, висельник!

Последние слова относились к Оливеру и означали приглашение войти в каменную тюремную камеру, где Оливера обыскали и, хотя ничего не нашли, все же заперли.

Камера видом своим и величиной походила на погреб, какие роют в земле, только несколько светлее. Грязь в ней стояла невероятная; был понедельник, а накануне в этой же самой камере сидели шесть пьяниц, которых арестовали еще вечером в субботу. В полицейские участки чуть ли не каждый день запирают мужчин и женщин в буквальном смысле слова из-за ничего. Участки эти до того отвратительно содержатся, что камеры в Ньюгейтской тюрьме, где сидят самые ужасные преступники, приговоренные к смертной казни, представляют собой дворцы в сравнении с ними. Кто сомневается в справедливости сказанного, пусть сам проверит и сравнит.

Старый джентльмен был так же печален, как и Оливер, когда ключ повернулся в замке. Он со вздохом взглянул на книгу, которая явилась невинной причиной всего случившегося.

– В лице этого мальчика есть что-то, – говорил старый джентльмен, отходя от камеры и прикладывая книгу к подбородку, – что меня трогает и интересует. Что, если он невинен? Он так похож… Быть не может! – воскликнул старый джентльмен, останавливаясь и поднимая глаза к небу. – Помилуй нас, Господи! Да где же я видел похожее на него лицо?

Несколько минут старый джентльмен шагал глубоко задумавшись и наконец вошел в переднюю, дверь которой выходила во двор. Здесь он встал в угол, стараясь мысленно припомнить целый ряд лиц, скрытых уже много лет тому назад за туманной завесой его воспоминаний.

– Нет, – сказал старый джентльмен, покачивая головой, – это всего лишь мое воображение!

И он снова задумался, стараясь восстановить в памяти былое, но с него не так-то легко оказалось снять завесу, давно уже опустившуюся над ним. Перед его умственным взором проходили лица друзей и врагов, и множество совершенно чуждых ему лиц, неизвестно почему выделившихся из толпы; лица молодых и цветущих девушек, теперь уже старух; лица, измененные смертью и скрытые могилой, но все еще живые в воспоминаниях, которые выше смерти, ибо восстанавливают образы в душе нашей в прежней их свежести и красоте, с ярким блеском глаз и чарующей улыбкой, с чудной душой, скрытой земной оболочкой. Оно нашептывает нам, что красота души живет и за могилой, что она взята от земли лишь для того, чтобы превратиться в свет, указывающий нам путь к небу.

Но как ни старался старый джентльмен, он никак не мог припомнить ни одного лица, черты которого отразились бы в Оливере. Он с грустью отстранял от себя воспоминания и, к счастью для себя, будучи рассеянным, успокоился и снова принялся за чтение книги.

Кто-то притронулся к его плечу; это был мужчина с ключами, который приглашал его пожаловать в контору. Он поспешил закрыть книгу и предстал перед внушительным мистером Фенгом.

Контора находилась в передней части здания, и стены ее были выложены филенчатыми досками. Мистер Фенг сидел за перегородкой, а у дверей на небольшой деревянной скамеечке джентльмен увидел бедного маленького Оливера, который дрожал от страха при виде окружающей его обстановки.

Мистер Фенг был сухой человек среднего роста, прямой как палка, с неповоротливой шеей; небольшое количество волос на голове покрывали ее только сзади и с боков. Лицо у него было красное, с жестоким выражением. Не имей он привычки пить больше, чем это ему полезно, он смело мог бы подать в суд жалобу на свою физиономию, обвиняя ее в клевете, и мог бы взыскать с нее в свою пользу издержки и убытки.

Старый джентльмен почтительно поклонился ему и, подойдя ближе, сказал, подавая ему визитную карточку:

– Здесь мое имя и адрес, сэр!

Затем он отступил на шаг или два, еще раз вежливо поклонился и принялся ждать вопросов.

Случилось так, что в эту самую минуту мистер Фенг занят был чтением одной из утренних газет, где помещалась статья, трактующая недавно решенное им дело и в триста пятидесятый раз советующая государственному секретарю Министерства внутренних дел обратить особое и тщательное внимание на него. Это взорвало его, и он сердито взглянул на старого джентльмена.

– Вы кто такой? – спросил мистер Фенг.

Старый джентльмен с удивлением указал на свою визитную карточку.

– Полисмен! – крикнул мистер Фенг, с пренебрежением отталкивая карточку. – Кто он такой?

– Моя фамилия, сэр, – сказал очень вежливо старый джентльмен, – моя фамилия, сэр, Броунлоу. Прошу в свою очередь позволения узнать фамилию комиссара, который, прикрываясь законом, позволяет себе наносить ничем не заслуженное оскорбление лицу вполне почтенному и всеми уважаемому. – И, сказав это, мистер Броунлоу оглянулся вокруг, как бы ожидая увидеть кого-нибудь, кто мог бы дать ему требуемые сведения.

– Полисмен! – продолжал мистер Фенг, бросая в сторону газету. – В чем обвиняется этот человек?

– Он ни в чем не обвиняется, ваша милость, – ответил полисмен, – он явился свидетелем против этого мальчика, ваша милость!

Его милость знал это превосходно, но ему хотелось, пользуясь своей безнаказанностью, сделать во что бы то ни стало неприятность человеку.

– Свидетелем против мальчика, да? – сказал Фенг, презрительно смерив мистера Броунлоу с головы до ног. – Привести к присяге!

– Прежде чем меня приведут к присяге, я должен сказать несколько слов, – ответил мистер Броунлоу. – Никогда за всю жизнь мою не случалось со мной ничего подобного, и я не могу поверить…

– Придержите ваш язык, сэр! – сказал мистер Фенг таким тоном, который не допускал никаких возражений.

– Нет, этого я не сделаю, сэр! – ответил старый джентльмен.

– Сию же минуту придержите ваш язык, в противном случае я прикажу вывести вас вон! – сказал мистер Фенг. – Вы дерзкий, наглый человек. Какое вы имеете право оскорблять судью?

– Что-о? – воскликнул старый джентльмен, и лицо его вспыхнуло.

– Приведите к присяге этого человека! – крикнул мистер Фенг своему клерку. – Ни слова! Приведите его к присяге!

Негодование мистера Броунлоу чуть не дошло до крайних пределов, но вспомнив в эту минуту, что он может нанести вред мальчику, если не воздержится, решил взять себя в руки и присягнуть.

– Теперь отвечайте, – сказал мистер Фенг. – Что вы свидетельствуете против мальчика? Что вы имеете сказать против него, сэр?

– Я стоял у прилавка с книгами… – начал м-р Броунлоу.

– Довольно, сэр! – сказал мистер Фенг. – Полисмен! Где полисмен? Приведите к присяге полисмена. Ну-с, полисмен, как было дело?

Полисмен униженно доложил ему, как он исполнил свою обязанность, обыскал Оливера, но ничего не нашел у него, и что больше этого он ничего не знает.

– Нет еще свидетелей? – спросил мистер Фенг.

– Нет, ваша милость! – ответил полисмен.

Мистер Фенг сидел несколько минут молча, а затем, постепенно возвышая голос, сказал, обращаясь к обвинителю:

– Можете ли вы в точности изложить ваши показания против этого мальчика или нет? Вы присягали. Если вы будете стоять, отказываясь дать показания, то я оштрафую вас за неуважение к закону. Я вас…

Что, собственно, хотел сказать мистер Фенг, осталось навсегда неизвестным, так как у клерка и тюремщика в эту самую минуту начался сильный приступ кашля; первый к тому же уронил на пол очень тяжелую книгу, стук которой помешал слышать слова полицейского комиссара. Книга упала случайно, разумеется.

Несмотря на все эти перерывы и то и дело наносимые ему оскорбления, мистеру Броунлоу все же удалось дать показания. Он сказал, что очень растерялся в первую минуту и бросился бежать за мальчиком лишь потому, что тот тоже бежал; затем выразил надежду, что судья поверит тому, что мальчик не вор, а, возможно, был всего лишь знаком с ворами, а потому поступит с ним снисходительно, не применяя к нему всей строгости законов.

– Его и так уже били, – сказал старый джентльмен в заключение. – Боюсь, – прибавил он, поглядывая на мальчика, – боюсь, что он болен.

– О да, разумеется! – сказал мистер Фенг с насмешливой улыбкой. – Ну ты, без притворств, бродяга этакий! Не поможешь этим. Как тебя зовут?

Оливер хотел ответить, но язык не повиновался ему. Он был смертельно бледен, и ему казалось, что все вокруг него вертится.

– Как тебя зовут, закоренелый ты негодяй? – спросил мистер Фенг. – Полисмен, как его зовут?

Слова эти относились к толстому, грубому на вид старику в полосатой куртке, который стоял у перегородки. Он наклонился к Оливеру и повторил вопрос, но видя, что мальчик действительно не в состоянии его понять, и зная, что судья придет в бешенство, если не получит ответа, и вследствие этого усилит наказание, ответил сам наудачу.

– Его зовут Том Уайт, ваша милость! – сказал он.

– Он не хочет отвечать, кажется? – сказал мистер Фенг. – Хорошо, очень хорошо! Где он живет?

– Где может, ваша милость! – ответил полисмен, делая вид, что выслушал ответ.

– Есть ли у него родители? – продолжал мистер Фенг.

– Он говорит, что они умерли, когда он был совсем еще маленький, – ответил наудачу полисмен.

В этом месте допроса Оливер поднял голову и, бросив вокруг умоляющий взгляд, слабым голосом попросил дать ему пить.

– Глупости! – крикнул мистер Фенг, – нечего меня дурачить!

– Мне кажется, он в самом деле болен, ваша милость, – осмелился сказать полицейский.

– Мне это лучше известно, – ответил мистер Фенг.

– Смотрите за ним, полисмен, – сказал старый джентльмен, невольно протягивая руки, – он сейчас упадет.

– Отойдите в сторону, полисмен, – крикнул мистер Фенг, – пусть падает, если ему нравится.

Пользуясь этим добрым позволением, Оливер упал на пол и потерял сознание. Бывшие в конторе люди переглянулись друг с другом, но не посмели двинуться с места.

– Я так и знал, что он притворщик! – сказал мистер Фенг, считая случившееся неоспоримым доказательством своих слов. – Пусть лежит, ему это скоро надоест.

– Как вы думаете поступить в этом случае, сэр? – тихо спросил клерк.

– Очень просто! – ответил мистер Фенг. – Три месяца заключения. Тяжелая работа, конечно. Очистить контору!

Дверь немедленно была открыта, и два человека подошли к бесчувственному мальчику, готовясь унести его, когда в контору вошел пожилой человек, весьма прилично, но бедно одетый в старый черный костюм, и поспешил к столу.

– Погодите, погодите! Не уносите его! Ради всего святого, погодите! – сказал вошедший, еле переводя дух от волнения.

Пусть великий гений, председательствующий в таком присутственном месте, пользовался полной и неограниченной властью над свободой, добрым именем, деятельностью и даже жизнью подданных ее величества, особенно принадлежащих к бедному классу, хотя внутри этих стен ежедневно разыгрывались такие сцены, которые вызвали бы слезы на глазах ангелов, все это оставалось неизвестным обществу и лишь случайно попадало на страницы нашей прессы. Можете поэтому представить себе, в какое негодование пришел мистер Фенг, когда непрошеный гость нарушил порядок судебного производства.

– Что это значит? Кто этот человек? Вывести его вон! Очистить контору! – кричал мистер Фенг.

– Я хочу говорить! – кричал в свою очередь пришедший. – Я не позволю себя вывести. Я все видел. Я содержу книжный магазин. Я прошу привести меня к присяге. Я не позволю себя устранить. Мистер Фенг, вы обязаны выслушать меня. Вы не имеете права отказать, сэр!

Пришедший был прав. Речь его была решительна, и дело становилось слишком серьезным, чтобы оставить его без внимания.

– Приведите к присяге этого человека, – заревел мистер Фенг, хоть и не особо охотно. – Что вы имеете сказать?

– Вот что, – ответил новый свидетель. – Я видел трех мальчиков; двух, которых здесь нет, и этого вот арестованного. Они стояли на противоположной стороне улицы, когда этот джентльмен читал. Кража была совершена теми мальчиками. Я видел это и видел также, что этот мальчик был поражен и испуган тем, что произошло.

– Почему же вы не пришли раньше? – спросил мистер Фенг после небольшой паузы.

– Мне некого было оставить в лавке, – ответил свидетель. – Все, кто мог помочь мне, все присоединились к преследующим. Еще пять минут тому назад никого не было. Я бежал сюда всю дорогу.

– Обвинитель читал, говорите вы? – спросил Фенг после второй паузы.

– Да, – ответил свидетель. – Вот эту самую книгу, которую он держит.

– А за книгу эту, – продолжал Фенг, – уплачено?

– Нет, – ответил свидетель, улыбаясь.

– Бог мой, я совсем забыл об этом, – воскликнул старый джентльмен.

– Хорош, нечего сказать! А еще обвиняет бедного мальчика! – воскликнул Фенг, стараясь, но не особенно удачно, казаться сострадательным человеком. – Нахожу нужным сказать вам, сэр, что вы завладели этой книгой при весьма подозрительных и неблаговидных обстоятельствах. Счастье ваше, что владелец ее не желает вас преследовать. Пусть это будет вам уроком, мой милый, не то будете отвечать перед законом. Считать мальчика по суду оправданным! Очистить контору!

– Черт возьми! – крикнул старый джентльмен, не будучи в силах сдерживать давно уже овладевшее им бешенство. – Я…

– Очистить контору! – крикнул Фенг. – Слышали, полисмены? Очистить контору!

Приказание было исполнено, и мистера Броунлоу вывели вон с книгой в одной руке и бамбуковой тростью в другой, не обращая внимания на его негодующие протесты. Он вышел во двор, и тут чувство личного оскорбления у него моментально прошло. Он увидел маленького Оливера Твиста, который лежал на спине, прямо на камнях, с расстегнутой на груди рубашкой и мокрой от воды головой; лицо его было смертельно бледно, и судорожная дрожь пробегала по всему его телу.

– Бедный мальчик! Бедный мальчик! – сказал мистер Броунлоу. – Карету, ради Бога, кто-нибудь из вас! Прямо сюда!

Карета приехала, и Оливера бережно уложили на одно сиденье, а старый джентльмен сел на другое.

– Позволите мне сопровождать вас? – сказал книгопродавец, заглядывая в карету.

– Бог мой, разумеется, да, сэр! – сказал мистер Броунлоу. – Я забыл о вас. Боже мой, Боже мой! У меня до сих пор еще эта несчастная книга. Входите же! Бедный мальчик! Нельзя терять ни одной минуты!

Книгопродавец сел в карету, и она двинулась вперед.