Kitabı oku: «Суждения и беседы», sayfa 3

Глава IV. Прекрасна та деревня…

1. Философ сказал: «Прекрасна та деревня, в которой господствует любовь. Если при выборе места мы не будем селиться там, где царит любовь, то откуда можем набраться ума?»

2. Философ сказал: «Человек, не имеющий любви, не может долго выносить бедность и не может постоянно пребывать в радости. Человеколюбивый находит спокойствие в любви, а мудрый находит в ней выгоду».

В первом случае человеколюбие отождествляется с человеком; я – это человеколюбие, человек это – я, а во втором оно раздваивается, то есть сердце человека и человеколюбие не составляют одного целого. Впрочем, тот и другой исполняют требования человеколюбия, но первый побуждается к этому самим же человеколюбием, а второй – выгодой.

3. Философ сказал: «Только гуманист может любить людей и ненавидеть их».

Такое право приобретается им в силу того, что только он обладает полнейшим беспристрастием, бескорыстием и правотою.

4. Философ сказал: «Если у кого есть искреннее стремление к гуманности, то тот не сделает зла».

5. Конфуций сказал: «Богатство и знатность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не пользуется, если они достались незаконным путем. Бедность и низкое положение служат для человека предметом отвращения, но благородный муж не гнушается ими (не отвергает их), если они не заслужены. Как может благородный муж пользоваться этим именем без гуманности? Благородный муж ни на час не расстается с гуманностью, в суматохе и в разорении она непременно с ним».

Благородный муж потому и признается благородным мужем, что он гуманен.

6. Философ сказал: «Я не видел человека, любящего гуманность, который бы ненавидел негуманность, потому что тот, кто любит гуманность, ставит ее превыше всего; тот, кто ненавидит негуманность, поэтому и будет поступать гуманно и не дозволять ничему негуманному прикасаться к нему. Но я не видел, чтобы у человека не достало сил быть гуманным, если бы он хоть однажды смог приложить для этого старание. Может быть, и есть, но я не видел такого».

«Учение без размышления бесполезно, но и размышление без учения опасно»

7. Философ сказал: «Погрешности людей соответствуют их категориям и, наблюдая погрешности человека, можно знать, гуманен он или нет».

8. Философ сказал: «Если человек поутру постигает истинный закон вещей, то вечером он может умереть без сожаления».

9. Философ сказал: «С ученым, который, стремясь к истине, в то же время стыдится плохого платья и дурной пищи, не стоит рассуждать об Учении».

10. Философ сказал: «Благородный человек в мире (в делах мира) ничего не предрешает, а действует, сообразуясь со справедливостью».

11. Философ сказал: «Благородный муж думает о добродетели, а низкий – о спокойствии; благородный муж боится закона, а низкий жаждет корысти».

12. Философ сказал: «Кто поступает корыстно, тот вызывает против себя ропот недовольства».

13. Философ сказал: «Если кто сможет управлять государством с уступчивостью, требуемою церемониями, то какие затруднения встретит он в этом? Если кто не будет в состоянии управлять государством с уступчивостью, к которой обязывают церемонии, то для чего ему эти церемонии?»

Уступчивость есть сущность церемоний, или житейских правил.

14. Философ сказал: «Не беспокойся, что у тебя нет должности, а беспокойся, каким образом устоять на ней; не беспокойся, что люди не знают тебя, а старайся поступать так, чтобы тебя могли знать».

15. Философ сказал: «Шэнь! Мое Учение проникнуто одним началом?» – «Да», – отвечал Цзэн-цзы не задумываясь. Когда Философ вышел, то ученики спросили его: «Что это значит?» Цзэн-цзы отвечал: «Это значит, что Учение нашего Учителя заключается в искренности и снисходительности».

Единое начало – это искренность непреложная и непрестанная.

16. Философ сказал: «Благородный муж знает долг, а низкий человек знает выгоду».

17. Философ сказал: «При виде достойного человека думай о том, чтобы сравняться с ним, а при виде недостойного – исследуй самого себя (из опасения, как бы у тебя не было таких же недостатков)».

18. Философ сказал: «Служа родителям, следует осторожно увещевать их; если замечаешь, что они не слушают, увеличь почтительность, но не оставляй увещеваний; будут удручать тебя, не ропщи».

Толкователи идут далее: сын не должен роптать на родителей даже в том случае, если они за обращенные к ним увещания подвергнут его жестоким побоям.

19. Философ сказал: «Когда родители живы, не отлучайся далеко, а если отлучишься, то чтобы место пребывания непременно было известно».

20. Философ сказал: «Кто в течение трех лет не изменит отцовских порядков, того можно назвать почтительным сыном».

21. Философ сказал: «Нельзя не помнить возраста своих родителей, чтобы, с одной стороны, радоваться за их долголетие, а с другой – опасаться, как бы преклонный возраст не свел их в могилу».

22. Философ сказал: «В древности не давали легкомысленного слова из опасения посрамиться неисполнением его».

23. Философ сказал: «Редко подвергаются ошибкам те, которые ведут себя сдержанно».

24. Философ сказал: «Благородный муж желает быть медленным на слова и бодрым на дела».

25. Философ сказал: «Добродетель не бывает одинокою, у нее непременно есть последователи (соседи)».

26. Цзы-ю сказал: «Служа государю, если будешь надоедать ему своими увещеваниями, то навлечешь срам, а если будешь надоедать ими другу, то он охладеет к тебе».

Глава V. Гун Е-чан

1. Философ сказал о Гун Е-чане, что его можно женить, несмотря на то, что он был некогда связан тюремными узами, ибо это не его вина, – с чем и женил его на своей дочери.

Гун Е-чан, ученик Конфуция, возвращаясь из Вэй в Лу, услышал крик птиц, направлявшихся к горному ручью клевать там труп человека. Спустя немного времени он увидел плачущую старуху, которая на вопрос о причине ее плача отвечала, что ее сын, отлучившийся несколько дней тому назад, до сих пор не возвращается, – вероятно, он уже умер. На это Е-чан отвечал: «Сейчас стая птиц направилась к горному ручью клевать человеческий труп». Отправившаяся к ручью старуха, узнав в трупе своего сына, заявила об этом деревенским властям, которые спросили ее, откуда она узнала все это. Старуха передала им свой разговор с Е-чаном, которого и арестовали по подозрению в убийстве.

2. Философ сказал о Нань-жуне: «В государстве, где есть закон, он не пропадет; где нет его – избежит казни», – и, вследствие этого, женил его на своей племяннице.

Нань-жун – ученик Конфуция по имени Тао, иначе Го, по прозванию Цзы-жун, имевший посмертный титул Цзин-шу.

3. Философ сказал о Цзы-цзяне: «Какой благородный муж этот человек! Если бы в Лу не было благородных людей, то откуда у него взялись бы такие достоинства?»

Цзы-цзянь – ученик Конфуция по имени Бу-ци, по фамилии Ми, уроженец Лу.

4. Цзы-гун спросил: «А я – Цы – каков?» – «Ты полезный сосуд», – сказал Философ. Цзы-гун спросил: «Какой сосуд?» Учитель ответил: «Жертвенный сосуд для хлеба в храме предков».

5. Некто сказал: «Юн – человек гуманный, но не говорун». Философ сказал: «К чему нужна говорливость? Парировать людям софизмами – вызывать в них отвращение к себе. О его гуманизме я не знаю, но к чему ему красноречие?»

Юн – ученик Конфуция по фамилии Жан, по прозванию Чжун-гун, уроженец Лу.

6. Философ посылал Ци Дяо-кая служить. Тот отвечал: «Я не могу быть уверен в том, что гожусь для этого». Конфуций остался доволен.

Ци Дяо-кай – ученик Конфуция по прозванию Цзы-жо, уроженец Цай.

7. Философ сказал: «Учение мое плохо распространяется; сяду на плот и достигну по реке моря. Сопровождать меня будет, вероятно, Ю». Цзы-лу, услышав это, обрадовался. Тогда Философ сказал: «Ю! Храбростью ты превосходишь меня, но у тебя нет никакой сметки».

8. Мэн У-бо спросил: «Гуманен ли Цзы-лу?» Философ сказал: «Не знаю». Тот спросил его в другой раз. Тогда Философ сказал: «В удельном княжестве, располагающем тысячей колесниц, Цзы-лу можно поручить управление войском, но я не знаю, гуманен ли он». Мэн У-бо вновь спросил: «А каков Цю?» Конфуций ответил: «Цю можно сделать правителем города в сто семей или владения фамилии, имеющей сто колесниц, но гуманен ли он, я не знаю». – «А Чи каков?» – вновь поинтересовался Мэн У-бо. Философ ответил: «Чи, если он наденет пояс и станет во дворце, то ему можно поручить занимать чужеземных гостей, но гуманен ли он, я не знаю».

Чи – ученик Конфуция по фамилии Гун-си, по прозванию Цзы-хуа, уроженец Лу.

9. Философ, разговаривая с Цзы-гуном, спросил: «А из вас с Хуэем, кто лучше?» Цзы-гун ответил: «Как я осмелюсь сравнивать себя с Хуэем? Если он услышит о чем-либо одно, то, основываясь на этом одном, узнает о нем всё. А я, услышав о чем-либо одно, узнаю только вдвое». Философ сказал: «Да, это верно, я согласен, что ты не равен ему».

«Сознавать долг и не исполнять его – это трусость»

10. Цзай-юй заснул днем. Философ сказал: «Гнилое дерево не годится для резьбы; равным образом стена, сложенная из навоза, не годится для штукатурки. Стоит ли упрекать Юя?» Потом он добавил: «В сношениях с людьми я сначала слушал их речи и верил их действиям, а теперь я слушаю их речи и наблюдаю, смотрю за их поступками. Такая перемена произошла во мне благодаря Юю».

Только что приведенным сравнением Конфуций хочет сказать, что у людей ленивых и омраченных нет возможности наставлять, так как у них парализованы и воля, и ум.

11. Философ сказал: «Я не видал твердого человека». – «А Шэнь-чэн?» – отвечал кто-то. «Чэн – человек похотливый (со страстями), где же ему быть твердым?»

Шэнь-чэн – ученик Конфуция, уроженец Лу.

12. Цзы-гун сказал: «Чего я не желаю, что бы другие делали мне, того я не желаю делать другим». На это Философ сказал: «Цы! Это для тебя недостижимо».

13. Цзы-гун сказал: «Наружные совершенства Учителя могут быть известны, но его рассуждения о природе вещей и о небесных законах нам не могут быть известны».

Потому что Конфуций редко говорил о них (так объясняют толкователи).

14. Цзы-лу боялся услышать что-нибудь новое, прежде чем услышанное им ранее могло быть приведено в исполнение.

Другой перевод: «Цзы-лу, услышав что-нибудь доброе, чего он покуда еще не мог привести в исполнение, боялся только, как бы не услышать еще чего-нибудь нового».

15. Цзы-гун спросил: «Почему Кун Вэнь-цзы назвали образованным?» На это Философ сказал: «Несмотря на быстрый ум, он любит учиться и не стыдится обращаться с вопросами к низшим, поэтому-то его и назвали образованным».

Кун Вэнь-цзы – вельможа Вэй по имени Юй. Кун – это его фамилия, а Вэнь-цзы (образованный муж) – это посмертный титул, который был дан ему за любовь к знанию. Между тем об этом господине рассказывают, что он отбил у другого жену, а когда этот последний вступил в связь с ее сестрою, то, воспылав гневом, он принудил его бежать в другое царство.

16. Конфуций отозвался о Цзы-чане, что он обладал четырьмя качествами благородного мужа: был скромен по своему поведению, почтителен к старшим, щедр в пропитании народа и справедлив в пользовании его трудом.

Цзы-чань – прозвище вельможи Чжен по имени Гун Сунь-цяо.

17. Философ сказал: «Янь Пин-чжун был искусен в обращении с людьми, сохраняя к ним почтительность и после продолжительного знакомства».

Янь Пин-чжун – вельможа Ци по имени Ин.

18. Философ сказал: «Цзан Вэнь-чжун посадил большую черепаху в комнату, в которой на капителях были вырезаны горы, а на столбиках над матицей нарисованы были водяные растения. Каков же его ум?»

Как видно из объяснений, мотивом для устройства такого роскошного помещения для черепахи служило то, что этот господин считал черепаху породы цай за божество и приносил ей жертвы, а Конфуций признавал это за суеверие – продукт невежества – и потому, конечно, не мог считать Вэнь-чжуна за человека умного. Впрочем, черепаха и до сих пор у соотечественников мудреца находится в числе пяти предметов поклонения, пред одним из которых, а именно змеей, во время наводнения в Тянь-цзине, преклонял колена такой знаменитый государственный и ученый муж, как покойный Ли Хун-чжан. Цзан Вэнь-чжун – вельможа Лу.

19. Цзы-чжан спросил Конфуция, какого он мнения о министре Цзы-вэне, который, трижды занимая эту должность, не выражал радости и, трижды покидая ее, не высказывал неудовольствия и при этом непременно объяснял новому министру прежние правительственные распоряжения (то есть свои). Философ сказал: «Преданный человек». – «А гуманный ли он?» – продолжал Цзы-чжан. «Не знаю, каким же образом он мог быть гуманистом», – ответил Конфуций. Цзы-чжан вновь спросил: «А что вы скажете о Чэнь Вэнь-цзы, который, имея десять четверок коней, когда Цуй-цзы убил князя Ци, бросил их и бежал; прибыв в другое государство и сказав, что „и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы“, оставил это государство и прибыл в другое; и опять, сказав, что „и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы“, он покинул и это государство?» Конфуций сказал: «Безупречный человек». Цзы-чжан вновь спросил: «А гуманист ли он?» – «Не знаю, – отвечал Философ, – откуда бы ему быть гуманистом?»

Цзы-вэнь – министр Чу по фамилии Доу, а по имени Гу-у-ту. Он был прижит от незаконного сожительства, и потому бабка приказала бросить его, но потом, увидев во сне, что его кормит своими сосцами тигрица, приказала немедленно подобрать его и назвала его Гу-у-ту; гу на наречии Чу значит «сосцы», «кормить грудью», а у-ту – «тигр», и таким образом полное имя будет значить «вскормленный тигрицею».

Цуй-цзы – вельможа Ци по имени Чу; князем Ци был в то время Чжуан по имени Гуан. Чэнь Вэнь-цзы – также вельможа Ци по имени Сюй-у.

20. Цзи Вэнь-цзы трижды подумает, а потом уже исполнит. Услышав об этом, Философ сказал: «И дважды довольно».

Цзи Вэнь-цзы – вельможа Лу по имени Син-фу.

21. Философ сказал: «Когда в государстве царил закон, то Нин У-цзы был умен, а когда в государстве пошли беспорядки, он оказался глупым. С умом его можно поравняться, но с глупостью – нельзя!»

В княжение князя Вэня, когда удел Вэй наслаждался миром и тишиной, управление государственными делами не представляло особенных затруднений и с ними мог справиться так же хорошо всякий другой, как и Нин У-цзы, и, следовательно, быть в этом случае равным ему по уму. Но когда, благодаря беспутному и безнравственному князю Чэну, в государстве поднялись смуты и крамолы и оно очутилось на краю гибели, тогда благоразумные люди, не желая рисковать своей жизнью, удалились от службы, предпочитая в безопасных местах оставаться равнодушными зрителями развивающихся событий, и только один Нин У-цзы оказался настолько глупым, что не дорожа своей шкурой истощал все свои усилия к подавлению смуты и восстановлению порядка. Вот с этой-то глупостью трудно кому бы то ни было равняться.

22. Философ, находясь в уделе Чэнь, сказал: «Надо возвратиться! Мои детки стали высокоумны и небрежны в деле; хотя внешнее образование их и закончено, но они не знают, как сдерживать себя».

Слова эти были сказаны Конфуцием после продолжительного и утомительного странствования, безрезультатного и исполненного разочарований, так как его излюбленные политические доктрины нигде не встретили полной симпатии и искренней готовности к их осуществлению.

23. Философ сказал: «Бо-и и Шу-ци не помнили прежнего зла, поэтому-то на них и роптали мало».

24. Философ сказал: «Кто говорит, что Вэйшэн-гао – прямой человек? Кто-то попросил у него уксуса, он выпросил у соседа и дал».

25. Философ сказал: «Цзо Цю-мин стыдился лукавых речей, вкрадчивой наружности и чрезмерной почтительности, и я также стыжусь их. Цзо Цю-мин стыдился дружить с человеком, против которого таил в душе неудовольствие, и я стыжусь этого».

26. Философ, обратившись к присутствовавшим Янь-юаню и Цзы-лу, сказал: «Почему каждый из вас не выскажет своих желаний?» Тогда Цзы-лу сказал: «Я желал бы иметь экипаж, лошадей и легкую шубу, которыми бы я делился с друзьями и не роптал бы, когда бы они пришли в ветхость». Янь-юань сказал: «Я желал бы не хвастаться своими совершенствами и не разглашать о своих подвигах». Цзы-лу сказал: «Мы хотели бы слышать о ваших желаниях». Философ сказал: «Я желал бы старых успокоить, с друзьями быть искренним и малых лелеять».

По толкованию Чэн-цзы, основная мысль их всех – делиться с другими.

27. Философ сказал: «Да! Я не видал человека, который мог бы замечать свои погрешности и внутренне осуждать за них себя».

28. Философ сказал:

«В маленьком селении непременно найдутся люди, преданностью и искренностью подобные мне, но не найдется таких, которые любили бы учиться, как я».

«Философ был ласков, но строг; внушителен, но не свиреп; почтителен, но спокоен»