Kitabı oku: «Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии», sayfa 3

Есть поверье, что кикиморы – младенцы, умершие некрещеными¹⁴⁷. Это поверье распространено широко. В Белоруссии «кикиморы – младенчески юные существа, исключительно женского рода, загубленные до крещения дочери или же проклятые матерями еще в утробе. Оне засылаются в людские дома с враждебною целью; б. ч. скопляются в те дома, в которых произошло детоубийство, проклятие и вблизи которых был скрыт трупик. В те редкие мгновенья, когда кикиморы принимают телесный облик, их нетрудно поймать и рассмотреть. Если догадливый человек выстрижет у кикиморы волосы на темени крестообразно, она навсегда остается человеком и продолжает обычный рост дитяти. Непропорциональность форм, кривизна отдельных органов, косоглазие, немота, заикание, скудная память и ум – вот неизбежные недостатки бывшей кикиморы, которая с возрастом совершенно забывает о своей давней жизни»¹⁴⁸.

Среди «Сказок и преданий Самарского края» есть сказка «про кабачную кикимору» (№ 70, с. 233–236). Эта жившая в кабаке кикимора говорит про себя: «Я – сын богатых родителей, проклятый еще в утробе матери, и вот теперь скитаюсь по свету около тридцати лет и не нахожу себе пристанища. Отец меня проклял ни с того ни с сего, а мать поклялась своей утробой в нечестивом деле» (с. 235).

«Колокольные мертвецы» и «злые еретицы» – это умершие во грехах нечистые люди, коих мать сыра земля не принимает. Колокольный мертвец обыкновенно из колдунов, живет на колокольнях. Еретицы – женщины, заживо продавшие свою душу черту, и вот скитаются теперь по земле, совращая людей с истинной веры; ночью уходят в провалившиеся могилы и спят там в гробах нечестивых¹⁴⁹.

Рассуждая теоретически, можно с большим основанием предполагать, что, напр., кулешата или куляши, коловерши и крогуруны, шилиханы или шиликуны, полудница и некоторые другие мелкие представители нечистой силы также относятся, по своему происхождению, к заложным покойникам, но об этом наши источники молчат.

к) Нужно еще отметить один особенный случай. Один проклятый матерью человек говорит о себе: «Мать крикнула на меня: „А шоб ты понисся ще бурею!” – С тех пор я и пошел гулять по свету то вихрем, то бурею»¹⁵⁰. Другой рассказывает про себя: «Я был груб с своей матерью; она в гневе прокляла меня, сказав: „Чтоб ты поднялся вихрем!” С тех пор я и ношусь вихрем»¹⁵¹.

По малорусскому воззрению, «нечистая сила, вселившись в покойника, может проявлять себя в виде вихря, урагана»¹⁵².

По общему народному воззрению, вихрь – это особый представитель нечистой силы; брошенный в вихрь нож обычно окрашивается кровью. По-видимому, и этого вихря в некоторых местах относят к числу заложных покойников.

§ 9. Перечисленные нами выше (§ 8) занятия заложных покойников могут вызвать недоумение своим многообразием и т. п., противоречием. Заложные скитаются бесцельно по земле и сторожат ценнейшие клады на одном месте, живут кикиморами в избах за печкой; служат вместо лошадей и рядом вместо кучеров у чертей и сами бывают домовыми или лешими, т. е. в сущности чертями же.

Недоумение это, однако же, легко разрешается тем, что среди заложных есть лица разного возраста, пола и, особенно, различного нрава. Доживая за гробом срок своей жизни, заложные сохраняют все свои свойства, свой нрав, склонности и привычки. Ясно, что занятие убитого богатыря или разбойника будет одно, некрещеного младенца – иное, тоскующего по невесте жениха – еще иное, и т. д. Народ резко различает заложных покойников по нраву, точно так же, как по возрасту и по полу. Могилы одних заложных – выдающихся злодеев и славных богатырей – пользуются весьма продолжительным и большим вниманием (§ 11), тогда как могилы других заложных быстро и бесследно забываются. По возрасту один разряд покойников, а именно младенцы, носит даже на юге особое название: потерчата (§ 12). По полу все заложные покойницы, т. е. женщины и девицы, выделяются в народе в особый разряд, также известный под особым названием русалки, о них мы пока ничего не говорили, так как о русалках речь будет ниже (гл. 5).

§ 10. Особое место среди заложных занимают умершие колдуны. Правда, по народному воззрению, смерть колдуна не бывает естественной. В народе иногда уверяют, что «видьмарка николы своею смертью не вмирае. Вона або втопытся, або повисытся» (Волынское Полесье)¹⁵³, но при всем том бесспорно, что колдуны часто умирают в глубокой старости, и, значит, им не приходится дожидать за гробом срока своей естественной смерти. В этом единственная разница между обыкновенными заложными и между умершими колдунами.

По общераспространенному народному воззрению всякий колдун заключает с нечистою силою договор на таких условиях: при жизни колдуна черти обязаны служить ему, а после своей смерти колдун сразу и навсегда поступает в полное распоряжение чертей¹⁵⁴. По-видимому, народ думает, что черти обманывают колдунов, насылая на них смерть ранее надлежащего срока: в таком случае, действительно бы, смерть всякого колдуна была преждевременною. Но о таком обмане источники наши прямо не говорят¹⁵⁵.

Смерть колдуна в народных рассказах изображается обыкновенно такими чертами: черти сдирают кожу с колдуна, съедают его мясо, а потом один черт залезает в кожу и остается там¹⁵⁶. Иногда же это происходит проще: при смерти колдуна черт – один или несколько их – залезает покойнику в рот¹⁵⁷.

Дальнейшее поведение заложного колдуна ничем не отличается от поведения обычного заложного покойника. «Я ведь был сильный еретник (т. е. колдун), – говорит покойник похоронившему его солдату. – Я могу ходить и после погребенья»¹⁵⁸.

«Колдун и по смерти своей может в полночь вставать из могилы и ходить, если не подрежут ему пятки и не пришпилят его в могиле осиновым колом к земле»¹⁵⁹. «Как утопленники, удавленники, так и колдуны по смерти своей непременно бродят по земле, начиная с заката солнца и до петухов, т. е. до полночи» (Орловская губ.)¹⁶⁰. Колдуны и по смерти могут вставать из могил и мстить тем, на кого при жизни имели неудовольствие¹⁶¹.

Только, конечно, покойный колдун может принести людям гораздо больше вреда, чем обыкновенный заложный покойник: колдун еще при жизни привык вредить людям и весьма опытен в насылании людям различных болезней (ср. § 8, 3). А потому неудивительно, что колдуны-мертвецы, приходя в дома, приносят прежде всего болезни¹⁶².

«Колдуны и после своей смерти много делают зла людям: они по ночам встают из могилы и доят коров, бьют скотину, прячут оставленные ими деньги, приносят болезни своим домашним, пугают и даже обирают на дорогах и под. Чтобы остановить таковые похождения, мертвеца перекладывают в другую могилу, или же, вырыв, подрезывают пятки и натискивают туда мелко нарезанной щетины, а иногда просто вбивают в могилу осиновый кол» (Саратовский уезд)¹⁶³.

Белорусы рассказывают, что умерший чаровник после смерти является в виде нечистых животных – кошки, простой и летучей мыши и проч.¹⁶⁴.

В Роменском у. Полтавской губ. «встают из могилы химородки, вовкулаки и видьмачи. Такими они бывают от рождения или же выучиваются»¹⁶⁵.

В Новоград-Волынском у. мертвецы, выходящие из могилы, называются домовиками. «Ими бувають тилько видьмаки, котори знають». Один покойный колдун ходил так целый год: пугал людей, воровал хлеб «и на дерево наверх выносив» (т. е. хлеб?). В могиле его не оказалось. Ходил он немой, ничего не говоря, черный, в той одежде, в которой его похоронили¹⁶⁶.

§ 11. Во многих местах Европейской России существует обычай кидать на могилы некоторых заложных покойников (б. ч. самоубийц) разные вещи: ветки древесные, клочки сена или соломы, щепки, землю, камни. Обычай этот известен у многих народов земного шара, напр. у литовцев, у евреев, у киргизов и др. Мы совершенно условно называем его, в заголовке, «жертвами на могилах»: жертвенное значение этого обычая у русских весьма сомнительно. Но здесь наша цель не объяснение данного обычая, который может быть понят только в связи с обычаями при погребении заложных (гл. 3). Пока мы намерены уяснить исключительно только природу и распространение данного обычая в русском народе. Делаем это именно теперь, когда идет вопрос о разрядах заложных покойников, так как в этих «жертвах на могилах» особенно выпукло сказалось народное разграничение заложных покойников на разряды.

Один саратовский наблюдатель замечает: «Самая могила, где похоронен самоубийца, есть опасное место, от присутствия в ней нечистой силы, могущей всегда, а особенно ночью, наделать человеку какой-либо вред; а потому крестьяне, проходя или проезжая мимо такой могилы, бросают на нее древесные ветви или солому, что, по их понятию, парализует действие нечистой силы»¹⁶⁷.

В Олонецкой губернии самоубийц хоронят вдали, верст за пять, от церкви; проходящие мимо этих могил кладут тут камни или палки, а когда этих последних наберется много – их сжигают¹⁶⁸.

У малорусов Переяславского уезда «всякий проезжающий и проходящий считает непременным долгом бросить на могилу самоубийцы хотя что-нибудь, что попадется под руку: клок сена, ветку дерева, горсть земли и т. п.; для чего это так делается, народ не знает и отвечает только: «Так треба»¹⁶⁹. То же и в Харьковской губернии: «Е похованi над дорогами, то чумаки, то так деяки прохожали; так на их могили жаден, хто йде або иде, полинце, скипку, траву, або грудку земли кидають; а на ицо воно, Бог его зна, – будто би то и сами помогали ковати»¹⁷⁰.

В Белоруссии места насильственной смерти считаются нечистыми, белорусы набрасывают на такие места камни или же, если близко есть лес, то ветки деревьев. Такие места есть, например, в Потаповской волости Новогрудского уезда, где повесился человек, и на дороге из дер. Криничной в местечко Еремичи, того же Новогрудского уезда; здесь иные говорят, будто бы похоронены двое заблудившихся и замерзших детей; другие утверждают, что это могила двух братьев, убивших друг друга за девушку, в которую они оба были влюблены. На оба места существует обычай накладывать хворост, и этот обычай свято соблюдают все идущие вблизи этих мест¹⁷¹.

В Гродненской губ. «гроб с телом самоубийцы относят обыкновенно в какое-либо болотистое место или в лес, если он близко, где при дороге и зарывают. По Гродненской и Виленской губерниям всякому проезжающему, особенно в лесу, бросается в глаза то место, где погребен самоубийца: на нем всегда навалена громадная куча всякой всячины. Дело в том, что, в силу поверья наших поселян, каждый прохожий или проезжий непременно должен на могилу такого несчастного бросить что-нибудь: камень, полено, сучок и т. п.; иначе умерший будет за ними долго гнаться»¹⁷².

В Слуцком у. Минской губ. на могилу висельника при дороге «накидали лому, бо хто идзе тут, та што чольвек кине на капец: кажуть, што тагды висельник не будзе пужаць»¹⁷³.

В Серпиках, Овручского у. Волынской губ., на могилы удавленников и утопленников, сделанные при перекрестках дорог, проезжающие бросают со своих возов пучки соломы¹⁷⁴.

Кроме этих безыменных могил самоубийц и иных заложных покойников, нам известно несколько исторических могил, на которые издавна ведется обычай бросать таким же образом ветки, солому, сено и некоторые другие вещи.

а) Около гор. Вологды такого рода жертвы приносятся на могиле заложного покойника, носящего христианское имя Аники. По местной народной легенде, Аника был разбойником и жил в лесу в избушке. Жестокость и дерзость его были безмерны. Много невинных душ загубил он на своем веку. Но пришел и ему конец. Раз он встретил в лесу убогого богомольца-старика; не пожалел, ограбил и его, но нашел в стариковой котомке только узелок со святыми вещами. В ярости Аника разбросал святыню по земле. Странник пригрозил ему судом Божиим. Аника выхватил нож и хотел было убить старика, но тот невидимо исчез. Вместе с ним не стало и Аникиевой избушки. Оставшись без приюта, Аника сел на коня и поехал по лесу. На пути встретилась ему смерть. И над ней надругался дерзкий разбойник, хвастаясь своей силой; потом попросил было у смерти пощады, но было уже поздно: смерть поразила его на месте. В лесу, в 10 верстах от Вологды по Кирилловскому тракту, за деревнями Бориловом и Семенковом, и теперь показывают могилу этого Аники, на которую, по местному обычаю, каждый проходящий кидает древесную ветку, иногда с приговором: «Аничка, Аничка, на тебе вичку!» Накопившийся за год ворох ветвей сжигается в один летний день собравшимся народом, причем на этом сходбище едят блины и гуляют¹⁷⁵. Обрядовое кушанье блины не оставляют сомнения в том, что это – поминки по покойном Анике.

б) В Сосницком у. Черниговской губ., в двух верстах от местечка Александровки есть большое (10 десят.) болото Гале, замечательное тем, что скот не ест на нем траву, тогда как на других соседних болотах всю траву выедает скот. Около этого болота «есть возвышенность, похожая на могилу, которая называется Батуркой. Предание гласит, что тут погребен батуринский житель, стяжатель излишней земли; но говорят об этом различно. Одни утверждают, что житель этот договорился с другим человеком обежать в очень короткое время болото Гале, с тем, чтобы оно ему досталось, и не добежав до дороги, упал и умер на месте, прозванном Батуркой; оттого Гале считают местом заклятым и для скота негодным. Другие же, 60-летние грамотные люди, по преданию отцов, рассказывают иначе, но неправдоподобно: будто бы в самом местечке Батурине, во время Гетманщины, один батуринский житель просил себе земли у князя-гетмана, проживавшего там же, в Батурине. Этому просителю определено будто было дать земли столько, сколько он без отдыха пробежит. Проситель был так силен, что пробежал, без отдыха, от Батурина за деревню Верхолесье (более 10 верст); там, близ Военной дороги, около Галого, упал и, падая, еще протягивал вдаль правую руку и, кладя ее на землю, говорил: «и се ще мое», но с этим словом умер, ничего не получивши. После этого над ним сделана высокая насыпь, называемая Батуркой. Ныне каждый мимо идущий или едущий обязан бросить что-нибудь на эту могилу, как бы в утоление алчности покойного. Эта могила теперь уже значительно обрушилась, но все еще весьма заметна и известна не только старому и малому из здешних жителей, но даже и чужесельцам, потому что, идя мимо, нельзя не заметить на ней всякого рода накиди, как то: сена, соломы, щепок, старых лаптей, одежды и тому подобного, что только можно бросить. Отсюда и вошло в народе в обычай, когда кто бросит что-нибудь на другого, говорить: «Шо ты на мене кидаешь? Наче (как будто) на Батурку!»¹⁷⁶

в) В Яхновском приходе Холмского у. Псковской губ., близ дер. Изгарь, при устье впадающего в р. Оку безыменного ручья, при дороге, ведущей из дер. Канищева к речке Кунье, находится возвышенное место (сопка богатыря), мимо коего не пройдет ни один крестьянин этого околотка без того, чтобы, перекрестясь, не бросить на возвышение клочка сена, а проезжий верхом сходит с лошади, срывает травку и кладет на то же возвышение. Старожилы передают, что этот обычай исполняется с незапамятных времен, в честь погребенного на том месте могучего богатыря с верным его конем. Простолюдины верят, что ежели кто, проходя мимо могилы, не положит на нее обычной жертвы, то богатырь, особенно ночью, является всадником на коне необычайного роста и заслоняет путнику дорогу. К весне на возвышении накопляется весьма много сена, но никто не отваживается собрать его для домашнего обихода¹⁷⁷.

г) В Великолуцком уезде Псковской губернии, близ границ Торопецкого уезда, под одним курганом «лежит храбрый витязь, богатырь славный, павший в честном бою за веру христианскую. В память витязя служили встарь панихиды, ныне же чтут его следующим образом: каждый проезжий и прохожий ломает ветку и бросает на могилу… Куча древесных ветвей растет, поднимается в течение двух лет. На третий год в осеннюю ночь кто-то сжигает ее и на пепелище кладет сосновый крест. Снова проезжие и прохожие бросают сучки на курган…»¹⁷⁸.

Об этой же самой могиле Псковского витязя другой автор сообщает следующее: в Торопецком уезде часть дороги к Смоленску, между реками Торопою и Двиною, пролегает песчаный бор, где в недальнем расстоянии от погоста видно несколько высоких, поросших уже лесом „сопок” (курганов), указывающих, по преданию, место битвы Руси с Литвою. По другим слухам, эти курганы – могильные памятники многолюдной шайке разбойников, истребленной царским воинством. Возле самой дороги, вблизи курганов, есть место, не означенное никаким возвышением, но памятное: здесь, говорят, подвизался могучий витязь и пал жертвою своей необычайной храбрости; в старину служили за него панихиды, теперь же поминовение заменено следующим обрядом: каждый из окрестных жителей, минуя это место, считает непременною обязанностью отломить сучок дерева и бросить его на могилу удалого витязя. Куча сучьев увеличивается в продолжение двух лет, а на третий год она непременно сгорает от неизвестной причины, и вслед за тем начинают набрасывать новую кучу, основанием коей служат всегда два сука, положенные крестообразно¹⁷⁹.

д) В Галиции, в предгорьях Карпатских гор, в двух верстах от местечка Сколе, Стрыйского округа, находится так назыв. «долина Святослава» и в ней «могила Святослава». Но собственно могилы тут нет, есть только место, на которое каждый прохожий бросает древесную ветку, взятую с окружающих «могилу» деревьев. По поверью, если путник не бросит ветки, то с ним случится несчастье в дороге. К личности похороненного тут Святослава все относятся с уважением. Есть основания полагать, что это могила русского князя Святослава, убитого на этом месте своим братом¹⁸⁰.

е) Для сравнения укажем такую же могилу у финского народа зырян. Около реки и села Ижмы, в Вологодской губернии, есть небольшой холмик, покрытый разным древесным хламом. Это могила Яг-Морта, т. е., по буквальному переводу, лесного человека. Всякий, проходящий мимо этого холмика, непременно должен плюнуть и бросить на него камень, сук, палку или что бы то ни было. Это обыкновение ведется с незапамятных времен, у местных жителей оно обратилось уже в привычку. Кто пренебрежет исполнением этого обычая, того старики как раз осудят за неуважение к старине: «Не видать ему добра, – скажут они, – он даже не плюет на могилу Яг-Морта». Много басен ходит у зырян об этом холмике. Старики уверяют, что в прежние времена тут часто видели ужасных страшилищ, бродящих около кургана, а самый курган обнимался синеватым пламенем, слышались нечеловеческие вопли и завывания. Яг-Морт был разбойником, жил в непроходимом лесу за болотами. И по своей внешности, и по своей жестокости он походил более на зверя, чем на человека. Он убивал каждого встречного. Ночью поджигал деревни и во время пожара грабил и всячески бесчинствовал. Все зыряне его ужасно боялись. Раз он утащил зырянскую красавицу Райну. Тогда целая толпа зырян устроила засаду, изранила его, отрубила руки, велела указать свое жилище (то была пещера, где бездыханным трупом лежала красавица Райна), а потом закопала на месте схватки и вбила ему в спину осиновый кол¹⁸¹. По другому преданию, Яг-Морта сожгли живого и пепел его зарыли в землю.

Из этих шести исторических могил, отмечаемых жертвами всех проходящих мимо, три могилы (одна из них зырянская, а не русская) принадлежат злодеям, и три – уважаемым богатырям. Общее лишь то, что те и другие окончили свою жизнь внезапно и преждевременно; словом, что они – заложные покойники. Безыменные могилы также принадлежат заложным покойникам; больше всего среди них самоубийц, затем умершие «насильственной смертью» (Белоруссия), «замерзшие в дороге» (там же), умершие в дороге (значит, скоропостижно) чумаки и другие прохожие (Харьковская губ.).

Вещества, которые кидаются на могилы, довольно разнообразны, хотя наши источники в этом случае не всегда исчерпывают вопрос¹⁸². Камни кидаются только в четырех случаях (Олон. губ., Белоруссия, Гродн. губ., зыряне) из 13 описанных, а из этих четырех один случай зырянский (Яг-Морт). Чаще всего кидаются ветки (сучья) – в 8 случаях из 13 описанных. Солома, сено и трава, если их соединить в одно, составят также 8 случаев: 3 – солома, 3 – сено и 2 – трава. Если объединить палки, поленья и щепки, то окажется 6 случаев: по 2 на каждый предмет. Землю кидают горстями в двух малорусских случаях (Переясл. у. и Харьк. губ.). Реже всего кидают старые лапти (обувь) и одежду – только на жадного Батурку в Черниговщине. Плюют только зыряне на могилу злодея Яг-Морта.

Народное понимание рассматриваемого обычая различно. На юге кое-где (Харьк. губ.) сохраняется старое понимание: кидающий на могилу тем самым как бы участвует в погребении заложного, оказывает покойнику погребальные почести (ср. гл. 3); киданье на могилы заложных земли вполне соответствует такому именно пониманию.

В Гродненской губ. думают, что если прохожий или проезжий не бросит чего-либо на могилу самоубийцы, то «умерший будет за ними долго гнаться». С этим можно сопоставить киданье на могилу жадного Батурки старой одежды. Жертвенное значение киданья в том и другом случае довольно прозрачно.

Кое-где кидаемые на могилу ветви с течением времени сжигают, устраивая при этом поминки (Аника; ср. Псковскую могилу).

В Саратовской губ. бросаемые на могилу самоубийцы ветви и солому считают оберегом от нечистой силы, которая присутствует на такой могиле.

Поскольку рассматриваемый обычай кидать на могилы заложных разные вещи весьма древний, распространенный у весьма многих и различных народов, постольку первоначальное значение его не может быть выяснено из обрядов и верований одного только русского народа. Из различных толкований этого обычая, сохраняющихся у русского народа, древнейшим нужно признать участие в погребении заложного покойника. Такое толкование согласуется с особым способом погребения заложных покойников на Руси (гл. 3), способом безусловно весьма древним (свидетельство о нем еп. Серапиона относится к XIII веку).

Финским народностям, напротив, вопрос об особом способе погребения заложных покойников вообще чужд. У них «бросание» (вотяцкое куяськон) вещей на могилы заложных имеет б. м. ярко выраженное жертвенное значение. Но соответствующие обряды финских народов относятся всецело к области врачевания болезней (см. § 13–14). Зырянская же могила Яг-Морта для них мало типична; в обрядах на ней, по-видимому, перевешивает ненависть и презрение народа к этому выдающемуся злодею.

Данные об этом обычае у западноевропейских и у внеевропейских народов собраны в большом количестве Либрехтом, который пришел к такому выводу: кидаемые на могилу самоубийцы предметы служили умилостивительною жертвою, цель коей – задобрить мертвеца и избежать возможного со стороны его зла (ср. саратовское понимание, а также бросание на могилу Батурки одежды); кроме того, обилие кидаемых на могилу вещей, образующих целый холм, служило преградою, препятствующей выходу мертвеца из могилы¹⁸³.

У русских эта преграда считается не вещественной, а магической: кидаемые на могилу вещи, особенно солома, старые лапти, считаются оберегом от нечистой силы (по-видимому, призывом своих предков). О таком значении кидания на могилы древесных ветвей и соломы прямо говорит наш саратовский источник. Что же касается вещественной преграды, препятствующей выходу заложного из могилы, то это воззрение русскому народу, по-видимому, совершенно чуждо: кидаемые вещи с течением времени сжигаются, камни же кидаются крайне редко.

Вообще же, повторяем, на русской почве древнейшим пониманием рассматриваемого обряда нужно признать участие в погребении заложного покойника, коих на Руси прежде лишали всякого погребения (гл. 3).

§ 12. Особое место среди заложных покойников занимают дети, родившиеся неживыми или умершие неокрещенными. Для таких детей у малорусов существует особое название: потерна, почерчатко, потерчук – дитя, умершее без крещения¹⁸⁴.

Из потерчат с течением времени вырастают с одной стороны кикиморы (см. § 8, 1), с другой – мавки и русалки (гл. 5). Обряд крещения кукушек (гл. 6) имеет, по-видимому, в виду прежде всего потерчат. Вообще же поверья о потерчатах носят теперь почти исключительно христианский характер: некрещеные дети жаждут креста и имени. Только поверье о превращении души потерчат в птицу филина – не христианское.

«Если дитя умерло и погребено без крещения, то, по верованию народа, часто можно слышать, как оно жалобно плачет, а если приложиться ухом к его могиле, то этот плач слышится еще явственнее. Чтобы успокоить, нужно тогда сказать, если мужеского пола, «будь Иван или Степан», а если женского, то «будь Анна или Мария!» (Гродненский у.)¹⁸⁵.

«В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве»¹⁸⁶.

В Волынской губ. отмечена такая примета: худо, если дом построен на месте, где были зарыты потерчата (некрещеные дети); души их летают в воздухе, прося крещения, и кто услышит голос, должен скорее бросить из рук то, что в них было¹⁸⁷.

Некрещеные дети христиан обращаются в птиц, летающих в небе с криком: «крэсты мэнэ» в течение 7 лет¹⁸⁸.

В Подольской губернии потерчат обыкновенно хоронят за кладбищем или у перекрестка двух дорог. Есть поверье, что души их летают близ могилы и вечером у путников просят крещения. Поэтому и хоронят их там, где бывает много проходящих. «Хто, – гласит местное народное поверье, – почуе голос их, повынэн що-нибудь с того, що мае пры соби, пэрэхрэстыты, даты йому мня (пня), тай кынуты. Потэрча возьме и зробыцьця охрищэным». О человеке навязчивом подоляне говорят: «лизэ, як потэрча». По прошествии 7 лет потерчата превращаются в «мавок», «сэмылиток»¹⁸⁹.

«Не долго пожила дитына (новорожденный младенец) на белом свете. Только и жила, что от утра до вечера… „Незачем теперь и попа звать. Похороним под сосною”. Вырыл могилку и похоронил… И до сих пор, как солнце сядет и звезда-зорька над лесом станет, летает какая-то пташка, да и кричит. Ох, и жалобно кричит пташина, аж сердцу больно! Так это и есть некрещеная душа, креста себе просит»¹⁹⁰.

«Некрещеных потерчат грех класть на гробовище (на кладбище): их закапывают где-нибудь под деревом. Говорят, что душа потерчатки переходит в пугача: потому он больше и живет на гробовище» (Переяславский уезд)¹⁹¹.

Подольские малорусы считают пугача (филина) оборотнем умершего некрещеного дитяти (потырчи). Утверждают, что через семь лет по смерти такого дитяти оно выходит из земли и, пролетая известное пространство по воздуху, просит креста. Всякий увидевший такое летящее по воздуху дитя должен непременно перекрестить его и дать ему имя. Тогда дитя это улетает на небо; в противном же случае обращается в пугача. Потому-то пугач о кричит всегда «поховав» или «кавав»¹⁹².

Кидание на потерчат разных вещей теперь связывается с желанием окрестить их или же дать им христианское имя. Считать, однако же, обычай этот по самому своему происхождению христианским оснований нет. Какие же представления связывались с этим обычаем во времена языческие?

Можно думать, что кидание вещей на потерчат вполне соответствует, по своему первоначальному значению, киданию вещей на могилы заложных покойников (§ 11).

Место погребения потерчат небезразлично для народа, но и в этом вопросе весьма сильно христианское влияние: потерчат хоронят там, где их могут крестить люди. Хоронить потерчат на кладбище считают грехом, и в этом сходство потерчат с прочими заложными покойниками. В Белоруссии умерших без крещения детей погребают иногда на перекрестках (см. выше § 7 с. 14). На Подоле, как мы видели выше из слов Шейковского, потерчат хоронят «у перекрестка двух дорог», а в Олонецкой губ. – в болоте¹⁹³, т. е. в тех же самых местах, где хоронят и взрослых заложных покойников. Закапываем потерчат под деревом (Переясл. у., Полт. губ.) загадочно; б. м., дерево рассматривается как жилище того филина, в которого должна превратиться душа младенца?

Наконец, для потерчат есть особое место погребения, не применяемое никогда к прочим заложным покойникам, но применявшееся в старину к родителям, т. е. к покойникам чистым: потерчат хоронят в самом жилище, в подполье, недалеко от домашнего очага. Возможного вреда от потерчатки, как от заложного, не боятся: вред этот может быть только разве самым ничтожным; между тем, по-видимому, сердолюбивыми матерями предполагается, что предки рода, находясь рядом с потерчаткой, примут его рано или поздно под свою защиту или даже в свою среду – словом, не допустят его под власть нечистой силы.

В Полтавской губ. «дети мертворожденные и умершие некрещеными не пользуются правом иметь место для могилки на общем кладбище: их хоронят в самой жилой части хаты (в оселе), у порога вхожих дверей»¹⁹⁴. В Гадячском у. Полтавской же губ. «мертворожденных детей закапывают в избе под порогом, веря, что когда священник будет через порог идти с крестом, то сообщит праху младенца силу святыни; иные же закапывают в сенях под верхом, где люди меньше ходят»¹⁹⁵. И в Донской обл. некрещеных детей зарывают у порога: священник с крестом перейдет и окрестит¹⁹⁶.

Похороны ребенка. Художник К. Е. Маковский, 1872

Покрещенных детей в Малороссии вообще хоронят у порога хаты: ходим – ногами крест делаем¹⁹⁷. И в Ставропольской губ. их хоронят в хате под порогом или же под передним углом¹⁹⁸. В Казанской губ. «выкидыши всего чаще зарываются в землю в подполье»¹⁹⁹. И в Олонецкой губ. бывали случаи, что выкидышей, некрещеных младенцев зарывали в подызбице, т. е. под полом избы²⁰⁰.

В Орловской губ. «детей, умерших без крещения и мертворожденных, хоронит отец в саду или на огороде, или на гумне, но так, чтобы никто не знал, когда и как похоронен младенец»²⁰¹. В Малороссии выкидышей и недоносков хоронят еще и под перелазом (т. е. там, где перелазят через плетень), чтоб шагающие через них крестились²⁰².

В связи, конечно, с погребением потерчат в жилом помещении находится это поверье, отмеченное, напр., в Харьковской губ.: будто бы душа ребенка, родившегося неживым, остается на пороге хаты или же в трубе. Поэтому при входе в хату, на пороге останавливаются и крестятся; точно так же крестятся при закрывании и открывании трубы: в том и другом случае как бы крестят некрещеного младенца²⁰³.

Этим же местом погребения потерчат объясняется и следующее вологодское поверье: в Кадниковском у. проклятый матерью мальчик живет в голбце (т. е. в подполье, под полом избы), живет невидимо, показываясь только с началом темноты и до полуночи²⁰⁴.