Я помогла ей спуститься из вагона, а потом смотрела из окна, как запыхавшаяся женщина, что-то быстро говоря, берёт её вещи. Вновь захотелось плакать, но за окном показались пригороды. Поезд остановился, и вагон сразу стал маленьким и тесным – столько набилось народу.
***
С вокзала домой я шла почти час. Пришла уже в кромешной темноте. Ключи, как ни странно, оказались в кармане. Я открыла дверь. В коридор вышла всклоченная, пошатывающаяся женщина. И голосом мамы, правда, слабым и больным, спросила: «Саша, это ты?»
– Ма-ам?
Мама пошатнулась и стала сползать по стенке.
– Мама-мамочка, что с тобой?
Спрятав лицо в колени, мама прошептала: « Из-за тебя Саша погибнет».
– Не погибнет, мам! Я завтра пойду к этим бандитам, и они вернут папу.
Мама молчала.
Я кое-как дотащила её до постели. Укрыла. Она спала, тихонько постанывая. Видимо действовали лекарства.
В тёмной квартире стало совсем тихо. И страшно. Выходить из родительской спальни, идти через кромешную тьму коридора в свою комнату? Ну, уж нет!
Я тихонько сняла куртку, притулилась на краешке папиной половины кровати. Раздеваться до конца и забираться под одеяло почему-то не захотелось. Укрылась своей же курткой.
***
Уже засыпая, услышала какой-то странный шум в квартире. Сквозь стекло двери замелькал свет фонарика. Не помня себя, я скатилась вниз под кровать. Дверь открылась, чьи-то ботинки протопали мимо меня к маме.
– Где твоя рыжая стерва? Мама что-то невнятно пробурчала. Раздался звонкий шлепок оплеухи. Мама заплакала. Я перестала дышать, боясь нечаянно себя выдать. Из коридора раздался шёпот: «В квартире её нет!»
– От этой тоже ничего не добьёшься. Пойдём!
– А если что…
– Ничего она не вспомнит. Наркоманка.
Вскоре в квартире вновь стало темно и тихо. Только раздавались мамины стоны и всхлипывания. Я тихонько выползла из-под кровати и ползком же отправилась к двери. На ощупь нашла в темноте ботинки, надела куртку и вышла в тёмный подъезд. Спустившись до второго этажа, услышала тихий разговор внизу: «Там в квартире собака, шум поднимется. Может выцепим завтра на улице?»
Это они о квартире Вадика! У них у одних в подъезде есть собака – пудель Гриша. Что делать? От страха отнялись ноги и я, уже привычным способом – ползком, переместилась глубже в тень за мусоропроводом. Голоса стихли и по лестнице зашуршали тихие шаги. Прошли мимо, поднялись выше и за одной из дверей раздался звонкий лай. Гриня знает шаги всех обитателей подъезда и их друзей и не лает, но стоит появиться чужаку – держись! Весь дом узнает о твоём появлении.
Не дожидаясь возвращения бандитов, я осторожно начала спускаться вниз. Дверь, подпёртая коробкой, противно пикала. Я без усилий протиснулась в щель и вышла на улицу. Из подъезда послышалась громкая ругань. Стало ясно, что те мужчины сейчас выйдут.
Ой! Что делать-то? Метнулась к стоящим во дворе машинам. Присела за одной из них. Отсутствие шапки и варежек немедленно почувствовалось – уши и руки стали замерзать. Машинально нажала на ручку дверцы машины, около которой спряталась. Дверца подалась, я залезла вовнутрь и устроилась на заднем сиденье – в машине хоть ветра нет, и с улицы меня не видно. Как оказалось, спряталась я вовремя – из подъездных дверей вышли двое мужчин и направились прямо к стоянке. Я сползла с сиденья и сжалась в комочек на полу. Быстрые шаги прохрустели по снегу, передние двери машины распахнулись, и я оказалась придавлена подавшимся назад сиденьем. Туша, приземлившаяся на него, продавила не только сиденье, но и казалось, вся машинка просела в ужасе. Второй бандит плюхнулся на пассажирское сиденье.
Машина завелась и дребезжа тронулась. Вот это я попала, так попала! Только бы никому из бандитов не приспичило оглянуться назад!
***
Сколько мы ехали – не скажу. Как мне показалось, часа три – не меньше. У меня затекло всё тело. Ноги отмёрзли напрочь. Каждая кочка отдавалась болью в скрюченном теле. При этом я не то чтобы шевельнуться – дышать боялась. На моё счастье машина гудела как трактор и я надеялась, что меня совсем не слышно.
Бандиты почти всю дорогу молчали, изредка бросая друг-другу отрывистые фразы. Несмотря на неудобную позу, меня стало клонить в сон. И, кажется, я успела задремать… Меня резко придавило водительским сиденьем. Водитель рывком выпихнул себя из машины. А у меня дыхание спёрло от страха: "Лишь бы не открыл заднюю дверь!" В машине стало светло от наружного освещения. Я нагнулась ещё ниже.
На улице ругались. Похоже, мои попутчики матом рассказывали кому-то третьему о своей неудачной поездке, а тот в ответ орал, что эти их объяснения Сёме будут по барабану (Фраза звучала по-другому, но я же, приличная девочка!).
Когда голоса стихли, я осторожно приподнялась. Стёкла остывающей машины стремительно запотевали. Скоро через них я ничего не разгляжу. Так, что вокруг? Вроде забор. На заборе фонарь, скорее даже – прожектор, ярко освещающий территорию. Ворота. Машина стоит у ворот на расчищенной от снега дорожке. По краям дорожки тёмная масса кустов и ёлок. Впереди, большой домище с ярко освещённым высоким крыльцом. Людей вроде не видно. Интересно, я очки забыла в санатории или потеряла? Ой, у меня в глазах темнеет! Тьфу-ты, прожектор выключили. Мне это на руку.
Кое-как наощупь открыв дверь машины, выползла на дорожку. Ног не чувствую. С кряхтением начала вставать и тут меня прошиб холодный пот: камеры! Они обязательно должны быть здесь! Не думая сиганула в кусты. Рухнула лицом в сугроб. Я ж без варежек! Холодно-то как! Кое-как смахнула снег с лица и обледеневших рук, потом, пригнувшись, побрела вдоль кустов. В зарослях снега было немного. Только очень темно. Хоть вылазь назад на дорожку. Нееетушки! Прорвёмся!
Куда прорвёмся, и куда я вообще иду – в тот момент подобных мыслей в голове просто не было. Руки замёрзли, зубы выбивали мелкую дробь. Но хоть ноги начали отходить! Больно. Терплю.
Я дошла до дома. Постояла, выглядывая огоньки камер. Вроде что-то светится у крыльца. Где ж вы, мои очочки!? Не выбираясь из кустов, решила обойти дом вокруг. Все попытки спрятать кисти рук в рукава куртки провалились. К концу зимы я неплохо подросла и рукава стали коротковаты. Трясясь от холода, я брела по сугробам дальше.
***
За домом обнаружился комплекс беседок и сараев. Плюнув на осторожность, я подошла к двери самого основательного. Замок вдет в петлю, но не закрыт. Открыла дверь. Тьма кромешная. Несколько шагов вперёд – руки наткнулись на препятствие. Ещё одна дверь. Ощупала её. Деревянная, мощная. Ага, замок. Тоже просто воткнут в петли. Осторожно приоткрыла дверь. Пахнет землёй и сыростью. Что это? Голоса? Во тьме кто-то разговаривал! Далеко где-то и невнятно.
Вслушиваясь в голоса, сделала необдуманный шаг вперёд и с воплем полетела вниз по каким-то ступенькам. Врезалась плечом в толстую решётку. Решётка даже не покачнулась. Голоса стихли, где-то внизу зажёгся огонёк свечи. Хриплый голос (Ой, как похож на папин!) спросил: "Ты кто?"
– Маргарита, а ты…
– Ритка! Доченька моя!
– Папа!
– Ты откуда здесь?
– Не знаю, пап. Они обижали маму, а я убежала, спряталась в машину… мой голос сорвался.
– Пап!
– Всё хорошо, милая. Всё хорошо.
Отец поднялся к решётке, подал мне маленькую оплывшую свечку: "Дочь, видишь вон там, в углу на гвоздике ключ? Возьми его и открой решётку". Пока я пыталась дотянуться до ключа, отец продолжил: " Эти твари так издевались над нами – демонстративно вешали ключ на гвоздик, мол, попробуйте, доберитесь".
Я отдала отцу свечу и просунула ключ в замочную скважину. Решётчатая дверь открылась. Отец, было, бросился ко мне, но остановился: " Прости, дочь, несёт от меня как от бомжа. Почти неделю тут, в погребе…". И куда-то вниз: "Вась, пойдём!" Снизу поднялся человек в полицейской форме.
–Сань, давай запрём её здесь пока. Там опасно.
– Ага, щаз! Я развернулась к выходу из погреба, но была поймана за руку отцом. Ну и пахнет же от него! Отец прижал меня к себе и прошептал: "Доченька, это страшные люди, прошу, побудь здесь". И ушли, оставив мне свечку…
Спустя некоторое время мне стало невмоготу. Свечка треща, догорала и перспектива остаться одной в кромешной тьме меня не совсем радовала. Я осторожно приоткрыла дверь на улицу – тишина и, вдруг, хлопки. Ой, это же в доме стреляют! Туда же папа пошёл!