Kitabı oku: «Моя летняя ночь», sayfa 2
Останавливаемся еще пару раз в кафешках. Так доезжаем до дачи деда Васи, где нас уже ждут.
– Я помню это лицо, – шепчет баба Марина, обнимая меня. – Лешенька, твой друг, сбежавший из Ада так и не вырос?
– Нет, бабуль, – смеюсь, приподнимая старушку в воздух, – это его брат, Саша. Он нормальный. Я решил показать ему родные просторы.
Бабуля недоверчиво рассматривает моего, ничего не понимающего, подопечного. Дед Вася делает вид, что совсем не скучал, напуская на себя грозную хмурость. Но ему не обмануть меня. Они ждали меня, потому что больше им ждать некого. Их дочь умерла, только родив меня. Других детей у них нет.
– Давай же, дед, обними меня, я же вижу, ты хочешь, – подхожу к старичку, разводя руки в разные стороны для объятий.
– Как служба?
Старик борется с желанием, написанным на морщинистом лице. Держит осанку. Но я все равно обнимаю его, целуя в щеку, как и бабулю. И сам не думал, что так соскучился.
– Все круто. Скоро отправлю вас в Крым. Присматриваю там домик.
– Старые мы уже кататься, – ворчливо отвечает старик. – Ты лучше сюда чаще приезжай, а то бабка плохая уже, все тебя ждет.
И он прав. Бабушка, действительно, выглядит не лучшим образом. На ее голове не осталось ни одного цветного волоска. Она совершенно седа. А ведь именно от нее мне достались светло-коричневые волосы. Мне становится стыдно. Получается, я совсем забыл их. А им тем более обидно, что живу я с другим дедом. Но что поделать? Они сами отказались переезжать в Москву, когда им предложили.
Осматриваю отремонтированный дом. Кровля обновлена. Крыльцо полностью переделано, еще пахнет свежей древесиной. Я посылаю деньги старикам ежемесячно. Зимой перевел крупную сумму специально на ремонт дачи. Теперь вижу, что ремонт был произведен. Еще бы, я сам нанял целую бригаду строителей, чтобы старики не смогли увильнуть. Им провели газ и установили обогреватели. Дом полностью утеплили. Так что они могут жить тут теперь круглый год, как и хотели.
Бабуля откармливает нас шаньгами с домашней сметаной, обещая на завтра перепечи. Саня, только выйдя из-за стола, предлагает деду помощь в покраске оградок для грядок. А я даже не увидел, что дед что-то красил, когда мы приехали. Ладно, раз уж он такой работяга, и его молодой организм не устал, то я могу отдохнуть с дороги за нас двоих.
На втором этаже все тоже обновлено. Я обожаю это место. Чердачная комната обита новенькой вагонкой, два больших окна занавешены простыми льняными занавесками. Посередине поставлена новая большая кровать, а по углам два дивана. Небольшой столик и шкаф. Больше тут ничего нет. Ни телека, ни радио. Это хорошо. Не хочу, чтобы меня что-то отвлекало. На одном из диванов валяются мотки шерсти и недовязанные шерстяные носки. Улыбаюсь. В детстве мне нравилось смотреть, как ловко бабушка орудует спицами. Никогда не мог понять, как это делается. Для меня появление на свет вязаных вещей – волшебство.
Открываю оба окна, чтобы впустить свежий воздух. Расправляю диван. Кровать оставляю Саньку. Гостям лучшее.
Не думал, что так устану с дороги. А может после плотного приема пищи меня так разморило, в общем, засыпаю моментально.
Просыпаюсь от жажды. На улице темно, почти ночь. Натягиваю шорты. Спускаюсь. Бабушка уже спит. А деда с моим попутчиком нигде нет. Куда они делись? Может, на Каму ушли? Дед заядлый рыбак.
Беру фонарик, так как поселковые дороги не освещаются, захватываю полотенце и спускаюсь по небольшому склону к берегу реки. Никого. Что очень даже неплохо. Можно насладиться тишиной и спокойствием. Мне не хватало этого. Не смотря на ночное время и легкий ветерок, на улице душно, и температура опустилась не сильно. Мне нравится прислушиваться к шороху листвы и смотреть на блики луны, отражающиеся в резвом течении реки. Окунаюсь в воду несколько раз и устраиваюсь в кустах, разложив полотенце. Пялюсь на звездное небо. Хорошо тут. Надо почаще приезжать. А еще надо было захватить пива, сейчас я не отказался бы немного захмелеть. Ладно, завтра сгоняю до магза.
Отвлекаюсь на шорох справа. По склону ловкими прыжками спускается женское тело. В темноте не видно лица, зато отчетливо вырисовывается стройный силуэт, останавливающийся у самого берега. Наблюдаю, как девушка скидывает с себя легкое платье, оставаясь совершенно нагой. В свете луны стройное тело со спускающимися по плечам пышными волосами выглядит заманчиво. Нет, не просто заманчиво. Член каменеет моментально. Не могу оторвать от нее взгляд. Она проводит ладонями по выпуклым бедрам, тоненькой талии, сжимает небольшую грудь с ярко выделенными сосками, закручивает волосы в култышку на макушке и маленькими шажками входит в воду. Взвизгивает от сносящего ее течения, а затем окунается. Некоторое время борется с течением, плывя против него. Мне видны тонкие ручонки, отчаянно сопротивляющиеся течению. Улыбаюсь тому, как она двигается на месте. Ей не удалось продвинуться даже на метр вперед. Течение в Каме действительно сильное.
Подумываю раскрыть себя, но решаю лучше понаблюдать. Когда еще увидишь такую русалку? И вообще, нехрен по ночам голышом купаться. Поправляю член, упирающийся в мокрую ткань плавок, подавляя желание подрочить. У меня не было секса два месяца. Минет в исполнении Золотаревой не в счет. Такому длительному воздержанию я еще не подвергал свое тело. Перебираю в голове знакомых девчонок поселка и не могу понять, кем из них может быть эта русалка. Беззвучно смеюсь, представляя, как завизжит девушка, когда я выпрыгну из кустов, словно какой-нибудь маньяк. Решаю не делать этого. Не стоит пугать местных. А то будут потом выговаривать моим старикам что-нибудь снова про московское воспитание или отсутствие такового. Вот только девушка слишком заманчиво расслабляется, и лежа на спине проплывает несколько метров вниз по течению. Два небольших холмика ее грудей возвышаются над водой. Сглатываю. Черт, я слишком возбудился. Я же взрослый мужик! А не подросток, идущий на зов члена. Я должен уметь контролировать себя!
Русалка медленно, стараясь не дать течению сбить себя, выходит обратно на берег. Несколько минут стоит, подставляя хрупкое, кажущееся прозрачным тело, легкому ветру. Поднимает руки вверх, начиная кружиться вокруг себя. Ночную тишину рассекает ее мелодичный смех. Звук словно окутывает меня. Я не могу оторваться от этого зрелища. Она подпрыгивает, хлопая себе в ладоши, и ее аккуратная грудь покачивается. Я хочу остановить ее, втянув сосок в свой рот, когда она будет сидеть на мне, и я буду врезаться в нее членом, погружаясь на всю длину. Пальцы застывают от желания сжать ее бедра. Я должен узнать, кто она. А ей лучше уйти сейчас, потому что я не железный.
Девушка, разрезая тишину новым порывом смеха, забегает в реку, высоко поднимая ножки, и распинывает ими воду, ловя руками ее брызги. Пытается раскрепоститься? Или она проделывает это каждую ночь? Я хочу наблюдать эту картину как можно дольше. Ее первобытное веселье только распаляет меня. Но вот она умывает лицо водой и снова выходит. Теперь уже не кружится. Поднимает с земли полотенце, медленно впитывая им влагу с кожи, затем наматывает вокруг себя, скрывая от меня великолепное тело, кажущееся в свете луны созданным из влаги. Усаживается на берегу, поднимая голову к небу, и я снова слышу ее голос, мелодично и проникновенно читающий знакомые мне строки:
В час невеселый и веселый
пусть так живу я и пою,
как будто на горе высокой
я перед Волгою стою.
Я буду драться, ошибаться,
не зная жалкого стыда.
Я буду больно ушибаться,
но не расплачусь никогда.
Сам не понимая того, дочитываю стихотворение Е.Евтушенко "Волга", выученное еще в школе, вместе с ней:
И жить мне молодо и звонко,
и вечно мне шуметь и цвесть,
покуда есть на свете Волга,
покуда ты, Россия, есть.
Русалка вскакивает, всматриваясь в кусты. Я понимаю, что рассекречен, так что встаю, повязывая полотенце поверх плавок, подбираю с земли шорты и выхожу.
– Ты все это время тут сидел? – в свете луны видны широко раскрытые глаза на испуганном лице.
– Да, – осторожно подхожу к девушке, которая и не думает убегать, – извини, я хотел сказать, что ты не одна, но ты выглядела великолепно и я просто не смог заставить себя остановить тебя. Не бойся, – закидываю шорты на плечо и выставляю перед собой ладони, чтобы она видела, что в них ничего нет, – я не маньяк.
– А так и не подумаешь, – шепчет она. – Ты наблюдал за мной?
– Каюсь, – опускаю голову. – Прости, я просто сидел в кустах, обсыхая, не думал, что кто-то еще может прийти сюда.
– Ты должен был сказать, что ты тут!
– Почему мы говорим шепотом? – спрашиваю тоже шепотом, как идиот.
– Не знаю!
– Так давай говорить нормально, – откашливаюсь, и продолжаю уже нормальным голосом. – Я Леша. Приехал только сегодня, в гости к бабушке.
– А! Ты внук бабы Марины! – вскрикивает девушка. – Они говорили, что ты скоро приедешь! Они с дедом Василием очень тебя ждали. Боялись не успеть ремонт дома. Кстати, ты должен мне, я помогала твоей бабушке делать уборку!
Девушка поправляет полотенце, покрепче цепляя его на груди.
– Можешь просить все, что угодно, – я абсолютно искренен в своей благодарности за помощь старикам.
– Ну… еще ты видел меня голой, так что я тоже должна увидеть тебя.
– Что?
Она же шутит? Нет, не шутит. Ее лицо совершенно серьезно. Комплексов у меня нет, я прохожу медосмотры ежемесячно, так что могу раздеться в любом месте, перед кем угодно. Но… она хоть понимает, во что вовлекает себя?
– Что слышал. Раздевайся и беги в реку! – требует русалка, так и не назвавшая мне своего имени. – А потом будешь кружиться, и читать стихи, как я!
– Ты ведь не серьезно?
– Абсолютно серьезно. Это за то, что ты наблюдал за мной как маньяк. А за помощь в уборке твоей комнаты завтра ты свозишь меня в магазин и поможешь выкорчевать старую яблоню. Или ты боишься ручного труда, столичный мальчик?
Что? Столичный мальчик? Боюсь ручного труда? Нифига себе заявления! Вот тебе и русалка! Чертов язык…
Девчонка смотрит на меня с вызовом в глазах и победной улыбкой на маленьких губках. Решаю сбить с нее явно напускную важность.
– А ты уверена, что сможешь просто наблюдать за мной, когда я буду голым? – говорю нагловато, ибо не могу позволить какой-то девчонке помыкать собой. – Потому что я, пока наблюдал, мысленно трахнул тебя во всех известных мне позах.
Ухмыляюсь, когда гордо выпрямленные плечи русалки напрягаются, а скрещенные на груди руки вздрагивают и цепляются друг за друга сильнее.
Девушка молчит некоторое время, и я решаю, что переборщил и должен разбавить обстановку.
– Может быть я смогу отплатить за просмотр, проводив тебя до дома? А то вдруг я тут не один маньяк в поселке? А относительно поездки в магазин и работы в саду, я весь твой. Если ты, конечно, назовешь мне свое имя.
– Я.., – девушка сглатывает, так и не найдясь с ответом, – Аня. Твоя соседка через три дома.
– Замечательно, Аня, – улыбаюсь, стараясь не рассмеяться ее замешательству, мала еще девчонка, играть со мной в игры. – Теперь я провожу тебя. Но обещаю, у тебя еще будет возможность увидеть меня во всей красе.
Подталкиваю ее к склону, на который нам предстоит подняться, и как ни в чем не бывало, продолжаю:
– И я обязательно почитаю тебе стихи. И возможно, при этом я буду голым, но это зависит от того, как часто я буду видеть тебя по ночам в таком же виде, как сегодня.
Помогаю ей подняться по глиняному выступу, благодаря ее поскользнувшиеся ноги за возможность придержать ее тело за попку. Сам поднимаюсь без проблем.
– Прости, – тихо говорит девушка, когда я ровняюсь с ней, пристраиваясь к ее темпу. – Я не хотела грубить. На самом деле я очень испугалась, когда ты вышел из кустов. Я тут всех знаю. А тебя нет.
– Теперь мы знакомы, и тебе совершенно не за что извиняться, – успокаиваю ее.
Мне понравилось то, что она сказала. И нравится сейчас то, как она извиняется. Такая милая. Не могу угомонить желание прижать ее к себе. Перед глазами до сих пор ее прыгающая грудь.
А ведь она не откажет, если я прямо сейчас обниму ее. Вот только мне хочется наблюдать, как она сама медленным движением будет стягивать полотенце с себя. И фетишист внутри меня требует, чтобы это происходило именно в свете луны. Да, я хочу видеть ее именно так.
– Ты правда поможешь мне завтра? Ненавижу ездить за рулем по этой дороге. Тут столько ям и ухабов, и после каждой поездки приходится загонять машину в мастерскую.
– Конечно помогу. Мне все равно нужно будет в магаз. И я не могу позволить тебе думать, что столичные мальчики боятся ручного труда, так что я разберусь с яблоней, чего бы мне это не стоило, – посмеиваюсь, всматриваясь в темноте в тонкие черты ее профиля.
Острый маленький носик, и длинные ресницы. Худые плечики, к которым хочется прикоснуться, чуть подрагивают. Стесняется меня. А меня тянет к ней все больше. Только вот не пойму, меня тянет от длительного воздержания, или от романтичной ночной обстановки? А может потому, что от нее пахнет летней ночной прохладой.
Она молчит всю дорогу. И я тоже не произношу ни слова. Но не стесняюсь разглядывать ее, когда придерживаю раскинувшиеся вдоль тропы ветки вишневых деревьев, чтобы не задеть их сочные плоды.
Мы входим в сад, окружающий простой летний домик. Она прикрывает невысокую белую калитку. На крыльце горит свет, и я замечаю потрепанный зеленый Шевроле, стоящий под раскинувшимися ветвями высокой яблони. Сомневаюсь в своих силах, если именно ее мне предстоит выкорчевывать. Я этим никогда не занимался. Но я сделаю это все равно, потому что не могу позволить ей думать, что я нихера не умеющий столичный мальчик, каким она представляет меня.
– Тут я живу, – девушка останавливается у крыльца, и мы некоторое время смотрим друг на друга молча. – Спасибо, что проводил, – тихо выговаривает она.
– Не за что.
Замираю, рассматривая ее лицо, которое теперь, в свете лампочки открывается для меня во всей своей миловидной красоте. К высокому ровному лбу прилипла завившаяся от воды прядка рыжих волос. Убираю ее, открывая маленькую родинку на линии роста. На левой щеке, чуть ниже скул, тоже родинка, чуть больше первой, провожу по ней пальцем, не в состоянии оторвать взгляда от наполненных желанием бирюзовых глаз. Я никогда не видел глаз такого цвета. Радужка чуть темнее, отдает синевой. Или это так играют со мной сумерки? Я словно погружаюсь на дно океана, несознательно нагибаясь к ее лицу. Но тут же осекаю себя, выпрямляясь.
– Спокойной ночи, – хриплю от возникшего в горле комка.
Поворачиваюсь, делая шаг по направлению к калитке.
– Не хочешь чаю?
Воздаю хвалу небесам, потому что я только этого и ждал. Это же приглашение на "тот" чай? Я правильно понял? Потому что если сейчас она поставит передо мной чашку чая с вареньем, я всплакну. Разворачиваюсь.
– Чаю? – всматриваюсь в бирюзу ее глаз, замечая раздувающиеся маленькие ноздри на чистом лице.
Русалка слегка кивает головой. Уточнять о каком "чае" идет речь не стану. Не мог я ошибиться в ее намерении подарить мне эту ночь. Тем более, что покрытое загаром лицо загорается смущенной краской.
– От чаю я не откажусь.
Улыбаюсь, кладу руки на ее плечи и так завожу в дом. Она скинула бы их, если бы собиралась накормить меня вареньем.
– Подожди, – шепотом останавливает меня. – Ноги.
Указывает на тазик с водой, стоящий у входа. Ну да, забыл, где нахожусь. Мы босые, и наши ноги в глине. Мою их со скоростью света, потому что мне даже нагибаться больно – так окаменел член. А вот Анюта не торопится. Начинаю злиться, ведь в моей голове уже картина ее голого тела в лунном серебре. Вытираю ноги по ее примеру. Все-таки я в гостях, надо не уронить столичного достоинства, обо мне тут и без этого не идеальное мнение сложилось.
После процедур омовения ног, входим в старые сенки, и дальше в такой же старенький, скрипящий полом, коридор. Придерживаю девушку за плечи, словно боюсь, что она удерет и обломает меня.
– Мам! Внук бабы Марины приехал!
Крик звучит так неожиданно и громко, что я резко сжимаю ее хрупкие плечи и замираю.
– Ты охренела что ли? – злобно шиплю в ее ухо.
Нахера она меня притащила, если у нее тут родители? Издевается? Мстит за подглядывание? Вот маленькая затейница!
Но в погруженном в тишину доме раздается только ее веселый смех, отдающийся вибрацией в паху. Русалка разворачивается и невинно смотрит на меня, затихая.
– Прости, прости, – шепчет она, – я пошутила, – сглатывает, выпучивая глаза, – это у меня нервное. Тут нет никого. Я одна.
– Нихрена не смешно!
Шепчу, как малолетний придурок. Мне блин, двадцать восемь. А я, как школьник, родителей испугался.
– Прости, – Аня судорожно сжимает ладони в замок, – я, когда нервничаю, шучу невпопад. На похоронах бабушки три года назад пошутила над тем, как приятно видеть всю родню, сказала, что неплохо бы так почаще собираться, потому как и вкуснях много, и маленькое черное платье есть повод купить.
Взрываюсь хохотом. Она серьезно это сказала? На похоронах?
– А когда сестра ногу сломала, и ходить не могла, поднос с едой специально оставляла в нескольких метрах от нее, говоря, что она должна тренировать силу воли, если хочет похудеть.
Прислоняюсь спиной к деревянной стене, посмеиваясь. Девчонка, правда, нервничает. Нафига она мне все это рассказывает? Неужели непонятно, зачем я тут?
– А на последнем экзамене так нервничала, что предложила преподу раздеть меня догола, чтобы он убедился в отсутствии шпаргалок.
Она еще учится? Ей хоть восемнадцать есть? Она довольно высокая, достает мне до шеи. Но болтает как малолетка.
– Сколько тебе лет?
– Вчера исполнилось шестнадцать, – выдает она.
Вот же облом! Как у меня вообще на нее встал? Я же не извращенец! Вот телки пошли! Гребанная акселерация!
– Спокойной ночи, – резко разворачиваюсь к дверям.
– Леша, стой! – останавливает Аня. – Я шучу. Мне на следующей неделе двадцать. Я же говорю…
– Заканчивай нервничать!
Я взбешен. Эти ее шуточки меня до инфаркта доведут. Я уже усомнился в своей нормальности и испугался. Собрался к психологу идти.
– Не могу ничего с собой поделать. Извини.
– Пошли, – подхожу к ней, сжимаю ладонями ее плечи, – где твоя комната?
Я сейчас взорвусь. Мне нужна разрядка. И если она пошутит снова, я просто засуну член в ее рот.
Мы поднимаемся на второй этаж по скрипящей лестнице, и попадаем на небольшой чердак. Дом практически ничем не отличается от дома моих стариков. Только немного меньше и давно не видел ремонта. В углу стоит расправленный диван.
– Быстро в душ, и обратно, – командую я, чтобы она, не дай бог, снова не начала шутить.
– Леш, ты что, это же огород, какой тут душ?
Ах да, опять забыл, где нахожусь. Цивилизация не касалась этого места. Наплевать. Мы оба только что из реки.
– Встань сюда, – подвожу ее к окну, в которое попадает лунный свет, в котором я хочу видеть ее. – Ты будешь медленно снимать с себя полотенце, и делать все то же самое, что делала на берегу. Я хочу видеть это снова.
Свет не включаю, иначе она от нервов меня до смерти "зашутит". Да он и не нужен мне сейчас.
Плевать, что я веду себя, как чертов извращенец. И плевать, что романтика, царившая на берегу осталась там. Она сама виновата. Нефиг было юморить.
– А меня никто не увидит? – смущается русалка.
– Да кто будет сюда пялиться? Начинай!
Скидываю с себя полотенце, кидаю надоевшие шорты на пол, и разваливаюсь на диване.
Анюта снимает полотенце одним движением. Довольно грациозным, но слишком быстро. Поднимает руки вверх, вытягивая великолепное тело. Кружится несколько раз. Вот вроде все, как на берегу, но чего-то не хватает. Сейчас она зажата. Стесняется – ничего не поделать. Все-таки на берегу она была естественной, считая, что одна. Придется моему фетишисту довольствоваться тем, что дают.
А когда она подходит ко мне, опускаясь на диван я понимаю, что нет… это не "довольствоваться"… я наслаждаюсь этой ее зажатостью и стеснением. Тем, как мило заливаются румянцем ее щеки, опаской, с которой она приближается ко мне. Есть в этом что-то безумно возбуждающее, кружащее голову. В легком прикосновении ее губ к моим. И в том, как она увильнула от настоящего поцелуя, не пустив мой язык в свой рот, словно никогда не целовалась так раньше. Но мне нужно попасть туда, почувствовать ее вкус. И я не тороплюсь начать трахать ее, забывая про пульсирующий член. Медленно изучаю губами ее тело, пахнущее летней ночью. Девушка затихает совсем, чуть потрясываясь. Наслаждаюсь вкусом ее груди, втягивая маленький розовый сосок, кайфуя от того, как закрываются глаза шутницы. Спускаюсь губами к плоскому животику, уже раздвигая руками ее бедра. Я хочу попробовать ее вкус. Если ее запах сводит меня с ума, то от ее вкуса я попаду в рай. Целую внутреннюю часть бедер, подбираясь к заветному месту и провожу языком по розовым влажным складкам ее промежности, натыкаясь на крохотные острые волоски. И это сейчас не важно. Эта девушка великолепна. Она мутит мое сознание. Я забываю все, что было в моей голове от ее вкуса, ее запаха, от прикосновений к ее коже. Она перестает дышать, замирая от ощущений, которые я дарю ей. И мне нравится это молчание, потому что ее тело реагирует напряжением, говорящим лучше любых слов. Животик вжимается сильнее, и я кладу на него ладонь, чтобы ощутить, как он отреагирует на приближающуюся разрядку, ведь мой язык уже чувствует пульсацию клитора. Втягиваю его губами, обводя языком, и животик под моей ладонью пульсирует в такт розовой горошине. Под протяжный тихий стон русалки ввожу во влагалище средний палец, прижимая его к лобку, чтобы ощутить пульсацию и там. В ней тесно. Слишком. Второй палец помещается с трудом.
Да не может этого быть! Ну нафиг!
Поднимаю к ней глаза и по испуганному затуманенному оргазмом синеющему взгляду понимаю, что чуйка не обманула. Вот почему она так нервничала. Как до меня раньше не дошло? Где, блин, была чуйка раньше? Девчонка девственница.
Она реагирует на мой вопросительный взгляд легким кивком. Она поняла, о чем я молча спрашиваю ее.
– Какого хера ты не сказала мне?
Я взбешен. Не нужны мне сейчас эти девственные заморочки. Я не хочу брать на себя такую ответственность. Я хотел просто потрахаться и забыться. А быть первым парнем девушки, значит открыть ей дверь в мир секса, и, желательно, не кинуть ее сразу после окончания траха.
– Прости, я забыла справку от гинеколога у гинеколога, – выговаривает она, сжимая мои пальцы сильнее и выгибаясь, потому что я с психу давлю ими на лобок сильнее.
Романтика, блин.
– Ты ведь уже начал, просто доведи дело до конца, или я буду шутить над этим вечность.
– Ладно, расслабься, – прошу я. – И скажи мне, если будет больно, или некомфортно, или даже просто неуютно. Хорошо?
Аня кивает. И я с сильнее проступающим желанием присасываюсь обратно к ее промежности, орудуя пальцами во влагалище, растягивая его. Сам не понимаю, почему так кружит голову, и почему прикосновения к ней доставляют наслаждение, давно не испытываемое мной при сексе. Это первая девушка, после Золотаревой, с которой я испытываю подобное.
Вхожу в нее медленно, проталкивая головку и доставая ее несколько раз, продвигаюсь осторожно, наблюдая, как расширяются ее зрачки от каждого заполняемого сантиметра. Останавливаюсь ненадолго, давая ей привыкнуть. Девушка смотрит широко открытыми глазами, словно ожидает чего-то.
– Вот теперь ты можешь пошутить, – мягко говорю я, даже не улыбаясь.
– Я всегда думала, что когда парень лишает девушку девственности, – балаболит русалка, – он кусает ее за ушко.
– Что?
Что она несет?
– За ушко меня укуси, – просит она.
– Где ты это вычитала?
– Какая разница? Что, укусить за ушко жалко? Будь человеком, укуси!
Никогда так много не разговаривал во время секса.
Ее дыхание сбивается, потому что я продвигаюсь немного дальше, хотел поцеловать ее, но она балаболит без умолку. Мне уже тяжело сдерживаться от того, чтобы не засмеяться. Поэтому я закрываю ее рот своим ртом, сжимая сосок между пальцами, оттягивая его, и когда она стонет в мой рот, резким движением разрываю ее, тут же выпуская сосок и поглаживая его. Двигаюсь в ней медленно.
– Ты в норме?
– Ты меня не укусил, – твердит она.
Мне начинает казаться, что русалка не в себе. Но это уже не важно, потому что такого кайфа, как в ней, я ни в ком не испытывал. По телу разносятся электрические разряды. Я чувствую ее каждой своей клеточкой. Каждый миллиметр моего члена пульсирует от единения с ее телом. Я готов рычать от удовольствия. Я даже кусаю ее за ушко, как она того просит, и благодарно целую ее шею за долгий, нежный стон.
– Остановись, ненадолго, – просит она.
Выполняю ее просьбу, но не вытаскиваю из нее член. Я просто не могу этого сделать. Глажу пальцами клитор, чтобы утихомирить ее возможные неприятные ощущения. А через несколько секунд ожидания с ее молчаливого согласия двигаюсь снова. Медленно и аккуратно, следя за каждым ее движением, максимально сосредоточившись на доставлении удовольствия ей.
Она неловко начинает двигаться мне в такт, прикрывая глаза, и я позволяю себе немного увеличить темп. Приподнимаю ее за бедра, впиваясь пальцами в упругую плоть, но двигаться становиться сложнее, потому что она сжимается вокруг меня железными тисками. Наслаждаюсь ее сбившимся дыханием, приподнятой грудью и тем, как кулачки сжимают простынь, стаскивая ее с матраса. Делаю бедрами круговые движения, чтобы продлить ее оргазм, который хотел бы запечатлеть на видео, чтобы иметь возможность наблюдать его в любое время. Она не отрывает от меня бирюзовых глаз, и я жадно облизываю губы, проводя большим пальцем по ее промежности, отчего Анюта выстанывает все известные мне гласные, немного расслабляясь. Я могу двигаться в ней снова, с нарастающей силой. Теперь она полностью моя. Я могу делать с ней все, что захочу, ее тело благодарно поддается моим рукам, отзываясь на любое движение. И грация, с которой это происходит, возбуждает меня сильнее. Она словно была рождена, чтобы лежать сейчас вот так, раскинув руки в стороны, и отдаваться мне, расслабленно и беззаботно.
Слишком беззаботно.
– Мне послышалось, или машина к дому подъехала?
Она вскакивает он четкого вопроса, испугавшись, видимо, приезда родителей, но я ловлю ее за бедра, разворачивая задом к себе, прижимаю к члену, придерживая за животик. Вхожу снова, выгибаю ее тело, присасываясь ртом к ушку.
– Ты у нас не одна такая шутница, – шепчу, сжимая рукой ее грудь.
– Тоже нервничаешь?
Ее дыхание сбито, она исступленно двигается вместе со мной, подводя меня к разрядке.
– Еще как, – усмехаюсь, – никогда не драл русалок.
Загибаю ее, ставя на четвереньки, раздвигаю бедра, чтобы можно было проходить до самого конца. Стараюсь быть аккуратным, все-таки у нее первый раз. Но голову туманит окутавший запах. Вжимаюсь в ее бедра сильнее, натягивая их на себя, и взрываюсь с животным рыком, не переставая двигаться, пока последний электрический разряд не утихает. А затем, не выходя из нее, склоняюсь к ее спине, провожу языком по выпирающему позвоночнику. Я не могу отпустить ее. Не могу подняться сам и уйти. Я все еще хочу чувствовать ее. А еще хочу, чтобы она пошутила, потому что сейчас я смог бы посмеяться.
– Давай, Леш, – хрипит Анюта, – хвост мой ты уже порвал, теперь еще раздави меня.
Смеюсь над "порванным хвостом", перекатываясь с нее на соседнее место. Тут же притягиваю ее к себе, присасываясь к ней губами. Теперь меня уже пускают в рот, и я могу играть с ее языком своим. Только вот русалка какая-то вялая.
– Устала?
– Как будто марафон пробежала, – бурчит она, но все же улыбается.
– Надо поработать над твоей выносливостью. Завтра ночью будешь плыть против течения пятнадцать минут.
– Если только ты будешь плыть со мной, – взгляд какой-то просящий.
– О, – провожу ладонью по ее телу, – я теперь до самого отъезда буду с тобой плавать, русалка, – ухмыляюсь.
– Родители приедут через два дня.
– Скажешь, что тебе надо в город. Мы придумаем что-нибудь.
Есть что-то необыкновенно теплое лежать с ней вот так и наблюдать рассвет из окна ее старенькой комнатки. Мы оба не спим, перекидываясь разными фразами. Ничего важного мы не сообщаем друг другу, ничего серьезного не узнаем друг о друге. Сейчас это было бы лишним.
И когда она засыпает, положив голову на мое плечо, я не хочу тревожить ее и не ухожу. Бережно укрываю нас обоих, жалея, что не могу дотянуться до окна, откуда уже светят солнечные лучи, и закрываю глаза, уперевшись подбородком в ее макушку.
И только тут до меня доходит. Я трахал ее без резинки. Черт! Как такое могло случиться? Я же всегда пользуюсь презервативом! У меня никогда не было незащищенного секса. Я даже с Золотаревой никогда не трахался без него! А сейчас у меня его даже с собой не было. Пачка валяется в бардачке тачки и в сумке. Но на реку я с собой ничего не брал. Кто мог знать, что мне встретится там русалка, которая будет не против напоить меня "чаем"?
ААА! Сегодня дебильный день. Я же взрослый мужик, но косячу, как пацан. Пялился из кустов на бедную девчонку, потом напугал ее резким выпадом по поводу голого купания, напросился на "чай", испугался родителей… и мало того, что не предохранялся, так еще и кончил в нее.
***
Если бы не Саня, с чертовой яблоней мне не справиться. Парень орудует электропилой и лопатой, словно родился с ними. Никогда не подумал бы, что этот парень умеет работать руками. А я вот нихрена не догоняю, как вытащить остатки спиленного древнего дерева из земли. Но делаю знающий вид, потому что Анюта за мной наблюдает и на милом, покрытом веснушками лице, проступает недоверчиво-саркастичное выражение. Не то, чтобы оно меня обижает, но все-таки я взрослый парень и должен уметь управляться с этим простым, по ее мнению, действием.
Возимся с деревом несколько часов, потом еще несколько часов разгребаем кучу веток, распиливаем их. В общем, к вечеру русалкин сарай заполнен дровами, а я выжат, словно после месяца, проведенного в военном палаточном городке в поле, как было на первом курсе учебки.
Анюта откармливает нас приготовленным супом и макаронами по-флотски. Неугомонный младший Романов до самой ночи мастерит деду Васе стулья. А я еду с Анютой в магазин, открывая на обратном пути бутылку пива, потому что сотрудников ГИБДД на дороге быть не должно.
– Мог бы подождать, когда до дома доедем, – ворчит девушка. – За рулем пить опасно.
Останавливаюсь на повороте в поселок, заезжая в кусты.
– На заднее сиденье, – требую я, – мигом, и оставь нравоучения на потом.
– На потом, это на когда? – интересуется рыжая, невинно хлопая длинными ресницами.
– Можешь задать свои вопросы ночью, когда будешь плыть против течения, – ухмыляюсь ей, слизывая с губ капли пива.
