Kitabı oku: «Полигон», sayfa 2
Глава 1
Он шёл вдоль широкой дороги, освещенной десятками огней, усеянной по левую руку огромными нечеловеческими башнями из стекла и стали и морем по правую. Легкий вечерний ветер бил в лицо, шум прибойной волны и кряканье чаек разбавляли суматоху города яркими красками. Палящее, уже заходящее солнце, которого порой так не хватало, своими лучами ласкало его маленькое пухлое личико. По голубому небу летели лёгкие облака, и дышал в лицо чуть прохладный ветер. Мама держала его за руку. Она купила ему странный напиток, черного цвета и с пузырьками. Так бы это он объяснил сейчас, ведь это был последний раз, когда он его пил. Всего лишь маленькое воспоминание из раннего детства, что прошло для него незаметным – как будто и не было его вовсе. Это было единственное воспоминание из детства, которое он помнил до уничтожения его второго дома и отправки в детский приют, только эти два момента. В тот день он навсегда расстался с матерью, что отняли у него. Он помнил столько ненужных вещей, проходил через суету дней, но никак не мог вспомнить главного – откуда он взялся? И куда делась его мама? И лишь причудливая картинка из маленькой книжки, той самой, что он взял из сумки того пришельца освежила его давние воспоминания, которые приносили слишком огромную боль и вопросы, на которые он никак не мог ответить, и эти воспоминания настолько больно резали его сердце, что он и вовсе решил забыть их ещё в раннем детстве. Но даже это не было самым ужасным, самое ужасное – он не помнил лица своей матери, ни её слова, ни её голос – самое ценное, что можно отнять у человека.
***
Ганс проснулся под пестрое пение птиц. Открыв глаза, он очутился в уютном деревянном домике. Убранство было не самым роскошным, но этого хватало, чтобы Ганс ощутил себя настоящим богачом: мягкая кровать с ярчайше белым постельным бельем, что нечасто встретишь, чистые стекла на оконных рамах – большинство граждан не могли позволить себе стекол; а каждый предмет в доме, будь то шкаф или кружка, поставленная на комод лежала будто бы на своем месте, создавая ощущение уюта, но при этом было ощущение, что все будто бы искусственное; что–то было не так. Вполне вероятно, что его бы бросили в темницу, нежели окутали в теплую постель. Он привстал на кровати, его особо удивило, что кровать даже не скрипнула. Резко отбросил в сторону эту мысль и стал суетливо оглядываться по сторонам.
– Как ты себя чувствуешь?
Ганс не сразу заметил, что в дом кто–то зашёл. Вероятно, это хозяин. Невысокого роста пожилой лысый старичок с легкой щетиной и бородкой на подбородке. Старик что–то сказал, но Ганс не расслышал.
– Я уже умер? Я попал на небеса?
– Ага, размечтался. Тебе ещё страдать и страдать.
И только сейчас он вспомнил, что как только он увидел в небе приближающуюся смерть, его кинули в потайной ход, но не успели: его дополнительно швырнуло туда силой. Неведомая сила будто бы собралась в кулак и ударила его в грудь. Его приложило об стену и дальше он припоминал только смутно. Невольно потрогал лоб, там была небольшая шишка.
– Мы нашли тебя неподалеку от Крепости. Она вся полыхала. Ты лежал в снегу, окровавленный и обожженный, но живой. – Ганс смутно пытался вспомнить события предыдущего дня, но как бы он не старался – всё не мог.
– Ты пролежал неделю, друг мой. Пора вставать.
Ганс оцепенел. Целая неделя, а будто бы пять минут назад…
– Что? Неделя? Где командир, я должен…
Ганс попытался вскочить, но мгновенная слабость свалила его обратно. В глазах резко потемнело, а мышцы, такое ощущение, будто бы и не помнили, что им делать.
– Да успокойся ты! Я позову врача.
– Где я? Где капитан, я должен…
– Нет больше никого. Не двигайся.
Старик ушёл. Пока Ганс лежал в тёплой кровати вдали от Ангейта, ему было трудно осознать, что место, которое на протяжении двух лет он считал своим домом, а всех обитателей внутри – своей семьей, больше не существует. Ганс напряг память, чтобы вспомнить события прошедших дней: что произошло и как он здесь оказался. В голове были лишь мелкие обрывки с привкусом крови и дыма во рту.
***
– Жить будете! – Мужчина лет сорока уже складывал докторские принадлежности в сумку. Прямая спина, короткая стрижка и точная последовательность действий выдавали в нем бывшего солдата. Пока он осматривал своего пациента, доктор перекинулся парой слов с стариком об их общей Родине. Оба были обеспокоены резким перебросом легионов с севера. Ганс же недоумевал всё больше: он сразу понял, что они не из здешних мест, но не мог понять откуда именно – прямые черты лица и белый цвет кожи выдавали в них жителей восточного берега. Их беспокоят легионы, но на Эми они не похожи, значит…
Значит, имперцы. Нечасто увидишь их в вдали от дома, да ещё и в Елисейте.
Доктор предписал Гансу ещё полежать в кровати до следующего дня. Ганс, ещё десять минут назад переживший приступ слабости, даже не стал сопротивляться. Ему очень хотелось нормально отдохнуть за прошедший год с перевода в Ангейт, в особенности, за прошедшую неделю – Ганса до сих пор потряхивало. Старики ушли и оставили его одного. Хозяин тихо закрыл дверь и неспешно пошёл стуча по полу подкованными сапогами.
Ганс напряг память. В голове всплывали мутные образы. Стены, камень, много дыма, глаза слезятся, горло готово разорваться от бесконечных приступов кашля и кровь, стекающая по лицу, в ушах сильно звенело. Его последние воспоминания о событиях того злополучного вечера обрывались на моменте, где его скинули в тайный проход, после чего он слышал сильный грохот, его сильно приложило камнями по голове, в глазах двоилось и его сильно затошнило, не говоря уже о нестерпимой боли. Он это ярко запомнил. Стены вырытого тоннеля начали обрушаться, открывая проход в крепость. Вокруг шум и крики, он шёл наощупь. Внезапно земля вокруг содрогнулась и его снова присыпало камнями. Второй грохот, яркая вспышка озарила всё вокруг, оставив после себя многочисленные очаги пламени. Ганс стал резко сбивать пламя на себе руками, в некоторых местах уже прожгло одежду. Ощущение ужаса от удушья и огня, не сравнимое не с чем, добивало его и сейчас, спустя неделю. Дым заполонил собой всё вокруг, его бедро кровоточило и очень сильно. Он резко поднялся и одной рукой, закрывая нос и рот от дыма, а другой прикрывая рану, бежал, натыкаясь на стены извилистого тоннеля. Получив несколько ушибов и один раз разбив нос до крови, Ганс уткнулся в новое препятствие. Он протянул руку от бедра: это лестница. Глаза сильно болели и уже залились слезами, не в силах выдерживать едкий дым. Ганс стал взбираться по лестнице, сжимая зубы от неистовой боли в ноге, и встав на ноги старался нащупать защёлку на люке, силой приложился к ней и резко её отдернул, чем разорвал себе кожу на пальце. Он ударил по люку, потом ещё – люк не открывался. Ганс отчаянно вздохнул и чувствовал, что теряет равновесие, его стало вырубать. Умирать ему не хотелось, и он что было сил, ударил ладонями по люку, отчего тот слегка приоткрылся. Поток чистого воздуха резко ударил в лицо, и он стал жадно его глотать. Ганс надавил ещё с большей силой, чувствуя, как тепло пламени сзади уже подступало к нему, навалился на него, и буквально взлетел.
Ганс выбрался наружу и упал в сугроб. В глазах всё ещё темнело, а в ушах звенело. Свежий воздух сейчас для него был высшим блаженством. Чистый воздух! Чистый, без каких–либо привкусов подземелья или закоптелой крепости! Ганс перевернулся на бок и постарался встать. После жаркого пламени и едкого дыма в горле пересохло настолько, что он и не мог хрипеть. Вода. Единственное, что сейчас имело смысл для него – это вода. Он перевернулся и лёг прямо лицом в снег, он растворялся на его лице спасительной влагой после мучительной жары. Чтобы хоть как–то облегчить боль в горле, Ганс встал на четвереньки и стал жрать снег. Снег острой болью бил по зубам, но ему было плевать – несмотря на боль никогда ещё снег не был настолько вкусным и спасительным. Всё на мгновенье померкло, он лишь ел снег. Благостный снег. Он ел его жадно как зверь, спустя несколько суток охоты, добравшийся до добычи, и наконец, доевшись вдоволь, он упал на спину.
Ганс повернул голову к Ангейту. Башня уже почти полностью развалилась, часть крепости была объята пламенем, другая часть напоминала труху. Он был ошарашен: его дом в огне, огненные стрелы прилетали снова и снова. Они вонзались во двор крепости, взрывались с диким грохотом, освещая всё ночное небо. Ганс пошатнулся, в ушах зазвенело с ещё большей силой. Рукой в крови он вынул меч. В голове была суматоха, ему было непонятно, что теперь делать.
Он глубоко вздохнул и выдохнул несколько раз подряд. «Если ещё есть выжившие, они выбежали через главный вход» – подумал он. Ганс, смутно представлял, что отсюда туда не добраться – придётся спускаться по скалам. Ганса сильно колотило, но он не мог бросить всех своих друзей на произвол судьбы.
Шатаясь, он подошёл к краю выступа. Внизу была довольно внушительный обрыв и камни по всей отвесной скале, присыпанные снегом. Он спрыгнул вниз и еле удержался на ногах, когда достиг земли. В огромном количестве снега он как можно быстрее старался спуститься, и спешка его наказала: он наступил на камень, что под его весом рассыпался и Ганс потерял равновесие, покатившись вниз кубарем. Он резко выронил меч и прикрыл голову руками. Его тело принимало на себя всю силу ударов об камни, но с каждым ударом он чувствовал, что следующий точно не выдержит. Наконец, его швырнуло на снег, и он потерял сознание.
Ганс смутно вспоминал события предыдущего вечера и ему стало не по себе. С грустью он осознавал, что, скорее всего, в том аду выжил только он. Тем более, если прошла неделя.
Нехотя вспомнился случай из детства, когда они с Сайлесом лишились всего в один момент. Поздней ночью они вышли на прогулку вдоль берега моря и оставили свою деревушку. Они весело общались и мирно прогуливались по холодному октябрьскому песку, пока из вод Великого моря не вынырнуло нечто. Огромная громада неизвестной чёрной субстанции мгновенно всплыла на воду и резко продвигалась дальше. Мальчишки сразу ринулись бежать без оглядки. Испуг их подстегивали и бредни бренейских торговцев, что рассказывали об озерном чудовище в горах на севере острова Бреней. Они бежали без оглядки, запинаясь, сбивая дыхание, собирая на себе всю живность, падая и помогая друг другу встать. Пробираясь через лесной массив, они слышали чудовищное громыхание и яркие вспышки в небе. Выбежав из леса и подбегая к деревне мальчишки увидели, как залп огненных стрел с неба ударил по деревне, точно также, как поразил Ангейт. Их дом полыхал. Добежав до деревни, их, вымотанных и обессиливших, перехватили перед догорающим частоколом фламины – младшие жрецы культа вознесения, единственного религиозного института в Долине. Двоим сиротам уже некому было рассказать о своей находке – остатки деревни, не разорванные в клочья, полыхали в огне. Они с Сайлесом, дрожа и в слезах, пытались выбраться из цепких рук фламинов, но те насильно напоили их каким–то неизвестным травяным отваров, после чего они потеряли сознание. Последнее, что Ганс помнит из того дня – слово, произнесенное фламином, устремившим свой довольный взгляд в небо: «Ракеты».
Понтифики Норанейта объявили произошедшее карой Богов за несоблюдение обетов людей, но посетовали, что отныне души тех людей удостоились вознесения, а значит, все не так уж и плохо.
Культ вознесения. Единственный религиозный институт в Долине, с центром своего учения в Норанейте, распространяющий так называемые «заветы Богов» по всей Долине, за исключением атеистической Империи, где главенствовало просвещение. Ганс много что в этой жизни не любил, но Культ вознесения в этом списке занимала особенное место. Верить в никем невиданных Богов, что их создали и указывают жить по своим правилам, а иначе покарают, и просто молча наблюдают, за тем как люди грызут глотки друг друга – Ганс искренне не понимал, как это. А ещё в честь вымышленных Богов ежегодно проводят убийственные игры в Норанейте. Однако необъяснимые и даже абсурдные вещи в Долине встречались сплошь и рядом: падение неизвестных вещей с небес, появление новых животных из ниоткуда и уродских столбов Мотихари везде, где только можно.
«Но кто бы это не сделал, даже если это были Боги, я приду к ним на небеса и убью их всех до единого», – дал себе клятву Ганс. Время уже подходило к вечеру, яркое зарево, отражающиеся в реке, на которую и выходили окна дома, слепило и одновременно успокаивало. Неделя сна очень его расслабила, он накрыл рукой глаза и выдохнул.
– Я обязательно отомщу. Но не один. Нужно найти Сайлеса.
***
Ганс проснулся утром. За окном была людская суматоха, что его и разбудила. Он неспешно встал, потянулся, и стал оглядываться по сторонам. В доме так ничего не изменилось, будто бы он был нежилой. На себе он обнаружил старую хлопковую рубаху и мешковатые крестьянские штаны. На полу возле кровати лежали его подкованные сапоги. Ганс прыгнул в них и стал разминать затекшие от недельного отдыха мышцы, хотя не очень и получалось. Отсутствие пищи в течении недели давало о себе знать, и он страшно хотел есть. Он открыл дверь в другую комнату. Посреди стоял богатый стол с мясом, варёным картофелем, рыбой и хлебом, посреди стоял кувшин, Ганс едва ли не набросился на всё это, но заметил, что за столом сидел худощавого вида старик и старательно записывал что–то к себе в книгу. Старик поднял голову и улыбнулся:
– Рад видеть тебя в добром здравии. Угощайся!
Ганс кивнул и наплевав на нормы приличия кинулся есть. В самом начале казалось, что он съест здесь всё, но на деле лишь несколько кусков мяса и картофелин, и лишь один стакан воды, как же она была прекрасна.
Закончив трапезничать и отвалившись на спинку кресла, положив руки на живот и довольно вздохнув, он наконец–то вспомнил о правилах приличия.
– Господин, как я могу к вам обращаться?
– Моё имя Тит, малыш. Тебе сильно повезло.
– Да, господин. Как я могу вас отблагодарить?
– Для начала, помоги мне перетащить лодку. Потом мы обсудим всё остальное.
Он встал из–за стола и направился к выходу. Двери выходили на маленькую рыночную площадь, где торговали в основном вещами, мебелью, оружием или инструментами, производимыми в городах. В деревню вошёл караван торговцев, проходила ярмарка. Тит повернул налево, Ганс последовал за ним. Он продолжал осматривать деревню, название которой, несмотря на тщательное изучение книг и карт, так и не мог определить. Но он точно определил, что люди на него косились и при виде него резко поворачивали в стороны.
– Это Мендакс. Нетипичное название для деревни в Елисейте, а?
– Да, Тит. Люди очень…
– Ха! Не удивляйся! Ты тут настоящая легенда. Здесь даже ставки делали: умрёшь ты или нет. Угадаешь кто был прав?
Ганс фыркнул, и они зашли за дом. Великое море простиралось прямо за домом Тита, на небольшом расстоянии от него. Он рукой показал Гансу на борт маленькой одномачтовой лодки. Ганс подошёл к носу лодки, и они поволокли её. Слабость всё ещё не отступала, и Гансу было тяжело, хотя он старался не показывать этого.
– В юности я служил на флоте, на великом флоте. Помню, меня ранили стрелой, и я провалялся несколько дней в госпитале, мне тогда тоже повезло. А ведь было это двадцать лет назад? пятнадцать? Не помню. Но я рад, что ты жив. Хотя зрелище было ужасным.
Тит повёл его на берег, и они свернули чуть вправо, где на пляже их ждали двое рыбаков. Они подошли к ним, и Тит отпустил лодку, навалив весь вес на Ганса, что тоже её вскорости отпустил, но куда бережнее.
– Медальон, Хуго.
– Какой ты неприветливый, Тит. Так ты встречаешь старых друзей?
– Давай быстрее. И не забывай: тебе нужно успеть всё сделать до конца осени, иначе наш многоуважаемый буржуин отправит всех нас в небытие. И прошу, не потопи лодку как в прошлый раз.
Хуго отдал ему медальон с символом Норанейта, Культа вознесения, да и вообще всей Долины. Маленький круглый медальон с буквой «N», перечеркнутой мечом по вертикали, и Тит бережливо повесил его на шею. Они пошли обратно.
– У тебя от вопросов язык чешется? – оно и понятно. По правде говоря, я и сам без понятия как тебя нашёл, да ещё и живого. В тот день я вышел на охоту и прилично задержался. Была уже поздняя ночь, как ты сам знаешь. В тех горах с недавних пор начали водится огромные коты. Ну, не совсем коты, но уж точно не волки. Будто бы огромный кот, но в несколько раз больше и опаснее. Один из них разодрал мне руку, смотри, – он задрал рукав и показал ему внушительного вида огромные царапины на предплечье, очень похожие на кошачье, ещё плохо зажившие и были они огромного размера – в местах откуда я родом, Империи, за них дают солидные деньги. Я хотел поймать одного такого. И вот я уже возвращался с неудачной охоты, как услышал несколько очень громких грохотов и яркие вспышки на горизонте. Это разрывалась твоя крепость. Одним Богам ведомо, что за страшная сила стремилась покарать эту твердыню, но я… я даже знать этого не хочу. Я побежал дальше, но прости старика, годы уже не те, быть может, будь я чуть быстрее или проворнее, эх…
Ганс не знал, что сказать. Человек не только спас его, но и корил себя за медлительность. Такие люди остались только в деревне, куда не проникла цивилизация, ибо город меняет людей. Старик присел на борт другой своей лодки, взял со дна бутылку, почесал голову и продолжил:
– Я бежал как мог. Совсем выбился из сил и уже в полной темноте наткнулся на твоё почти безжизненное тело под скалой. Твои пожитки были в труху, по–видимому ты катился со скалы, как ты вообще выжил? Ты истекал кровью, а вся одежда была опалена. Я взял тебя и принёс сюда, сам я тут совсем недавно. Я Тит Антиннес, бывший капитан Имперского боевого корабля. В твои годы мы каждую неделю давали жару чертовым дикарям из пустыни. Ох, было время. Не знаю, что ещё тебе рассказать, обманщик смерти. Ты кричал про Империю, но даже Империя на такое не способна. Да, наша армия – сильнейшая, но чтобы разорвать крепость на куски за секунды… Правильно говорят – виноваты Боги.
«Ну и любит он поболтать» – подчеркнул для себя Ганс и продолжал терпеливо слушать. Старик вошёл в дом, попутно рассказывая о том, как он со своими боевыми друзьями совершал рейды на Эмират, Ганс проследовал за ним.
– Война хоть и не шла официально, но мы каждый день давали им жару проклятым варварам! Уверен, и тебе есть о чём мне рассказать, а? Но позже. У тебя в сумке лежала эта карта. Она чуть обгорела, но там какие–то обозначения. Наверное, это важно, – Тит достал из комода мятую чуть обгорелую бумагу. Ганс взял её в руки, его очень удивило, что от большой подробной карты Долины в руках у него был лишь мелкий кусок – он не мог обгореть так сильно, он помнил, что его сумка не пострадала; Ганс не стал предаваться бессмысленным рассуждениям и взглянул на неё. Сохранилась карта западной части Королевства Елисейт с его одноименной столицей – на краю города был помечен крест.
Всё вело к столице – там находился Сайлес, была эта непонятная метка, и нужно было узнать, что это всё значит, вероятно, это как–то связано – подумал Ганс. К тому же он был солдатом, а долг велел ему доложить о случившемся.
– Обойдёмся без драматургических рассуждений, – Ганс на секунду смутился, не поняв слова «драматургический», но виду не подал, – я тебя спас и в благородного рыцаря играть не буду: выполнишь для меня пару поручений – и мы в расчете. Мне нужно в столицу, полагаю, тебе тоже? Вот и проводишь меня. Для старика дороги нынче опасные, – старик подмигнул ему. Ганс стал думать, что старик что–то утаивает. Они встали и пожали руки. Старик лукаво улыбнулся и пошёл за вином.
– А вообще, падение Ангейта дало и другую проблему – по окрестностям разбежались заключенные. Немного, два–три десятка. Но кажется, никто ничего не собирается делать для отлова этих ублюдков. Маневры имперцев на севере по двум берегам заняли все внимание армии, – и протянул стакан Гансу, – и помалкивай об Ангейте, если хочешь жить. Стены имеют свои уши, тебя повесят за предательство – понтифики Норанейта уже объявили, что это наказание за наши грехи, в городах вновь активизировалась инквизиция, звучат проповеди и во всю идёт аутодафе. И не приведи тебя Янтарная дорога оказаться у них на пути.
В суматохе Ганс и забыл, что под Крепостью были заключенные. Ему стало обидно за то, сколько погибло хороших ребят, а эти мерзавцы все же уцелели. Ганс, бывало стоял в карауле в коридоре тюрьмы. Длинный коридор, по центру которого располагались печи, с идущими в камеры по краям трубы. За годы службы Ганс не питал уважения и не проявлял никакого человеческого отношения к заключенным, хотя в отличии от своих сослуживцев он не ждал повода, чтобы в особом порядке «пообщаться» с заключенными. Однако один из них – парень его лет по имени Август, привезенный с далекого с Севера, в отличии от остальных не вёл себя вызывающе, на каждую подачу пищи всегда отвечал благодарностью, а в один прекрасный день сделал то, что навсегда изменило к нему отношение. Ганс иногда брал с собой в караул книги. Караульных было несколько, заключенные сидели под замком, а делать было нечего. Усевшись у печи, Ганс стал читать книгу «четыре товарища» про друзей, чудом уцелевших в ходе войны и привыкающих жить дальше в тяжелое послевоенное время.
– Эй, парень. Можешь почитать вслух, пожалуйста? – сказал лохматый небритый заключенный.
– Чего? – Ганс такого точно не ожидал услышать. Остальные караульные и вовсе рассмеялись. Данный контингент отличался тем, что тут были собраны самые злейшие преступники со всей Долины – разбойники, бандиты, насильники, педофилы. И все они отличались привычной для них манерой поведения – грубой и вызывающей. Для Ганса такое предложение и вовсе стало громом среди ясного неба.
– Здесь очень скучно. На свободе я всегда читал в свободное время. Прошу тебя, почитай вслух, тебе ведь не трудно? Пожалуйста.
Так они и подружились. Камера его находилась на приличном расстоянии от остальных – это особая камера. Такая мера была вызвана тем, что он солдат Империи, а их всегда боялись. Несмотря на запреты общения с заключенными, Ганс с пленником общались и очень хорошо ладили. Пленник мог поддержать диалог на любую тему и всегда с удовольствием рассказывал о своей жизни, именно от него Ганс узнал большее, что знает о воинственной Империи на севере, ведь она всегда держала свои тайны в секрете. Разумеется, рассказы были не без конспирации, и без выдачи секретов Империи. Подумать бы, Империя его и отправила в эту дыру, но он не выдает секретов. Поэтому солдаты Империи пользовались большим авторитетом в качестве наемников в независимых королевствах. Но на один вопрос он так и не ответил: за что он здесь.
–…И я ему говорю: «в пекло Императора! Полный ход на этих ублюдков!». Только никому не говори, а то меня вздернут. Так вот, мы протаранили торговое судно Эмирата и увезли на Родину полный трюм трофеев. Отрезав их от провизии, эми чуть было не сдохли от голода и капитулировали. Так мы и закончили «малую войну». Легат, конечно, чуть в клочья меня не разорвал, но Император лично награждал этого высокомерного неблагодарного горе–командира!
Ганс, снова ушедший в свои мысли, не заметил одну из десятков историй из жизни Тита. Тот болтал без устали и мог проболтать ещё столько же.
– Кстати, загляни в таверну. Три дня назад сюда прибыл один бывалый наёмник. Хотел лично поговорить с единственным выжившим из Ангейта.
– Что? Но кто? У меня мало знакомых.
– Откуда я знаю кто? Таверна через площадь, её трудно не заметить. Он лысый, весь в шрамах, много пьёт и рассказывает потешные истории. Но не перепутай его с огромным беловолосым подозрительным типом, с шрамом на глазу и с талисманом волка на шее. Его ты узнаешь сразу – взгляд как будто убить тебя хочет. – Тит встал и пошёл собирать свою сумку. Ганс направился к выходу, но Тит его установил…
– И держись ближе к столбам Мотихари, а также купи себе талисман! Только так Боги тебя защитят!
– Так же как защитили Ангейт?
Тит бросил сумку и укоризненно посмотрел на Ганса.
– Думаешь ты тут самый умный? Каждое действие имеет своё объяснение. Мы не были верны им, перестали в них верить, за это они нас и покарали. И следи за языком, если ты не хочешь, чтобы деревня тебя камнями забила – народ тут слишком суеверный.
«Ещё один фанатик», – подумал Ганс, и вздохнув с облегчением от окончания этого диалога вышел на утопающую людьми рыночную площадь. Он стал бегло искать глазами таверну. Она была напротив, на выезде из деревни, стена которой заменяла стену частокола. Небольшая площадь, со стоящими по краям столбами Богов, пестрила товарами разных мастей: пограничная торговая деревня служила тихой гаванью для торговцев. Пара сотен людей со всего восточного берега на такой маленькой площади создавали очень неприятную суматоху. Он решил обойти площадь стороной и это было правильным решением: завидев его, люди вытаращивали на него глаза, дети и старики показывали пальцами, Ганс тяжело вздохнул и шёл, ощущая неприятное покалывание в ногах. Обогнув площадь и несколько раз отказавшись от сапог, новой рубахи и топора, он подошёл к таверне. Над входом висела хорошо украшенная вывеска: «Городской лесной сад». Ганс посмеялся: «разве это город? Если б эту таверну открыли в Келине – другое дело!»
Здесь кипела жизнь: за каждым столом в обширном хорошо освещенном помещении сидела своя компания и горячо обсуждали последние новости. Группа охотников отборной руганью поливала седьмой Имперский легион, неделю назад пришедший на южную границу Великого леса и доставляющий огромные неудобства всем путникам: имперцы никого и близко не подпускают к своему лагерю, соответственно, нужно искать обходные пути и охотиться в других местах. Также один Легион встал у Каракаса, города преступников всех мастей, что к западу от Великого леса по направлению к Норанейту. И даже рьяные сорвиголовы сидят тихо, пока за стенами стоит орёл Легиона. Соседний стол был полон уже пьяных стражников с ночной смены. Все они выражали ярое недовольство продвижением Легионов в ничейные земли прямо под границы независимых королевств. Скоро пятерых из шести отправят на границы под знамена объединенной армии королевств. Продвижение Империи на юг вызвало огромный страх у королей южного союза. Государственная пропаганда изображала их убийцами, насильниками, разрушителями и каннибалами. Страх перед Империей дал толчок к тому, что ранее казалось немыслимым: разговоры об объединении королевств перестали быть разговорами, и в настоящее время короли собрались в Елисейте и уже несколько дней обсуждают детали объединения, пока что они добились создания объединенной армии, место руководства в которой заняли Елисейтские офицеры. Рыбаки же обсуждали самый крупный за последние годы улов, а также появление новых огромных рыб с тысячью зубами и огромным спинным плавником, который она держит над водой. В самом углу сидела сомнительного вида компания, играющая в карты.
Ганс подошёл к барной стойке, неуверенно прижался к ней и рукой подозвал владельца.
– Я ищу наёмника, что прибыл в поисках последнего выжившего из Ангейта, – Ганс сказал это вполголоса, но шум таверны стих. Теперь весь зал изучал нарушителя привычного для этого места порядка. Люди перешептывались между собой и с огромным удивлением смотрели на Ганса. Столик с игроками взорвался диким смехом, один из людей, огромный мужчина, на голову выше Ганса, с гладко выбритой кожей и яркими голубыми глазами, урезанный многочисленными шрамами, подошёл в плотную к Гансу и засмеялся.
– Парень, я в тебя верил! Ты мне принёс целое состояние! – он хлопнул Ганса по плечу отчего тот пошатнулся и потребовал у зала свои деньги, – я поставил целое состояние на то, что ты всё–таки выживешь, а куча идиотов против! Теперь я богат! Если ты выжил в том аду, то точно не умрёшь в постели, – наёмник взял у трактирщика стакан и поднял его вверх, – за выжившего! За непобедимого огнём Богов воина Ангейта! За Ганса! И давайте сюда мои деньги. Вы же не хотите, чтобы он вновь разгневал Богов и с улыбкой на лице снова улизнул, м? – люди, хоть и понимая, что из–за этого парня теперь придётся расстаться с приличным состоянием, под угрозой божественной кары, с улыбкой на лицах подняли бокалы в честь счастливчика. Ему стало не по себе из–за столь ярого внимания к его персоне. Люди по очереди подходили к наемнику и отдавали ему деньги, которые он небрежно бросал на барную стойку. Куча серебра увеличивалась прямо на глазах, Ганс очень удивился от такого количества денег, он никогда столько не видел. С последним ушедшим проигравшим, наемник развернулся к барной стойке и подмигнул Гансу. Он грозно посмотрел на бармена и тот скрылся из виду.
– Религия – лучший способ управлять толпой, и не менее хороший способ на этом заработать. Это – твоя доля, – своей рукой наемник разделил большую кучу серебра и подвинул к Гансу, наемник также достал маленький мешок и положил на стол, – припас для тебя кошель. А теперь тащи свою задницу обратно! – он крикнул так громко и грозно, что Ганс на секунду растерялся. Выбежавший из подсобки владелец таверны испуганно вытаращил глаза на Ганса и его хамоватого собеседника, – налей нам вина. Чувствую, меня ждёт умопомрачительный разговор о последних событиях, не так ли? – Перепуганный торгаш быстро поставил два оловянных стакана, по–видимому, лучшие, что здесь есть, оставил кувшин на столе и схватившись за талисман Богов, вскорости их покинул, – за тебя, неопалённый!
***
Алкоголь слегка ударил в голову. Ганс вышел из таверны и направился в ближайшую оружейную. Наемника звали Айварес – он был родным братом его командира капитана Скорцени и прибыл сюда с одной целью – отомстить. История Ганса не на шутку взволновала бравого вояку, и он был готов идти с ним. Также Ганс теперь был уверен, что не стоит заезжать в Ангейт: Айварес был там – больше ничего там нет, кроме обугленных останков людей, скорчившихся в неестественных позах и до сих пор пылающих развалин твердыни.
Кузница была на другом краю площади, через два дома от хижины Тита. Ганс решил пробираться через площадь с огромным мешком денег в руке. Глядя на его рубаху, люди старались обходить его стороной, как ненужного бездомного, несущего весь свой дом у себя в руках. Ему повезло, что никто не имел понятия что внутри, иначе было бы не отвертеться от настырных торговцев. В толпе было шумно и душно, слегка пьяный Ганс старался как можно быстрее прорваться через толпу, но от незнания местности вышел к храму Мендакса.
