Знак ответа. Часть 1

ОТ АВТОРА

Господа и дамы… много слов расписывать не буду. Это первая и наверняка очень «зеленая» рукопись, но в нее вложено очень много времени, желания, стараний и всего того, чем бы я хотела с Вами поделиться. Опытные писатели, да и читатели тоже, найдут в ней много неправильного, я и сама об этом знаю, только правда в том, что (на первый раз) мне бы хотелось оставить все, как оно есть ничего не меняя. От моей души к Вашей со всей любовью!

БЛАГОДАРНОСТЬ

Изначально я хотела попросить у читателей прощения за то, что нетрадиционно хотела вставить благодарность где-то на середине повествования, потому что… снизошло озарение, так сказать. Но, подумав, все-таки решила не отступать от канонов. Посему моя благодарность идет в самом начале.

Так бывает, что мысль приходит совсем не вовремя. Иногда. Не часто, но все же. Сознаюсь, у меня была проблема: слова на бумагу ложились, а вот зачем? Какова была цель? На эти вопросы я не могла себе ответить долгое время. И вот позади двести сорок пятая страница, впереди двести сорок шестая… И меня осеняет! Я обрела цель, и работа пошла быстрее.

Скорее всего многим это покажется смешным, но понимание того «зачем все это?» пришло ко мне за очередным просмотром фильма «Стражи галактики» из серии MARVEL. Многие люди сочтут эти фильмы не серьезными, – да, они в большей степени созданы для того, чтобы развлечь зрителя, – но в них есть своя суть (те, кто умеет видеть, поймет меня). Таким образом слова главного героя, Питера Квила, о потере его друга и, как он потом понял, отца – Йонду Удонты, – навели меня на самую главную мысль, определяющую все мои старания. Я хотела бы поблагодарить своего самого родного человека на всей Земле – мою маму. Человека, заменившего мне еще и отца, а с течением времени, ставшего для меня лучшим другом. Человека, ругавшего меня в детстве, читающего нотации в юности. Человека, терпевшего мои пубертатные шалости и глупые, необдуманные поступки. Человека, который был со мной рядом всегда! Вне зависимости от того, хорошо мне было или плохо, ее эмоции били мои рекорды: если было плохо мне, в не лучшие времена, ей было хуже, и она сидела рядом со мной и проливала горькие слезы; а когда случалось что-то хорошее, она радовалась больше моего! Спасибо ей за всю ту немыслимую поддержку, которую она оказывает мне изо дня в день на протяжении многих лет. За ее ободряющие слова и улыбки, за веру, за нотации и наставления. А еще – в миллионный раз! – хотелось бы повторить то, что в том, что она у меня одна, нет ее вины! Более полноценной семьи я себе и представить не могла. Она дала мне все, что мне необходимо.

Прошло уже много времени с тех пор, как я написала первое слово – предложение этой рукописи, и только сейчас поняла, что без присутствия этого человека в моей жизни, она не была бы написана. И это еще одно, за что я ее благодарю.

У всего есть своя цель – у мысли, слова, действия, – и порой мы не сразу ее распознаем. Разумеется, я так же благодарю своих знакомых и друзей, которые стали прототипами моих героев, но самое главное сказать СПАСИБО самому близкому человеку на всей Земле!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

На дворе стояла темная июльская ночь. Пара фонарей освещали главную улицу небольшого поселка «Старый Заречный». Немногочисленные дома, расположившиеся по обе ее стороны, были погружены в сон, и только в двух из них горел свет. Издалека они были похожи на две маленькие свечки, ярко сияющие далеко друг от друга, по диагонали. Между ними еще два маленьких огонька – фонари. Все четыре точки расположились на одной прямой, и создавалось впечатление, будто один огонек прокладывает путь к другому.

Один из этих домов прятался от остальных за небольшим перелеском. Его стеклянная конусная крыша резко контрастировала на фоне неба и леса.

Балконная дверь на втором этаже была не заперта, и с улицы в помещение тянулся теплый, но бодрящий ветерок. В комнате, в плетеном кресле, закинув пятки на деревянный подоконник, сидела девушка, с бледным лицом и нерасчёсанными, пушистыми волосами цвета темной меди. Ее округлившиеся серо-зеленые глаза, не моргая изучали какую-то невидимую точку, а губы медленно шевелились. Она шептала:

«Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди.

Жди, когда снега метут.

Жди, когда жара.

Жди…»*

Она четко проговаривала строчки этих великих стихов, но вкладывала в них какой-то свой смысл. Неизвестно, о чем были мысли, но голос постепенно становился громче, слова звучали резче, и в какой-то момент девушка вспылила.

– Жди… Жди… Черт!

Последовал очень тяжелый вздох, а следом обреченное:

– Чего ждать-то?

Она потерла усталое лицо ладонями и те камнями упали на подлокотники.

Внимательно изучив отражение компьютерного монитора в отражении оконного стекла, она глубоко вздохнула и, чуть улыбнувшись, устроилась поудобнее.

Чему она улыбалась? Цифрам. Маленьким цифрам в нижнем углу монитора «00:06».

«Наступило время рыжей совы» – так всегда говорила или думала она, когда электронный циферблат обнулялся или стрелки настенных часов переваливали за полночь. Она любила ночь. Если днем ей редко удавалось избавиться от зевоты, то темнота за окном дарила ей бодрость. Ночью она гуляла, ночью рисовала, читала и просто думала. Гоняла «тараканов» в своей голове, в чем была не одинока – на первом этаже, в гостиной, тем же самым занималась ее мама.

Иногда интенсивности этих гонений способствовала кошка – маленькое, пушистое, теплое существо, которое,

*Стихи Константина Симонова (июль-август 1941г)

**Экслибрис (от лат. exlibris – «из книги») – книжный знак, удостоверяющий владельца книги

когда ему изливали душу, не сводило с хозяйки своих каре-

желтых глазок и внимательно слушало. Вот и сейчас киска запрыгнула к девушке на колени, свернулась клубком – так, что не различишь, где хвост, где лапы, только голова с ушами торчит, – и на хозяйку взглянула, мол, рассказывай.

Девушка тоже на нее посмотрела и вопрос задала.

– Может, ты знаешь, чего ждать, а, Ириска?

Животное встряхнулось, словно на вопрос ответила, и вновь на хозяйку взгляд направило. Понятно, совпадение, но интересно.

Девушка усмехнулась и пригладила выбившуюся шерстку.

– Знаешь, порой складывается ощущение, что только ты меня и понимаешь, только тебе и могу рассказать все о своих проблемах и мыслях. А главное, что ты будешь хранить мои тайны, да, маленькое чудовище?

Котенок коротко мяргнул, спрыгнул на пол и, помахивая конусообразным хвостиком, залез под письменный стол. Видимо слово «чудовище» тронуло кошачье самолюбие.

– Ну, я же не со зла, – попыталась оправдаться девушка, но котенок не вернулся.

– Вероника! – послышался негромкий крик снаружи. – Вероничка!

Убрав ноги с подоконника, девушка прислушалась. Догадаться, кто ее кличет, было не сложно, но выглядывать, все же, не спешила – притаилась, с улыбкой ожидая продолжения. И оно последовало.

– Ве-ро-ни-ка!

Каждый произносимый слог звучал своей ноткой – ми, ля, ре, соль. И нова – ми, ля, ре, соль. С каждым новым зовом девушка улыбалась все шире и выглядывать не хотелось. Хотелось еще послушать, ибо звали ее красиво так, мелодично, и фальши в нотках не было, но…

– Веро-нии-каа! Ника, твою мать!

…зовущий не отличался терпеливостью, и пришлось-таки выйти из укрытия.

– Тебе сны страшные снятся что ли? – вопросила она, показавшись на балконе. – Чего тут делаешь?

Под окном стоял высоких, худощавый молодой человек и маячил над головой какой-то темной бутылкой.

Разглядеть что-либо было трудно, но ей было известно, что тот улыбается. Их дружба длилась уже довольно долго, и настроение друг друга они чувствовали физически. В данный момент Вероника ощущала эмоциональный подъем.

– Время рыжих сов пришло! – весело возвестил парень в ответ.

Девушка прыснула.

– Ты не рыжая сова.

– Я нет, а ты – да. Я являюсь добрым самаритянином, не дающим сходить с ума редким рыжим совам от замкнутого пространства и одиночества. Так что назови меня ангелом и выпорхни в окошко, будь добра.

– Да, ты редкий экземпляр, – вновь хохотнули сверху. – Я обязательно выпорхну, когда кто-нибудь подарит мне крылья, а сейчас мне нужно закончить кое-что. Подождешь минут десять?

– Давай быстрее, я под «Зонтиком».

Темная фигура стала удаляться, а Ника зашла в комнату, закрыла балкон, но все же расслышала:

– Гитару не забудь!

Перейдя комнату по диагонали Ника подошла к шкафу, открыла и сняла с вешалки длинный, черный кардиган, накинула его и перехватила толстым плетеным ремнем на талии. Последние полторы недели она много работала, так что была рада вырваться из своей «пирамиды» на свежий воздух.

Экслибрис был почти готов, новый заказ только намечался, а этот должен был быть сдан только через три дня. Времени предостаточно, так почему бы не прогуляться?

Сложив в аккуратную стопку листы с эскизами, собрав перья и кисти в стакан, она закинула на плечо чехол с гитарой и вышла из комнаты. Спустилась по лестнице и свернула в ванную. Поставив стакан с инструментами на раковину, последовала к выходу, мимо ходом крикнув:

– Мам, я пойду прогуляюсь!

– Да уж поняла, – донесся тягучий, низкий голос из полумрака гостиной, – слышала уличного запевалу.

Среднего роста темноволосая женщина поднялась с дивана и вышла на свет. Даже изящные очки, красовавшиеся у нее на носу, не скрывали усталости, поселившейся в глазах. Видимо день выдался не из легких. Она остановилась в дверном проеме, оперлась плечом о косяк и, следя за действиями дочери, спросила:

– Надолго?

– Не знаю.

– Так до какого часа мне тебя ждать-то?

– Зачем ждать? – как обычно недоумевала Ника. – Ложись спать, ключ у меня есть.

Женщина прикрыла глаза и устало вздохнула, пробормотав под нос «опять та же пластинка», потом развернулась и, вновь подойдя к дивану, сказала через плечо:

– Ты обязательно меня поймешь, когда твоя дочь будет уходить так поздно из дома.

В ответ веский довод.

– Мам, я ведь уже не маленькая…

– Я знаю, – женщина присела и взяла в руки книгу, – но это не имеет значения. Ты это узнаешь. Позже. А теперь иди.

Вероника надела сандалии и пока зашнуровывала с подозрением косилась на мать. Потом спросила:

– Ты злишься?

– Нет, – спокойный ответ.

– Обижаешься?

– Нет, дорогая, – вздохнула мама с тенью улыбки. – Просто привыкаю к тому, что мой ребенок уже вырос. Сколько лет уже привыкаю, но, похоже, это процесс длинною в целую жизнь, – усмехнулась грустно и взгляд на дочь поверх серебряной оправы очков направила. – Это трудно, но… терпимо. Иди. Смотри только, чтобы все хорошо было. Илье привет передавай.

– Хорошо передам. Не переживай, я ненадолго.

– Ну, это у тебя понятие растяжимое.

Прозвучало так – «плавали, знаем». Вероника не смогла не улыбнуться, так как и самой было об этом прекрасно известно, но она, правда, старалась. Просто, когда происходит что-то хорошее, разве хочется, чтобы оно быстро закончилось? Ответ сам на язык просится. Именно поэтому Ника часто теряла чувство времени и плыла по его течению, забывая о том, что мама постоянно за нее волнуется. Само собой, она приносила извинения, но этого было мало, чтобы компенсировать бессонные ночи. Понимание этого брезжило в мозгу, но что-то сделать было очень трудно. Вот и сейчас, послав маме воздушный поцелуй, девушка попросила ее не беспокоиться, себе пообещала, что вернется раньше обычного и вышла за дверь.

ГЛАВА 2

ЗОНТИК

«Зонтиком» прозвали очень высокую сосну, имевшую большие, развесистые ветви лишь у самой ее вершины. Она росла обособленно, посреди широкой поляны, в окружении небольшого ельника. Некоторые романтические личности, которые любят созерцать звезды, установили рядом с ней лавочку и обнесли ту изгородью. Получилось так, что с жилой стороны местности пожелавших уединения никто не увидит, а их глазам открывался отличный обзор на лес и небо. Крышу делать не стали, приспособив кусок брезента, который, если вдруг пойдет дождь, можно просто натянуть и зацепить на петли. Мудрено, но удобно.

Небо было чистым. Луна светила ярко, освещая поле и верхушки деревьев. Вокруг царила тишина. Был слышен лишь легкий шелест листвы и редкий, глухой шум, проезжающих по трассе машин. Прохладная роса уже давно покрыла траву, и Вероника пожалела, что одела сандалии вместо кед – ноги вымокли, и ее начала пробирать легкая дрожь. Девушка зашагала быстрее.

Вдруг вокруг все осветилось, ее глаза ослепило ярким светом, а до ушей донесся скрип тормозов. Девичье сердце бухнулось в пятки. Хотелось бежать, да видно ничего не было из-за внезапной вспышки, а все тело пробил мандраж.

Ника стояла, натирала глаза, чтобы избавиться от белых пятен перед ними.

Из машины кто-то вышел.

– Все целы? – громко спросил мужской голос.

Вероника взглянула на человека, но тот встал так, что свет фар бил ему в спину, посему рассмотреть его не было возможности.

Он подошел к ней почти вплотную, взял за плечи и снова спросил:

– Вы целы? – голос незнакомца был красивым, низким, но странным образом неприятным. При этом он имел наглости погладить девушку по волосам и щеке.

Вероника резко отпрянула.

– Что вы меня трогаете?! Вы находитесь в частном секторе, едете не по дороге и даже фары не подумали включить? – резко проговорила она.

– Я не думал, что тут кто-то может быть.

– Дорога на два метра левее!

Пока она продолжала натирать глаза, тип уже успел вернуться в машину. Объехав ее он притормозил и сказал:

– Прости, если что, – без тени сожаления. – Случайно не знаешь, в какой стороне конная школа находится?

– Случайно нет! – едко ответила Ника и пошла своим путем.

– За подобный тон можно и ответить, – донеслось ледяное ей в спину.

– Что? – она обернулась, но машина уже уехала. – Нахал! – недовольно пробурчала себе под нос и прибавила скорость.

– Прошло практически полчаса, рыжая! – встретили ее легким упреком, сопроводив тот улыбкой, и протянули бокал с неизвестным содержимым.

Вероника отмахнулась и, мелко семеня, прошмыгнула мимо и завернула к лавке.

– У тебя кофта есть с собой? – спросила.

– Есть, а что? Ты замерзла? Вроде, тепло, даже душно, на мой взгляд. Если верить синоптикам, то сейчас плюс двадцать один градус.

– Этим предсказателям верить можно через раз, – буркнули в ответ.

– Что-то ты не в духе. Что-то случилось?

– У нас по полям мужик какой-то разъезжает на машине, с выключенными фарами. Чуть не сбил меня сейчас.

– Где? – Илья заозирался.

– Да укатил уже, чего искать-то?

Сняв с плеча чехол с гитарой, Ника передала его другу и принялась расшнуровывать сандалии.

– Дай кофту! – присела, скинула обувь закинула ноги на лавку и протянула руку, ожидая немедленно ощутить в ней прохладную, сухую ткань, но этого не случилось.

Вопросительный взгляд пробежался по худой фигуре молодого человека и в ожидании застыл в районе его больших глаз, в которых плясали смешинки, хоть лицо и оставалось серьезным. Илья махнул головой, откидывая темную челку с белого лба, упрямо вздернул острый подбородок и капризно прогнусавил:

– А как же волшебное слово, что в карман не положишь? Я хочу услышать «пожа-алуйста»!

– Пожа-алуйста!

Вокруг стало даже немного светлее от улыбки, облюбовавшей мужские губы. Парень поставил бокалы, вытащил из-под скамьи рюкзак, достал кофту и, кинув тот обратно, проговорил, склонившись в полупоклоне:

– Всегда рад, сударыня! Укутать ваши ножки?

В ответ хмыкнули и выхватили кофту.

– Грубо, девушка, грубо! – наигранный упрек, потом веселый смех, и он вновь протянул подруге бокал. – Держи.

Ника укутала ноги.

– Споишь ты меня когда-нибудь так, Илюш, споишь, – с деланной тяжестью выдохнула Вероника и поинтересовалась: – Что на этот раз? Снова красное? – приняла бокал, поднесла к губам, глотнула и, скривившись, воскликнула: – Сухое! – языком о зубы потерла. – Кислое!

– Хм… не нравится?

Парень примостился рядышком, сделал небольшой глоток и расстройство, вызванное резкой, негативной реакцией, сменилось гримасой наслаждения.

– Зря… – томно промурлыкал он.

Между тем Ника продолжала кривиться.

– Я полусладкое предпочитаю.

– И только? – разочаровался Илья. – Тогда понятно, почему до сегодняшнего дня мы пили только его, и почему к выбору напитка меня не подпускала.

При взгляде на Веронику Илье показалось, что та обиделась. Он хохотнул и легонько толкнул ее плечом в плечо.

– Не дуй щеки! Просто ты как-то «ценителем» себя назвала, вот я и подумал… – задумчиво покрутил в руках бутылку, – а оказывается ягодка-то еще зелё-оная!

Ника фыркнула, а Илья просиял и сказал:

– Сухое вино полезно, кстати, и малокалорийно. Сколько раз ты его пробовала?

– Пару раз, может…

– И наверно пробовала точно так же как сейчас. Неудивительно, что не понравилось. Давай еще разок попробуем? Уверен, что смогу научить тебя пить вино правильно.

Девушка прыснула.

– Плохому учишь?

– Почему плохому? – Илья помрачнел. – Тебе уже давно за восемнадцать перевалило.

Последовала жалкая попытка возмутиться такой бестактностью, но ее пресекли.

– Не бунтуй! Я говорю о том, что ты взрослая и тебе уже можно, не более того. Напиваться – вот это плохо. Я же хочу научить тебя смаковать. Удовольствие получать. А кому это не нравится?

Парень, вопросительно вскинув точеную бровь, придвинулся ближе.

– Так, повторяй за мной. Поднеси бокал к носу и понюхай. Потом глотни. Главное не спеши и не делай больших глотков, – еще чуть придвинулся. – Ну, давай, понюхай.

Ника пристально посмотрела на парня, смешно нахмурив одну бровь.

– Нюхай, говорю! – настоятельно проговорил тот и, склонившись над своим бокалом, демонстративно втянул ноздрями терпкий, чуть резковатый аромат.

Девушка нехотя последовала его примеру.

– Воот! – парень продолжал дирижировать. – А теперь сделай маленький глоток, но не спеши. Подержи его немного под языком, чтобы прочувствовать вкус и только потом проглоти.

Вероника следовала инструкции, неизменно глазея на друга, которого это забавляло.

– Проглотила?

Кивок.

– А теперь закуси.

Он поднес к ее губам что-то светлое и с виду мокрое.

– Что это? – последовал настороженный вопрос.

– Груша.

– Тоже кислая?

– Сладкая! Ешь давай.

На Илью опять с недоверием взглянули, прищурились, но дольку фрукта, все же, забрали и в рот положили.

– Ну что, так вкуснее? – хмыкнул парень.

– Даже не знаю… – нарочно неопределенно ответила Вероника и повторила эксперимент, тайно улыбаясь в бокал.

– Понравилось! Знаю же!

И ведь действительно знал. Взглянув на него можно было подумать, что только что «напиток богов» вкушал он, а не Вероника. На лице читалось то же чувство удовольствия, что испытывала подруга, а на губах сияла широкая, горделивая улыбка.

– Знает он, видите ли! – сострила Ника и признала: – Неплохо, неплохо. А можно еще кусочек груши?

– Да, пожалуйста.

На лавку лег сначала пакетик с теми самыми кусочками груши, потом с кубиками сыра и последний – с малиной.

– Все отлично сочетается с этим вином, – пояснил Илья.

– Так, а что за вино-то?

– Бургундское. «Лафоре» Пино Нуар. Рустам Владимирович посоветовал.

– Кто?

– Да, Алеев.

– Кто? – повторился вопрос.

– Так, хозяин «Погребка»! – объяснили более популярно, но увы, ни капли понимания.

Ника облизала палец, причмокнув.

– Вкусная малинка. Какого еще «Погребка»? Ты говоришь так, будто я обязана знать, о чем идет речь.

Теперь Илья смотрел на свою собеседницу так, будто она совершила какое преступление.

Встряхнул головой.

– Я ни-ичего не понимаю… Ты утверждаешь, что являешься любителем вин, но в этом весьма ограничена и не знаешь нужных мест. Слушай, я никогда не спрашивал, сколько ты тут живешь?

Девушка пожала плечами.

– Всю жизнь.

– Ну ты даешь… – голос парня осип. – Я поражен! Живешь здесь так долго и при всей уверенности в том, что ты являешься – изобразил кавычки – «ценителем» благородного напитка, не знаешь, что такое «Погребок»!?

Громкий смех раздался в тишине, как Нике показалось, совсем не к месту. На нее накатило чувство раздражения и даже толика обиды.

– А ты можешь по существу? Объясни, что имеешь в виду!

– Ты даже не любитель, на мой взгляд, так, балуешься. – не объяснил, а только еще больше задел. Вздернул бровь, он задумчиво взглянул на свою собеседницу и через мгновение озвучил решение.

– Нет, говорить не буду, лучше покажу, как у тебя время появится.

В ответ тишина. Вероника даже отвернулась, пряча обиду за волосами.

– Эй… – заговорил молодой человек примирительным тоном и по спине подругу погладил. – Ну, не дуйся. Я правду сказал. Ты пьешь вино, да, но только потому что не приветствуешь пиво и холодна к крепким напиткам. Ценитель – это все же нечто больше. Ник…

Его продолжали слушать затылком.

– Ник, повернись.

Ноль реакции.

Илья вздохнул и приложил немного усилий, чтобы вести диалог лицом к лицу.

Девушка поддалась, но глаз не подняла.

– Рыжая, прекрати щеки дуть! Если тебе действительно интересно, если хочешь попробовать что-то еще, что-то новое – давай. Я помогу, покажу то, о чем говорил. Ну посмотри ты на меня!

Девушка посмотрела хмурым взглядом исподлобья.

– Ну? Я завтра до часу свободен. Ты как?

– А я занята. В одиннадцать встреча с клиентом.

– Мм… в Миров едешь?

– Да. Договорились встретиться в магазинчике Кулаковых.

– М-м… – удовлетворенно промычал Илья, глотнув вина и чем-то зажевав. – Яну с Лизкой привет передавай, пусть в гости приезжают.

Ника приговорила содержимое своего бокала. Обида потихоньку забывалась.

– Давно к ним ездил?

– Давненько, – ответили ей с набитым ртом и почему-то хохотнули. – А кто заказчик?

– Мужик какой-то. Он звонил, я его не видела. Левин, не Левин… не запомнила я. Обновишь?

– Хм… – Илья взял бутылку и, наполняя подставленный бокал, спросил: – Случайно не Анатолий Аркадьевич? Было бы забавно.

– Что-то в этом роде, – прозвучал равнодушный ответ после недолгой паузы.

И без того большие глаза молодого человека стали еще больше, а в мелодичном голосе появились нотки какой-то истерической восторженности.

– Правда?!

В ответ лишь плечами пожали, мол «а что тут такого?».

А он расхохотался и воскликнул:

– Юху! Валерьяночки заранее приготовь.

Намек был не понят, и Илья принялся читать характеристику обсуждаемого субъекта.

– Левин Анатолий Аркадьевич – это крупная рыба. У него несколько ресторанов, точнее кофеен, в Мирове и, по-моему, не только там. Он богатый человек, капризный, и много требует от людей, которые работают на него. Он точно знает, что любит и чего хочет, и может часами объяснять, с какой стороны лучше подойти к тому или иному вопросу, или как правильно подать какую-либо идею, чтобы та дала положительный выхлоп. А после того, как распустит всех по рабочим местам, через какое-то время подойдет к каждому лично и еще раз индивидуально объяснит. – Вновь раздался веселый смех. – Я его неплохо знаю, ведь работаю на его конюшне уже больше двух лет. Знаешь, какие люди там работают? У нас у всех там стальные нервы! – Задумчиво вздохнул. – Да, личность презанятная…

Глаза у Вероники ширились с каждым новым словом. В них читался восторг.

– Хозяин конной школы «Инфант»? Это его особняк с большими витражными окнами и резными колоннами у пруда?

Получив медленный, утвердительный кивок, ее глаза засияли.

– Красивее дома я в жизни не видела! Но… это же совсем рядом. Почему же он назначил встречу в городе? На моем сайте он явно был, а там указано, где находится мастерская, зачем же…

Она вдруг умолкла и прислушалась: откуда-то донеслось тихое ржание, а потом вновь стало тихо, и девушка закончила фразу.

– … зря кататься так далеко?

– Просто он не хочет, чтобы кто-то знал, где обитает он.

– Да ну… – отмахнулась Ника. – До сих пор жила и не знала, кто хозяин сего великолепия. Как бы я узнала, что это он? Только если бы он сам рассказал.

– Ну а вдруг! Он вообще престранный тип. Вот наш дом находится неподалеку – мы соседи, но входящей и выходящей из этого особняка я видел только его жену. Да и в конюшне он редко бывает, видимо зам его со всем справляется.

– Скрытный человек, однако… – подытожила Ника, внимательно выслушав.

– Ага. Нелюдимый.

– Странный.

«Собачка» заскользила вниз по молнии, и грубая ткань чехла задела расслабленные гитарные струны, порезав слух ужасной какофонией.

– Давно не играла? – скорчившись заметил Илья и принялся на слух настраивать инструмент.

– Некогда было. – отпила Ника еще немного из своего бокала, уважительно головой покачала и сказала: – Согласна, достойное вино.

– А я тебе говорил.

– Да, да…

Вновь послышалось ржание, только уже гораздо ближе, и из перелеска, что находился по правую руку, показалась лошадь. Всадник гнал ее в галопе так, что широкое поле они пересекли за секунды, но оказавшись у края леса животное встало на дыбы, после чего развернулось и стало приближаться к «Зонтику».

– Это кто? – протяжно вопросила Вероника, поднимаясь с места. Её завороженный взгляд устремился на нежданного гостя.

«Кто это?» – вопрос был задан никому, и она не ждала ответа, но Илья, устроившись на чехле, и начав беззаботно бренчать на гитаре, равнодушно сказал:

– Скрытный человек.

Девушка резко обернулась и сдавленным шепотом спросила, после секундного ступора:

– Что? Это Левин? Или как там его…

В ответ лишь ухмыльнулись, продолжая наигрывать незнакомый мотив.

Тем временем большая, черная лошадь уже замедлила бег. Еще чуть-чуть и она остановилась примерно в паре метров от ребят. Так близко, что Ника даже испугалась. На лошади сидел темноволосый мужчина с настораживающей внешностью.

Сначала он покосился на молодого человека, сидящего на земле, но, видимо, в темноте, не признал своего работника и перевел взгляд на девушку.

– Простите, я не думал, что здесь может быть занято так поздно.

Несмотря на не очень приятные внешние данные, голос говорившего оказался очень благозвучным, хоть и был несколько холоден и грубоват. Вероника только сглотнула, не отводя от мужчины глаз, а Илья отложил гитару и, поднявшись, сказал:

– Ничего, Анатолий Аркадьевич, все свои.

Тот чуть наклонился, не выпуская из рук поводья, и прищурился, присматриваясь.

– Ларионов, ты что ли?

– Я, товарищ начальник. Вечер добрый! – бодро отрапортовал парень, только что не козырнул.

– Товарищ начальник, Товарищ начальник… – заворчал мужчина, слезая с лошади. – Прекрати паясничать! Сколько еще повторять, что Анатолия Аркадьевича вполне достаточно?

Прозвучало грубо, но, по всей видимости, это была привычная манера общения для этого человека, поэтому у Ильи ничего раздражения не вызвало. Мужчины пожали друг другу руки.

– Девушка, – гость взглянул на Веронику с высоты своего роста и почтительно склонил голову, приветствуя ее.

– Здравствуйте… – ответили почти шепотом.

Ника вся сжалась сразу после того, как мужчина ступил на землю, и с тех пор не расслаблялась. Она рассматривала его во все глаза, даже не пытаясь скрыть интерес, правда, в довесок к нему было еще и страшновато. Оно и не удивительно, ведь, сидя на лошади, этот страшный дядя казался более безобидным, а сейчас возвышался над ее другом на полторы головы. И это еще не все: крепкие жилистые руки, виднеющиеся из-под закатанных рукавов черной рубашки, такая же шея, массивные, широкие плечи, прямая, как струна, спина… А взгляд… Нике невольно подумалось, что ей еще не приходилось чувствовать на себе взора тяжелее, чем этот. И конь был ему под стать – большой, мощный, гордый и очень красивый, в отличие от наездника, который, откровенно говоря, пугал. Зрелище впечатляло.

– Бессонница мучает? – Товарищ начальник вновь переключился на подчиненного.

– Выгуливаемся! – брякнул тот, намеренно широко улыбаясь.

Левин устало вздохнул и вопросил, в своей грубой манере.

– Что ж ты паяц-то такой, Ларионов?

– Так, – собеседник сунул руки в карманы и, по-прежнему сияя, пожал плечами, – что б другим скучно не было.

Мужчина недоверчиво сощурил один глаз, покосился на присутствующего в их компании третьего и сказал:

– А может просто перед дамой выделываешься? – на каменном лице появилось что-то отдаленно напоминающее улыбку.

Веронику почему-то это задело. Она нахмурилась, сунула ноги в подсохшую обувь, поднялась и выпалила:

– Перед этой «дамой» выделываться не нужно, она его любого принимает.

Воцарилась полная тишина. Взгляды обоих мужчин теперь принадлежали ей – в одном читались удивление и вопрос, а в другом застыл нездоровый интерес.

– О как! – теперь страшный дяденька действительно просиял, и это оказалось не так ужасно, как представлялось. – Смелая, – усмехнулся. – В ваших словах читается явный подтекст, не находите?

– Для кого как.

– И правда… – посмотрев на Ларионова Левину стало очевидно, что подтекстов этот парень не понимает. Он хохотнул, приосанился и, сунув руки в карманы, поинтересовался: – Как зовут вас, девушка?

– Вероника. Я так понимаю, что именно с вами у меня назначена завтра встреча.

Она не спускала глаз с «великана». Во взгляде по-прежнему читался интерес, соперничающий с испугом.

Анатолий Аркадьевич же растерялся. Та тяжесть во взгляде, что всегда в нем присутствовала, вдруг куда-то пропала, глаза широко распахнулись, а левая рука метнулась к затылку и стала нервно его почесывать.

Илья не упустил момента насладиться сценой, – ведь редко удается увидеть, как начальника застают врасплох, – а после поспешил ему на помощь.

– Анатолий Аркадьевич, это Вероника Верхоланцева – мастер по созданию экслибрисов.

Девушка не стушевалась, тут же протянула руку и уверенно засвидетельствовала свое почтение.

– Приятно познакомиться!

На жест приветствия Левин рассеянно ответил, но как только их руки коснулись друг друга, он глубоко вобрал в себя воздух, прикрыв глаза, а когда открыл, они снова были полны тяжести. Он снова полностью владел собой и своими эмоциями.

– А вы-ы… – усмехнулся – скромностью не страдаете, госпожа Верхоланцева. Вы и правда считаете себя «мастером» своего дела?

Не вопрос, а одно сомнение!

Ника нахмурилась, подумав, что сеи слова оскорбительны, но сейчас плавный, чуть рокочущий баритон струился из уст говорящего, и она невольно заслушалась, однако оценив процент высокомерия и требовательности во взгляде сверху, и стойко все это выдержав, уверенно ответствовала:

– Мне нравится думать, что я хорошо справляюсь со своей работой, да. Не будь этой уверенности, я бы не стала выкладывать свои работы всем на обозрение и не принимала бы заказов, боясь не угодить клиенту.

– И всегда угождали? – в тоне собеседника таилась издевка.

Ника молча глядела на все это и ей, вдруг, невольно подумалось, что ее друг со своим начальником стоят друг друга – у обоих языки подвешены на язвительность. Только вот Илье она может по носу щелкнуть, а с этим что делать? «Соберись!» – мысленно приказала она самой себе и четко, уверенно выложила на одном дыхании: