Kitabı oku: «Оттепель не наступит», sayfa 3
На последней фразе чувство вины поглотило меня целиком.
– Агги, я…– нервно бормотала, пытаясь найти себе хоть какие-то оправдания.
Но это было уже неважно. Я видела, как дрожат хрупкие плечи Агаты. Она старалась не плакать, но не выдержала. Уронив шапку на пол, подошла к сестре и крепко обняла её.
– Ты же знаешь, что в этом нет моей вины.
Агата вдруг отпрянула, заглянула в глаза и серьёзно, хоть и немного по-детски, спросила:
– Да? А почему тогда ты не вернулась?
Ответа у меня не нашлось. Потому что вопрос риторический. Сестра отвела взгляд и нахмурилась. Её руки сжались в кулаки. И вдруг я случайно перевела взгляд за её плечо. В духовке вспыхнуло пламя.
– Чёрт! – выругалась я и кинулась открывать дверцу.
В лицо ударил чёрный едкий дым. В горло и глаза будто от души насыпали песка. Я закашляла. Из-за спины сестра плеснула в духовку воды. Вторая порция дыма не заставила себя ждать. Мы закрыли носы и выбежали из кухни. Пока я практически выплёвывала лёгкие, Агата бросилась открывать окна.
– Видишь? – хрипло сказала я. – Стоит мне прийти в этот дом, так всё сразу выходит из строя.
И тут я заметила, что щёки Агаты раскраснелись и стали цвета спелых помидор. Я вмиг забыла о духовке, дотронулась до лба сестры и констатировала:
– Горячая. Агги, ты сегодня принимала таблетки?
Сестра отвела взгляд и быстро направилась в кухню.
– Посмотрю, что с курицей случилось.
Я пошла следом. Дымка и запах гари всё ещё раздражали дыхательные пути. Лающий кашель снова стал рваться из груди.
– Иди в гостиную. Я пока здесь проветрю, – торопливо сказала Агата.
Но я лишь прислонилась к обеденному столу, сложила руки в карманы и с укором посмотрела на неё. Сестра избегала моего взгляда и суетливо пыталась реанимировать сгоревший ужин. Я серьёзно сказала:
– Агата, это не шутки.
Она повернулась ко мне в пол-оборота и виновато посмотрела исподлобья.
– Мне от них плохо, Юна, – почти шепотом сказала Агги. – Я чувствую, будто из меня забирают жизнь. Ничего не хочу. А когда пропускаю хотя бы один приём – всё хорошо.
Я взяла её за ладонь, а свободной рукой сжала плечо.
– Понимаю, милая. Но и ты должна понять. Это жертва, которую приходится терпеть. Ради тебя. Ради нас. Мы не хотим тебя потерять.
Сестра поджала губы.
– Я знаю, Юна, – всхлипнула она и сползла по стенке на пол, затем обхватила колени и продолжила: – но мне надоела такая жизнь. Я сижу в четырёх стенах. Чаще – лежу. Ничего не хочу. Отца сутками нет дома. Ты, – она бросила на меня короткий взгляд, – не приходишь. Я понимаю. У тебя своя жизнь.
На душе стали скрести кошки. Проклятое чувство стыда достигло каждой клеточки тела. Не в силах изображать стойкость и неприступность, я опустилась на колени и крепко прижала сестру к себе.
– Обещаю, теперь меня отсюда не выгонишь.
Сестра снова всхлипнула и сильнее прижалась, впившись пальцами мне в лопатки. Так мы просидели минут пять, пока в дверь не постучали.
Сердце подпрыгнуло к горлу. Вопреки обещаниям, данным самой себе, я снова разнервничалась.
Агата отодвинулась и внимательно на меня посмотрела:
– Всё будет хорошо. Папа тебя не обидит. Он мне пообещал.
Я постаралась улыбнуться и кивнула.
– После того, что стало с его кухней… – я кивнула в сторону духовки. – Мне так не кажется.
Сестра прыснула в кулак и быстрой пружинистой походкой направилась к входной двери. Я поднялась, отряхнула колени и машинально поправила волосы. Как хорошо, что из-за адского холода можно носить одежду с длинным рукавом. Иначе папа бы в обморок упал от моих татуировок.
– Что ты тут устроила? – услышала я строгий голос папы. – Почему так холодно и воняет гарью?
– Папочка, не злись, – пролепетала Агги. – С духовкой что-то случилось. Я не уследила, и курица немного подгорела.
Даже из соседнего помещения я услышала, как тяжело вздохнул отец. Готова поспорить, что он еле сдержал свою ругань. Однако в следующую секунду его голос прозвучал уже более ласково:
– Ничего страшного. Что-нибудь осталось от курицы?
Агата пробормотала:
– Да…
– Вот и славно! – воскликнул он, и послышался шорох брезентовой куртки.
Сестра первой нырнула в кухню и протянула мне шапку. Точно! Я ведь бросила её на пол. В этом доме таких вольностей не прощают. И вот, следом за Агатой зашёл отец.
«Постарел», – первое, что пронеслось у меня в голове. В последнюю нашу встречу седина только коснулась папиных волос. Теперь же почти вся его голова была белой. На лбу залегли глубокие морщины. Он глядел на меня с привычной суровостью, отчего в душе стало холоднее, чем прежде. Я собрала волю в кулак и поздоровалась:
– Привет, пап.
Готова поспорить, что Агата в этот момент испепеляла нас взглядом и мысленно толкала друг к другу. Но чуда не случилось. Папа натужно улыбнулся и поздоровался в ответ:
– Здравствуй, Юна.
Да уж. Можно было не открывать окна. Маленькая кухня и без того в считанные секунды, казалось, покрылась корочкой льда. Папа подошёл к форточке, закрыл её и, потрепав Агги по волосам, заботливо сказал:
– Милая, хватит проветривания, а то ещё заболеешь.
Я поймала взгляд сестры и постаралась вложить в своё выражение лица максимальное сочувствие, на какое только была способна. Неудивительно, что она бунтует. Я тоже в её возрасте выказывала протест, как могла. Только моя ситуация была прямо противоположной.
– Пап, я и без тебя знаю, – раздражённо сказала Агата и сбросила папину руку.
Однако перечить не стала и пошла закрывать окна. Повисла напряжённая тишина, которую можно было резать ножом.
– Чьих рук дело? – строго спросил отец, кивая в сторону духовки.
– Моих. Хотела как лучше, – не раздумывая выпалила я.
Отец промолчал. Снова тишина.
– Как дела на работе? – попыталась снова завести разговор.
Однако отец моего энтузиазма не разделил.
– Тебе правда интересно? – холодно спросил он.
Я подняла глаза и абсолютно честно сказала:
– Да.
Несколько секунд папа, видимо, сомневаясь в моей заинтересованности, мерил меня взглядом. А затем повернулся к курице, стал её разделывать и сказал:
– Дела так себе. Мы пытались внедрить новый геном пшенице, ускоряющий рост. Но потеряли несколько гектаров посевов. Некритично. Но неприятно.
Папа, будучи некогда выдающимся генным инженером, борющимся с человеческими недугами, до сих пор не смирился с тем, что жизнь привела его в производство еды. Лабораторию, в которой папа вёл исследования, давно закрыли. Ведь качественное питание оказалось важнее всего остального.
Вслух, конечно же, отец никогда не выказывал своего разочарования. Но этого и не требовалось. В его списке, состоящем из сотен пунктов жизненных неудач, потеря любимого дела располагалась на одной из верхних строчек.
– Ну а твои дела как? – папа, видимо, тоже решил сделать шаг навстречу.
Я чуть не вернула колкость «тебе правда интересно?» в ответ. Но вовремя сдержалась. Обещала Агате, значит, нужно постараться.
– Ничего нового.
– Где работаешь?
«Ты прекрасно знаешь, где я работаю», – пронеслось в голове, но вслух я сказала только:
– Да так, постоянные подработки. Пока нигде не могу закрепиться.
Наконец, в кухню вошла Агата. Я вздохнула с облегчением. Папа, кажется, тоже. Наши отношения натянулись до предела. И я не была уверенна, что их можно хоть как-то наладить.
Остаток вечера прошёл более-менее мирно. Мы поужинали (оказалось, что курица сильно не пострадала), вместе с Агатой отмыли духовку и отправились в комнату.
– А давай что-нибудь старенькое посмотрим! – предложила сестра, забравшись на кровать с ногами.
– Например?
– Гарри Поттера!
Я закатила глаза.
– А ничего поновее нет?
Сестра широко улыбнулась и покачала головой. Делать нечего.
И мы погрузились в просмотр. Вдруг мне показалось, будто и не было четырёх лет, которые я провела вне стен этого дома. Уютные вечера, дурацкие беседы. Последний раз мы так сидели, когда Агате было лет десять.
Время прошло слишком быстро, и мы улеглись спать.
Где-то во втором часу ночи я резко открыла глаза и села на кровать. Сердце бешено стучало. А дыхание сбилось и никак не приходило в норму. Я не могла вспомнить, что мне снилось. Однако всем нутром ощущала: мне нужен кусочек карамели. Всего один. Чтобы спать. От этой мысли пересохло во рту, а сердце стало стучать ещё быстрее.
Я не брала с собой. Подумала, что вытерплю. И, конечно же, облажалась. Опустившись грудью на колени, обхватила голову и стала раскачиваться.
Беда никогда не приходит одна. Поэтому следом грянули воспоминания.
Я топчусь на пороге в коротких шортиках и тоненькой маечке. Эта пижамка уже совсем потеряла вид. Но папе некогда купить новую. Я дрожу и чувствую усталость. Отец наказал меня за какую-то очередную чушь и выставил из спальни. Чтобы поняла, запомнила, как вести себя неповадно.
Но я стою и не помню ничего, кроме его озлобленного лица. Начинаю всхлипывать. А через секунду чувствую, как намокают щёки. Пока, наконец, робкие слёзы не превращаются в истерику.
Папа вылетает из своей спальни, громко хлопнув дверью.
– Хватит ныть! Ты разбудишь Агату! – рычит он, но сестренка уже и так проснулась и стала хныкать.
Я, чувствуя затылком, что меня ждет, инстинктивно сжимаюсь и жмурюсь. Через секунду отец хватает меня за маечку и тянет так, что швы врезаются в подмышки.
– Папочка, не надо, – умоляю я.
– Почему ты никогда не слушаешь? – злится отец и трясёт со всей силы.
У меня начинает кружиться голова. Плач Агаты, кажется, слышит вся округа. Отец со всей силы толкает меня, и я ударяюсь спиной о дверной косяк. Боль пронзает позвоночник, и я плачу ещё сильнее. Знаю, что в моих интересах сейчас же заткнуться. Но не выходит.
– Прости, папочка, – лепечу я.
Но он только ходит из стороны в сторону, отбивая пальцами нервный ритм на второй ладони. Спина болит нестерпимо.
– Папа, мне так больно.
Агата уже не просто плачет – она кричит, словно её режут. И тут я слышу папин крик, а за ним – ослепляющая всепоглощающая боль. Отец не нашёл способа выместить злость лучше. И изо всех сил замахнувшись, влепил мне пощёчину. Через секунду папа с ужасом понимает, что натворил, подхватывает меня на руки и бежит в ванную. Кровь заливает нос и рот. Я плохо соображаю. Но отчетливо помню его бессвязные извинения и пронзительный крик Агаты, который заглушает всё.
Я тряхнула головой и подскочила с кровати. Больше папа никогда не поднимал на меня руку. Видимо, понял, что так делать нельзя. Но это вовсе не значило, что мне здесь хорошо жилось. Я тихо поцеловала Агату в лоб, наспех натянула штаны, кофту и выскользнула из комнаты. «Напишу сообщение с извинениями позже», – проскочила мысль. В коридоре на полу стоял ночник, который переливался всеми цветами радуги. Похожий был у нас в детстве. Я со всей дури зарядила его в стену в один из плохих дней. Агате он нравился. Поэтому уже к следующему вечеру по настоятельной папиной просьбе я принесла домой такой же.
На цыпочках добралась до шкафа, в приглушённом свете еле нащупала свою куртку среди вороха верхней одежды, натянула шапку и уже стала открывать дверь.
– Сбегаешь? – тихо спросил папа.
Я вздрогнула и выругалась:
– Чёрт бы тебя побрал!
– Ты как всегда красноречива, – хмыкнул отец и выглянул из кухни.
Он был одет в старый халат, который носил ещё во времена моего детства, а в руках нежно покачивал бокал. Не сложно было догадаться, что за напиток был туда налит.
– Незачем так пугать, – огрызнулась я, а затем чуть мягче сказала: – у меня срочные дела.
Папа зло хохотнул и сделал глоток. Я кивнула на фужер.
– И давно ты на стакане?
– Не тебе меня поучать, – ответил он и немного пошатнулся.
Видимо, это была далеко не первая порция.
– Разве это поучения? Просто вопрос, – аккуратно оправдалась я. – Мне действительно пора.
Отец поднял указательный палец, осушил бокал одним глотком, чуть скривился и сухо произнёс:
– Хреновая тебе семейка досталась, что ты тут даже одной ночи провести не можешь, а?
Сосуд моей злости стал потихоньку наполняться. В голове крутились тысячи ругательств и оскорблений, но я пообещала Агате. Поэтому набралась духу и выдавила из себя лишь мягкое:
– Не говори ерунды.
А затем быстро развернулась, повернула ключ, но папа оказался быстрее. Он навис сбоку, словно туча, выбросил руку и загородил мне проход. В голове снова возникла яркая картинка о маленькой Юне, умоляющей «прости, папочка». Я словно вросла в порог. Сердце пропустило пару ударов.
– Ты опять подводишь сестру, – холодно и тихо сказал он.
И тут меня будто окатили ледяной водой. Собрав все силы и волю в кулак, я оттолкнула отца. К счастью, он уже изрядно выпил, поэтому громко повалился на пол. Стакан выпал из ладони, и от давящей тишины показалось, что звон разбившегося стекла слышал весь Джаро. Я сунула руку в карман, ловко вынула либерган и нацелилась на отца.
– Ты сам меня выгнал из дому, – отчеканила я.
От звуков перепалки проснулась Агата. Она выскочила в коридор, нажала включатель света и несколько секунд в недоумении осматривала сцену. Я заметила, что несколько осколков впились в папину ладонь. Под ней уже натекла лужица крови. Укол совести не заставил себя ждать. Сестра подбежала к папе и помогла ему подняться. А затем посмотрела на меня и с нескрываемым ужасом пробормотала:
– Юнона, пожалуйста, убери пистолет!
В ту же секунду я опустила оружие и отвела взгляд в сторону. На ладонях выступил пот, а по телу прокатилась жгучая горячая волна от осознания собственного поступка.
Я целилась в собственного отца.
От стыда захотелось провалиться сквозь землю. Я спрятала пистолет обратно в карман.
– Ты поранился? – Агата нежно взяла папину ладонь и стала осматривать.
– Всё в порядке, – папина спесь немного поубавилась, и он с несчастным видом повис на сестре.
– Юна, не уходи! Уверена, папа не желал ничего плохого!
Я дрожащим голосом попыталась оправдаться:
– Будешь его защищать? Да он пьян вусмерть!
– Но он тебя и пальцем не тронул! – не унималась Агата.
– Ещё бы чуть-чуть, и тронул!
И тут в перепалку вклинился папа.
– Даже в мыслях не было. Юна, ты считаешь меня врагом? Мне хотелось тебе помочь.
Я сцепила зубы и почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
– Ноги моей здесь больше не будет, – процедила я и, громко хлопнув дверью, выбежала вон.
Ночь встретила меня негостеприимно. Разыгралась буря, и в лицо били маленькие ледышки. Я быстрым шагом бросилась вниз по улице к теплицам, не особо соображая, куда иду. Тут было уже некого стыдиться, поэтому сдерживать слёзы не пришлось. Прямо сейчас наружу вырвалась маленькая Юна. И ей было до чёртиков обидно.
Я шла минут десять, не обращая внимания ни на что. Каждая мысль была разрушительнее другой. Пока, наконец, в себя не пришла взрослая Юнона, у которой был стопроцентный способ избавиться от проблем.
И я не видела причин противиться желанию заглушить обиды.
Я остановилась и вдруг поняла, как замёрзла. Дрожащими пальцами достала смартфон и набрала Гектора. Несколько гудков, и напарник взял трубку.
– Ты время видела?! – заспанным голосом возмутился он.
– Да. Я бы не звонила. Но мне нужна помощь.
– Что такое?
– Хочу надраться. Срочно.
Гек секунду молчал, а затем сказал:
– Ты мне вчера сказала, что у тебя ещё целый пакет. Куда ты его дела?
– Никуда. Просто я далеко от дома. И очень не хочу туда ехать.
Как бы я не старалась держаться, голос дрожал. Показалось, что ещё немного, и из глаз снова хлынут слёзы.
– И…Она слабая. Хочу нормальной карамели.
Напарник тяжело вздохнул и сдался:
– Хорошо. Встретимся в «Точке».
– Выезжаю туда.
Общественного транспорта в такое время суток уже не было. Я вызвала такси, и через пять минут за мной приехал старенький четырёхместный снегоход.
– В Бетонный квартал, пожалуйста, – попросила я, и мы поехали.
В душе будто просверлили огромную дыру. Всё, что я могла, – это пялиться на дорогу и думать о том, что сейчас обо мне думает Агата. Я снова не сдержала обещания.
А ещё подняла руку на отца.
Хотелось ли мне его убить? На этот вопрос ответа не было. Но, кажется, если бы не сестра, дело бы закончилось куда хуже.
«Он тебя вытаскивал из передряг. Когда было совсем плохо, помогал. Вот так ты платишь за доброту?» – проснулся внутренний голос.
– Отвали, – тихо шикнула я.
Таксист многозначительно посмотрел на меня через зеркало заднего вида. Я сделала вид, что не заметила. Благо, до Бетонного квартала было рукой подать.
Я вышла у самой окраины района. Здесь вперемешку с обычными серыми многоэтажками стояли недостроенные и полуразрушенные дома. В подвале одного из таких зданий находилась «В точке» – подпольное заведение, куда стекалось всё отребье города. «Гуарана» по сравнению с этим местом была настоящим фешенебельным рестораном. Полиция плевать хотела на творящиеся здесь дела, поэтому у «Точки» даже была красная неоновая вывеска. Правда, буква «Т» перегорела. И от этого название стало только красноречивее.
У входа в подвальное помещение стояла кучка пьяных подростков. Они громко гоготали, пили прямо из бутылок и матерились. Примерно также и я начала свой путь на дно. Через несколько минут приехал Гек. По лицу парня стало понятно, что он вовсе не рад меня видеть.
– Юна, мне надо работать, – сказал он, не поздоровавшись.
– В три часа ночи? – скептично подняла брови я. – Ты же явно спал, когда я звонила.
– Да, в три часа ночи, – огрызнулся Гектор.
– Зачем тогда приехал?
Напарник скривился в недоумённой гримасе и спросил:
– Ты сама попросила карамели. Ничего не перепутал?
Я опустила взгляд и вздохнула.
– Ладно. Давай сюда.
Гектор расстегнул куртку, залез во внутренний карман и достал маленький пакетик с тремя прозрачными кристалликами. Это была дурь самой высокой очистки. Такую достать под силу далеко не всем.
– Главное, не пей, – нахмурился Гек. – У меня нет времени приезжать тебя откачивать.
Я кивнула, забрала пакет и буркнула:
– Сама знаю.
– Платить будешь?
– Запиши, как всегда, в счёт зарплаты.
Гек кивнул и, не попрощавшись, побрёл к машине. Я топталась несколько секунд, борясь с желанием попросить составить мне компанию.
– Эй! – крикнула я ему вдогонку. – Может, отдохнём? Как в старые добрые? К чёрту работу, она не убежит.
Напарник обернулся, нахмурил брови, сложил руки на груди и сказал:
– Не хочу смотреть, как ты себя разрушаешь.
Я прикусила губу.
– Тебе не придётся. Пропустим по стаканчику и по домам.
Подростки притихли, слушая наш разговор. Гек шикнул на них:
– А ну валите! Нечего уши греть.
Те снова захихикали, но уходить не стали. Гектор снова подошёл ко мне и тихо сквозь зубы сказал:
– Ты не слышала? Приводить в чувства твоё не соображающее тело у меня нет никакого желания!
– Ладно-ладно! – вскинула ладони я. – Пойдем, папочка.
Я взяла холодную ладонь Гека, и мы пошли в «Точку». Он не стал упираться. В баре было шумно, несмотря на поздний час. Играла громкая безобразная музыка, а по помещению то ли в танце, то ли в конвульсиях двигались завсегдатаи. Среди них было много знакомых лиц. Этим людям я продавала карамель и оружие, но сейчас не хотела, чтобы меня заметили. Благо, большинство посетителей были уже слишком пьяны, чтобы видеть что-то дальше своего носа. Но только не хозяйка этого балагана.
– Юнона! Сколько лет, сколько зим! – воскликнула барменша, едва завидев меня.
– Привет, Зайка.
Девушка с ярко-малиновыми волосами жизнерадостно улыбалась мне во все зубы. В «Точке» я не была несколько лет. И за это время она ничуть не изменилась. Несмотря на то, что ей было далеко за тридцать, выглядела Зайка очень молодо. По какой-то странной прихоти девушка постоянно сбривала брови, отчего её и без того необычная внешность становилась прямо-таки эпатажной. Руки, ключицы и шея барменши были забиты узорами и рунами того же цвета, что и волосы. Настоящее имя Зайки никто не знал и узнавать не пытался. Говорили, что «Точка» ей досталась от родителей. И чтобы не тратить лишние гроши на персонал, Зайка сама стояла за баром.
– Ты снова торгуешь? – удивленно спросила она, натирая бокал.
– Нет. Просто хочу напиться.
Зайка звонко расхохоталась, а затем кивнула на Гека, стоявшего позади меня, и недвусмысленно подняла брови.
– Нет. Всего лишь пришли вместе выпить, – отрезала я.
– Ладно, – пожала плечами барменша и налила нам две стопки вонючего пойла.
Я бросила в свою кусочек карамели и одним махом осушила содержимое, чувствуя, как пережитые обиды начинают стираться. Гек держал напиток в руках и смотрел на меня исподлобья. Я ткнула его в плечо и сказала:
– Расслабься. Всё под контролем.
И, пока Гектор пил свою порцию, заказала новую.
Глава 4. Тайны исследовательского центра
Филипп
Будильник отчаянно зазвенел. Я резко выдохнул и подорвался, словно от кошмара.
– Пи – пи – пи! – истошно кричал стандартный рингтон.
– Отключайся, скотина… – спросонья пробормотал я.
Герда недовольно застонала и стала ворочаться
– Тш-ш, – погладил её по плечу, – спи. Ещё рано.
Она сгребла в охапку подушку и перевернулась на другой бок.
Задёргалась бровь. Пальцы сжали виски. Я тяжело вздохнул. Утро только началось, а у меня уже нервный тик.
Широко зевая, уселся на кровать. Перед глазами было мутное месиво. Руки потянулись к тумбочке за очками.
Это не сделало комнату более светлой или приятной, зато, хотя бы, получалось видеть. Несколько секунд я осматривал наши владения, пытаясь прийти в себя после сна. Вдоль стен – фикусы и большая монстера. Минимум мебели, а та, что есть – стильная и неброская. Но самая главная ценность – гигантское окно в полный рост и вид с пятьдесят четвёртого этажа. Больше самой квартиры Герда любила пейзаж за окнами, поэтому шторы отправились на помойку сразу же после переезда. Сейчас ничего, кроме непроглядной тьмы, за окном не было. Только иногда стекла касались еле заметные красно-синие лучи патрулирующих дронов. Я поправил очки, тряхнул головой и вдруг почувствовал, как сильно болит голова. Пытаясь собраться духом, машинально провёл рукой по сухим губам и, стараясь не будить жену, поковылял на кухню в поисках воды и чего-нибудь съедобного.
Герда снова недовольно охнула сквозь сон. Но опять не проснулась. И хорошо. Иначе нас ждал бы очередной неприятный разговор.
Кухонное окно выходило на ту же сторону, что и спальня. Я подошёл к барной стойке, заменяющей стол, налил воды из кувшина, сделал несколько больших глотков и с облегчением выдохнул. Вдруг завибрировал смартфон.
«Проснулся?» – высветилось на экране.
Я закатил глаза и стал злиться. Быстро набрал ответ:
«Мы же договаривались не переписываться, когда я дома».
Чуть сильнее, чем нужно, бросил телефон на стол. В холодильнике после ужина осталось несколько бутербродов с сыром и ветчиной. Обрадовавшись, что готовить не придётся, я достал их и присел на высокий стул. Гаджет снова ожил. Боковым зрением глянул на экран:
«Знаю. Но она ведь ещё наверняка спит».
Я не ответил. Подобная неосторожность меня всегда раздражала. Стараясь отогнать злость, стал думать о вчерашнем дне.
Допрос Валера Сафи не удался. По адресу, который выдала база, он не проживал более пятнадцати лет. К Аноре на отчёт я не пошёл, за что сегодня обязательно придётся ответить. Ещё и Герда уезжала гостить к родителям. Портить вечер мне не хотелось, поэтому я наврал с три короба, что поехал искать настоящий адрес, а сам занялся более приятными вещами.
Телефон вдруг снова задрожал. Я шумно выдохнул, пытаясь не терять самообладание, и решил послать Чилитту куда подальше. По крайней мере, на сегодняшний день.
«Не злись. Просто я соскучилась».
Я поджал губы и почувствовал лёгкий укол стыда.
«Злюсь. Ты обещала не нарушать договор».
Ответ последовал незамедлительно.
«А ты обещал писать чаще, чем раз в неделю. И не объявляться как гром среди ясного неба».
Следом пришло очаровательное полуобнажённое селфи. Я прикусил губу от неожиданной фотки.
– Вредничаешь, – сказал себе под нос, критично осматривая снимок.
Грудь прикрыта миниатюрными ладошками, а губки слегка надуты. Делает вид, что обижена. Кудрявые русые волосы подозрительно аккуратно лежат, учитывая, что она только проснулась. Один глаз прикрыт пышной прядью, а второй смотрит с нескрываемым укором из-под пышного веера чёрных ресниц. Легкая припухлость ото сна Чилитту даже не портила.
«Не надо меня дразнить», – ответил я.
И сам себя поймал на мысли, что больше не злюсь на неё. Зато на себя – очень даже.
Филипп, тебе что, шестнадцать? Увидел фотку обнажённой девки и поплыл? Собрав волю в кулак, дополнил ответ:
«А если серьёзно, давай без этого. Не надо ломать правила, которые работают».
Чилитта была юной девятнадцатилетней девчушкой родом из Тиви. Приехала в Джаро, чтобы стать полицейской и случайно попала на практику ко мне. Нельзя сказать, что она мне сразу приглянулась. Но юность и очаровательная непосредственность определённо располагали к себе.
К сожалению для Чилитты (и к счастью для меня) с учёбой не задалось, и она с треском вылетела из колледжа. Теперь девушка работала в сосновых посадках к востоку от города, отчего её некогда мягкие ладошки очень быстро огрубели и покрылись мозолями.
Мне не было стыдно перед Гердой. Потому что её вины в происходящем было предостаточно. И будто почуяв неладное, в дверном проёме возникла жена. Очаровательная, как и всегда. Она поглаживала худыми кистями длинные тёмные волосы, отливавшие глубокой синевой. Раз в две недели, как по расписанию, Герда подкрашивала пряди в этот цвет, чтобы подчеркнуть глаза – по оттенку такие же, как суровая снежная туча.
Телефон снова прислал сообщение.
Жена бросила быстрый взгляд на гаджет и поджала тонкие бледные губы. Затем глянула на меня, гордо вздёрнула маленький курносый носик и направилась к стеллажам. Выудила оттуда резинку (всегда удивлялся, зачем нужны на кухне резинки) и быстрым движением скрутила на голове гульку. Острые черты лица обнажились, и я заметил, что её скулы стали выделяться ещё сильнее.
– Ты похудела.
– У меня нет аппетита в последнее время, – холодно сказала она и включила кофеварку. – Тебе сварить?
– Да, спасибо.
Напряжение было натянуто между нами, как струна. Герда с излишним стуком водрузила чашки в кофеварку. Затем чересчур громко помешала сахар. И, в конце концов, практически расплескав кофе по столу, с грохотом поставила кружку передо мной. Я тихо выдохнул, отложил надкусанный бутерброд и сказал:
– Если хочешь о чём-то поговорить, валяй.
Герда будто не услышала. Даже не взглянув на меня, подошла к окну. Начинало светать. Как и большую часть времени, соседние небоскрёбы были закрыты дымкой. Почти круглогодично мы жили в долбанных тучах. И это я не только о пейзаже за окном.
– Мне не о чем с тобой говорить, – сказала жена таким голосом, будто её муж был самым главным врагом.
Я снял очки и потёр глаза.
– Нам обязательно ссориться с самого утра?
– А разве мы ссоримся?
– Ладно, понятно.
Аппетит пропал. Я поднялся, поставил тарелку у раковины и направился к коридору, напоследок бросив:
– Только не говори мне после этого, что я не пытаюсь наладить отношения.
Послышался звон разбитого стекла.
– Для этого надо как минимум прекратить мне изменять! – в сердцах воскликнула Герда и быстро вышла из кухни, задев меня худеньким плечом.
У окна медленно разливалась чёрная лужица свежезаваренного кофе. Ещё одна чашка пала жертвой нервозности Герды. Я отправился за женой в спальню. Она сидела у окна на полу, поджав колени, и слегка раскачивалась. Я присел рядом. По её острым скулам текли слёзы.
– Милая, мы обсуждали это уже тысячу раз, – начал я.
– Не надо мне врать, – подняла ладошку Герда и отвернулась.
–С чего ты это опять взяла, что я вру?
– А кто тебе тогда пишет в такую рань? И расскажи, пожалуйста, где именно ты искал свидетеля вчера?
Тяжёлый вздох сорвался с моих губ. Мастерски изображая невинность, будто в сотый раз собирался объяснять очевидные вещи нерадивому ребёнку, я повернулся к ней. В горле, тем не менее, немного пересохло. Даже самая привычная ложь всегда забирала ресурсы. Рука потянулась к коленке жены. Она, к счастью, не сопротивлялась.
– Послушай, милая. Ты ведь знаешь своего отца. Он не даёт мне спуску.
Жена шикнула, скинула мою ладонь и злобно посмотрела:
– Он не отправлял тебя искать свидетеля после работы. Зачем ты врёшь?
Я терпеливо сжал её ладонь своей рукой.
– Меня никто не отправлял. Но Аноре чётко дал понять, что если и это дело я не раскрою, то повышения мне не видать ближайшие несколько лет. А мы ведь этого не хотим, правда?
Герда не ответила, но выражение лица её немного смягчилось.
– Кто тебе пишет?
– Макс, – не раздумывая, выпалил я.
– В полседьмого утра? – Герда недоверчиво нахмурила брови.
– У него есть зацепка. Попросил приехать пораньше.
Жена всё ещё выглядела подозрительной. Но я глядел на неё смело и без смущения. Отчего она быстро растаяла.
– Ладно, – тихо сказала она.
И я её крепко обнял, изо всех сил стараясь не думать о горячей фотке Чилитты, которую рассматривал каких-то десять минут назад.
– Ты бы поспала ещё немного, – чмокнул я Герду в лоб. – Слишком рано для тебя, не находишь?
Она высвободилась из объятий.
– Не спится. Да и дел сегодня невпроворот. Если хочешь, могу поговорить с папой о тебе.
– Ни в коем случае. Ты ведь не обсуждаешь меня с ним?
– Нет, – сказала Герда и отвела взгляд.
Да уж, в нашей семье я более хороший лгун.
– Вы опять мне кости перемывали вчера? – я поднялся и сложил руки на груди
– Совсем немного поговорили! Ничего серьёзного, – мигом стала оправдываться Герда.
Я не стал напирать. Всё-таки, ещё минуту назад моя честность висела на волоске. До моего ухода мы больше не разговаривали. Конечно же, Герда вряд ли меня реабилитировала.
Но мне было плевать. Я открыл шкаф, отодвинул подальше форму и достал любимый костюм с белой, немного помятой рубашкой и тёмно-синим галстуком.
– Хочешь, поглажу тебе одежду? – спросила Герда, возникшая в дверном проёме с чашкой, из которой кофе должен был пить я.
– Нет, спасибо. Не думаю, что её кто-то будет разглядывать.
– Папа не любит неопрятность, – как бы невзначай бросила жена.
Я сжал зубы и ничего не ответил.
Ни к чему нам ещё одна ссора. Надел пальто, обмотался шарфом, чмокнул Герду в щёку и вышел из дому. До департамента можно было доехать на монорельсе всего за пару минут. Но я решил пройтись.
На улице почти совсем рассвело. Солнечные лучики разогнали тучи и отблёскивали от небоскрёбов и свежего снега. Ночью была буря, зато сейчас погода радовала. Второй день подряд, что было совсем не типично для февраля. Множество прохожих торопились на работу, несмотря на раннее время. Я шёл неспеша, времени было ещё много. По дороге зашёл в любимую чайную.
Меня ждал сложный день. И, по правде говоря, на работу идти совсем не хотелось. В полвосьмого позвонил Макс.
