Kitabı oku: «Опыт теории партизанского действия. Записки партизана», sayfa 6

О выборе начальника партии

Начальник партий избирается прежде избрания войск для составления оной. Он никогда не поступает для составления оной. Он никогда не поступает на сие место по очереди, или против воли своей; но назначение методика с расчетливым разумом и со студеной душей, хотя бы то было и по собственному его желанию, вреднее для службы, нежели выбор вопреки оному, или по очереди. Сие исполненное поэзии поприще требует романтического воображения, страсти к приключениям и не довольствуется сухой, прозаической храбростью. Это строфа Байрона! Пусть тот, который, не страшась смерти, страшится ответственности, остается перед глазами начальников: немой исполнитель в рядах полезней того ярого своевольца, который всегда за чертой обязанностей своих от избытка в предприимчивости; за то сей последний полезней первого в деле, требующем тяжкого пожертвования репутации и будущности! – Но один дух недостаточен: прозорливость, строгость, бескорыстие, несуетливость, изворотливость в соображениях, сопряженная с упрямством в достижении цели, – суть стихии партизана; и этого недовольно: ему нужен необыкновенный союз молодых лет с опытностью. Время, наделяя последним, лишает нас той телесной подвижности, которая партизану необходима и без коей все сии естественные и приобретенные дарования суть ни что иное, как мертвый капитал¹². Желательно, чтобы начальник партии не был чужд и стратегии, даба, умея предузнать взаимные движения воюющих сил, он мог приноровлять к ним движения своей партии, и тем не только нанося более вреда неприятелю, избегать собственного поражения, но, приобретая более и более опытности, готовить себя к вышним степеням, чтобы с большей пользой служить отечеству. Пусть каждый партизан помнит; что Лаудон был поручиком Тренка, Ласси волонтером при Франкини, а великий Суворов, Прозоровский, Гольц, Цейдлиц, Винтерфельд, Надасти и Ней были начальниками слабых партий при вступлении своем на военное поприще.

Спешу прибавить: начальник партий должен избираться из действующих войск, а не из чиновников главной квартиры; я говорю о тех, коим она необходима, и которые ей бесполезны.

О силе и составе партии

Мнения о силе и составе партии различны. Одними предлагаются малосильные партии, другими так называемые летучие корпуса, составляемые из всех родов регулярных и иррегулярных войск. Первые приводят в довод, что малые отряды от двух до трех сот казаков, не нуждаясь нигде в пропитании, могут беспрерывно двигаться вдоль неприятельского пути сообщения, или в промежутках разобщенных частей его армии, и чаще встречаться с транспортами, нередко ускользающими от сильных партий, окованных собственной тягостью. Последние, желая согласить сверхъестественную подвижность огромных отрядов с алчностью начальствовать над оными, полагают, что довольно уступать превозносителям малосильных партий, если предложат отделить от громад своих малые отряды на сообщение неприятеля; главным же силам двигаться только в чрезвычайных обстоятельствах, или для подкрепления теснимого одного из своих отрядов, или для сопротивления приближающейся сильной неприятельской партии.

Не трудно изложить неудобства и того, и другого способа. Соглашаясь в большей подвижности малосильных партий, я спрашиваю, к чему послужит сия подвижность, если она не в состоянии вредить прикрытиям транспортов армий, столь по нынешней системе огромных и коих каждая часть соответствует их огромности? Какую пользу принесут сии гарцующие рыцари вокруг пути сообщения неприятеля, приступного в пустых местах и неприкосновенного там, где проходят транспорты, то есть там, где единственная обязанность партизанов наносить удары?

Что же касается до летучих корпусов, то употребление их не менее бесполезно, как и малосильных партий: 1) летучий корпус, обремененный регулярной кавалерией, артиллерией, часто и пехотой, имеет одно только название летучего, но именно по своему образованию теряет свое отличительное свойство: легкость и подвижность, не говоря уже о расстройстве, в какое приводит он регулярную легкую конницу через похищение у нее в составе свой лучших полков или эскадронов. 2) Корпус такого образования, по многочисленности своей затрудняясь в продовольствии, принужден бывает или учреждать для себя, подобно главной армии, магазины, от коих уже не осмеливается слишком удаляться, или, в случае отдаленного поиска, изнурять область, в которую направляет свои набеги, и оскорбляя необходимым грабительством жителей, обращать их более на противную, нежели на свою сторону. Наконец 3) неподвижность сего летучего корпуса, рано или поздно, откроет неприятелю как место его пребывания, так и число войск, его составляющих, и лишенный через свою тягость возможности избежать нападения, а через неравенство в силах способа отразить оное, он должен или погибнуть без пользы, или лишившись магазинов своих, с трудом искать убежища в главной армии.

Будучи чужд причин, побуждающих отдавать преимущество как малосильным партиям над огромными отрядами, так и последним над первыми, я предлагаю составить каждую партию из трех казачьих полков, Донского, Черноморского или Уральского Войска (предпочтительней из Донского). Таковая партия не лишит армию ни полков, ни эскадронов, нужных для строевых битв, и по силе своей соразмерна будет как для удара, так и для подвижности¹³.

Сверх сего, поступают в сей состав несколько известных начальнику партии надежных и расторопных офицеров для различных препоручений: офицер по квартирмейстерской части, два медицинских чиновника, один старший, другой младший, несколько трубачей и конных барабанщиков.

Частные обязанности начальников партий всех трех отделений

Частные обязанности каждого начальник партии состоят:

В истреблении неприятельских транспортов, парков и проходящих войск; в поимке почт, курьеров и освобождение пленных своей армии. В предании огню магазинов, лабораторий, госпиталей и всякого рода заведений, в тылу неприятеля учрежденных.

В немедленном извещении об общем и частном отступлении неприятеля; об идущих к нему подкреплениях; о местах, определенным главным хранилищем запасов; о местах, избранных для преобразования потерпевших в сражениях корпусов, дивизий, бригад и полков неприятельских; о новых учреждаемых магазинах, и, наконец о строении новых укреплений для перемены позиции.

В умножении препятствий для неприятельской армии в случае отступления.

В избежании неприятельских нападений и в нанесении ударов там, где они менее ожидаемы.

Распоряжения начальника партии прежде выступления в поход

Приняв партию, начальник оной делает счет доброконным нижним чинам, и берет сведение о расторопнейших казаках, урядниках и офицерах для употребления их на службу, требующую более прозорливости, нежели обыкновенная; уменьшает каши¹⁴ вполовину против положения, то есть, определяет по одной вьючной лошади на 20-ть человек, и, подавая собой пример бескорыстия и умеренности, наистрожайше воспрещает обременять партию прибавлением лошадей и кашах, где назначается по одному худоконному казаку на две лошади.

Каши следуют за полками, а во время дела становятся на высотах, вне выстрела; но устраиваются так, чтобы казаться не кашами, а резервом партии, и при них оставляется половинное число конных барабанщиков.

Бывает, что худоконные казаки присваивают себе лошадей помещичьих; своих же (под предлогом, что жаль бросить донскую лошадь единственно за изнурением от гоньбы, за легкой раною или за болезнью) отправляют в каши, где, навьючив их беззаконно приобретенными вещами, только что умножают тягости, и в то же время открывают новую стезю к грабительству и разврату¹⁵.

Для предупреждения сего, начальник партии, имея необходимость в доброконных казаках, и зная цену силы и легкости донских лошадей, дополняет комплект лошадей не иначе, как посредством реквизиции, и только в таком случае, когда сам удостоверится во временной неспособности представленных ему казаками лошадей. Сии лошади отправляются в каши, с тем однако же, чтобы, кроме попоны, ничего на них не было, и чтобы они по их выздоровлении, поступали на службу казакам, лишившимся собственных лошадей в сражениях. Хозяевам предоставляется выбор пользоваться ими, или реквизиционными лошадьми; но во всяком случае следует чтобы те или другие поступали на службу опешившим казакам и даром не были бы водимы. Если заболевшие лошади совершенно неспособны, то, заменяясь реквизиционными, оставляются на месте.

Правда, что, избегая одного неудобства, впадаем в другое: ибо если не казаки, то начальник партии легко может данную ему власть на реквизиции обратить во зло, и вместо того, чтобы всех реквизиционных лошадей употреблять на службу, может частью оных удовлетворять корыстолюбию своему, и при полном числе, налагать подать сию единственно для собственной выгоды. Но ежели необходимо, чтобы партия, удаленная от всех средств и пособий своих, заменяла убитых и изувеченных лошадей обывательскими лошадьми, то неужели от опасения, чтобы казаки или начальник партии не воспользовались несколькими клячами у жителей, мы оставим сотни храбрых воинов без действия? Почему не избрать из двух зол то, которое миновать удобнее? Что препятствует нам, запретя казакам своевольные реквизиции, позволить оные начальнику партии, известному армии и дарованиями своими и непоколебимой честностью?

Казака, тяжко больные, по освидетельствованию старшего медицинского чиновника, остаются при армии, а слабые следуют на конях за партией. Если же во время похода больной придет в совершенное расслабление, в таком случае позволяется сложить его на подводу, которая переменяется перед каждым переходом непременно, и к коей привязывается лошадь казака. Между тем наблюдается строго, чтобы на сей подводе кроме сена для подстилки, кроме сабли, дротика, пистолетов и шинели больного, ничего не находилось; не позволяется даже класть на нее ни саквы, ни чемоданы, которые должны быть при седле оставлены, как прежде болезни его. Впоследствии объясню, для чего берутся сии меры, и сколь необходимы они в случае поражения партии.

При умножении больных, кладутся они по два на малые подводы, по три и по четыре на большие (как то было в Германии). За исправность сей части отвечает старший медицинский чиновник. Все больные и раненные находятся при партии, пока не предстанет случай отослать их в учрежденный начальником партии госпиталь, о коем я буду говорить в статье о пункте сношений с главной армией.

Каждый казак возит в тороках на двое суток хлеба и на сутки овса, которыми пользуется только в чрезвычайных случаях и не иначе, как по особенному дозволению начальника, переменяя однако же хлеб каждые пять суток¹⁶. Для продовольствия партии назначается один из находящихся при ней регулярных офицеров, который с нужной для сего командой бывает всегда в авангарде, и по прибытии своем к городу, местечку или деревне, для отдохновения или ночлега, требует, по числу людей и лошадей, скорейшей выставки всего нужного. По прибытии же партии посылает за приемщиками и раздает по полкам все ему доставленное. Впрочем, сей чиновник имеет право возить некоторое количество овса на взимаемых подводах, которые необходимо переменяются перед каждым переходом и следуют за больными. Для сокрытия силы отряда, он может требовать провианта и фуража вдвое против того, сколько нужно на наличное число людей и лошадей, отряд составляющих: двойная порция хлеба не отягощает желудок на походе, а лишний овес кладется на подводы. Сей обоз, кроме пяти или осьми казаков, стерегущих подводчиков, никакого другого прикрытия не имеет; во время дела становится за кашами, и, в случае неудачи, отдается неприятелю без малейшего сопротивления, исключая больных, которые заблаговременно сажаются на своих лошадей и ожидают последствия дела: когда успех с нашей стороны, то они снова укладываются на подводы; когда же с противной, то, с помощью находящихся при транспорте казаков, уезжают вместе с кашами в назначенное до начала сражения сборное место.

Что же касается до запасного хлеба, то, для перевозки оного, подвод не определяется, ибо его везде найти можно в достаточном количестве на 1,500 человек; а если где оного нет, то казаки, с дозволения – как я уже говорил – начальника партии, употребляют свой двухдневный провиант, возимый в тороках, ущерб коего дополняется в первом городе, или местечке. Все казаки, находящиеся при транспорте овса и при чиновнике, назначенном для продовольствия партии, переменяются всякие сутки непременно.

Начальнику партии необходимо определить при себе одного из командированных к нему регулярных офицеров, который бы сочинял рапорты к главнокомандующему, повеления, наряды и приказы по партии, требования к земским начальникам той области, в которой партия действует, и отношения к ближайшим партизанам; который вел бы журнал входящим и исходящим бумагам, держал бы счет пленным, трофеям и проч.

Долг офицера по квартирмейстерской части состоит в рекогносцировках, или обозрениях; в избрании выгоднейших мест для кочевья партии; в расставлении, вместе с начальником партии, пикетов и застав; в легкой глазомерной съемке мест сражений и каждого перехода; к чему присовокупляются записки и собственные его замечания, дабы в таком случае, когда главная армия или корпус, ей принадлежащий, прибудут на какое-нибудь из сих мест, он мог бы дать все нужные сведения генерал- или обер-квартирмейстеру армии или корпуса.

В первом приказе своем начальник партии излагает порядочно, ясно и кратко все правила, которые должны быть соблюдаемы полковыми командирами, офицерами и нижними чинами касательно их обхождения с жителями, переходов, ночлегов, дневок, приема фуража и провианта, раздела добычи, разъездов, содержания застав, пикетов, и наконец порядка в нападениях, преследованиях или отступлениях.

О партии на марше

По учреждении всего нужного для похода, партия отделяется от армии и потаенно идет вне черты разъездов и партий, посылаемых неприятелем из главной его армии.

Обыкновенный порядок марша каждой партии есть следующий: за авангардом идет партия по полкам, в шесть коней, дабы её протяжение не было слишком велико; за партией следуют каши, больные и транспорт с овсом. Все заключает арьергард под начальством одного из регулярных офицеров, которого первая обязанность никому и ни под каким видом не позволять отставать от партии, а еще менее оставаться в деревнях. Малейшая жалоба из тех деревень, через кои пройдет партия, должна быть на его отчете. На привалах и ночлегах начальник арьергарда рапортует начальнику партии обо всем, что происходило, и представляет виновных для наказания.

Авангард, прибывши к месту ночлега, немедленно заводит временные пикеты, которые не пропускают жителей за черту, ими занимаемую, а людей, из окрестных мест приходящих, представляют начальнику партии. Меры сии наблюдаются и настоящими пикетами. В то же время посылаются ближние разъезды по всем радиусам дорог, сосредоточенных в местечке, или деревне, где должна остановиться партия, и ко всем скрытым местам, вокруг оной находящимся. Соединившись с авангардом, партия располагается по обеим сторонам дороги, по которой предполагает свое отступление, в случае атаки превосходящими силами, имея деревню или местечко, у коего остановилась, впереди фронта; люди не удаляются от оного ни на шаг и не снимают чемоданов, ни сакв, пока не возвратятся первые разъезды, посланные от авангарда на небольшое расстояние.

Между тем настоящие пикеты и заставы заводятся самим начальником партии вместе с офицером по квартирмейстерской части. По прибытии ближних разъездов, отправляются приемщики в местечко при одном офицере. Если нужно некоторым казакам идти в оное для покупки чего необходимого, то отпускаются они командами при исправном уряднике, который имеет строжайший за ними надзор и отвечает за их поведение¹⁷. Такие команды посылаются только во время дня и должны возвратиться к куреням прежде вечера. По прибытии ближних отправляются дальние разъезды по всем дорогам, соединяющимся в местечке, за коим расположена партия. Начальник партии назначает деревни, до которых они должны дойти непременно, открывая притом и такие, которые в небольшом расстоянии от дороги находятся. В доказательство, что разъезды точно доходили до пунктов, им назначенных, всякий офицер, или урядник, разъездом начальствующий, привозит записку от старшины той деревни, до которой имел повеление дойти, или приводит из сей деревни одного жителя.

Если дальние разъезды возвратятся к партии за час или за два до рассвета, то за полчаса перед оными посылаются снова ближние разъезды. Во всяком случае, за час перед рассветом казаки увязывают чемоданы и саквы и должны быть готовы к отражению, к нападению или к отступлению. Если же начальник партии останется по какому-нибудь обстоятельству и часть наступающего дня на прежнем месте, то, по возвращении ближних разъездов или дальних разъездов днем, он позволяет людям снова свободно отдыхать и отвязать саквы и чемоданы. В течение дня посылаются два дальних разъезда, которые ходят потаеннее ночных, ибо их дело открывать неприятеля, а не извещать его о прибытии партии.

За ложные тревоги пикетные и разъездные не наказываются: а лучше быть двадцать раз напрасно встревоженным, нежели один раз внезапно атакованным, что нередко бывает тогда, когда пикетные и разъездные опасаются наказания за ошибочное известие о движениях неприятеля. Тревожным казакам позволяется ехать во всю прыть не в виду партии; а в виду её не иначе, как легкой рысью, и прямо к куреню начальника партии, для объявления о происходящем. Сей последний немедленно садится на коня, велит трубить, по обстоятельствам, к походу или тревогу, и едет во всю прыть к месту, где примечен неприятель; велит партии строиться: днем на месте, ею занимаемом, а ночью в некотором расстоянии от оного, правее или левее огней бивака, на которые неприятель обыкновенно устремляет нападение, и которые сверх того, умножают темноту перед фронтом. Такое перемещение способствует и ко взятию неприятеля во фланг.

Каждый полк наряжает на сутки по одной сотне под названием готовых. Сия сотня остается при полку, имея обязанностью, в случае тревоги, мгновенно садиться на коней и стремиться с начальником партии на помощь к атакованной заставе; почему люди и лошади её составляющие, не облегчаются целые сутки¹⁸.

Об учреждении пункта сношения с главною армией и в нем госпиталя партии

Подвижность и быстрота суть коренные свойства всякой части войска, определенной на внезапные удары. Будучи уверен в сей истине, я старался в предшествовавших статьях освободить партию от всех тех тягостей, с коими ни подвижность, ни быстрота несовместны: я ограничил количество овса, возимого при партии, и решительно отверг транспорты с провиантом. Но как совлечь бремя, неотделенное от самого существа партии? Как избегнуть влечения за ней раненных, больных и отбитой добычи, с каждой дракой с каждым усиленным переходом умножающихся?

Многие полагают, что начальник партии не прежде должен предпринимать поиски, как предварительно основав в безопасном от неприятеля городе, или селе, род пристани, которая бы служила ему хранилищем всех съестных и военных запасов, убежищем для больных и раненных казаков, местом для складки похищенной у неприятеля добычи; словом, магазином для всякого рода тягостей, партии принадлежащих. Взяв сию нужную предосторожность, начальник партии должен устремиться на неприятельский путь сообщения, действовать по произволу столько времени, сколько будут позволять обстоятельства, возвращаться к своей пристани для раздела добычи, для отправления пленных и отбитых трофеев, для сложения раненных; и, по совершении сих обязанностей, возобновлять набеги. Могут ли выгоды такого образа действия равняться с его неудобством? Без сомнения, партия, освобожденная от всех тягостей, вольна в ходу, не озабоченная продовольствием своим, способнее и быстрее может действовать на разных пунктах пути сообщения и путей продовольствия неприятеля; но, угрожая источнику его существования, она подвергает хранилище своих собственных потребностей истреблению. Опасение её в сем отношении должно быть тем живее, что она, по малочисленности своей в сравнении с неприятельской армией, не в состоянии разорить всех её заведений, тогда как и слабый отряд неприятеля, пользуясь её отдалением от пристани, может нанести её чувствительный удар без малейшего усилия. К тому же я опасаюсь, чтобы заботы о сохранении столь важного предмета не имели слишком сильного влияния на деятельность начальника партии, и не сообщили его планам и предприятиям той чрезмерной осторожности, которая вовсе не прилична партизану. Между тем нужно заметить и то, что неприятель чем долее останется в неведении о такой пристани, тем позднее партия лишится в ней своих заведений, и тем потеря её будет важнее и убыток чувствительнее. Прибавлю: если партия и действительно, при начале своих движений, должна освободиться вышесказанным средством от неудобства влачить за собою собственные тягости, то выгода сия продолжается не далее первого приза. Тогда она снова принуждена бывает или обременять себя отбитыми тягостями, или отсылать их в пристань с большим конвоем, который обессиливая партию, сам не довольно бывает силен, чтобы, в случае нужды, противостать нападению неприятельскому.

Другой способ, совершенно противоположный первому, состоит в движении всей партии совокупно, не назначает ей никакой пристани и дозволяет всему каравану следовать за партией. Таковой образ действия, по моему мнению, еще безобразнее вышеописанного. Если он освобождает от заботы прикрывать пристань, всегда неприятелем угрожаемую, то совершенно отягощает ход партии, и, в случае даже легкой неудачи, лишает и нужнейших потребностей и приобретенной добычи, и следующих за партией больных и раненных. Сверх сего, главного неудобства, он представляет способы нижним чинам заниматься более грабительством, нежели настоящим делом, так что фуры, или телеги, определенные для возки провианта, непременно наполняются ограбленными вещами. Вскоре подводы умножаются под предлогом умножения больных, за неимением которых, для обмана начальника, употребляются здоровые люди; и сие злоупотребление столь усиливается, что часто видим по одному человеку на подводе, готовой развалиться под тягостью пожитков, отнятых насильно у мирных жителей. Если начальник партии, испугавшись такого умножения тягостей, велит отправить в госпиталь главной армии тяжело страждущих, то это приведет к другого рода беспорядку. Для прикрытия сего транспорта отберутся (тайно же от него) надежнейшие и расторопнейшие люди, которые, забравши с собой все, некоторой цены стоящие, пограбленные вещи, отправятся в главный госпиталь и, сдавши больных, пустятся странствовать нередко до самой своей родины, и после несчетных грабительств не прежде возвратятся к партии, как в конце кампании, оправдывая себя незнанием того места, где она находилась. Тот ошибается, кто подумает, что таким транспортом облегчается партия. По отправлении одной части больных, остальная точно таким же средством умножается и таким же средством, будучи несколько раз отсылаема в главные госпитали, приводит наконец партию в такое истощение, что она принуждена бывает, если не усилять её новыми войсками, прекратить свои действия. Но пусть партия будет в цветущем состоянии, и тогда, при открытии неприятеля, начальник её поневоле должен оставить знатную часть своего отряда для прикрытия обоза и тем обессилить боевое отделение. В случае же удачи, при ложном известии какого-либо пленного о близости свежего неприятельского отряда, он принужден прекратить необходимое преследование пораженного неприятеля, опасаясь подвергнуть истреблению огромный караван свой, довольствоваться, половинным успехом. Я распространяю статью сию не в соразмерности, может быть, с другими статьями сего сочинения. Нельзя сделать иначе. Необходимость облегчать партию в ходу её столько связана с пользой, от партизанского действия ожидаемой, что должно употребить все старания для искоренения предрассудков, и поныне касательно сего господствующих. Но чем заменим мы опровергаемые нами оба способа?

Изберем средину между двумя крайностями.

Представим себе, что партия достигла до участка, по которому определено ей спуститься на сообщение неприятеля. Первый предмет начальника оной состоять будет в избрании города (или села) на таковом расстоянии от неприятельского пути сообщения, который был бы сколько возможно вне опасности от нападения. Он будет служить ему хранилищем больных и раненных и пунктом передачи трофеев, пленных и известий в главную армию, но в нем никакого магазина не учреждается и партия доходит до него не иначе, как теснимая неприятелем.

В сей город назначается начальником один из регулярных офицеров, при партии находящихся. Его военная команда состоять будет в 50 казаках и урядниках.

Обязанность его заключится в сохранении порядка в городе и окружностях оного, на расстоянии 10-ти, или 15-ти верст; в надзоре за госпиталем, находящимся под ведением младшего медицинского чиновника; в сосредоточении посреди города достаточного числа запряженных подвод, для немедленного перемещения больных и раненных на другой пункт, в случае угрозы сему пункту неприятелем; в передаче в главную квартиру трофеев и пленных посредством обывателей и нескольких казаков команды его; в выдаче квитанций начальникам, приводящим пленных и доставляющим трофеи; в получении таковых же при сдаче пленных и трофеев в главную квартиру; в преграждении пути к оной, также и в проживании в городе казакам и чиновникам партии, без особой на сие записки от начальника партии; и наконец, в учреждении вокруг города на расстоянии 10-ти или 15-ти верст сельской извещательной стражи, подобно той, которая учредиться должна в кругу действия партии, и до коей почитаю за нуждой коснуться мимоходом.

Если воюющие армии стоят одна против другой долго на одном месте (как то было после занятия Москвы и после победы при Кульме), то, дабы не изнурить себя вдаль посылаемыми разъездами, которые, при самой величайшей скрытности в розысках, нередко бывают примечаемы неприятелем и тем возбуждают в нем осторожность, противную выгодам партизана, я предлагаю образование сельских извещательных постов вдоль по всему участку, партизану определенному. Для сего нужно:

1-е. Дружеское обхождение с обывателями и наистрожайшая справедливость в разборе случающихся споров и несогласия между казаками и жителями.

2-е. Предварительное объявление через земскую полицию о вступлении партии в определенную область для защиты оной, и вызов обывателей помогать ей поспешными уведомлениями о проходящих неприятельских отрядах и транспортах.

Вследствие чего требуется: быстрое распространение циркулярного поведения местным начальникам о немедленном образовании во всяком городе, местечке и деревне сельских конных пикетов. Сии пикеты составляются из трех или четырех обывателей, на обыкновенных их собственных лошадях.

По получении известия о неприятеле, ездовой скачет во всю прыть от своего пикета к ближайшему, передает ему известие и возвращается немедленно в свою деревню.

Образовав сие вспомогательное средство, для обеспечения партии от нечаянных нападений, начальник оной весьма ошибается, если найдет его достаточным для безопасности своего отряда, и в таком мнении ограничить остерегательную свою деятельность; еще более ошибется он, если на сельских извещениях основывать будет свои предприятия на отряды или транспорты неприятельские. Сведения, получаемые через обывателей посредством изустного предания, не могут быть ни столь верными, ни столь удовлетворительными, как сведения, получаемые через разъезды.

Начальнику партии остается здесь довольствоваться тем только, что, устремляя мысли обывателей на один предмет с ним и занимая беспрестанно их беспокойную деятельность в содействии партии, он обращает их на свою сторону, и через то обеспечивает себя не только относительно помощи, подаваемой ими неприятелю, но также и от внезапных нападений сего последнего на партию.