Kitabı oku: «Стефан Щербаковский. Тюренченский бой», sayfa 3
– Потерпи, брат мой, – говорил он раненому, – сейчас тебя вытащат, ты не останешься здесь, – рвал гимнастерку на полосы и затыкал рану, пытаясь остановить кровь. Он ходил от одного солдата к другому и перевязывал этими лентами пробитые руки, ноги, тела своих товарищей. Закрывал глаза убитым.
– Отец, я не хочу умирать, – слышал слова.
– Ты не умрешь, – отвечал, и закрывал ошалевшие, вдруг застывающие глаза.
– Батюшка, отпусти грехи…
– Именем Божием… – и вновь его ладонь ложилась на глаза убитого и опускала веки. И крест касался синеющих губ. Сколько же боли. Сколько перекошенных смертью лиц – родных русских лиц.
– У меня кончились патроны!
– И у меня кончились!
– И у меня пусто!
Солдаты, прячась за кусты, холмики и камни, теперь не знали, что делать. Весь боезапас был расстрелян. А враг все стрелял и стрелял, каждую минуту раня или убивая солдат 11-го Восточно-Сибирского полка.
– А ну вас всех! – один солдат, а за ним еще с десяток прыгнули с крутого берега, покатились и вонзились в воды реки, надеясь найти в них спасение.
За спиной река, впереди – в тысяче шагах полумесяцем стоял враг. Полк был в полном окружении. И кончились патроны. И почти все офицеры убиты.
– В штыковую, братцы! – вскочил на возвышенность капитан Иванов. – Вперед соколы! Ура-а-а! – и первый бросился вперед, где среди кустов прятались японцы.
Поднявшийся полк – за ним. И отец Стефан вознеся крест – вместе со всеми – вперед на прорыв!
Сто шагов, двести, триста – бежать было не страшно. Вот уже виден враг.
Ну, давай же! Иди сюда! Отведай русского штыка!
Солдаты спотыкались, падали, но не было времени оглядываться, поднимать раненых, нужно добежать до врага и проткнуть его желтый мундир!
– Ага! – слышались крики – трусите! – желтые мундиры не побежали навстречу, нет, они пятились назад, посылая сотни смертоносных пуль.
Кто первым остановился, кто залег на землю, кто спрятался за холм, за камень? – не важно, теперь весь полк лежал на земле, пряча головы. Не добежать до врага. Слишком плотно и прицельно кладет он свои смертоносные пули. Бьет в грудь, в бока, бьет со всех сторон, а за спиной река, а за рекой тоже враг. Один путь – только вперед, к сопкам, где должна быть наша армия.
– От ты, япона мать! – ругались солдаты. – Не хочет в штыковую! Боится русского штыка!
Залег за куст и отец Стефан. Но и так пули попадали и убивали. Неужто погибнуть здесь, так, без покаяния?! Ну уж нет!
– Оркестр! Марш! – не все сразу поняли, когда увидели, как их полковой священник поднялся в полный рост, вознес над головою крест и запел «Боже царя храни».
Несколько шагов отец Стефан прошел в одиночестве. И грянул марш. Оркестр – вернее, кто остался в живых – поднялся за своим полковым священником и заиграл марш.
– Боже царя храни! – запело со всех концов поднимающегося полка. И вскакивая, солдаты, обгоняя оркестр и отца Стефана, бросились во вторую свою атаку.
– Да что ж вы, как крабы, всё назад! – ругались солдаты, падали сраженные пулями и сжимали кулаки – неужели не добежать им до этих ненавистных японцев! Нет, не шел японец в рукопашную, пятился и стрелял. Сколько же у них патронов?! – ругались солдаты. Вновь полк (точнее, что от него осталось) упал на землю, закрывая головы и прячась за кусты и камни.
И вновь отец Стефан, шепча молитву и вознеся над головой крест, поднялся и зашагал под самые пули. И оркестр замолчавший, поднялся и заиграл марш. И солдаты, закричав «Ура!», бросились в третью атаку.
– Батюшка! Отец родной! – сразу несколько солдат подхватили отца Стефана – две пули к ряду вонзились в рясу и застряли – одна в плече, другая в груди.
– Вперед братья! На прорыв! – хрипом отвечал полковой священник и вознеся крест в здоровой руке, попытался еще что-то сказать, но силы оставили его. Он обмяк в руках поддерживающих его солдат и ноги не слушались.
– От же вы, бесы косоглазые! – весть о том, что батюшка ранен, а может и убит, так разозлила солдат, что четвертая атака оказалась самой неистовой. И наконец-то! Достал штык! Проткнул ненавистный желтый мундир!
Как ворота распахнулись японские цепи. Как натянутый канат лопнули! Откатывались, отпрыгивали, бежали японцы, уклоняясь от несущихся на них острых штыков.
Прорвался полк. Вместе со знаменем прорвался! И отца Стефана вынес – на руках, как самое дорогое, что было сейчас в полку. Бережно несли своего батюшку солдаты, а кто не нес, тот бежал, шел рядом и закрывал своей грудью родное истекающее кровью тело.
Вот и спасительные сопки, а за ними свои родные русские солдаты. Они стояли и не могли помочь – не было такого приказа – помочь 11-му полку!
Но не важно. Враг позади. Полк среди своих. Раненых отнесли в полевой госпиталь, перевязали раны. Теперь вся армия отступала к Харбину. Японцы не преследовали. Они заняли высокий берег, они прогнали русских, они победили.
***
К четырем часам по полудню, Восточный двадцатипятитысячный отряд Маньчжурской армии под командованием Засулича, практически без боя, отступая, был разбит, и обращен в бегство. Лишь 11-й стрелковый вступил в единственный бой этого странного первого сражения между русской и японской армиями8.
Когда капитан Иванов9 подавал свой рапорт (он из немногих офицеров остался жив в этой «контратаке»), он написал следующее:
«В бой я повел 156 стрелков. Убито 96, ранено 45, вышло целыми 15, в том числе и я, несмотря на то, что в течение пяти часов боя и четырехкратной атаки ни разу не присел или был закрыт чем-либо… только волей Бога возможно было сохранить меня. В Тюренченском бою наши восемь рот были окружены дивизией японцев. Видя неминуемую гибель или плен, полковник Николай Лайминг решился идти напролом… Бросился в атаку и пал героем. Последние предсмертные слова его были: «Бросьте меня, спасайте знамя и себя». Тела его японцы не нашли. Когда полковой священник отец Стефан Щербаковский, идя с крестом в руках, упал, раненый в руку и грудь, то полковой церковник Осип Перч, ни на шаг не отстававший от своего священника, поднял на руки отца Стефана и вынес из боя. Награжден Георгиевским крестом. Полковое знамя было вынесено знаменщиком унтер-офицером Петром Минзарем под прикрытием взвода под командой подпоручика Богачевича».
