Kitabı oku: «Истории из Каморки», sayfa 4

Заяц

В берлоге было темно. Свет падал лишь через наспех прорытое слуховое окошко, едва освещая поникшего Медведя. Его морда была вся в глубоких порезах, на землю с нее тоненькой струйкой лилась кровь. Вокруг него стояли два Волка и один Шакал.

– Я еще раз задам тебе этот вопрос, – наклонился Шакал над Медведем. – Признаешься ли ты в том, что работаешь на зайцев, зверей, из-за которых в нашем Лесу одни беды?

– Но я ведь только мед хранил, мне его на зиму…

– Заткнись! – Шакал со всей силы полоснул когтями по морде Медведя. – Укрывание меда в личных интересах уже косвенно доказывает твою вину. Ты не отвертишься.

– Так я же один, кто ест мед в лесу, – слабо просипел Медведь.

– Один? Собственник, значит? Хорошо-хорошо, так Льву и передам. Волки, поработайте пока с ним.

Шакал выбрался на воздух, чтобы немного продохнуть от запаха крови. Пока его уважаемые коллеги, санитары Леса, выполняли свой долг, можно было немного расслабиться. Шакал отрыл спрятанный неподалеку кисет с жевательным табаком. Он выменял его у селян на оленя, который повадился царапать рогами на деревьях фразы, порочащие Льва. Противная на вкус жвачка привычно расслабила.

"Молодцы эти селяне. С удовольствием бы среди них поселился", – побаловал себя мыслью Шакал. Его момент наслаждения прервал Волк, высунувшийся из берлоги.

– Готов он, господин Шакал. К плодотворному сотрудничеству, – на этих словах он хищно оскалился.

"Дуболом, – с отвращением подумал Шакал, незаметно сплевывая табак. – И с кем мне только приходиться работать".

Медведь сидел на том же месте. Но его морда уже почти касалась лужи крови, разлитой на земляном полу. Она уже даже не впитывалась в почву.

– Ну что, Медведь, тебе разъяснили серьезность положения? Ты – самый настоящий Заяц. Я тебе настоятельно рекомендую это признать. А то ведь, сам понимаешь, у тебя Медведица, медвежатки. Мне очень не хотелось бы отдавать их Волкам.

– Кха-кха…хор…хорошо.

Лес огласил вопль Петуха, созывающего всех зверей на общее собрание. Петух был полноправным жителем Леса, все его родственники всегда жили только в Лесу. Так говорил Лев. Зверей, которые в этом сомневались, давно уже никто не видел. На огромной поляне собрался весь лесной народ. Хорьки, белки, мыши, зяблики, перепела… Все гудели, обсуждая сегодняшнее событие. Шакал окинул поляну своим строгим взором.

"М-да, – подумал он, – что-то мы перестарались. Из зверей никого выше хорька не осталось. Ну и ладно, зато все одинаковые".

На небольшой холм вывели Медведя. Шакал начал свою речь.

– Граждане Леса! Медведь, наш соотечественник, оказался не тем, кем мы его считали. Он лишь притворялся Медведем все это время. На самом деле под бурой шкурой скрывается Заяц!

Толпа охнула.

– В его берлоге были обнаружены сокрытые залежи меда. А так же целый склад запрещенной моркови и капусты! Предатель, однако, во всем сознался и признал свою вину перед народом Леса.

Волки, поддерживающие Медведя, пнули его по знаку Шакала. Медведь встрепенулся и хрипло сказал:

– Уважаемые граждане Леса. Я – Заяц. Моя мать и мой отец были зайцами. Также я получал мед от селян и всячески с ними сотрудничал. Я действовал против Льва и хотел его скорейшей смерти.

Толпа завопила. Повсюду послышались яростные проклятия и возгласы "Сжечь его!", "Завалить камнями и пусть подыхает!". Шакал, подождав, пока звери вдоволь насытятся обвинениями, призвал к порядку.

– Я понимаю ваш гнев. Но этот Заяц сознался во всем. Поэтому, наш суд смягчил ему наказание и приговорил к быстрой смерти через расстрел. Внимание сюда, мы совершим правосудие при помощи "ружья". Это новое изобретение Льва, которое разработано и произведено полностью в Лесу. Оно не имеет аналогов в мире…

На казни не было лишь Медведицы. Когда раздался звук выстрела, она прижала медвежат к себе еще сильнее, чтобы они не услышали грохота. В глазах ее стояли слезы, а в груди зрела всепоглощающая ярость.

Случай в хлеву

Грузный папа-бык улегся на свежую ароматную солому в хлеву, окружив себя молодыми бычками. Он обвел подслеповатым взором колченогую молодежь, готовую внимать каждому его мудрому слову и начал.

– Когда я был молод, взор мой был ясен, а слух остр, мы еще не жили в этом хлеву. У нас не было Хозяина, и паслись мы на тех лугах, на которых трава была самой зеленой и сочной в округе. Никто не мог помешать нашему вольному стаду…

Молодые бычки затаили дыхание и слушали, растопырив смешные уши, чтобы не пропустить ни единого слова.

– … такая была жизнь у нашего великого и гордого народа быков. В нашей крови кипела воля и свобода. Словом, паскудное было время.

– Папа-бык! – спросил недоуменно бычок. – Отчего же ты так говоришь? Разве не лучше это было, чем сейчас?

Папа-бык удивленно посмотрел на отпрыска. Морда его вмиг превратилась в сталь, из пасти вырвалась пена. Он тяжело поднялся и грохнул копытом о прогнивший дощатый пол. Мама-корова, завидев это, охнула и, причитая, отбежала в другой конец холодного хлева.

– Да что ты знаешь о той жизни, малец! – взревел папа-бык. – Ты никогда не знал страха перед волками, не знал счастья, когда тебя хвалит Хозяин. Ты родился в хлеву благодаря тому, что МЫ позволили Хозяину властвовать над нами!

– Так чем же бескрайние луга были хуже нашего холодного хлева? Почему жить, зная, что Хозяин спускает шкуру самым сильным, лучше, чем свободно пастись крупным стадом?

– Молчать! Ты – никто! Как ты смеешь говорить такое! Хлев – это твой дом, и должно любить его нашим большим бычьим сердцем. Мы обязаны гордиться тем, какие мы, быки, сильные. Обязаны гордиться нашим Хозяином. Это наш священный долг!

Бычок поднялся на окрепших лапах, расправил плечи, вздернул морду и вызовом ответил:

– Не Хозяин сделал нас быками. И не из хлева произошли быки!

Понемногу взволнованный хлев успокоился и уснул. А с утра Хозяин забрал самого сильного и умного бычка. Он отвел его на скотобойню, а на полученные деньги купил жене новое платье. И с тех пор внутри старого разваливающегося хлева красовалась надпись, написанная папой-быком:

«Сильный Хозяин – сильный хлев».