Kitabı oku: «Спи, моя радость», sayfa 2
4
Стоны вновь кажутся не моими,
будто бы я провалилась в безвестность.
Я никогда по тебе не остыну,
и наша любовь, как слова из песни…
Двадцать восьмого декабря засыпаю под утро. Я не хочу этой встречи, но бренное тело отключается, когда серое молоко рассвета просачивается сквозь тюль.
Мой любимый призрак улыбается, а в глазах горят жадные огоньки.
– Ты задержалась, – говорит лукаво, с порывистым шёпотом, а я не могу уловить его тембр и запомнить голос. Он каждый раз другой: неведомый, незнакомый.
Стою посреди комнаты и жадно хватаю воздух. Мне рядом с ним всегда всего мало. Воздуха, тепла, света, страсти…
– Отпусти меня. Не мучай, – говорю, а сама вопреки словам тянусь к его щеке. Хочу рассмотреть знакомые черты, родинки, морщинки. Хоть что-то, за что можно зацепиться в реальной жизни. А вижу только глаза. Золотые, невозможно глубокие, с чёрными расширенными зрачками и отражением моего испуганного лица и копны алых волос. Сон размывает образ Призрака и уничтожает меня. Ещё два дня, и любимый снова растает на целый год.
И это меня огорчает и мучает больше, чем предательство друга. Чем увольнение и полный мрак в будущем.
– Ты сама меня держишь, – отсекает разговоры и оказывается ближе. Я слышу слабый запах чайного дерева. Невесомый, как и его облик.
– Скажи, кто ты?
Тысячу раз заданный вопрос остается без ответа. Тёплая рука приподнимает ночную сорочку и скользит по груди, сжимает, не спрашивая разрешения. Торможу его, перехватив пальцы.
– Имя скажи! Где тебя найти? Умоляю…
– Нет, это не поможет, – он усмехается и наклоняет голову. Волосы щекочут ключицу, но я не могу рассмотреть их цвет.
Призрак склоняется, гладит меня горячим дыханием, касается губами груди, обхватывает сосок, прикусывает до легкой боли и водит языком по кругу ареолы. Нежно мучает, а затем резко отталкивает меня на кровать.
– Прошу… – шепчу неистово. – Четвёртый год я, как в бреду. Или явись мне, или уходи. – Выгибаюсь от его ласк, хочу усилить прикосновения, чтобы запомнить их. Призрак прижимает меня сильней к постели и не позволяет раскрепоститься, владеет, будто не он в моем сне, а я в его.
– Всему своё время, – говорит и второй рукой немного раздвигает мои бедра. Водит пальцами по коже и шумно дышит. – Скажи, ты будешь меня ждать? – ласкает и смотрит. Будто прожигает насквозь. Мучает. Испепеляет.
– Не-е-ет, – не краснея вру. – Я не хочу тебя больше ждать. Ты не хочешь раскрыть себя, значит, я начну строить новую жизнь.
В пламени его радужек загорается ревность.
– С другом, который предал?
– Не твоё дело! Ты призрак, тебя вообще в моей жизни нет! – Пытаюсь оттолкнуться, но он сильнее напирает и проникает пальцами глубже, растягивая меня изнутри, заставляя вскрикнуть.
– Будешь ждать, сказал. Я не отпускаю тебя. И никогда не отпущу, потому что ты моя. Мой мираж.
– Бессовестный, – еле выговариваю, язык заплетается, а надломленный вожделением голос не хочет слушаться. В голове фейерверк от наката эмоций и страсти. Ловлю мерцание ёлочных гирлянд за крепкими плечами моего мучителя.
Я никогда не отмечаю Новый год, в моем доме тихо и пусто в последнюю ночь декабря, потому что этот праздник наполнен болью и тоской разлуки. Разлуки с тем, кого на самом деле не существует.
Когда темп его движений во мне ускоряется, я рычу сквозь зубы: – Ненавижу-у-у.
– Любишь… – властно припечатывает он и наклоняется к губам. Толкается языком в рот настойчиво, рождая трещины на моих защитных ограждениях. Шарит по телу горячими ладонями, распаляет так, что я не могу дышать и беспомощно тяну его на себя.
Призрак всегда приходит без одежды: но и цвет кожи не различим в иллюзии сна. Я представляю его себе смуглым, как крепкий кофе. Хочу до безумия: то ли прогнать, то ли сделать своим навсегда. Это безумие, и я уже давно неизлечимо больна.
– Можно я с тобой останусь? Во сне. Не хочу возвращаться во мрак реальности. Прошу тебя… Забери.
– Уверена, что ты спишь, когда со мной? Или, что бодрствуешь, когда просыпаешься? – отодвигает руку, разрешая мне секунду передохнуть, и забрасывает мои ноги себе на бедра.
Приятное тепло наполняет меня с мягким толчком. Жёсткие губы накрывают рот, не разрешая говорить. Да и я и не смогла бы: стон рвётся наружу, цепляется за его язык, переплетается с шумным дыханием. Его или моим. Не важно.
– Ты отравил меня, – жалобно шепчу, когда он отрывается, чтобы перевернуть. Дерзкий, сильный и мой. Хватаюсь за спинку кровати и принимаю его жар. Плачу от распирающей приятной боли, что заливает низ живота и ошпаривает поясницу, и наклоняюсь ниже, упираясь на локти. Сильные ладони оглаживают мои бедра и тянут рывком на себя.
– Только посмей… перечить мне, – толкаясь, рычит Призрак. – Только моя, поняла? Узнаю, – хрипит и вбивается в мой жар, – что спуталась с кем-то, убью обоих.
Хочу сказать «ещё как посмею», но оргазм настигает быстрее, чем я ожидала. Падаю и не могу удержаться. Хватаюсь за спинку кровати, а она пролетает сквозь пальцы…
Звон впивается в уши, и я понимаю, что проснулась.
Это хорошо. Я знаю, что буду делать дальше.
5
Оторви ты меня от души.
Я – заблудшее тленное марево.
Растворятся мысли в тиши,
моё сердце запустится заново.
Телефон зудит и кричит «I Believe» голосом Litesound, через секунду слетает со стола и замолкает.
Я тяжело приподнимаюсь, но падаю назад. Ноги сводит от колючих импульсов, что взрываются в животе яркими спазмами.
И как тут не поверить в существование моего Призрака, когда так приятно после его объятий? И так больно с ним расставаться.
Разве что наша связь не может закончится беременностью. Не может принести мне бесконечную радость быть рядом, обнимать любимого после жаркого секса, ведь меня выбивает из сна каждый раз после оргазма, а ещё не позволяет мне проснуться утром в ласковых лучах его золотистого взгляда.
Когда немного отпускает, и приятное тепло разливается по мышцам, я заползаю под стол и нахожу там мобильный.
Непринятый от мамы и неизвестный. Набираю первый.
Когда зуммер обрывается, я говорю уверенно:
– Я согласна. Когда сбор и куда прийти?
– Ярина, как я рада! Тебе обязательно понравится, – лепечет мама, затихает на несколько секунд. – Клуб «Тайное желание» помнишь?
– Где собираются фанатики, что верят в сказки? Конечно. – Настроение пытается сорваться в грусть, тоску, панику, чтобы я сейчас же передумала, но я натягиваю улыбку и заставляю себя начать жить с нуля. Пусть придётся сделать дерзкий шаг, но что мне остается? Всё это нужно прекратить.
– Раньше ты уходить оттуда не хотела. Приходи в малый зал на шесть вечера, – отвечает мама. – Прости, пора. Работа не ждёт. У тебя всё в порядке?
– Да, – приходится соврать. – Я буду.
После звонка размышляю, что лучше надеть и не могу решить: выбрать синее или красное платье. Может, черное? Нет, обойдусь без мрака. Если начинать жизнь заново, так с ярких и чистых цветов.
Тонкий трикотаж скользит под пальцами и, отражая в волокнах свет лампочки, оставляет на моих щеках заметный румянец. Волосы большими волнами укладываются на плечи. Зеркало отвечает мне кивком ярко-рыжей головы и натянутой улыбкой.
Сойдёт. Нужно просто попытаться.
Шаг из квартиры, словно рывок сердца из души. Я решила, что следующим в моей постели будет другой мужчина. Не Призрак. Не тот, кто мучает своей несуществующей страстью и любовью, а тот, кто сможет ценить меня в реальности. Все равно, каким он будет: худым, толстым, косым, лысым, рыжим-белобрысым, все равно! Лишь бы вызволил мою душу из сумрачного плена снов.
Вдруг поможет? Смогу ли? Я буду стараться, потому что… уже нет никаких сил.
Тёплый пуховик украшен натуральным мехом, что щекочет и лезет в рот. Отмахиваюсь, оцениваю макияж и прическу: как кукла, ей Богу. Подол платья задорно выглядывает из-под куртки и обвивает мои колени при каждом шаге. Сапоги высокие, туфли для танцев взяла с собой.
Вот бы партнер попался симпатичный. Но лучше добрый и покладистый. Хотя уже всё равно. Буду хвататься за любого, только бы не женатый. Ха… наверное, любой сойдёт в моём случае.
Щипает глаза, когда выбираюсь из подъезда на улицу. Будто веревочкой тянет назад, домой: выпить какао с молоком, слопать топлёного печенья и снова уснуть.
Нетушки! Здесь, в моем мире, ты властвовать надо мной не будешь! Вычеркну, разомну, развею и забуду. Хватит!
Вызываю такси. Мамин клуб – одно из любимых мест моего детства, но это было очень давно, я уже все это переросла.
Мысли роятся, как шмели. Бесконечно думаю о Призраке. Пытаюсь переключаться, даже песни напевать, но он все равно влезает, как уж, в мою голову и манит, манит, манит к себе. Ёлки-палки, работу потеряла, друг предал, а мне сдался этот властный иллюзорный мужчина! Может, не в клуб нужно ехать, а прямо к врачу, на дурку?
Пока авто несёт меня через окутанный ласковой теменью город, я вспоминаю, как всё началось…
6
И пусть ни завтра, ни где-то в будущем
нас не найти в мире верных, любящих.
Среди толпы много лиц, а в памяти
не остывает твой образ, знаешь ли.
Снег решает, что ему мало: падает на дорогу плотным ковром и припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц. Да и мои желания никогда не сбываются.
Возле афиши с изображением известной группы около трамвайной остановки я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо.
Ким Альдов, чтоб тебя! Улыбчивая рожа смотрит с плаката и будто говорит мне: «Да, детка, не твоего я сорта. Твой удел писать обо мне статейки, а ухаживать, обнимать и таскаться буду с другими».
Ой, больно надо, но мордаха у него симпатичная, хоть певец и урод редкостный, как человек, а еще выскочка и гордец. Лично не знакома, но так говорит пресса, а я, наивная, верю.
Отступаю от афиши и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку, что пересекает путь, неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.
Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.
– Жива? – жёстко говорит старушка, склоняясь надо мной.
Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю. Встать не могу, вечерний город вертится перед глазами, а под горлом растекается жуткая тошнота.
– Вот и славно, – бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей на остановке. Никому нет дела, что я упала, что бабку чуть не снесло железным змеем с пантографами. Безразличная толпа.
– Вот и благодарность, – ворчу и принимаю вертикальное положение, но на ноги ещё боюсь подняться – вдруг упаду от головокружения. Теперь бы вещи свои найти, разлетелось всё в снег, когда падала. И желательно домой доехать.
– Это ты мне? – сухое и сморщенное лицо спасённой бабки проливает на меня свет чёрных глаз, меня аж откидывает назад. Болезненно морщусь и моргаю, сбрасывая непрошенные слезы.
– Я вам жизнь спасла, хоть бы «спасибо» сказали.
– Будет тебе «спасибо», да такое, что надолго меня запомнишь, – бросает яростно старая, обрызгав меня дурно пахнущей слюной. Люди вдруг все разом отворачиваются, или мне это чудится, а растопыренная костлявая ладонь летит в лицо.
– Что иллюзия, что реальность – всё запутается-перекрутится. Будешь жить во сне, а спать в жизни. Пока не сломаешься! – Последнее иголкой впивается в шею, туда где опустились скрюченные пальцы, отчего получается только всхлипнуть.
Бабушка наконец отстраняется, улыбается ехидно вставной, наверняка, челюстью, и ласково-ласково говорит:
– Спасибо.
– Не за что! – выдавливаю и ошарашенно смотрю, как старая, прихрамывая на левую ногу, переходит второй перекресток. Там её, словно кит малёк, поглощает толпа.
Очнувшись от задумчивости, пытаюсь найти сумку. Ни денег, ни телефона. Кто-то успел в суматохе стащить. Не удивлюсь, если бабка: корявые пальчики растопырила, и будь здоров.
Бывают же люди!
Придерживая ушиб испорченной окровавленной перчаткой, плетусь назад в офис. А что делать? Нужно хоть как-то домой добраться.
На проходной охранник разрешает воспользоваться телефоном и приносит мне салфетки и перекись, пока я суматошно вспоминаю хоть один номер из записной книги.
С Вовой учимся вместе в универе, понимаю, что и в страшном сне вспомню его мобильный. Он, когда познакомились, на лбу себе маркером написал и сидел всю ленту в протест мне и на потеху одногруппникам. Я ведь его визитку не взяла, сказала, что мне хватит с ним встреч на уроках. Ох, мы смеялись, когда в туалете отмывали его вредное и упёртое лобище.
– Вов, выручи, – смеюсь в трубку.
– Что у тебя, горюшко-Яринка?
– Череп немного проломила, сумку слегка украли… Заберёшь меня из офиса?
– Тебя что на остренькое потянуло? – взрывается хохотом Вовка и добавляет: – Минут через сорок приеду, не раньше. Жди и ничего не вытвори больше. А то я тебя знаю!
Знает, как же. Два года общаемся, не разлей вода. Да так крепко, что иногда мне кажется, что он больше подружка мне, а не друг.
