Kitabı oku: «Я никому не скажу», sayfa 4

Глава 13

Пожилой седовласый мужчина с пронзительно голубыми глазами ошарашенно уставился на меня. Он как будто увидел привидение. Я смотрела на незнакомца с не меньшим изумлением. Что общего между этим импозантным мужчиной со строгим интеллигентным лицом и Климом? Почему мы пришли сюда?

– Здравствуйте, Роберт Алексеевич, – тихо поздоровался Клим и переключил внимание хозяина квартиры на себя.

Я впилась взглядом в мужчину. Он поздоровается с Климом? Пожмет ему руку? Неужели и он попал под грубое обаяние Клима? Странно, но мне не хотелось разочаровываться в этом незнакомом человеке.

Хозяин квартиры повернул голову и сдержанно кивнул Климу. Я почувствовала в этом коротком жесте прохладу. Клим как ни в чем не бывало улыбнулся и, положив руку мне на плечо, проговорил:

– Как я и обещал, ваша новая помощница. Александра.

Новая помощница? Я заторможено перевела взгляд на Клима. Что он несет?

Роберт Алексеевич, похоже, разделял мои чувства. Нахмурившись, он посмотрел на мужскую руку на моем плече, потом поднял глаза и сухо проронил:

– Ну что ж, проходите.

Клим подтолкнул меня вперед. Его рука легла на мою талию, а губы приблизились слишком близко. Я даже не вздрогнула, когда он мягко поцеловал меня в шею. Я начала привыкать к его ласкам? Мне захотелось отхлестать себя по щекам.

С ожесточением сбросив с себя тяжелую ладонь, я посмотрела в спину Роберта Алексеевича. Сможет ли он спасти меня? И Антона с сестрой? Я понимала, что возлагаю на пожилого человека слишком большие надежды. Но я чувствовала, что этот мужчина с благородной внешностью имеет какую-то власть над Климом.

Осталось понять какую… Я не могла объяснить почему, но мне казалось, что, ответив на этот вопрос, я смогу ответить и на многие другие.

– Проходите в зал, – Роберт Алексеевич посмотрел мне в глаза.

На секунду мне показалось, что в них промелькнула жалость. Я моргнула, и ощущение тут же пропало.

Господи, нет! Если этот интеллигентный старичок в курсе того, что вытворяет Клим, я навсегда перестану верить в людей! Мне стало страшно. Гораздо страшнее, чем в заброшенном доме с ржавыми решетками на окнах.

Уютная комната с мягким диваном, ворсистым ковром на полу, огромным фикусом в напольном горшке стала казаться мне нарочито домашней. Внимательный взгляд голубых, слегка выцветших глаз отозвался неприятным ознобом по коже.

И только Клим оставался самим собой. Наглый, развязный, с лихорадочным блеском в продолговатых черных глазах, он прошел в зал и плюхнулся на диван. Как же неуместно, почти оскорбительно смотрелись здесь его потертые черные джинсы, небрежно закинутая нога на ногу, усмешка куда-то в потолок.

Роберт Алексеевич с трудом выносил это, но терпел. Как отец терпит непутевого сына – с разочарованием и любовью в глазах.

Может, это его родственник?

– Какой чай предпочитаете, милая? Черный, зеленый? – спросил Роберт Алексеевич.

Так иногда называл меня Клим – милая. Я подняла глаза и слишком резко ответила:

– Зеленый.

Хозяин квартиры не обратил внимания на мою грубость и, задержав долгий взгляд на Климе, направился на кухню. Несмотря на крепкий молодцеватый вид и прямую осанку, в каждом движении мужчины была старческая осторожность. Роберт Алексеевич знал не понаслышке, насколько ненадежно человеческое тело.

Сев на край кресла, я расправила платье и перевела взгляд на Клима. Он задумчиво, с какой-то досадой смотрел на книжные полки. Толстенные потрепанные книги, грамоты и сертификаты в солидных рамках…

Я встала. Мне захотелось уколоть Клима, вывести его из себя. Я демонстративно подошла к шкафу.

– Зачем я здесь? – слишком громко спросила я, рассматривая содержимое полок.

Роберт Алексеевич мог меня слышать.

– Будешь помогать по дому, возможно, придется побыть секретарем и поработать с бумагами.

Голос Клима был тихим и усталым. Мне хотелось обернуться, но я не сделала этого. Отпечаток человеческих чувств на этом резком лице показался бы мне наигранным.

Я продолжала внимательно изучать вещи, принадлежащие хозяину квартиры. По названию книг и по документам в рамках я поняла, что Роберт Алексеевич – весьма уважаемый профессор физико-математических наук. Что же связывает его с Климом?

Я услышала, как парень подошел ко мне вплотную. Я видела отражение большого напряженного тела в стеклянной дверце шкафа. Клим неторопливо, с раздражением к каждому слову, проговорил:

– От твоего хорошего поведения зависят слишком много жизней.

Он говорил это как-то заученно, словно давно разуверился убедить себя.

Я развернулась и впилась в темные глаза. Клим притиснул меня к шкафу, как мог бы сделать влюбленный парень в надежде на торопливый поцелуй. Но черные непроницаемые глаза смотрели мимо меня.

– И твоя жизнь? – с вызовом спросила я, пытаясь разглядеть на гладкой темной поверхности хоть что-то, что позволило бы вывернуть наизнанку душу Клима. Я хотела причинить ему невыносимую боль.

Но тихий ответ ранил меня больше.

– Наша.

Глава 14

Изящные чашечки дымились от горячего чая. Я представила, как обхватываю тонкий фарфор пальцами и с силой сжимаю. Треснет ли он? Или придется швырнуть его в стену, чтобы разбить вдребезги?

Я перевела заторможенный взгляд на Роберта Алексеевича. Он аккуратно расставлял на столе вазочки с печеньем и конфетами.

Всё это напоминало мне кадр из какого-то сюрреалистического арт-хауса. Какие к черту конфеты?! Какого хрена я всё еще сижу здесь? Почему не пытаюсь убежать? Почему не умоляю этого пожилого мужчину с пронзительным взглядом позвонить в полицию?

Только ли потому, что не доверяю ему? Или опасаюсь и за его жизнь тоже? Я окончательно запуталась. Мне так хотелось закрыть глаза и представить, что всё это сон. Бесконечный выматывающий сон.

Веки налились тяжестью, в висках растеклась ноющая боль. Я сцепила пальцы в замок и почувствовала, как что-то похожее на слезы сдавило горло. Я была бы даже рада слезам. Но их не было. Не было с тех самых пор, как Клим впервые увидел меня…

Усилием воли я подняла глаза. Клим смотрел на меня поверх стола. Сосредоточенный. Вдумчивый. Напряженный.

Солнечный свет падал на его смуглое резкое лицо, и я вдруг подумала, что он красив. Красив и безумен. Самое отталкивающее и, в то же время, притягательное сочетание. Я подумала о погибшей девушке. Ей хватило безрассудства полюбить этого мужчину. Может даже, она смогла разглядеть что-то непостижимое за маской жестокости.

Чувствуя, как начинает кружиться голова, я резко опустила глаза. Мне нужна была пощечина, чтобы вернуться в реальность.

– Роберт Алексеевич, откуда вы с Климом знаете друг друга?

Мой вопрос заставил профессора вздрогнуть. Фарфоровая чашка торопливо звякнула о стол. Подняв голову, мужчина бросил тяжелый взгляд на Клима. Тот с улыбкой смотрел на меня. И непонятно было, что стоит за его ухмылкой – предупреждение или одобрение.

– Когда-то Клим был моим лучшим студентом, – ответил, наконец, Роберт Алексеевич. От меня не укрылась горечь в его голосе.

Лучший студент?! Я ошеломленно уставилась на Клима. Я не могла представить, чтобы Клим следовал какому-то порядку и правилам. Он весь состоял из хаоса, тьмы и саморазрушения. Это никак не вязалось с точной, линейно-вычерченной математикой.

– А еще я любил его дочь.

Слова Клима мертвым грузом легли на плечи профессора и заставили его согнуться, съежиться, посереть…

– Ты всегда любил только себя!

Горячность Роберта Алексеевича выдавала его с головой. Для него это была больная тема – его дочь и Клим. Его можно было понять.

– Я любил вашу дочь, – тихо, но твердо повторил Клим. Тоска в его голосе ранила даже меня.

Я впилась глазами в лицо своего мучителя. Никому бы я не пожелала испытать ту боль, что плескалась сейчас в черных потускневших глазах. Даже врагу. Даже Климу.

Роберт Алексеевич усталым жестом прикрыл глаза ладонью. Какое-то время он усмирял свои чувства. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и дыханием трех человек. Я попыталась поймать расфокусированный взгляд Клима. Зачем я здесь? Это не моя война…

– Он вам ничего не рассказал про Еву, – тихо проговорил профессора, обращая на меня свой поблекший взгляд. Каждое его слово было неподъемным для нас обоих. – И вы даже не представляете, насколько похожи на нее…

Внутри медленно разрасталось что-то необъяснимое, злобное, упрямое.

Я – не она.

Я – это я.

Я пропитана собственным запахом. Мои мысли не похожи ни на чьи другие. Вкус моих губ неповторим. Мое тело примет в себя мужчину только так, как захочет оно. Я не стану чьей-то копией. Я никогда не стану той, кого любил этот обезумевший парень…

– Мое имя Александра. И я жива. Этого достаточно, чтобы понять, насколько мы разные.

Я не жалела о своей жестокости. Я и так была слишком мягкой с этими людьми, решившими вдруг поиграть с моей жизнью.

– Вы правы, милая.

Плечи профессора поникли еще больше. На моих глазах из него по капле уходила энергия и стремление к жизни. Роберт Алексеевич добавил, не поднимая глаз:

– И я буду рад, если вы, Александра, будете иногда приходить. Мне действительно нужна помощь по дому.

Будет рад?! Он будет рад постоянно видеть во мне воплощение своей погибшей дочери?! Боже, эти люди ненормальные… Им нравится мучать себя. И меня…

Но я не сказала этого вслух. Не выплеснула им в лицо, вместе с остывшим чаем. Профессор был моим единственным шансом выбраться из этого вязкого нереального сна, который затягивал меня всё сильнее.

– Отлично, – мои губы растянулись в широкой бездушной улыбке. – Может, я прямо сейчас помогу вам прибраться в квартире? А Клим заберет меня позже.

Я повернула голову в сторону Клима и замерла. Его улыбка была еще более искусственной, чем у меня. Правую руку он держал на поясе. Там, под накинутой поверх футболки рубашкой был пистолет.

Как быстро человек умирает, если выстрелить ему в сердце? Моментально? Или успевает осознать, ЧТО с ним происходит? Должно быть это жутко – понимать, что ты умираешь прямо сейчас…

– Мы приедем послезавтра, – спокойный голос Клима хорошо сочетался с его равнодушной улыбкой. – А сейчас нам надо ехать. У нас срочные дела.

«Какие?!» – я метнула в парня быстрый взгляд. Какие, к черту, срочные дела?! Перемерить весь гардероб его бывшей? Или мы будем вместе готовить ужин, притворяясь молодой семьей? Или он придумал еще более изощренную пытку?

Клим поднялся с кресла и, приблизившись ко мне, протянул руку. Я проигнорировала его помощь и резко встала. Большое тело заслонило меня от профессора, и, закинув голову, я прошептала одними губами:

– Ненавижу.

Климу это пришлось по душе. Он тихо рассмеялся и, обняв меня за талию, весело прошептал в ответ:

– И я, милая.

Глава 15

Страх и стыд правит человеком. Я поняла это еще в пятнадцать лет, когда незнакомый парень чуть не изнасиловал меня в темном подъезде. Прижатая к стене сильным возбужденным телом, я яростно сопротивлялась. Но не издала ни звука. Почему?

Впоследствии я тысячу раз задавала себе этот вопрос. Почему, блять? Почему я не заорала во всю глотку, почему я не завизжала, не закричала «пожар»? Почему я сопротивлялась молча?

Ведь стоило мне поднять шум, как кто-нибудь из соседей вышел бы или хотя бы вызвал полицию. У меня появился бы шанс.

Но я молчала.

Животный страх парализовал мои голосовые связки. Умирая от стыда и страха, я яростно отталкивала от себя тяжелое тело, впивалась ногтями в склоненное надо мной лицо.

Я не хотела, чтобы кто-то увидел меня в этом унизительном положении и подумал, что я сама спровоцировала парня полезть ко мне, что это я виновата в том, что меня захотели.

Не знаю, что было бы, если бы сосед со своими друзьями случайно не вышел тогда из квартиры.

Наверное, я бы сломалась окончательно. Молча. Со скрежетом сжатых зубов. Пропитываясь ненавистью к себе.

Но я оказалась спасена.

Чтобы через три года снова оказаться в еще более темном «подъезде». Только теперь не обдолбанный наркоман выворачивал мне руки и подавлял волю. Теперь всё было гораздо страшнее. Меня насиловали, не прикасаясь к телу. Мое сознание ломали, не причиняя физической боли. И я опять молчала…

Я повернулась и посмотрела на резкий профиль Клима. Мы возвращались в заброшенный дом на окраине. Я снова покорно села в машину, пристегнула ремень и даже помахала рукой малышу, глядящему на меня из песочницы.

Поверят ли незнакомые люди, если я скажу, что меня похитили? Не слишком ли я спокойна и молчалива? Не возникнут ли у других сомнения – а хотела ли она на самом деле сбежать?

Последний вопрос выжигал меня изнутри, причиняя нестерпимую боль. Собственное бездействие убивало. Будь на моем месте другая адекватная девушка, она уже давно придумала бы способ вырваться на свободу. И даже угрозы Клима убить Антона и его сестру не остановили бы ее…

«Но Клим бы и не выбрал адекватную девушку», – вкрадчиво подсказал мне внутренний голос. Клим выбрал меня. Подобные люди тонко чувствуют людей, готовых стать жертвой.

А я была идеальной жертвой.

И я ненавидела себя за это.

***

Остаток дня я просидела в своей комнате. Клим после визита профессора был хмурым и молчаливым. По его застывшему лицу я не могла понять, что он чувствует.

«С каких пор я начала разбираться в чувствах Клима?», – тут же мысленно одернула я себя. Даже не так. С каких пор меня начали волновать его чувства?!

Порой я переставала понимать сама себя и в эти мгновения мне хотелось сжаться в тугой комок, чтобы ноющее сердце перестало так сильно пульсировать и разносить по телу острые, пронзительные и такие странные ощущения.

Меня бросало из одной крайности в другую. Оказавшись запертой в уже привычных четырех стенах, я облегченно выдохнула. Мне казалось, что я нуждалась в покое и одиночестве. Когда Клим был рядом, мне физически становилось плохо.

Но уже через час внутри меня начало расти беспокойство. Нервное щелканье пальцев сменилось широкими шагами по узкой комнате. Я лихорадочно перебирала пальцами подол черного платья и пыталась усмирить учащенное сердцебиение.

Мне казалось – еще одна минута один на один со своими мыслями, и меня накроет паническая атака или эпилептический припадок, или другая напасть, о которой раньше мой организм и не подозревал.

Я начала бояться одиночества.

Насмешка судьбы. Я всегда бежала от людей, а теперь меня бросало в пот от одной мысли, что я останусь в этом доме совсем одна.

Когда уже вечером Клим отпер дверь и зашел в мою комнату, я пребывала в каком-то полусонном бреду. Мысли были вязкими и неповоротливыми. Равнодушие и апатия овладели мной. Я устала.

Я так устала.

– Саааш… – тихо позвал парень, склонившись над моей кроватью.

Я лежала с открытыми глазами и смотрела куда-то в потолок.

Ничто не задевало меня и не касалось моего приглушенного сознания.

Несколько секунд Клим вглядывался в мое лицо. Высокий лоб прорезала широкая морщина. Он расстроится, если его любимая игрушка сломается.

Ловя в черных невозможно красивых глазах оттенки беспокойства, я еле сдержалась от громкого нервного смеха.

Интересно, а этого парня учили в детстве бережно обращаться со своими игрушками? У этого мальчика с темно-русыми растрепанными волосами был когда-нибудь щенок? Умел он о нем заботиться? Умел не только брать, но и отдавать?

Все эти вопросы проносились в моем ожившем мозгу, оставляя за собой глубокие царапины.

Не умел. Не знал. Не хотел.

Ответы всплывали сами собой, когда я смотрела в напряженное холодно-прекрасное лицо с поджатыми губами.

Интересно, когда Клим занимается любовью, его лицо становится беззащитным? Светлеют ли черные глаза хоть на миг, когда он приглушенно стонет и обжигает женское тело своим рваным дыханием? Становятся ли уязвимыми его поцелуи, когда он близок к оргазму?

Не моргая, я смотрела на Клима.

Он молчал и терпеливо ждал. Чего? Я должна что-то сказать?

Я моргнула и отвернулась. Пусть он уходит.

Но Клим и не думал уходить. Наклонившись, он медленно провел рукой вдоль моего тела, расправил подол платья, помедлил секунду, а потом легко подхватил меня на руки.

Не издав ни звука, я обняла парня за шею.

Я так отвыкла от человеческого тепла. Даже в детстве материнские руки редко касалась меня. Мы обе избегали бессмысленных нежностей и тактильных ласк.

А теперь я смотрела мужскую впалую щеку, покрытую щетиной, и меня не покидало навязчивое желание осторожно коснуться ее. Ладонью провести по мощной шее, спуститься к равномерно вздымающейся груди.

Замирая от собственной смелости, скользнуть руками за широкую спину и заключить этого странного отрешенного парня в кольцо неумелых объятий.

В груди заныло от осознания того, кого я хотела обнять.

Я схожу с ума.

Клим вышел со мной на руках в коридор и направился к лестнице. Если бы он сейчас сделал что-нибудь ужасное, мне было бы проще прийти в себя. Но Клим просто нес меня на руках, глядя прямо перед собой.

И я не могла перестать вдыхать чужой запах и шалеть от тепла мужского тела.

Глава 16

Клим на руках вынес меня на улицу. Лучи вечернего солнца заставили зажмуриться. Легкий ветер взъерошил коротко стриженные волосы.

Я почувствовала себя заключенной, которую вывели на прогулку.

Клим поставил меня возле разросшейся яблони, и я торопливо убрала руки с его шеи. Избегая взгляда черных глаз, я уставилась на заходящее солнце. Это было почти красиво – огромный пламенный шар, зависший над самым полем, небо, окрашенное в дымно-розовый, замершая в преддверии темноты природа…

Вдохнув густой от цветочных запахов воздух, я прикрыла глаза. Мне хотелось задержать это мгновение, почувствовать себя обычной девушкой, встречающей закат с парнем. Но тлеющая глубоко внутри ненависть придавала моим мечтаниям горький привкус. Я явственно чувствовала его на губах.

Проведя языком по пересохшей коже, я обернулась. Клим постелил возле яблони покрывало и расслабленно откинулся на дерево, вытянув перед собой длинные ноги.

Сквозь опущенные ресницы он смотрел то ли на меня, то ли на закат. Даже несмотря на умиротворенное выражение лица, в его глазах по-прежнему полыхали отблески непотухающего пожара.

– Иди ко мне.

В этом голосе не было мягкости, только бесконечная усталость.

Молча отвернувшись, я отошла в сторону. Но мое тело изнывало от желания растянуться во весь рост на толстом пледе, чтобы, раскинув руки в стороны, понаблюдать, как умирает солнце. Было в этом что-то бесконечно грустное и упоительное.

– Саш… – тихо позвал Клим.

Я чувствовала негу, охватившую его. Загипнотизированная этими ощущениями, я подошла ближе. Клим привстал и, обхватив мое запястье, мягко потянул на себя. Я приземлилась на колени.

Клим, не сводя глаз с моего лица, продолжал держать меня за руку.

– Отпусти.

Какое пустое глупое слово. Будто я верила, что он может это сделать.

Ничего не ответив, Клим неуловимым движением развернул меня к себе спиной и, усадив на плед, прижал к груди. Его согнутые в коленях ноги оказались по обе стороны от меня. Большие ладони легли мне на живот. Дыхание коснулось онемевшего затылка.

Как ловко он обращался с моим телом.

Я замерла. Расклешенный низ платья веером разметался вокруг моих не тронутых загаром бедер. Грудь, стянутая черной тканью, напряглась. Я начала задыхаться.

Переплетя меня своими сильными жилистыми руками, Клим низко наклонил голову и прижался губами к моей шее.

– Расслабься, – пробормотал он, оставляя на коже мурашки.

Мне хватило сил, чтобы громко усмехнуться. Пытаясь побольнее уколоть его, я спросила:

– Встретить закат в обнимку – это то, что ты не успел сделать со своей любимой?

Клим на секунду замер. Кожей я почувствовала легкую улыбку.

– Встречали и не раз. И занимались любовью, пока не наступала ночь. Прямо здесь. Это было наше любимое место.

Внутренности обожгло. Черт! Я дернулась вперед, но Клим продолжал крепко держать меня. Его горячие губы касались моих шейных позвонков, а пальцы еле заметно поглаживали напрягшийся живот. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее он возбуждался.

Глубоко вдохнув, я попыталась максимально расслабиться. Посмотрев на солнце, практически скрывшееся за горизонтом, я медленно спросила:

– Ты говорил, я должна сделать то, что не успела она. Что именно?

Я чувствовала, что получу сегодня ответы хотя бы на часть своих вопросов. О том, что всё это может закончиться сексом на покрывале, усыпанном листьями от старой яблони, я старалась не думать.

Это всего лишь секс. Клим не достанется ничего, кроме моего тела.

Помолчав, парень тихо сказал:

– Ева не успела помириться с отцом.

Он отстранился, и я почувствовала, как кожа на шее, обласканная горячими губами, начала остывать.

– Но при чем тут я? Как я могу сделать это за нее?

Задавая этот вопрос, я резко развернулась. Я хотела видеть лицо Клима. Теперь я стояла перед ним на коленях и напряженно вглядывалась в мерцающие в полумраке глаза.

Клим с сожалением выпустил меня из своих рук. Откинув голову, он с затаенным удовольствием рассматривал меня. Ему нравилась моя горячность.

– Ты можешь подарить старику успокоение. Ева хотела бы этого.

Горящие черные глаза впились в мое лицо. Я чувствовала, как голова начинает кружиться.

– Каким образом? – отрывисто спросила я.

Клим на секунду прикрыл глаза, затем открыл их и медленно проговорил:

– Он одинокий старик, который потерял единственную дочь. Просто дай ему возможность выговориться.

Я с силой сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Я не священник, черт возьми, и не психолог! И даже не Ева, как бы они этого не хотели! Зачем меня впутывают во всё это?

– Из-за чего они поссорились? – резко спросила я.

Я знала, как звали погибшую девушку, но не могла заставить себя произнести ее имя. Наши судьбы и так слишком тесно переплелись.

– Отец запрещал Еве встречаться со мной.

Откинув голову, я хрипло рассмеялась. Это действительно было смешно.

Нервный смех сотрясал мое тело.

Я не понимала, чего хочет от меня этот странный парень. Мне казалось, я навсегда застряла в этом доме, и каждый мой божий день будет заканчиваться закатом под старой яблоней и чужими ненавистными руками на теле.

Я не могла успокоиться. Смех уже давно перерос в отчаянные рыдания. Зажав ладонью рот, я выла в голос.

Я всегда боялась показать свои чувства и быть непонятой. Но теперь мне было всё равно.

Я даже хотела, чтобы меня обозвали дешевой актрисой и влепили хлёсткую пощечину. Это отрезвило бы меня. Это вернуло бы прежнюю перепуганную, насмерть зажатую девочку.

Но Клим сделал по-своему. Он обнял меня и погладил по волосам.

До мяса впившись ногтями в собственные ладони, я пыталась воскресить в сердце ненависть и страх, вспомнить о своей несвободе. Я лихорадочно пыталась уцепиться хоть за что-то…

Но горячие ласковые губы и нетерпеливо подрагивающие руки было уже не остановить. Я бы и не смогла. Теперь уже нет.