В литературе серьёзно то, что отлично сделано с мастеровой точки зрения, что, к тому же, долго не отпускает читателя, заставляя мысленно возвращаться и возвращаться к уже прочитанной книге.
В конце-концов, у каждого имеется своя рифма на слово «звезда».
– У Вас религиозный муж, а собственные взаимоотношения с иудаизмом?
– Как с папой. Даже если с чем-то не согласна, лучше промолчать и сделать так, как он требует. Все равно потом выясняется, что он был прав.
Кстати, папа-то у меня как раз атеист и находится в здоровой критической оппозиции к религиозной части общества. Например, приехав, ужасно возмущался, что по субботам здесь не ходит транспорт. «Что за безобразие! – восклицал папа. – Это ущемление права личности на свободу передвижения!»…
Прошло года полтора, родители снимали квартиру в центре города и полюбили спокойные субботние прогулки по тихим улицам. Когда мимо проезжал чей-то частный автомобиль, папа восклицал: «Что за безобразие! Какое право они имеют разъезжать в субботу! Это ущемление права личности на тишину!»
«…если уйдет чародей и останется только рассказчик и учитель, мы очутимся в неинтересной компании».
<...> я отношусь к тому роду людей, которые любят свое настоящее, а не прошлое. И детство и юность у меня были трудны. И когда все это трепетное барахло осталось в прошлом, я вздохнула полной грудью и поняла, что ничем не обязана самой себе — своим воспоминаниям, детским привязанностям, детским мечтам.
«журнал «Юность» был самым тиражным в Советском Союзе литературным журналом. Мне и сейчас приходится втолковывать разным славистам и западным журналистам, что произнесенная мною цифра тиража «Юности» – три миллиона, – это не плохой мой английский, не оговорка и не хвастовство. На меня подозрительно смотрят, осторожно поправляют – три тысячи?
– Нет, – терпеливо повторяю я. – Три миллиона экземпляров.
– Э-э-э... – деликатно жуют губами мои собеседники. – Вы хотите сказать – ТРИДЦАТЬ тысяч?!
– Миллиона, – раздраженно говорю я. – Три!
– Как?! Неужто ТРИСТА тысяч?!
Так что, кроме «гражданских лиц» меня читали уголовники, моряки и солдаты, – вы только представьте в реальности этот безумный тираж, который, помимо подписчиков, библиотек, университетов-школ и детских садов распределялся по тюрьмам, воинским частям и кораблям военно-морского флота. А ведь публикация в журнале «Юность» – в отличие от, скажем, «Нового мира» или «Знамени» – предварялась фотографией автора. Я немедленно стала получать страстные письма! Какой-нибудь Коля Петров по кличке «Чекушка», осужденный по статье за пьяную драку с нанесением жестоких телесных повреждений, писал, что освободится через полгода, приедет, и тогда мы сможем пожениться».
Нашей полиции тоже совсем не скучно. Все дни христианской Пасхи усиленные наряды служб безопасности курсируют по Старому городу и охраняют святыни. Да не от террористов! От паломников. Они же все разные: католики, протестанты, лютеране, православные…— Поверишь, — говорит знакомый полицейский, — ни единого года без драки не обходится.
А не будем охранять, так и смертоубийства жди. Ох, и дерутся братья во Христе! Ох, и топчут друг друга… В этом году с главного их Патриарха шляпу сбили!
— Шляпу?!
— Ну… митру, или как этот головной убор называется… А сколько увечий среди паломников!(За что уважаю любую религию — за смирение. За любовь к ближнему.)
И интеллигент-гуманист во мне давно уже не то, что задушен, нет, – просто трибуну я ему предоставляю не в первую очередь. Потому как он что-то упустил в развороте мировых событий последних десятилетий.
Вообще, здесь – на улицах, в учреждениях, в транспорте – часто хочется, чтобы хотя бы кто-то помолчал…
И вдруг ты видишь на задней площадке автобуса или за столиком кафе знакомое родное лицо и через мгновение обнаруживаешь, что размахивая руками, громко зовешь по имени приятельницу или друга. Она или он вскакивает навстречу… и вот уже благие мысли о сдержанности и тишине отметены потоками быстрой громкой речи, подкрепленной энергичной жестикуляцией. Твоей собственной речи.
У любого человека в жизни есть чувства и события, заставляющие плакать. А тем более у женщины… Женщина может плакать от усталости, от недосыпа, оттого, что платье под утюгом сгорело. И это будут самые искренние горе и беда в данные 20 минут времени.